Паспорт
Прочитала рассказ на "Тептаре". Плакала...
Это о многих из нас, и обо мне тоже. Автор - настоящий талант. Имени его, к сожалению, не знаю, ник на "Тептаре" - Mandrian.
Прочитайте обязательно, все, не только вайнахи - о том, как 16-летний мальчик по имени Николай Иванов потребовал, чтобы ему в паспорте записали национальность "чеченец"...
ПАСПОРТ
- Что, вот так прям и писать?
- Да, так вот прямо и пишите.
- А ты часом не пьян?
- А вам какое дело? Вам сказали писать - Вы и пишете.
Пожилая паспортистка снова заглянула в бланк, но уже через очки.
- Зачем тебе это, хлопчик?
- Если говорю, значит надо. Пишите, как хочу.
- Но почему? - недоумевала паспортистка - Как я такое тебе в паспорте напишу? Тебе вот шутки здесь шутить, а меня потом уволят. Виданное ли дело! «Николай Иванов» - чеченец! Я начальника позову - пусть он и разбирается.
Парень лишь равнодушно пожал плечами. Женщина закрыла окошко выдачи документов и исчезла где-то в недрах кабинета. Минут десять парень стоял в полной тишине. Потом, лязгнув окрашенным в черное с золотым стекло, окошко хлопнуло о потертую стойку и в проеме показалось лицо паспортистки:
- Сейчас начальник выйдет. Жди.
Начальник появился практически мгновенно. С первого же взгляда стало понятно, что это бывший военный. И дело даже было не в сочетании гражданского пиджака и галифе защитного цвета, заправленных в яловые сапоги, а в том, как он вышел из кабинета: шумно и резко распахнутая дверь, твердый шаг, суровый взгляд и командный голос:
- Где этот умник?
В коридоре, кроме парня никого не было, поэтому он посчитал излишним отвечать. Начальник паспортного стола нахмурился и снова сердито спросил: «Где он?!» На этот раз вопрос был адресован паспортистке, которая выглянув из маленького окошка робко ответила: «Так это... вот же... тут и стоит...» Парень улыбнулся, но продолжал молчать. Начальник окинул его удивленным взглядом и почти перешел на крик:
- Шуточки шутим? А за порчу гос. документа ответить не желаем?
- А где порча? Я паспорт еще и в руках не держал.
- Ну вот будешь умничать, так и в глаза его не увидишь вовсе!
Парень недоверчиво усмехнулся и спокойно произнес:
- Как так? Я гражданин Советского Союза и в 16 лет мне по Конституции паспорт положен.
Теперь уже улыбался начальник, но улыбка его не была ни забавной ни доброй:
- Ах ты у нас Конституцию знаешь? А про Уголовный Кодекс не знаешь? Про дачу ложных показаний не читал? Ты видел, что в бланке указано? Все данные должны быть точные! За обман - тюрьма!
- Ну а где я вру то? - удивился парень.
- Как где? - начальник заглянул в бланк с данными - Ты кто? Николай Иванов - 1944 года рождения. А национальность какую пишешь? Чеченец?! Я сейчас из отделения дежурного кликну, он тебе быстро и национальность и фотографию поправит. Умник!
Глядя прямо в глаза бушевавшему отставнику, парень спокойно достал из внутреннего кармана куртки сложенный в четверо листок бумаги.
- Тут все написано. Читайте?
- Что я тут еще тебе читать должен? - возмутился он, но бумагу все же взял и сделал шаг назад, в кабинет, где света было больше, чем в коридоре. Примерно с минуту он изучал написанное, потом обратился к паспортистке:
- А ну, Галя, найди-ка мне номерок детский дома
Судя по шуму падающих папок и книг, паспортистка Галя бросилась выполнять просьбу начальника без промедления.
- Вот, 4-14. Детский дом.
Начальник снова посмотрел в листок, потом перевел взгляд на парня, который совсем не выказывал ни волнения, ни беспокойства.
- Так, а ты иди со мной. Сейчас все выясним.
