До Большого Террора. Часть 2
(Продолжение. "До Большого Террора. Часть 1") Нехорошие аллюзии - 2 (продолжение)
Продолжаю публикацию про дальнего родственника С.К.Бельгарда.
- Чего ради он возвратился из Англии в 1929 г.?
- Обстановка в стране на момент ареста
- Дело Госбанка. Печальный конец
Дело вредительской организации в Госбанке СССР
Возвращенец
Для начала зададимся вопросом: почему он не остался за границей? Почему, имея все возможности для этого, не стал невозвращенцем? Только с октября 1928 г. по август 1930 г. в Советский Союз отказалось вернуться 190 сотрудников советских торгпредств (с осени 1928 по осень 1929 г. - 72) [98]. Многие соратники СК по первой делегации 1920 г. так и поступили (тот же Либерман, например). При первых признаках надвигающихся неприятностей они «выбирали свободу». Даже бывший руководитель СК - сам Нарком Красин всерьез рассматривал такую возможность, деловито рассматривая различные варианты будущей страны пребывания в письмах к жене [99]. И кто знает, может быть, так бы и произошло, если бы не его ранняя смерть в том же Лондоне в ноябре 1926 г.
Был еще один невозвращенец, имевший прямое отношение к СК и его повышению - глава Госбанка СССР А.Л.Шейнман (1886-1944). В начале 1929 г. он вел важные переговоры в США с National City Bank. Дело шло к соглашению, когда Сталин выяснил, что переговоры проходили на основе директив, не одобренных Политбюро и, более того, неизвестных ему лично. Была дана команда свернуть миссию. Шейнман поначалу заартачился, не желая заканчивать успешное дело, но ему было предложено «под страхом ответственности» немедленно прекратить переговоры и возвратиться в Москву. Запахло жареным, и глава Госбанка решил остаться за границей (вообще-то говоря, он уже с лета 1928 г. находился там безвыездно «на лечении»). Об этом поступке высокопоставленного чиновника неожиданно было объявлено 20 апреля 1929 г. на пленуме ЦК ВКП(б). Естественно разразился большой политическийскандал, была создана специальная комиссия Политбюро по этому вопросу, которая путем сложных и долгих переговоров смогла достичь договоренности с невозвращенцем о его лояльности в обмен на отказ от попыток преследования и некую пожизненную плату за молчание. (Шейнман был хорошо осведомлен о сети коммерческих предприятий, которые являлись прикрытием для Разведывательного управления РККА за рубежом. Кроме того, на его личном заграничном счете находились крупные суммы государственных денег. В результате сделки ему доверили руководство отделением «Интуриста» в Лондоне. Он возглавлял его до начала войны в 1939 г., тогда же приняв гражданство Великобритании. Закончил свою жизнь кладовщиком на одной из лондонских фабрик.)
После столь громкого скандала в Госбанке усилились чистки сотрудников аппарата, и так уже шедшие полным ходом. На пост Председателя Правления был назначен Пятаков, бывший до этого заместителем Шейнмана, а директором Правления стал наш СК - вроде бы, как нельзя кстати оказавшийся в Москве (он был вызван туда еще при бывшем главе Госбанка) [93].
Так почему же он всё-таки вернулся? И каково было его истинное отношение к новому режиму?
Вторая жена СК в письме к председателю ОГПУМенжинскому особо подчеркивала тот факт, что муж неизменно возвращался на родину. Это свидетельствовало, по ее мнению, о том, что он «никогда не мог быть против советской власти» [100]. Как было на самом деле, мы вряд ли теперь узнаем - для этого нужны какие-то личные воспоминания близких ему людей.
Возможно «против» он и не был, но крайне сомнительно, чтобы сын камергера смог полностью принять власть «хама». Проводя время и за границей, и в Советском Союзе, он не мог не видеть огромной разницы между двумя политическими системами, не ощущать на себе той удушливой атмосферы, в которой существовали «буржуазные спецы», находящиеся в СССР и вынужденные всячески лицемерить и скрывать свои мысли и воззрения не только от вездесущих «органов», но и от близких друзей и родственников. Особенно это касалось высокопоставленных «беспартийных», каковым и был СК. Страх перед ОГПУ в этой среде был повсеместным - об этом имеется множество свидетельств и воспоминаний. Конечно, находясь за границей, «спецы» также не были свободны от опеки чекистов, соглядатаев и доносчиков, но всё же в этом смысле там было посвободнее, не говоря уж о материальной стороне дела.
