Я вернусь в мой Рим (с)
В детстве меня дико пёрло от романа «После нас хоть потоп» Йозефа Томана, от его языка - коротких и сильных фраз, которые ежесекундно держат напряжение, как курок на взводе, и так не похожи на витиеватых Толстых, да косноязычных Достоевских - и от вот этого эпизода, в частности: тут беседуют два глубоких старика - император Тиберий и его астролог Фрасилл. Спазм подступал к горлу, пока я читал, а последние слова просто добивали. Трудно передать, как много всего - своего личного, пережитого - я находил, как нахожу и сейчас, в этих словах. Безусловно, уже тогда - в 11 лет - я вполне ощущал себя Тиберием и прекрасно его понимал.
-- Может ли дерево, которое сто лет росло от корней к кроне, внезапно начать расти от кроны к корням?
-- Дерево не может. Но человек -- человек может все, что захочет.
Долго молчал император. Потом схватил хрустальную чашу:
-- Выпей, грек, за то, чтобы остаток моих дней не был черным. Если для истерзанного и измученного вообще возможно счастье, я сказал бы, выпей за мое счастье.
Астролог возлил из чаши:
-- В честь Эскулапа и за твое счастье, цезарь!
Он пил жадно, большими глотками, стараясь запить эту минуту одурманивающим напитком, притупить вином пережитый страх.
-- Есть у меня еще кое-что в мыслях, Фрасилл. Есть у меня еще одно желание -- ты знаешь, очевидно, о нем, мой всевед?
Как мог Фрасилл не знать об этом желании. Право, не надо обращаться к звездам, чтобы понять, почему старый император много раз посматривал в направлении, где бьется сердце империи -- Рим. Но Фрасилл, верный своему "удивительному" призванию предсказателя, на этот раз не захотел проявить своей проницательности, а попросил императора быть спокойным и сосредоточенно посмотрел на горизонт.
Император напряженно ждал.
Медленно глаз звездочета скользнул по созвездиям от Лиры к Лебедю, от Персея к Кастору и Полидевку, от Дракона к Скорпиону.
Медленно собирался астролог с мыслями, наконец сказал спокойно:
-- Ты мечтаешь вернуться в Рим, мой цезарь.
Тиберий мрачно поглядел на Фрасилла и произнес тихо:
-- Человека на старости лет тянет туда, откуда он вышел... -- Потом более настойчиво: -- Должен ли я вернуться в Рим?
Фрасилл вздрогнул. Опасный вопрос. Он ждал его и боялся ответить. Вернуться в муравейник, который он твердой ногой попирает изо дня в день, который он восстановил против себя смертными приговорами и конфискациями? Но он этого хочет. Это его последнее желание. Он снова поднял глаза к сияющим планетам. Констелляция плохая. Гемма в созвездии Короны имеет цвет свежей крови. Но он хочет вернуться, говорит себе Фрасилл. Мир вздохнет раньше. Вздохну и я...
Фрасилл видел в глазах императора такое страстное желание услышать положительный ответ, что уже хотел было согласиться. Но не смог. Почувствовал жалость к человеку, который всю свою жизнь не знал счастья, который не знал, что такое радость, не умел смеяться. И жалость оказалась сильнее страха.
-- Уж коли речь идет о деле таком важном, я должен сказать тебе, мой цезарь, всю правду, даже если она тебя огорчит или разгневает. Не возвращайся в Рим.
-- Против меня готовится заговор?
***
Фрасилл не сказал ни да, ни нет. Снова посмотрел на звезды:
-- Рим -- горячая земля, мой цезарь. Рассадник страстей. Самая сильная страсть -- это ненависть. Она не дает покоя людям, ослепляет их, оглушает...
-- Сентенции оставь при себе, -- сказал император неприветливо. - Что тебе говорят звезды, это я хочу слышать!
-- Рак стоит в связи с Гидрой, мой господин...
-- Это означает...
-- Тысячеглавая гидра стоит против тебя. Словно миллионы муравьев, готовых обглодать мясо до самых костей...
Император вскипел:
-- Глупец! Что ты болтаешь о муравьях? Я хочу в Рим и не поддамся на твое вранье!
И тут же задумался: Фрасилл явно видел, как я хочу вернуться. Он мог мне спокойно сказать -- возвращайся. Что я понимаю в этих звездах? Ведь это тоже обман, как и все в человеческой жизни. Он говорит о гидре, стоящей против меня. Мог бы спокойно послать меня на смерть в Рим. Любой другой так бы и сделал. Император мягко посмотрел на Фрасилла.
