До Большого Террора. Часть 3
(Окончание. "До Большого Террора. Часть 1" и "До Большого Террора. Часть 2") Нехорошие аллюзии - 3 (окончание)
Заканчиваю публикацию про дальнего родственника С.К.Бельгарда.
Начало - см. Нехорошие аллюзии - 1
Продолжение - Нехорошие аллюзии - 2
- Главный вопрос по делу
- Дела семейные. Две жены
Замечания по делу. Главный вопрос
Судя по всему, к середине августа 1930 г. окончательный сценарий показательного сериала о многочисленных организациях вредителей еще не был написан. Актеры по ролям тоже не были распределены. Сначала забирали всех без особого разбора - широким неводом, и только потом арестованных «прикрепляли» к определенным делам.
Первым сотрудником Госбанка, попавшим в этот невод, был Юровский (26 июля). Правда он только формально находился в совете Госбанка, а вообще-то был интересен для ОГПУ как бывший начальник Валютного управления НКФ. 16 августа арестовали А.И.Лежнева, работавшего в Финансово-Экономическом Бюро, затем 22 августа пришли за СК. С 17 сентября начались более конкретные аресты сотрудников Госбанка и одновременно работников Наркомфина. Набралось 48 человек - группа Юровского-Лежнева. Сценарий видимо начал обретать форму, и эту группу разделили: 21 госбанковца определили к «ячейке Союзного Бюро меньшевиков в Госбанке», а 18 наркомфиновцев стали членами «Трудовой Крестьянской Партии». По ходу дела аресты продолжались - последние обвиняемые по делу ячейки Госбанка были взяты 16 декабря, причем это были уже не действующие сотрудники, а «вычищенные» ранее и работавшие в других ведомствах. Видимо нужна была массовость, и в «дело Госбанка» добавили еще пятерых - итого получилось 26 человек.
Понять иезуитскую логику сценаристов трудно, но «Дело Госбанка» попридержали и сделали его подчиненным другому делу. Решено было создать более крупную вредительскую организацию - некий имевший связи с заграницей «центр», который руководил бы другими группами вредителей. Так появилось дело «Союзного Бюро ЦК РСДРП (меньшевиков)». Аресты по нему шли по апрель 1931 г. (т.е. после завершения открытого процесса), а последние полезные для представления в суд признательные показания были получены во второй половине февраля [106]. Дело слепили наспех и 1-9 марта 1931 г. вынесли его на открытый показательный процесс в Колонном Зале Дома Союзов. Суд широко освещался в советской прессе, и за ежедневными отчетами о его ходе следила вся страна. Все обвиняемые были осуждены на 5 и 10 лет ИТЛ. Хотя на открытые заседания было выведено 14 человек, всего же по этому делу было привлечено к ответственности 122 - «тройками» и Коллегиями ОГПУ выносились решения как до, так и после открытого суда.
К «делу Госбанка» ОГПУ вернулось уже после завершения процесса «Союзного Бюро». Теперь можно было без особых хлопот привязывать обвиняемых к уже осужденным по другому делу - достаточно было найти незначительные и чисто формальные факты взаимоотношений, встреч и переписки. Решение было принято на закрытом заседании Коллегии ОГПУ без всяких сложностей открытого суда, требующего подготовки и репетиций.
Теперь - главный вопрос: почему СК стал единственным расстрелянным по этому делу?. Чем же он так не угодил?
Его подельник такого же ранга - другой директор Правления Госбанка В.С.Коробков (1887-1952) за аналогичные «преступления» был приговорен к расстрелу с заменой на 10 лет лагерей - как тогда говорили: «десять лет с испугом». Но не расстреляли же! Потом многим отбывающим наказание по делу Госбанка срок был сокращен, а некоторым даже заменен на высылку. Тот же Коробков вышел из БАМлага 13 июня 1935 г., а в 1940 уже работал в системе ГУЛАГа под Москвой. И хотя судьбе Коробкова не позавидуешь, все-таки он умер своей смертью на свободе [93].