Вызывая на родину сотрудников загранаппарата, а потом и репрессируя их, власть совершала огромную ошибку. Ведь большинство «спецов» добросовестно служило и готово было служить и дальше, только если бы им позволили работать на благо Советской России за рубежом. Так они трактовали свой долг перед страной и ее народом. Немаловажную роль здесь играли профессиональный интерес и относительная самостоятельность - они любили свою работу, а привыкнув в дореволюционное время к некоторой свободе, ощущали свою большую полезность для родины, проживая за рубежом, нежели при нахождении в ее пределах. В СССР конца 20-х годов народившаяся новая бюрократия подавляла всякое живое и продуктивное действие. Каждое движение надо было согласовывать с начальством, при этом постоянно опасаясь обвинения в «контрреволюционности». Старые коммунисты, пока еще не вычищенные Большим Террором, крайне недоверчиво относились к «недобитым буржуям» и всячески втыкали им палки в колеса [108].
Всего этого не мог не знать СК, возвращаясь в Москву в марте 1929 г. Неужели тот «эгоизм», о котором он говорил в своей дневниковой записи от 9 ноября 1917 г., развился до такой степени, что поборол «чувства стыда и позора за свою несчастную родину»? Стремительная карьера, материальное благополучие могли повлиять в его приятии советской власти и притупить чувство опасности - ведь он был сравнительно молод (38 лет) для всех этих ответственных постов, которые он занимал и которые ему еще могли посулить.
К нему также не был в полной мере применим институт заложничества, широко используемый ОГПУ для удержания человека на коротком поводке (когда семью командированного не отпускали вместе с ним за границу) - в Лондоне оставалась его первая жена. Хотя в данном случае возможен противоположный вариант: СК наоборот сам стремился в Москву к будущей второй жене, если они уже были знакомы к этому времени (подробнее об этом - ниже). К тому же, возможно, в Москве еще была жива его мать (см. соответствующее замечание выше).
Возможно он был просто застигнут врасплох, и арест его к какой-то мере стал случайностью - СК оказался не в том месте не в то время. Хотя, не оставшись на Западе, вряд ли он дожил бы до старости без всяких репрессий, учитывая его послужной список.
Обстановка
Надо понимать, на каком историческом и конкретном фоне проходило «дело Госбанка». Действительно - возвращение «спеца» в Россию состоялось в самый неподходящий для этого момент - наступил год Великого Перелома.
Новая Экономическая Политика сворачивалась. Крестьянству ломали хребет коллективизацией. Сталин, упрочивая свою власть, добивал остатки «правой оппозиции». Еще ранее 6 июля 1928 г. приговор по Шахтинскому делу открыл кампанию против «вредителей» и череду соответствующих процессов. В течение всего 1929 и половины 1930 гг. ОГПУ готовила новые дела о вредительстве, связывая их все с неким единым «центром», якобы запустившим свои щупальца в среду интеллигентской фронды, вырабатывающей для государства стратегическую альтернативу, в центральные хозяйственные органы и в армию. Эти дела вылились как в показательные процессы, так и во внесудебные Решения Коллегии ОГПУ.
Все это происходило на фоне массовых «чисток» в партии и государственных учреждениях, усугубляя обстановку доносительства и шпиономании. В Госбанке по итогам чистки из общего числа проверенных 2554 сотрудников было вычищено по различным категориям 213 человек (8,3%) [104]. Материалы, собранные во время чисток, служили дополнительной информацией для дел вредителей, а «вычищенные элементы» становились потом осужденными.
Вот наиболее значительные дела и процессы этого времени:
- - Промышленной партии - процесс 5 ноября - 7 декабря 1930 г.