Кабинет начальника выглядел как и любой другой кабинет провинциального советского учреждения: зеленый сейф, два ветхих стула и явно дореволюционный стол с пыльным графином воды и гипсовым бюстом Ленина. Телефонный аппарат висел на стене. Начальник молча указал парню на стул, а сам принялся набирать номер. Дозвонился он со второй попытки.
- Начальник паспортного стола Трофимов. Директора мне дайте, - затем обращаясь к парню, сказал - Николай Иванов, говоришь?
Тот равнодушно кивнул головой в ответ. Трофимов хотел что-то еще добавить, но на другом конце провода ему уже отвечали:
- Да, алло, Трофимов, начальник паспортного стола. Тут у меня ваш бывший сидит, Николай Иванов. Да, с 44 года. Пришел паспорт получать и говорит, пишите меня...
Тут Трофимова явно перебили и он стал внимательно слушать, изредка поглядывая то на листок, который продолжал держать в руке, то на Иванова.
- Хорошо, понял. Конец связи.
Трофимов повесил трубку.
- Значит так. Все подтверждается. Не врешь - уже хорошо. Только я тебе такого паспорта не выдам.
- Как это не выдадите? А какой выдадите?
- Какой хочешь. Имя-то оставим, а вот национальность пиши другую. Хош русским запишем, как меня, хош хохлом, как вот Галину, а чеченом я тебя писать не стану.
- Не чеченом, а чеченцем - холодно поправил парень - и меня ни русским, ни украинцем писать не надо. Пишите, кем есть.
Начальник вынул из кармана «беломорину», смял привычным движением бумажный мундштук и, присев на край стола, закурил.
- А что, русским быть не хочешь?
Парень оставил вопрос без ответа. Выпустив клуб дыма, начальник уже совершенно спокойно сказал:
- Ты хоть знаешь, кем записаться просишься? Вы ж - враги народа. Гитлеру коня белого готовили! Вас же за то и выселяли!
Парень не скрывая злости посмотрел на Трофимова.
- Ты глазами то на меня не зыркай! Не напугаешь! А про коня того всем известно.
- Как же! Чего скрывать то? Я сам его и готовил. Мне как раз тогда пол-года должно было быть...
- Опять шутит! - повышая тон сказал начальник - только вот с шуточками этими... Знал я одного вашего на фронте. Геройский разведчик! Два года вместе на брюхе по минным полям за языками ползали. Весь как на ладони у меня был! А как ему в феврале 44-ого, в штабе про выселение объявили, так оказалось, что и не знал его вовсе. Опер из штаба дивизии его, понятное дело, сразу разоружил и под конвой. «Сейчас, - говорит - на машину и поедешь за своими вслед». Пока машину ждали, чечен тот упросился с боевыми товарищами попрощаться. Оперу-то плевать было на его прощания, но интересно стало - с кем это он дружбу водит. Думал, что для протокола пригодится. И повел его, под револьвером, в землянку. А тот опера по дороге разоружил и к немцам, средь белого дня ушел. Так что в ссылку опер один поехал. Но уже не сопровождающим. Вот кем ты записаться хочешь! Ты ж наш, советский! Тебя же власть народная простила, воспитала! Имя дала! Образование!
- Пишите чеченцем, - оборвал его парень.
- Ах ты щенок! - взорвался Трофимов - мне указывать тут еще будешь? А пошел отсюда! В паспорте будет у тебя «русский»! Все! Вон! И бумажки свои забери!
Иванов медленно встал, поднял с пола брошенные ему начальником бумаги и вышел из кабинета.
У самого выхода из окна выдачи документов его тихо окликнул уже знакомый голос паспортистки Гали:
- Хлопчик! Коля! Ты того, подожди меня за воротами - у меня к тебе дело есть!