То же относится и к осужденным по родительскому процессу «Союзного Бюро» - ни одного расстрела! По крайней мере среди тех 14-ти, что были в Колонном Зале. А казалось бы? - отъявленные вредители, выявлена связь с заграницей, общественное мнение подготовлено … Знай стреляй! Главарей вредительского заговора Шера, Берлацкого и других пощадили, а члена подчиненной им ячейки казнили. Где логика? А нет ее.
Для кого-то время действительно оказалось «вегетарианским», а для кого-то обернулось самым трагическим образом. Спецслужбы только оттачивали свое оружие, система массовых репрессий была еще не отлажена - вот ее иногда и заносило, что называется «колбасило».
Характерно исполнение (или, скорее, невыполнение) другой части решения Коллегии ОГПУ о конфискации имущества и высылке семей. В ожидании последствий приговора родственники осужденных перевозили к дальней родне и знакомым мебель и ценности. Боясь уплотнений, сами подселяли к себе жильцов. Чтобы избежать высылки они прибегали к различным ухищрениям, которые иногда срабатывали, что невозможно представить в более позднее время. Они писали заявления и ходатайства, представляли характеристики на детей, и даже обращались к врачам для получения отсрочки. Например, отъезд семилетнего сына Коробкова - Анатолия был отложен на месяц из-за высокой температуры - «в данное время следовать с матерью не может» [93]. Кроме того, возникало множество семейно-имущественных коллизий, к которым «органы» оказались не готовы. В результате Коллегия ОГПУ в период с 15 мая по 28 июня 1931 г. решила пересмотреть свои приговоры в отношении конфискации имущества и высылки семей многих осужденных. Скорее всего, именно поэтому избежали этой участи родственники СК - вторая его жена с ребенком от первого ее брака. (Этим вопросом задавалась Боннэр, недоумевая, почему приговор в этой части не был исполнен).
Как видим, налицо относительная «гуманность» и «вегетарианство». Даже пожелание Сталина - «обязательно расстрелять десятка два-три вредителей» - не было исполнено. И вместе с тем имеется какая-то избирательная кровожадность и жестокость. Конечно, СК не был единственным, кто был приговорен к высшей мере наказания в ходе всех этих дел - были и другие фигуры, которых уничтожали без видимых на то причин. Например, экономистП.И.Пальчинский, на процессе Промпартии названный идейным вдохновителем некоего «Инженерного центра», был арестован еще 21 апреля 1928 г., а расстрелян решением всё той же Коллегии ОГПУ 22 мая 1929 г. Но в данном конкретном деле «Госбанка» случай СК уникален.
Есть мнение, что суровость наказания Пальчинского была обусловлена его отказом давать нужные показания. Может быть, и в случае СК было нечто подобное? С другой стороны, 16 человек из 25 осужденных по «делу Госбанка» не признали свою вину и не давали компромата на других - тем не менее, их не расстреляли.
Боннэр в своей книге глухо упоминает, что следователей сильно интересовали обстоятельства подозрительной смерти жены, оставшейся в Лондоне. Может быть, где-то здесь кроется разгадка?
Но не будем гадать - вряд ли причины казни СК окажутся рациональными. Разбираться же в логике палачей - себе дороже.
Дела семейные. Две жены
ж1: NN (?-1929), умерла при невыясненных обстоятельствах (покончила жизнь самоубийством?) - тело найдено 18 декабря 1929 г. в одном из отелей Лондона.
СК был женат дважды. Про первую жену нам мало что известно: ни имени, ни даже гражданства мы не знаем. По некоторым источникам она была уже в составе делегации Красина в 1920 г. Однако обнаружить ее среди делегатов не удается. С.И.Либерман, описывая участников миссии, упоминает только одну женщину [96]:
В качестве переводчицы и стенографистки с нами поехала талантливая музыкантша Лунц; она не вернулась в Россию, ибо вышла замуж, пока мы вели в Лондоне разговоры о лесе и машинах.
Если бы она вышла замуж за СК, то автор воспоминаний наверняка бы это отметил.
О самом факте существования NN и некоторых обстоятельствах ее смерти мы знаем пока по трем источникам, причем, сведения из двух - косвенные.
