Click to view
Мы продолжаем изучать современное отечественное кино. А режиссеры продолжают вглядываться в советское прошлое, чтобы пораздумать над современными конфликтами.
Кадр из клип FACE - Юморист
«Юмориста» Михаила Идова сопровождала нездоровая публицистическая шумиха. Пишущие зрители - из тех, что мнят себя еще и думающими - считали деньги затраченные и полученные, анализировали уместность барда-исполнителя Ивана Дремина, искали либеральную крамолу на союз и на РФ, потрясали кулаками за наличие титра «При поддержке Минкульта РФ». В общем, как обычно - само кино плотно обмотали газетно-фейсбучными обертками. Особенно радовали юдофобские пассажи некоторых пишущих, бормочущих в бороду из своих великорусских подвалов: а гляньте-ка, говорят эти люди, какая настоящая фамилия у господина Идова. И тогда все сразу станет понятно. Впрочем, в такие смрадные вместилища духа мы вглядываться не станем. Мы не станем и вычесывать блох по поводу исторической правдоподобности и понимания контекста бытования советских юмористов в советском же социуме. Строго говоря, на это плевать - история эта про рефлексию интеллигента, которого, как ту обезьянку, держит на руках государство. Холит, лелеет; но иногда может врезать по загривку. Вечная тема - и узкоспециальная тема, народным массам конечно же малоинтересная. А как там жили юмористы эпохи мертвых генсеков - боже упаси от такого знания.
Идов хорошо поработал при ограниченных сценарных средствах. Речь, понятно, не о деньгах. Речь о том, что в наличии у него была шутка про обезьяну, КГБ и интеллигент, аранжированный иудейской темой. И все это сложилось: постоянно повторяющаяся шутка эффективно работает каждый раз на новый лад, КГБ тревожит и терзает, а интеллигент-юморист страдает. Энергия накапливается, рефрены ведут к кульминации - и она тоже с точки зрения драматургии не разочаровывает.
Несколько наскучивает - особенно в первой половине фильма - тяга к чеховско-интеллигентским посиделкам за столом. Тут даже хорошие актеры и более-менее рабочие шутки не спасут атмосферы, сидение и выпивание героев картины длится и тяготит.
Постельная сцена тоже не обнаруживает какого-то решения. Зато дальше юморист разгоняется; дальше наконец-то приходят герои, бедного Бориса Аверинцева таскают на сцену, он пьет, снова выходит на сцену, пьет, выходит на финальную битву…
Идов, вы будете смеяться, перепевает один музыкальный альбом своего младшего товарища, которого страстно двигал наверх со времен редакторства в GQ. Как же быть интеллигенту, когда его на шелковый снурок подвязало государство? Какую же позицию должен занять интеллигент Конечно, он обязан взбунтоваться, мучимый внутренними терзаниями, раздумывающий над образом творца. С маленькой, а потом - с большой буквы.
Понятно, почему столично-интернациональная интеллигенция бродит вокруг этого проклятого вопроса: до какой степени можно позволять затягивать цепь на собственной шее? Можно ли простить самому себе, если цепь эта будет золотая? А серебряная? О сделках с совестью и вопросах купли-продажи таланта рассуждает Идов, выбрав для этого позднесоветские декорации. Минкульт рассуждать помогает. Все в порядке, все в рифму, никаких обвинений и пуризма. Кто сегодня не на поводке?
Традиционный конфликт потерявшего, продавшего себя - продавшего наполовину, что только усугубляет боль - одна-то часть все ощущает, одна часть не дает покоя омертвевшему юмористу - конфликт этот углубляется и выходит на космический уровень при помощи - естественно, космоса. При разговоре юмориста с космонавтом всерьез будет упомянут творец. Вертикаль эта словно бы помогает юмористу стоять, хоть как-то держать осанку.
В целом же Юморист действительно отражает в себе и все недуги самого формата юмористического выступления. Он скучноват и особенно беден по части изображения, от него несет театральной мизансценой. А вот по части тоски - чувства чеховского, бога всех тех юмористов, кто о себе что-то мнит - тут все порядке. Тоска; разочарование; поражение - идеальные слова для сегодняшней эпохи.
С юмором в юмористе все на удивление интеллигентно гладко. Редко бывает смешно, но в целом - пружинисто, диалог остроумен. Сцена крупным планом, извините, презерватива и фразой про дочь - странный случай - когда Идов зачем-то сделал так грязно, что вроде и сойдет.
Не будет преувеличением сказать, что здесь все блестяще с главными актерскими партиями. И с точки зрения пластики, и с точки зрения мимики - застывшая обреченность, вечная тоска шута; и с точки зрения интонаций, брошенных фраз - какая обаятельная, заботливая каша валится изо рта у директора Аркадьева. А когда он говорит: «я не сутенер, а простая блядь» - тут уж больно становится от искренности, давно наши творческие деятели не обращались со зрителем и с собой так честно. Да, актеров тут приятно наблюдать - но только мужскую часть. Женщины у Идова не задались, нет у них таких же ярких номеров, нет в них самобытного решения. Да, жалко жену юмориста - ну а что еще, кроме жалости? Да, интересно раздевается и одевается Полина Ауг. Да, неприятна жена генерала, нависающая вокруг. Но тут нет ничего больше персонажа второго плана также второпланово и сыгранного.
Этот же недуг косит и серых людей: генералов, гэбистов, сильных мира сего. Если дружелюбный садист-майор - попадание абсолютное, то все остальные - это скучные и немного лубочные статисты. А вот майор действительно ужасает и поражает - черты лица его словно смыты, их нет, не определишь ничего - идеальная внешность, вернее, идеальное ее отсутствие. Выделяется только улыбка - мертвая, амбивалентная, да еще хорошо читается на ней желтизна зубов. Все, больше ничего в этом сером человеке не обнаружишь. Его нужно взять режиссерам на карандаш, он прекрасно подошел бы для исторического байопика, который еще только предстоит снимать.
Финальная сцена выносит юмористу приговор - он живой труп, как и те, что его до сих пор слушают. На титрах звучит песня всеми известного автора-исполнителя. Кажется, что мы все обречены.
Автор текста - Георгий Меньшиков