-- Ты не желаешь моей смерти?
-- Нет, господин, -- прозвучал тихий ответ.
-- Почему же? Я столько раз тебя обижал.
-- Обижал. Каждый стоящий у власти обижает слабых. Я не хочу, чтобы ты лишился жизни, но...
-- Договаривай, мой милый.
-- Если бы ты смирился...
Император поднялся, оперся о стол и захрипел в бешенстве:
-- Ты глупец! Идиот! Я должен смириться? Перед кем? Перед своими врагами? Скорее я отомщу во сто крат! О ты, собачья душа! Ты - ядовитая змея! -- Он, задыхаясь, опустился в кресло, вытер орошенный потом лоб, руками сжал виски.
Злость вылилась и внезапно исчезла. Он говорил тихо, извинялся, просил прощения:
-- Ах, нет! Прости меня, Фрасилл. Ты действительно мой друг. Прости меня!
Император разволновался: вот единственный человек, который мне не враг.
Тиберий взял звездочета за руку, и в сердце его проникло давно забытое чувство благодарности. Но, поглаживая руку Фрасилла, он повторял упрямо:
-- Но в Рим я все-таки вернусь!
Почувствовав усталость, он попросил Фрасилла уйти.
Фрасилл удалился.
Тиберий остался один. Он встал. Закутался в плащ и вышел на восточную террасу. Удары волн оглушали. Иногда хорошо послушать этот грохот. Он подошел к перилам. Факел, горящий на другой террасе, отбрасывал на мозаику пола тень императора. Длинную, большую, величественную. Тень властителя мира перерезала на мозаике нить, с помощью которой Ариадна выводила любимого Тезея из Лабиринта. Лабиринт жизни -- это лабиринт человеческих чувств. Найду ли я путь, человек сто раз отвергнутый, обманутый, брошенный? Найду ли я душу хоть с каплей сочувствия?
На мраморных перилах загорелись два желтых огонька. Они приближались. Император вздрогнул, потом рассмеялся. Его кот Рубр. Рыжий, с коричневыми подпалинами кот, любимец Тиберия. Император поднял руку и протянул ее навстречу животному, хотел погладить. Однако кот взъерошился, фыркнул, желтые огоньки быстро отступили во тьму и исчезли. Император стоял, не двигаясь, с протянутой рукой. Потом скользнул ладонью по холодному мрамору перил, которые не могут отстраниться от прикосновения.
-- Может ли дерево, которое сто лет росло от корней к кроне, внезапно начать расти от кроны к корням?
-- Дерево не может. Но человек -- человек может все, что захочет.
Долго молчал император. Потом схватил хрустальную чашу:
-- Выпей, грек, за то, чтобы остаток моих дней не был черным. Если для истерзанного и измученного вообще возможно счастье, я сказал бы, выпей за мое счастье.
Астролог возлил из чаши:
-- В честь Эскулапа и за твое счастье, цезарь!
Он пил жадно, большими глотками, стараясь запить эту минуту одурманивающим напитком, притупить вином пережитый страх.
-- Есть у меня еще кое-что в мыслях, Фрасилл. Есть у меня еще одно желание -- ты знаешь, очевидно, о нем, мой всевед?
Как мог Фрасилл не знать об этом желании. Право, не надо обращаться к звездам, чтобы понять, почему старый император много раз посматривал в направлении, где бьется сердце империи -- Рим. Но Фрасилл, верный своему "удивительному" призванию предсказателя, на этот раз не захотел проявить своей проницательности, а попросил императора быть спокойным и сосредоточенно посмотрел на горизонт.
Император напряженно ждал.
Медленно глаз звездочета скользнул по созвездиям от Лиры к Лебедю, от Персея к Кастору и Полидевку, от Дракона к Скорпиону.
Медленно собирался астролог с мыслями, наконец сказал спокойно:
-- Ты мечтаешь вернуться в Рим, мой цезарь.
Тиберий мрачно поглядел на Фрасилла и произнес тихо:
-- Человека на старости лет тянет туда, откуда он вышел... -- Потом более настойчиво: -- Должен ли я вернуться в Рим?