Торопиться Иванову было некуда, но и говорить с паспортисткой ему тоже не хотелось, и он, не смотря на ее просьбу, медленно пошел от конторы в сторону столовой, где собирался немного поесть. Дела обстояли хуже некуда. Учеба в интернате закончилась. Паспорт, вместе с остальными выпускниками, ему не дали именно по той же причине, по которой Трофимов выгнал его сегодня из кабинета: Николай крупно разругался с директором интерната, требуя написать в паспорте «чеченец». В противном случае, грозился паспорт при всех порвать. Директор интерната долго кричал, но испугался. В результате вместо паспорта Иванову дали справку, удостоверяющую его молодую, бунтующую личность. И предписание - в недельный срок паспорт получить.
В столовой было пусто. Рабочий класс должен был заполнить ее примерно через час, в строгом соответствии с трудовым законодательством. За 18 копеек Иванов взял себе «второе» - «макароны по флотски» - серую массу вермишели, припудренную, для порядка, мясным фаршем, больше напоминавшим коричневый порошок. Компот за 2 копейки оказался теплой, бесцветной жидкостью, с плавающим в ней куском черного сухофрукта, неподдающегося идентификации ни по форме, ни по запаху. Сев за столик у окна, Иванов принялся за еду. Ел равнодушно. Несмотря на голод, аппетита у него совсем не было. Когда «флотских макарон» оставалось треть порции, он отодвинул от себя тарелку. Посмотрев на компот, Иванов решил выпить воды на улице, из-под крана. У дверей его окликнула кассир:
- Эй! А кто убирать будет?
Иванов, не оглядываясь, ответил:
- Завтра уберу. Сейчас времени нет, - правительственное задание у меня. Коня надо готовить. Белого.
Колонка с водой оказалась почти в центре небольшой поселковой площади. Иванов подошел к ней, отрыл вентиль и подождал, пока стечет теплая вода. Потом медленно, стараясь не забрызгать одежду, начал пить, подставив под холодную струю ладонь. Напившись, он увидел рядом незнакомую пожилую женщину.
- Коля, тож я. Галя, паспортистка. Ты почему меня не подождал?
- Занят был, - хмуро ответил Иванов, - и сейчас тоже занят. Тороплюсь. Даже посуду в столовке не прибрал.
Несмотря на недружелюбный тон, Галя, похоже, совсем не обиделась:
- Да не серчай ты! Дай мне бумажку твою глянуть.
- Это еще зачем? Трофимова спросишь - он тебе перескажет, - Иванов уже не скрывал раздражения. Да и было отчего злится - ночевать ему было негде, денег совсем чуть-чуть, а паспорт необходимо было получить в четыре дня. Дольше его справка из интерната считалась недействительной.
- Я ж по делу прошу. Дай мне глянуть.
Иванов молча достал из кармана лист и протянул его паспортистке.
«Росписка красноармейцу Николаю Иванову, в том, что он сдал гражданке Синько, фельдшерице дома ребенка станции „Каляево“ младенца, мужского пола, 12 марта 1944 года.» Печать и роспись. А ниже, уже другой рукой, было дописано: «указанный младенец, был снят с поезда. Документов, удостоверяющих его личность - не обнаружено. Фамилия и имя - неизвестно. Национальность (ориентировочно) - чеченец. Директор детского дома Кашин А. Н.»
Галя осторожно сложила пожелтевший лист бумаги и передала его Иванову.
- А я сразу поняла, что ты чечен. Я ж тут замуж вышла. А раньше в Казахстане жила. А еще раньше нас кулачили. С Украины мы. Теперь тут. А в Казахстане ваших много было - мы ж все ссыльные, рядом жили. Лицом ты - точно чечененок. Характер, - тут она рассмеялась - тоже ваш - кипятильный! А вот имя у тебя - совсем не такое.
После этих слов, Иванов как-то по-другому взглянул на паспортистку:
- Так я ведь и не знаю, какие имена наши... Только в детдоме все «чеченом» дразнили. Имя-то мне того солдата записали. Солдат этот поезд, что нас вез, охранял. Это мне потом директор рассказывал - говорит, на станции открыли вагон, а в нем мертвые все. Тиф был, только я выжил. Меня маленьким и снесли в «Дом ребенка». А документов нет - так кому ж было охота, у тифозных карманы проверять? Только и знали, что поезд тот с ссыльными чеченцами был. Значит и я - чеченец.