Первый источник - ОГПУ - «дело Госбанка» в изложении Е.Боннэр. Крайне скудная информация. Пересказ анкетного листа: «Первая жена осталась в Лондоне. Потом покончила жизнь самоубийством». И еще одно предложение в конце главы про СК: «То, что ОГПУ больше интересовала первая жена, которая осталась в Англии и по неизвестной причине покончила с собой». Вот, собственно, и всё. Но, по крайней мере, ссылка на ОГПУ не оставляет сомнений факте существования NN. Жаль, конечно, что Боннэр не пишет более подробно - наверняка в анкетном листе имеется и имя жены и другие данные. Наше знакомство с этим листом могло бы разом снять многие вопросы. Но, увы…
Второй косвенный источник - сборник кратких аннотаций и ссылок на некрологи в зарубежной печати 1917-1997 гг. [80]. В первом томе имеются две записи на страницах 264 и 265 (воспроизводим дословно):
БЕЛЬГАРД (без инициалов!) (? - до 18 дек. 1929, Лондон).
Жена советского специалиста С.К.Бельгарда, родственника сенатора, приехавшего в Лондон в 1920 г. в составе делегации Красина. Был специалистом по финансовым вопросам. Умерла при невыясненных обстоятельствах. Труп был обнаружен в Лондоне в одном из пансионов 18 дек. 1929 г.
Новое русское слово. - Нью-Йорк, 1930, 3 янв., № 6186.
Последние Новости. - Париж, 1929, 20 дек., № 3194.
БЕЛЬГАРД С.К. (? - 1929).
Родственник сенатора А.В.Бельгарда. После окончания училища правоведения служил в кредитной канцелярии, продолжал служить как «спец» и при большевиках. В 1920 г. был командирован в Лондон. После вызова в Москву в 1929 г., вероятно, был расстрелян. Оставшаяся в Лондоне жена была найдена мертвой. Велось расследование причин смерти.
Руль. - Берлин, 1929, 22 дек., № 2760.
Обе аннотации ссылаются на три некролога в эмигрантских газетах. Любопытно, что все некрологи посвящены смерти жены, хотя заметку в берлинской газете Руль авторы сборника относят к СК (да это и не некролог вовсе). Видимо отъезд его в Советскую Россию в то время уже воспринимался как смерть. В сообщениях много несообразностей, но дату нахождения тела жены можно считать достоверной.
Что касается самих источников, то нам удалось найти только последний - заметку в газете Руль. Приводим ее полностью:
Вырезка из газеты «Руль»
Берлин, 1929, 22 дек., № 2760.
Это сообщение, похоже, шло по следам публикации в парижской газете Последние Новости от 20 декабря и исправляло допущенную там ошибку с «сыном сенатора А.В.Бельгарда». Сенатор в это время жил в Берлине и был слишком заметной фигурой в местных эмигрантских кругах, чтобы не знать, кто чей родственник. Автор заметки не скрывает, что пользуется слухами, предполагая расстрел СК, хотя, как мы знаем, в это время тот был вполне себе жив и находился на свободе. Точно так же следует отнестись к намеку о насильственной смерти жены от рук чекистов.
Впрочем, дело со смертью NN действительно кажется подозрительным. Считается, что она покончила жизнь самоубийством, но следствие велось английской стороной, и результатов его мы не знаем. С другой стороны, Боннэр пишет, что следователи ОГПУ на допросах «больше интересовались» первой женой, причина самоубийства которой была им неизвестна. А ведь дело в отношении СК было посвящено совсем другим вопросам. Почему же они так интересовались посторонним предметом? (Правда, для высасывания из пальца липового дела любое лыко было в строку.)
Если предположить, что к смерти NN приложили руку чекисты из отдела секретных операций, то следователи, стряпавшие «дело Госбанка», понятное дело, не были осведомлены о такой операции по самой сути слова «секретных». Зато о ней обязан был знать глава ОГПУ Менжинский. В этом случае он был в курсе обоих дел, тем более, что СК, как подчиненный, был знаком ему еще с 1917 г. Чтобы спрятать концы в воду он и приказал ликвидировать директора Правления. Это к вопросу, почему СК был единственным расстрелянным по «делу Госбанка». Конечно, это только одна из версий и она, по большему счету, ни на чем не основана, кроме наших предположений.