- - Союзного бюро РСДРП (меньшевиков) - процесс над 14 обвиняемыми в Колонном Зале Дома Союзов с 1 по 9 марта 1931 г. Всего по делу осуждено 122 человека.
- - «организации» военных специалистов (операция «Весна») с арестами в течение всего 1930 г. и закончившееся расстрелами в мае 1931 г.
- - Академическое дело ученых-гуманитариев во главе с академиками С.Платоновым и Е.Тарле - приговор от 8 августа 1931 г.
- - Трудовой крестьянской партии - обвинительное заключение 21 сентября 1931 г., приговор Коллегии ОГПУ 26 января 1932 г.
Прошло «обезвреживание» множества других менее значительных групп вредителей, включая сотрудников Госбанка, среди которых и был СК. Его взяли как раз на волне массовых арестов конца лета - начала осени 1930 г., связанных со всеми вышеперечисленными делами.
В «Деле Госбанка» имелась и конкретная финансовая подоплека. Страна находилась в глубоком экономическом кризисе (собственно, борьба с вредительством в огромной степени служила для перекладывания ответственности за собственные провалы на «буржуазных специалистов»). Ускоренная и искусственно подхлестываемая индустриализация привела к дисбалансу между различными отраслями народного хозяйства. Многие сотни миллионов рублей оказались вложенными в незавершенное строительство, не давая отдачи. Для централизации и упорядочивания денежной политики в середине 1929 г. была запущена кредитная реформа, за которую должен был отвечать глава Госбанка Пятаков. С поставленной задачей он не справился и на волне борьбы с вредителями в лице СК и других сотрудников легко нашел козлов отпущения. Заметим, что это было типичное поведение для большевикаПятакова - ведь это именно он «подставил» своего бывшего начальника Шейнмана, не вынеся на одобрение Политбюро злополучные директивы для американо-советских переговоров. Потом в 1937, пытаясь спасти себя, Пятаков просил предоставить «любую форму реабилитации» и, в частности, «разрешить ему лично расстрелять всех приговоренных к расстрелу по процессу, в том числе и свою бывшую жену».
Экономический кризис нарастал. К лету 1930 г. госбюджет был практически разорен. Огромный его дефицит латали за счет повышения цен, введения обязательной подписки на займы, а главное - печатанием денег. Еще в августе 1929 г. была введена карточная система, но это не спасало экономику. Население в условиях инфляции массово скупало товары в запас и местами переходило к натуральному товарообмену: сельхозпродукты на промтовары. Ко всему прочему, страну охватил острый кризис разменной монеты. «Поскольку бумажные деньги постоянно падали в цене, население накапливало мелкую разменную монету, содержащую небольшую долю серебра. Произошло раздвоение денежной системы, сложился разный курс цен в монете и бумажных банкнотах, а в ряде мест продавцы вообще отказывались принимать бумажные деньги. Огромные суммы в серебре оседали в кубышках. Несмотря на чеканку новой монеты, в основном из дефицитного импортного серебра, ее не хватало» [101].
Неожиданно летом 1930 г. к вопросу о разменной монете обратился сам Иосиф Виссарионович. Он взял руководство в свои руки - для начала отклонил делавшееся еще в феврале предложение о закупке импортного серебра для чеканки. Как это водится, он стал решать проблему чисто репрессивными методами.
«С конца июля в советской печати началась кампания по поводу кризиса разменной монеты, который был объявлен результатом происков классового врага. В газетах сообщалось о многочисленных арестах спекулянтов монетой и помогающих им служащих торгово-кооперативных организаций, банков и т.д.» [101]. Результаты насильственных изъятий серебра ведомством Менжинского крайне разочаровали Сталина. Не откажем себе в удовольствии привести обширную цитату из его письма к В.Молотову, написанного не ранее 6 августа 1930 г.:
Результаты борьбы с голодом разменной монеты почти что ничтожны - 280 тысяч руб - чепуха. Видимо, покусали немного кассиров и успокоились. Дело не только в кассирах. Дело в Пятакове, в Брюханове и их окружении. И Пятаков, и Брюханов стояли за ввоз серебра. И Пятаков, и Брюхановпроповедовали необходимость ввоза серебра и провели соответствующее решение… которое мы отвергли…, обругав их «хвостиками» финансовых вредителей. Теперь ясно даже для слепых, что мероприятиями НКФ руководил Юровский (а не Брюханов), «политикой» Госбанка - вредительские элементы из аппарата Госбанка (а не Пятаков), вдохновляемые «правительством» Кондратьева-Громана. Дело, стало быть, в том, чтобы: а)основательно прочистить аппарат НКФ и Госбанка, несмотря вопли сомнительных коммунистов типа Брюханова - Пятакова, б) обязательно расстрелять десятка два-три вредителей из этих аппаратов, в том числе десяток кассиров всякого рода, в) продолжать по всему СССР операции ОГПУ по изоляции мелк[ой] монеты (серебряной).» [102]
- - Н.П.Брюханов - Нарком финансов до октября 1930 г.