Фрасилл вздрогнул. Опасный вопрос. Он ждал его и боялся ответить. Вернуться в муравейник, который он твердой ногой попирает изо дня в день, который он восстановил против себя смертными приговорами и конфискациями? Но он этого хочет. Это его последнее желание. Он снова поднял глаза к сияющим планетам. Констелляция плохая. Гемма в созвездии Короны имеет цвет свежей крови. Но он хочет вернуться, говорит себе Фрасилл. Мир вздохнет раньше. Вздохну и я...
Фрасилл видел в глазах императора такое страстное желание услышать положительный ответ, что уже хотел было согласиться. Но не смог. Почувствовал жалость к человеку, который всю свою жизнь не знал счастья, который не знал, что такое радость, не умел смеяться. И жалость оказалась сильнее страха.
-- Уж коли речь идет о деле таком важном, я должен сказать тебе, мой цезарь, всю правду, даже если она тебя огорчит или разгневает. Не возвращайся в Рим.
-- Против меня готовится заговор?
***
Фрасилл не сказал ни да, ни нет. Снова посмотрел на звезды:
-- Рим -- горячая земля, мой цезарь. Рассадник страстей. Самая сильная страсть -- это ненависть. Она не дает покоя людям, ослепляет их, оглушает...
-- Сентенции оставь при себе, -- сказал император неприветливо. - Что тебе говорят звезды, это я хочу слышать!
-- Рак стоит в связи с Гидрой, мой господин...
-- Это означает...
-- Тысячеглавая гидра стоит против тебя. Словно миллионы муравьев, готовых обглодать мясо до самых костей...
Император вскипел:
-- Глупец! Что ты болтаешь о муравьях? Я хочу в Рим и не поддамся на твое вранье!
И тут же задумался: Фрасилл явно видел, как я хочу вернуться. Он мог мне спокойно сказать -- возвращайся. Что я понимаю в этих звездах? Ведь это тоже обман, как и все в человеческой жизни. Он говорит о гидре, стоящей против меня. Мог бы спокойно послать меня на смерть в Рим. Любой другой так бы и сделал. Император мягко посмотрел на Фрасилла.
-- Ты не желаешь моей смерти?
-- Нет, господин, -- прозвучал тихий ответ.
-- Почему же? Я столько раз тебя обижал.
-- Обижал. Каждый стоящий у власти обижает слабых. Я не хочу, чтобы ты лишился жизни, но...
-- Договаривай, мой милый.
-- Если бы ты смирился...
Император поднялся, оперся о стол и захрипел в бешенстве:
-- Ты глупец! Идиот! Я должен смириться? Перед кем? Перед своими врагами? Скорее я отомщу во сто крат! О ты, собачья душа! Ты - ядовитая змея! -- Он, задыхаясь, опустился в кресло, вытер орошенный потом лоб, руками сжал виски.
Злость вылилась и внезапно исчезла. Он говорил тихо, извинялся, просил прощения:
-- Ах, нет! Прости меня, Фрасилл. Ты действительно мой друг. Прости меня!
Император разволновался: вот единственный человек, который мне не враг.
Тиберий взял звездочета за руку, и в сердце его проникло давно забытое чувство благодарности. Но, поглаживая руку Фрасилла, он повторял упрямо:
-- Но в Рим я все-таки вернусь!
Почувствовав усталость, он попросил Фрасилла уйти.
Фрасилл удалился.
Тиберий остался один. Он встал. Закутался в плащ и вышел на восточную террасу. Удары волн оглушали. Иногда хорошо послушать этот грохот. Он подошел к перилам. Факел, горящий на другой террасе, отбрасывал на мозаику пола тень императора. Длинную, большую, величественную. Тень властителя мира перерезала на мозаике нить, с помощью которой Ариадна выводила любимого Тезея из Лабиринта. Лабиринт жизни -- это лабиринт человеческих чувств. Найду ли я путь, человек сто раз отвергнутый, обманутый, брошенный? Найду ли я душу хоть с каплей сочувствия?
На мраморных перилах загорелись два желтых огонька. Они приближались. Император вздрогнул, потом рассмеялся. Его кот Рубр. Рыжий, с коричневыми подпалинами кот, любимец Тиберия. Император поднял руку и протянул ее навстречу животному, хотел погладить. Однако кот взъерошился, фыркнул, желтые огоньки быстро отступили во тьму и исчезли. Император стоял, не двигаясь, с протянутой рукой. Потом скользнул ладонью по холодному мрамору перил, которые не могут отстраниться от прикосновения.