Немного помолчав, Иванов добавил:
- Если не запишите чеченцем, буду без паспорта жить.
Паспортистка с грустью посмотрела на парня. Потом вынула из сумочки листок бумаги и ручку и стала на нем что-то записывать:
- Вот адрес мой. Хозяин дома. Иди, скажи, что тетя Галя послала. Тебе, видать и ночевать негде. У нас заночуй, а я сейчас тебе все бумаги оформлю. С обеда у нас еще паспортов на выдачу наберется, а к вечеру Трофимыч у нас поллитру уговорит, так я ему на подпись и снесу. Авось не заметит. Ведомость я с собой домой захвачу. Там за паспорт и распишешься. Все, а теперь иди - у меня перерыв кончился. Да смотри - чтоб дома ждал!
Она сунула растерявшемуся Иванову в руку листок с адресом и быстро пошла в контору.
Вечером паспорт был готов. Не веря своим глазам, Иванов раз за разом перечитывал указанную в нем национальность. Подвоха не было. Все точно - «чеченец».
- Спасибо тетя Галя! Спасибо большее! - не переставая повторял он, раз за разом.
- Хорошо, хорошо - получил и спрячь. А сейчас чай будем пить. Хозяин-то, небось без меня и чаю не предложил.
Муж Галины, курил возле окна. Услышав реплику жены, отозвался:
- Точно. Не предложил. Как же. Мы только и делали, что чаи тут гоняли. Я Коле рассказывал про год тот... Как везли их через станцию ночами. И как мертвых с поезда снимали, да в яму закапывали. Я ему уже и про место-то сказал. Только там сейчас реку завернули. Ну ничего, хоть у берега посидит...
Иванов молча встал, бережно спрятал паспорт в карман:
- Поеду я, тетя Галя... Пора мне.
- Куда?! Куда поедешь-то? Вечер уже! Да и идти тебе некуда...
- Нет, не могу - ночью поезд будет до Астрахани. А там я на Бакинский пересяду - он через Грозный едет. Домой мне пора...
Но Галина, похоже, совсем не собирался его отпускать:
- Но как же! Ночь... Один ты - какой дом?
- Как какой? Дом... Где родился. Туда и поеду.
В разговор снова вмешался муж Галины:
- Мать, ты его не останавливай. Слово у него - мужское. Эх, наш бы оболтус, в 16 таким же был - я и горя не знал бы. Харч я ему тут в дорогу собрал немного. Денег дал. Пусть нас добрым словом потом вспомнит.
- Конечно, вспомню, - сказал Иванов, - и тебя Миша, и тетя Галю.
После этих слов, Галя расплакалась:
- Вспоминай нас. И я буду вспоминать, как нас через Кавказ везли, а вы мне маленькой на телегу хлеб подбрасывали... И как в Казахстане одной семьей жили... Жаль имя ты себе другое не взял, да уж поздно. Ну ничего. Только до поезда рано ведь еще - посиди тут, а потом мы со стариком тебя и проводим.
- Пусть идет, - возразил Миша, - у него есть тут еще дело одно.
На краю берега, возле того места, которое ему указал Миша, Иванов провел оставшиеся два часа. Где-то здесь, под водой, должны были быть могилы его близких. Он даже не знал, кого именно - может его уже и везли в Казахстан сиротой? Мысленно он представлял себе их лица. «Ну вот, я домой еду. Вам не суждено было, но я и за вас тоже домой поеду. Так что, не умерли вы тут, а со мной возвращаетесь...»
Уже садясь в поезд, его окликнул знакомый голос. Это был Миша:
- Слышь, абрек! На вот, в дороге книжку почитаешь. Книжка хорошая!
Иванов взял книгу, улыбнулся, запрыгнул на подножку уже отходящего поезда и помахал на прощание рукой. Потом прошел в вагон, занял свое место на верхней полке, положил под голову маленький узелок с вещами и раскрыл книгу:
М. Ю. Лермонтов.