- - Л.Н.Юровский - член коллегии НКФ, Н.Д.Кондратьев - экономист, «ученый-специалист». Оба осуждены по делу «Трудовой Крестьянской Партии».
- - В.Г.Громан - экономист, член Президиума Госплана. Осужден по делу «Союзного бюро ЦК РСДРП(м)».
Здесь мы видим, как еще не вполне кровожадный вождь отказывается поедать партийных товарищей, переводя стрелки на буржуазных спецов-вредителей. Волчий аппетит у него разыграется через несколько лет. Кроме того, нам ясно, что он был хорошо осведомлен о подготовке грядущих процессов - отменно оперирует фамилиями вредителей, хотя они еще не начали давать признательные показания, а дела по ним не запущены в «производство». (Например,Громан был арестован 13 июля, но признание сделал только 13 августа [106].)
Пока же (9 августа) Сталин только выговаривает Менжинскому теми же словами: «Видимо, покусали маленько кассиров и успокоились, как это бывает у нас часто», - но потом угрожающе добавляет: «Нехорошо» [102]. Пожалуй, вот это вот «нехорошо» явилось спусковым крючком для начала всей серии дел против вредителей. Понятно, что они уже были в разработке, но отмашку Председатель ОГПУ дал именно в середине августа - начались массовые аресты и не только среди «кассиров». Тут-то наш СК и попал под раздачу.
2 сентября 1930 г. Сталин удовлетворенно замечает:
«Очень хорошо, что взяли, наконец, в работу «вольных стрелков» из Госбанка и прогнившего насквозь Наркомфина… Придется, по-моему, обновить верхушку Госбанка и Наркомфина за счет ОГПУ и РКИ после того, как эти последние органы проведут там проверочно-мордобойную работу.» [102]
Следует заметить, что к этому моменту непосредственно из Госбанка были взяты только двое: А.И.Лежнев (16 августа) и СК (22 августа). Но Сталин хорошо знал, что продолжение не замедлит себя ждать - с 17 сентября начали арестовывать и других сотрудников Госбанка.
«Проверочно-мордобойная работа» была успешно проведена: и Пятаков, и Брюханов были сняты со своих постов в октябре с переводом на другие должности. Ну а «вольные стрелки» из Госбанка, включая СК, отправились за решетку.
Дело № 27952
Итак, дело Госбанка. Полное архивное название: «Дело контрреволюционной меньшевистской вредительской организации в Госбанке СССР», № 27952 (пять томов). По делу проходило 26 человек (осуждено 25).
К сожалению, непосредственно с самим делом мы не знакомились. Конкретные сведения из него о СК приводятся по книге Е.Боннэр [100]. Нам повезло, что он оказался свойственником семьи академика А.Д.Сахарова.
Как уже отмечалось выше, СК был арестован в ночь на 23 августа 1930 г., но обыск в квартире по Столешникову переулку начался еще 22 августа. Его проводила следователь К-ва (Боннэр отмечает сей факт, как любопытный, поскольку в своей обширной практике просматривания подобных дел впервые столкнулась с женщиной-следователем). В описании обыска мало интересного - разве только, обнаружение «замаскированного шкафа в стене» с «разными носильными вещами, бельем, коврами, серебряными вещами» - в общем-то, ничего необычного.