Есть и другая версия причины самоубийства NN - по «личным мотивам», и она кажется нам более правдоподобной. Боннэр пишет: «брак [СК с Бандровской] был недавний - не больше года» [100]. Трудно сказать, какой момент времени имеется в виду: арест - август 1930 или приговор - апрель 1931, но в любом случае, чтобы брак состоялся, необходимо хоть какое-то предварительное знакомство. Это значит, что, вероятно, к концу 1929 г. СК уже был в связи сВалентиной Бандровской, если уже не был женат на ней.
Отношения с Бандровской и NN вообще могли проходить параллельно, что было довольно заурядным делом для работников загранаппарата, живущих как бы на две страны. Перед глазами СК был яркий пример: все тот же Л.Б.Красин имел официальную жену с тремя детьми, которых он ещё 1917 г. предусмотрительно вывез сначала в Швецию, а затем в Лондон. При этом в Москве у него были другая полу-официальная жена на 23 года его младше и дочь от нее, которой он даже дал свою фамилию. Первая жена об этом знала - на этой почве у них были постоянные размолвки, но Красин продолжал врать и жить на две семьи [99].
Возможно, NN не была такой покладистой, как первая жена Красина. Узнав о связи СК с Бандровской в конце 1929 г. (может быть, он сам обратился к ней за разводом), она поняла, что осталась покинутой навсегда в чужой стране (если была из России, конечно) и от безысходности покончила жизнь самоубийством.
Еще раз оговоримся, что обе версии - сугубо умозрительны и ни в коем случае не являются окончательными. Необходимы дополнительные изыскания.
ж2: Валентина Владимировна Бандровская (?-?), дочь Софьи Антоновны Бандровской [107].
Брак состоялся около 1929 г., после возвращения СК в Москву из Лондона. Это её второй брак - до этого она была замужем за Николаем Ивановичем Сахаровым (1891-1971) - родным дядей академика А.Д.Сахарова (1921-1989).
От первого брака у нее дочь Ирина 1921 г.р., замужем за Эскиным Александром Моисеевичем (1901-1985).
Здесь пора наконец объяснить, как в орбиту наших исследований попал академик Сахаров, и почему одним из основных источников сведений о СК является книга Елены Боннэр [100].
В своих «Воспоминаниях» [107] академик пишет:
«Еще в тридцатые годы наших близких постигли и другие беды. Первым погиб второй муж тети Вали (мамы Ирины), его фамилия Бельгардт, он - бывший офицер царской и колчаковской армий - был арестован, как большинство бывших офицеров белой армии, и расстрелян в середине 30-х годов».
Типичная семейная легенда - полуправда с искажением фамилии. (До нас самих предание про Бельгардов дошло в виде: «Энгельгарды были потомками парикмахера Марии-Антуанетты».)
Так вот, Елена Георгиевна Боннэр после смерти мужа, готовя книгу о родословной Андрея Дмитриевича Сахарова, натолкнулась на известные нам «дневники петроградского чиновника», опубликованные в журнале «Нева». В предисловии к публикации в числе предполагаемых авторов упоминался некто Бельгард. Памятуя о том, что вторым мужем Валентины Бандровской (тети Вали - см. цитату Сахарова выше) был наш СК, она решила докопаться до истины и выяснить авторство. Для этого Боннэр просмотрела архивное дело № 27952 «О контрреволюционной меньшевистской организации в Госбанке СССР» в части, относящейся к СК. Авторство она подтвердила - действительно, по ее твердому убеждению (и мы с ним согласны) автором дневниковых записей является СК. Тем самым Боннэр стала еще одним независимым исследователем, кто пришёл к тем же выводам. А далее она, заинтересовавшись самим архивным делом, сделала краткие выписки из него и в виде отдельной вставной главы включила их в свою книгу. За что ей, хотя и посмертно, огромное спасибо. (Фотографии СК и Валентины Бандровской тоже взяты из этой книги.)
UPD. Дальнейшее расследование опровергает принадлежность дневников С.К.Бельгарду, автор - Г.С.Дюшен.