Герой нашего времени
Часть первая
Бэла
«Я ехал на перекладных из Тифлиса...»
* * *
- Задняя подножка! Поднимаемся веселей и передаем за проезд! - молодой водитель посмотрел в салон автобуса и добавил, - Эй молодежь! Не заснули? Нет? Отлично! Тогда передавайте деньги за проезд! Следующая остановка - «Почта».
Двери с хриплым выдохом закрылись, но как только автобус тронулся с места, водитель ударил по тормозам. В салоне недовольно зашумели:
- Эй! Не дрова везешь!
Но водитель не обращал внимания. Передние двери распахнулись и в автобус поднялся старик в папахе:
- Вот спасибо тебе, парень! Думал не успею. Успел.
- Никакого спасибо, Ваша! Без тебя как можно было бы уехать? - ответил он по-чеченски. Потом он снова обернулся в салон автобуса: Так, молодежь, а ну как быстро место освободили! Вам что, напоминать надо или очки выписать?
Молодежь недовольно заворчала:
- Уже встали, зачем шуметь, Коля? - потом один из них передал пять копеек водителю и тихо добавил - Коля, вот, за старика возьми.
Водитель даже не стал смотреть на деньги:
- В моем автобусе папаха - самый главный проездной!
В салоне зашептали:
- Ох ты! Герой! Своих значит бесплатно катать? А ну, как там тебя зовут? Мы твоему начальнику напишем!
- Ручку с бумагой вам передать? Только мелким почерком пишите - больше уместится. Николай Иванов меня звать. Так и пишите - чеченцев катает на автобусе бесплатно. Правда не всех, а только пожилых. Но вы это можете не указывать.
Потом он снова обратился по-чеченски к старику, который уже занял место в первом ряду и с удивлением рассматривал водителя:
- Отец, не переживай, болтают они, сами не знают. Довезу тебя в лучшем виде, куда скажешь. Это они - в автобусе едут, а я тебя - в такси везу!
Старик одобрительно усмехнулся и снова поблагодарил этого странного водителя - Николая Иванова, который так чисто и без акцента говорил на чеченском языке. И не просто говорил, а очень остроумно шутил с пассажирами, вызывая каждый раз взрывы смеха у чеченской части пассажиров автобуса. Старик так долго и так внимательно смотрел на водителя, что чуть было не пропустил нужную ему остановку. Направляясь к выходу, он снова поблагодарил его и спросил:
- Скажи, парень, а где ты так чеченский язык хорошо выучил?
- Так здесь и выучил, - ответил тот, - в Чечне ведь живем! Все хорошего тебе, отец.
- И тебе доброй дороги!
Автобус закрыл двери и тронулся. Старик же продолжал смотреть ему вслед. «Удивительное дело! Русский, а как наш язык выучил-то! Сейчас так чисто и молодежь наша редко говорит! Вот не знал бы, кто он, решил бы, по- разговору - чистый чеченец...» Потом, словно вспоминая что-то давно забытое, подумал: «..Да и не только по разговору... На лицо - вылитый брат мой... Несчастный... И он, и вся семья его... Умерли они, когда нас в Сибирь увозили...»
Это о многих из нас, и обо мне тоже. Автор - настоящий талант. Имени его, к сожалению, не знаю, ник на "Тептаре" - Mandrian.
Прочитайте обязательно, все, не только вайнахи - о том, как 16-летний мальчик по имени Николай Иванов потребовал, чтобы ему в паспорте записали национальность "чеченец"...
ПАСПОРТ
- Что, вот так прям и писать?
- Да, так вот прямо и пишите.
- А ты часом не пьян?
- А вам какое дело? Вам сказали писать - Вы и пишете.
Пожилая паспортистка снова заглянула в бланк, но уже через очки.
- Зачем тебе это, хлопчик?
- Если говорю, значит надо. Пишите, как хочу.
- Но почему? - недоумевала паспортистка - Как я такое тебе в паспорте напишу? Тебе вот шутки здесь шутить, а меня потом уволят. Виданное ли дело! «Николай Иванов» - чеченец! Я начальника позову - пусть он и разбирается.
