Мщение и смерть немецким палачам!
А.Авдеенко || « Красная звезда» №276, 23 ноября 1943 года
СЕГОДНЯ В НОМЕРЕ: Указы Президиума Верховного Совета СССР (1 стр.). От Советского Информбюро. Оперативные сводки за 21 и 22 ноября (1-2 стр.). Капитан К.Токарев. - В излучине Днепра (2 стр.). Майор П.Трояновский. - В белорусских лесах (2 стр.). Старший лейтенант Н.Падалко. - Тактика мелких групп автоматчиков (2 стр.). Инженер-подполковник. Г.Георгиевский. - На фронтовых дорогах (2 стр.). А.Авдеенко. - Мщение и смерть немецким палачам! (3 стр.). Полковник Н.Амосов. - Заместитель командира по политической части (3 стр.). Подполковник И.Жданов. - О потерях немецкой авиации (3 стр.). А.Спекторов. - О фашистском шпионаже в освобожденных районах (4 стр.).
# Все статьи за 23 ноября 1943 года.
Фотоснимки чудовищных зверств, найденные у немцев, взятых в плен в районе Фастова
Эта фотографии найдены в бумажнике, который валялся в куче сорванных погонов, крестов, амулетов, бумаг, выброшенных пленными немцами. Владельцы находились вблизи: в сарае недавно занятого нами села Белогородка, Киевской области. Все они были захвачены в плен в районе Фастова.
Мы пытались на месте установить, кому принадлежат фотографии, место и время этих массовых убийств советских граждан, но пленные молчали и мрачно отводили глаза от уличающих германскую армию документов, хотя для всех сидящих в сарае это были знакомые картины! Они видели и совершали это в Киеве, в Харькове, в Таганроге, в сотнях и тысячах других городов и сёл. Может быть, эти фотографии принадлежали находящемуся в сарае ефрейтору Вильгельму Руллингу из 68 немецкой пехотной дивизии, или же Генриху Мильбауэру из 168 артполка, или же капитану Сельеру из 323 дивизии, или же плюгавому штабс-фельдфебелю Герберту Адальберту, который в 1941 году принимал участие в киевских погромах? Убийца пока молчит. Но следов преступлений ему уже не уничтожить! Убийца хранил фотографии для того, чтобы хвастать ими в кругу убийц. Он не ожидал, что они попадут к судьям. Грозными уликами предстают перед нами эти потрясающие документы.
Вот первый из них. Окраина города. Кирпичная стена большого дома. Вокруг пустырь, сваленные доски, разбитые ящики, хлам. И среди них обреченные советские люди - юноши и старики, которым немцы велели притти, стоять, ждать смерти. Через какие муки они прошли? Чей отец, брат, сын стоял здесь? Сопливый немчик с палкой, которой он, быть может, избивал жертвы, еще не отошел в сторону, еще не прозвучала команда, но уже дыхание смерти на лицах… И всё же советские люди не опускают глаз перед палачами!
Новый акт кровавой драмы. Канава на окраине поселка. Полуголый человек босыми ногами стоит на снегу. А сзади - убийца. С каким удовольствием позирует он перед фотографом! Он поднял руку с маузером, он принял ту самую позу, какая предусмотрена при стрельбе по мишени: ноги широко расставлены, корпус слегка повернут, левая рука - за спину, правая вытянута, и чуть согнута в локте.
Третий снимок. Палач наводит револьвер на новую жертву.
Та же яма. Тот же человек лежит с простреленной головой, его руки сжаты в кулаки. Может быть, он еще дышит... Дрожащая рука палача не могла, видимо, поразить его насмерть, и вот другой немец хладнокровно разряжает маузер. Кровь закипает в жилах, когда смотришь на убийцу - на его руки, ноги, наклон головы, на выражение лица, на перчатки за поясом, на зловещие тени, которые лежат у его ног. Разве это можно забыть? Разве это можно простить?
Много таких фотографий, подобрано нами. На одних буйно цветут сады, на других скучная, покрытая снегом земля, на третьих города и сёла - но всюду - и летом, и зимой, и в городе, и в деревне, на снегу и в грязи, на соломе и в цветах - расстрелянные, зарубленные, повешенные, замученные советские люди. Со сладострастием садистов снимали немцы такие картины. Палачи считали свои фотографии похвальными листами, а они стали обвинительным актом. И нет в мире кары, которая была бы слишком жестокой для этих зверей в эсэсовских мундирах, забрызганных невинной кровью наших братьев и сестер. // А.Авдеенко. 1-й УКРАИНСКИЙ ФРОНТ. (Наш спец. корр.)
**************************************************************************************************************************************************
В белорусских лесах
(От специального корреспондента «Красной звезды)
Это произошло недавно в южной Белоруссии. По проселку, запорошенному снегом, двигалась длинная колонна крестьян - на телегах и пешком, с коровами, овцами и даже гусями. Впереди ехали на гнедых конях два немецких солдата с автоматами и с узлами у седел. Посредине гарцевало еще восемь немецких кавалеристов. Замыкали колонну пулеметная тачанка и пять автоматчиков на военной повозке.
Конвой сопровождал людей, различных по возрасту и одежде. Здесь были седые старики со старухами, мужчины и женщины средних лет, парни и девушки, подростки, малолетние ребятишки, грудные дети. Они шли и ехали в шубах, в пальто, в брезентовых плащах, некоторые в летних пиджаках и легких поддевках, кое-кто кутался в обыкновенные мешки. Многие сидели на телегах, тесно прижавшись друг к другу, но большинство шло пешком, тяжело ступая по мягкому, только что выпавшему снегу.