Первый допрос. СК охотно рассказывает о себе, излагает уже известные нам факты (вернее, излагает Боннэр - нам бы хотелось поподробнее). На все вопросы о к. р. деятельности отвечает отрицательно.
Второй допрос. Состоялся аж 30 ноября! На него СК вызвался сам. (Ага, знаем, как это - «сам». Долго же его обрабатывали.) За время, прошедшее с первого допроса, на воле произошло уже много всего: арестованы почти все подельники, в Госбанке проведена «проверочно-мордобойная работа» и глава егоПятаков смещен со своего поста, полным ходом идет процесс Промышленной Партии. Теперь СК уже охотно рассказывает о своей к. р. деятельности, называет имена, «да» - встречался, «да» - говорил, «да» - передавал.
Последний допрос 18 февраля 1931 г. Отказывается от всего, сказанного на предыдущих:
«Категорически заявляю, что я в к. р. организации не состоял, о существовании такой организации не знал, денег ни от кого не получал. Никаких поручений к. р. характера я не имел и о вредительской деятельности по Госбанку в контрреволюционных целях я не знаю».
Обвинительное заключение 7 апреля 1931 г. В общей части документа сказано: «... К. Р. организация в Госбанке СССР возглавлялась членом союзного бюро ЦК РСДРП(м) В.В.Шером и близко стоявшим к нему Берлацким Б.М.». Обвиняемых 26 человек.
№ 20 Бельгард С.К. обвиняется в том что
а) Состоя директором ИНО, а затем представителем Госбанка в Англии, вошел в к. р. орг., ставившую своей целью свержение Соввласти,
б) Оказал содействие члену союзного бюро ЦК РСДРП(м) Шеру для связи с загр. меньшевистскими деятелями и к. р. объединениями в целях взаимн. информации и получения директив о дальнейшей деятельности организации,
в) Будучи представителем Госбанка в Англии передавал банковским кругам в Лондоне и члену англ. парламенту Уайзу секр. сведения о финансовом состоянии СССР, о годовой добыче платины и мировом потреблении ее, кредитах Госбанка, имеющихся в загран. банках, и о валютной позиции Госбанка в Англии,
г) Поддерживал вредит. деятельность, осуществляемую членами к. р. орг. в Госбанке СССР, и получал денежное вознаграждение от члена союзного бюро ЦК РСДРП(м) Шера,
чем совершил преступ. действия, предусмотренные ст. 58-11, 4, 6, 7.
- - Шер Василий Владимирович (1884-1940) - в 1903-1920 гг. - меньшевик. Член правления Госбанка СССР, заместитель заведующего архивом Института К. Маркса и Ф. Энгельса. Арестован 13 сентября 1930 г. и осужден по делу «Союзного Бюро» на 10 лет. Наказание отбывал в Верхнеуральском политизоляторе. Умер в заключении.
- - Берлацкий Борис Маркович (1889-1937) - в 1904-1922 гг. - меньшевик. Член правления Госбанка СССР. Арестован 2 декабря 1930 г. и осужден по делу «Союзного Бюро» на 8 лет. Наказание отбывал в Верхнеуральском политизоляторе, а затем в Балашовской тюрьме (Лен. обл.), где и умер в декабре 1937 г.
Дело слушалось в Коллегии ОГПУ 25 апреля 1931 г. Как такового приговора нет - только список приговоренных и против каждой фамилии - мера наказания. Первым идет СК - расстрелять. Далее, 10 человек - к заключению в концлагерь на 10 лет, 8 человек - к заключению в концлагерь на 5 лет, 1 человек - дело слушанием отложить. Внизу листа написано: «Имущество всех 25-ти конфисковать. Семьи выслать. Дело сдать в архив».
Последняя запись в деле: «В порядке надзора 6.6.1961. Дело прекратить за недоказанностью предъявленных обвинений. Ген. лейт. юстиции - А.Г.».
Через 4 дня после решения коллегии - 29 апреля 1931 г. СК был расстрелян. Похоронен в Москве на Ваганьковском кладбище [103].
(Окончание в "До Большого Террора. Часть 3")