Парень лишь равнодушно пожал плечами. Женщина закрыла окошко выдачи документов и исчезла где-то в недрах кабинета. Минут десять парень стоял в полной тишине. Потом, лязгнув окрашенным в черное с золотым стекло, окошко хлопнуло о потертую стойку и в проеме показалось лицо паспортистки:
- Сейчас начальник выйдет. Жди.
Начальник появился практически мгновенно. С первого же взгляда стало понятно, что это бывший военный. И дело даже было не в сочетании гражданского пиджака и галифе защитного цвета, заправленных в яловые сапоги, а в том, как он вышел из кабинета: шумно и резко распахнутая дверь, твердый шаг, суровый взгляд и командный голос:
- Где этот умник?
В коридоре, кроме парня никого не было, поэтому он посчитал излишним отвечать. Начальник паспортного стола нахмурился и снова сердито спросил: «Где он?!» На этот раз вопрос был адресован паспортистке, которая выглянув из маленького окошка робко ответила: «Так это... вот же... тут и стоит...» Парень улыбнулся, но продолжал молчать. Начальник окинул его удивленным взглядом и почти перешел на крик:
- Шуточки шутим? А за порчу гос. документа ответить не желаем?
- А где порча? Я паспорт еще и в руках не держал.
- Ну вот будешь умничать, так и в глаза его не увидишь вовсе!
Парень недоверчиво усмехнулся и спокойно произнес:
- Как так? Я гражданин Советского Союза и в 16 лет мне по Конституции паспорт положен.
Теперь уже улыбался начальник, но улыбка его не была ни забавной ни доброй:
- Ах ты у нас Конституцию знаешь? А про Уголовный Кодекс не знаешь? Про дачу ложных показаний не читал? Ты видел, что в бланке указано? Все данные должны быть точные! За обман - тюрьма!
- Ну а где я вру то? - удивился парень.
- Как где? - начальник заглянул в бланк с данными - Ты кто? Николай Иванов - 1944 года рождения. А национальность какую пишешь? Чеченец?! Я сейчас из отделения дежурного кликну, он тебе быстро и национальность и фотографию поправит. Умник!
Глядя прямо в глаза бушевавшему отставнику, парень спокойно достал из внутреннего кармана куртки сложенный в четверо листок бумаги.
- Тут все написано. Читайте?
- Что я тут еще тебе читать должен? - возмутился он, но бумагу все же взял и сделал шаг назад, в кабинет, где света было больше, чем в коридоре. Примерно с минуту он изучал написанное, потом обратился к паспортистке:
- А ну, Галя, найди-ка мне номерок детский дома
Судя по шуму падающих папок и книг, паспортистка Галя бросилась выполнять просьбу начальника без промедления.
- Вот, 4-14. Детский дом.
Начальник снова посмотрел в листок, потом перевел взгляд на парня, который совсем не выказывал ни волнения, ни беспокойства.
- Так, а ты иди со мной. Сейчас все выясним.
Кабинет начальника выглядел как и любой другой кабинет провинциального советского учреждения: зеленый сейф, два ветхих стула и явно дореволюционный стол с пыльным графином воды и гипсовым бюстом Ленина. Телефонный аппарат висел на стене. Начальник молча указал парню на стул, а сам принялся набирать номер. Дозвонился он со второй попытки.
- Начальник паспортного стола Трофимов. Директора мне дайте, - затем обращаясь к парню, сказал - Николай Иванов, говоришь?
Тот равнодушно кивнул головой в ответ. Трофимов хотел что-то еще добавить, но на другом конце провода ему уже отвечали:
- Да, алло, Трофимов, начальник паспортного стола. Тут у меня ваш бывший сидит, Николай Иванов. Да, с 44 года. Пришел паспорт получать и говорит, пишите меня...
Тут Трофимова явно перебили и он стал внимательно слушать, изредка поглядывая то на листок, который продолжал держать в руке, то на Иванова.
- Хорошо, понял. Конец связи.
Трофимов повесил трубку.