Кричали гуси, раздавалось мычанье голодной коровы. Но люди молчали, и казалось, что кончился у них запас горестных слов. Они боялись говорить, потому что говорить надо было о будущем, а будущее страшило их больше, чем эти чужие солдаты и прикрытый чехлом пулемет. О чем мог говорить старик Ферапонт Данилушкин, которому в октябре минуло 76 лет и который вот уже восемь лет подряд почти не слезал с печи? Вдруг посадили его на телегу и заставили ехать из родной Семеновки. Куда? Он не знает. Зачем? Тоже не знает. Он знает только одно: если бы не поехал, его убили бы, как убили Ивана Малышева, Илью Решетова, Никиту Гористого, Ферапонт Данилушкин хотел умереть естественной смертью.
О чем могла говорить Анна Добрунь с восьмимесячным ребенком на руках? У нее в августе повесили мужа, подозревая его в связях с партизанами. С приближением фронта немцы сожгли у нее дом, сожгли мать в этом доме, а саму Анну поймали в лесу, как зверя, и вот ведут куда-то на запад, все дальше от родной Злынки.
О чем могла говорить Дуся Паршина, новозыбковская школьница? У нее еще в прошлом году взяли в гестапо отца, а в январе этого года бесследно пропала мать, вызванная в городскую полицию. Дусю днем взяли на улицах города, посадили на машину и привезли в лес за Новозыбков, откуда она и попала в эту страшную колонну.
Сколько шло в колонне людей, трудно было определить. Может быть, три тысячи, а то и четыре. Дорогой колонна то росла, то уменьшалась. Ее пополняли в Огородне-Гомельской, в Тереховке. В ней умирали люди от холода и голода, от страха и страданий. Конвой бесцеремонно расстреливал за малейшую провинность, за грубое слово, за опоздание с водопоя, за отставание, за разговор с человеком из другого села. Умерла на второй версте от Севска старушка Мария Ильинична Улыбина, умер заболевший тифом Сергей Сазонов, умер у Анастасии Капустиной сын Володя. Немцы застрелили Веру Гнатенко, Колю Ворожейкина, Василия Миролюбова. Умирали еще многие и еще многих расстреливали конвойные.
Некоторые женщины и старики осмеливались спрашивать у старшего конвоя Иоганна Швальбе, куда их ведут. Ответ был один для всех:
- Молчать. Наше командование знает, куда вас доставить.
И колонна шла. Она начала свой путь у Севска, прошла Новгород-Северский, Семеновку, Новозыбков, Злынку, Огородню-Гомельскую, Тереховку, двигаясь впереди отступающей немецкой армии. Выпал первый снег. Дорога подмерзла. Дул пронизывающий ветер.
В одном месте проселок повернул к лесу, и когда колонна стала вытягиваться по опушке, вдруг раздались выстрелы. Передовые конвойные вместе с лошадьми повалились на землю, грохнулось четверо кавалеристов в середине колонны, остановились пулеметная тачанка и повозка с автоматчиками. А из лесу выскочили люди с винтовками, с автоматами, с гранатами, одетые большей частью в гражданское платье. Сначала в колонне не поняли, в чем дело. Иные испугались и бросились в лес. Потом кто-то крикнул:
- Партизаны! Наши!
И тут произошло то, что трудно описать. Народ плакал от радости. Все стали обнимать друг друга.
- Вы свободны, товарищи! - громко сказал высокий черноусый партизан в заячьей папахе. - Вы освобождены от вражеского плена, взяты под защиту белорусским партизанским отрядом товарища Ильи. Вы все будете возвращены на свою родину, в родные города и сёла.
Кто-то закричал «ура». Кто-то крикнул: «Слава партизанам!» Кто-то громко заплакал.
Ферапонт Данилушкин на коленях подполз к черноусому партизану и поклонился ему в ноги.
- Встань, встань, дедушка! Чего ты, зачем?
У партизана тоже текли слезы по щекам. Он был рад освобождению родных людей не меньше дедушки.
- Вставай, вставай, дед... Мы ведь свои, советские... Вставай...
Анна Добрунь, стоя на коленях, молилась вслух. Дуся Паршина обвила худенькими рученками шею ближайшего партизана и заплакала у него на груди. Даже умирающий Федор Игнатьевич Квашин, учитель из Семеновки, раненый в грудь конвойным, приподнялся на телеге и прошептал:
- Спасибо вам, друзья... Спасибо...
Старший конвоя Иоганн Швальбе стоял со связанными руками. К нему подошел черноусый партизан в заячьей папахе:
- Конвойный?
- Да, да... - замотал головой немец.
- Взять его...
Потом партизаны рассказали, что они давно следили за этой колонной невольников. Отряд товарища Ильи получил специальный приказ из партизанского штаба.
Он устроил засаду в лесу, который немцы накануне «прочесали», и вот произошел описанный здесь эпизод.
Партизаны по лесу провели всю колонну в безопасное место, где уже собралось много тысяч освобожденных советских граждан. Здесь эти люди и дождались прихода Красной Армии. А партизаны ушли за Днепр, в немецкий тыл. // Майор П.Трояновский. ДЕЙСТВУЮЩАЯ АРМИЯ.
________________________________________________
Мсти, боец, немецким извергам! ("Красная звезда", СССР)
Армия мстителей ("Красная звезда", СССР)
Мы не забудем, отомстим! ("Красная звезда", СССР)**
И.Эренбург: Суд скорый и правый** ("Красная звезда", СССР)
Мы не забудем эту виселицу, не забудем и не простим! ("Красная звезда", СССР)**
Газета «Красная Звезда» №276 (5647), 23 ноября 1943 года