- Значит так. Все подтверждается. Не врешь - уже хорошо. Только я тебе такого паспорта не выдам.
- Как это не выдадите? А какой выдадите?
- Какой хочешь. Имя-то оставим, а вот национальность пиши другую. Хош русским запишем, как меня, хош хохлом, как вот Галину, а чеченом я тебя писать не стану.
- Не чеченом, а чеченцем - холодно поправил парень - и меня ни русским, ни украинцем писать не надо. Пишите, кем есть.
Начальник вынул из кармана «беломорину», смял привычным движением бумажный мундштук и, присев на край стола, закурил.
- А что, русским быть не хочешь?
Парень оставил вопрос без ответа. Выпустив клуб дыма, начальник уже совершенно спокойно сказал:
- Ты хоть знаешь, кем записаться просишься? Вы ж - враги народа. Гитлеру коня белого готовили! Вас же за то и выселяли!
Парень не скрывая злости посмотрел на Трофимова.
- Ты глазами то на меня не зыркай! Не напугаешь! А про коня того всем известно.
- Как же! Чего скрывать то? Я сам его и готовил. Мне как раз тогда пол-года должно было быть...
- Опять шутит! - повышая тон сказал начальник - только вот с шуточками этими... Знал я одного вашего на фронте. Геройский разведчик! Два года вместе на брюхе по минным полям за языками ползали. Весь как на ладони у меня был! А как ему в феврале 44-ого, в штабе про выселение объявили, так оказалось, что и не знал его вовсе. Опер из штаба дивизии его, понятное дело, сразу разоружил и под конвой. «Сейчас, - говорит - на машину и поедешь за своими вслед». Пока машину ждали, чечен тот упросился с боевыми товарищами попрощаться. Оперу-то плевать было на его прощания, но интересно стало - с кем это он дружбу водит. Думал, что для протокола пригодится. И повел его, под револьвером, в землянку. А тот опера по дороге разоружил и к немцам, средь белого дня ушел. Так что в ссылку опер один поехал. Но уже не сопровождающим. Вот кем ты записаться хочешь! Ты ж наш, советский! Тебя же власть народная простила, воспитала! Имя дала! Образование!
- Пишите чеченцем, - оборвал его парень.
- Ах ты щенок! - взорвался Трофимов - мне указывать тут еще будешь? А пошел отсюда! В паспорте будет у тебя «русский»! Все! Вон! И бумажки свои забери!
Иванов медленно встал, поднял с пола брошенные ему начальником бумаги и вышел из кабинета.
У самого выхода из окна выдачи документов его тихо окликнул уже знакомый голос паспортистки Гали:
- Хлопчик! Коля! Ты того, подожди меня за воротами - у меня к тебе дело есть!
Торопиться Иванову было некуда, но и говорить с паспортисткой ему тоже не хотелось, и он, не смотря на ее просьбу, медленно пошел от конторы в сторону столовой, где собирался немного поесть. Дела обстояли хуже некуда. Учеба в интернате закончилась. Паспорт, вместе с остальными выпускниками, ему не дали именно по той же причине, по которой Трофимов выгнал его сегодня из кабинета: Николай крупно разругался с директором интерната, требуя написать в паспорте «чеченец». В противном случае, грозился паспорт при всех порвать. Директор интерната долго кричал, но испугался. В результате вместо паспорта Иванову дали справку, удостоверяющую его молодую, бунтующую личность. И предписание - в недельный срок паспорт получить.
В столовой было пусто. Рабочий класс должен был заполнить ее примерно через час, в строгом соответствии с трудовым законодательством. За 18 копеек Иванов взял себе «второе» - «макароны по флотски» - серую массу вермишели, припудренную, для порядка, мясным фаршем, больше напоминавшим коричневый порошок. Компот за 2 копейки оказался теплой, бесцветной жидкостью, с плавающим в ней куском черного сухофрукта, неподдающегося идентификации ни по форме, ни по запаху. Сев за столик у окна, Иванов принялся за еду. Ел равнодушно. Несмотря на голод, аппетита у него совсем не было. Когда «флотских макарон» оставалось треть порции, он отодвинул от себя тарелку. Посмотрев на компот, Иванов решил выпить воды на улице, из-под крана. У дверей его окликнула кассир:
- Эй! А кто убирать будет?
Иванов, не оглядываясь, ответил:
- Завтра уберу. Сейчас времени нет, - правительственное задание у меня. Коня надо готовить. Белого.
Колонка с водой оказалась почти в центре небольшой поселковой площади. Иванов подошел к ней, отрыл вентиль и подождал, пока стечет теплая вода. Потом медленно, стараясь не забрызгать одежду, начал пить, подставив под холодную струю ладонь. Напившись, он увидел рядом незнакомую пожилую женщину.
- Коля, тож я. Галя, паспортистка. Ты почему меня не подождал?
- Занят был, - хмуро ответил Иванов, - и сейчас тоже занят. Тороплюсь. Даже посуду в столовке не прибрал.
Несмотря на недружелюбный тон, Галя, похоже, совсем не обиделась:
- Да не серчай ты! Дай мне бумажку твою глянуть.
- Это еще зачем? Трофимова спросишь - он тебе перескажет, - Иванов уже не скрывал раздражения. Да и было отчего злится - ночевать ему было негде, денег совсем чуть-чуть, а паспорт необходимо было получить в четыре дня. Дольше его справка из интерната считалась недействительной.
- Я ж по делу прошу. Дай мне глянуть.
Иванов молча достал из кармана лист и протянул его паспортистке.
«Росписка красноармейцу Николаю Иванову, в том, что он сдал гражданке Синько, фельдшерице дома ребенка станции „Каляево“ младенца, мужского пола, 12 марта 1944 года.» Печать и роспись. А ниже, уже другой рукой, было дописано: «указанный младенец, был снят с поезда. Документов, удостоверяющих его личность - не обнаружено. Фамилия и имя - неизвестно. Национальность (ориентировочно) - чеченец. Директор детского дома Кашин А. Н.»
Галя осторожно сложила пожелтевший лист бумаги и передала его Иванову.
- А я сразу поняла, что ты чечен. Я ж тут замуж вышла. А раньше в Казахстане жила. А еще раньше нас кулачили. С Украины мы. Теперь тут. А в Казахстане ваших много было - мы ж все ссыльные, рядом жили. Лицом ты - точно чечененок. Характер, - тут она рассмеялась - тоже ваш - кипятильный! А вот имя у тебя - совсем не такое.
После этих слов, Иванов как-то по-другому взглянул на паспортистку:
- Так я ведь и не знаю, какие имена наши... Только в детдоме все «чеченом» дразнили. Имя-то мне того солдата записали. Солдат этот поезд, что нас вез, охранял. Это мне потом директор рассказывал - говорит, на станции открыли вагон, а в нем мертвые все. Тиф был, только я выжил. Меня маленьким и снесли в «Дом ребенка». А документов нет - так кому ж было охота, у тифозных карманы проверять? Только и знали, что поезд тот с ссыльными чеченцами был. Значит и я - чеченец.
Немного помолчав, Иванов добавил:
- Если не запишите чеченцем, буду без паспорта жить.
Паспортистка с грустью посмотрела на парня. Потом вынула из сумочки листок бумаги и ручку и стала на нем что-то записывать:
- Вот адрес мой. Хозяин дома. Иди, скажи, что тетя Галя послала. Тебе, видать и ночевать негде. У нас заночуй, а я сейчас тебе все бумаги оформлю. С обеда у нас еще паспортов на выдачу наберется, а к вечеру Трофимыч у нас поллитру уговорит, так я ему на подпись и снесу. Авось не заметит. Ведомость я с собой домой захвачу. Там за паспорт и распишешься. Все, а теперь иди - у меня перерыв кончился. Да смотри - чтоб дома ждал!
Она сунула растерявшемуся Иванову в руку листок с адресом и быстро пошла в контору.
Вечером паспорт был готов. Не веря своим глазам, Иванов раз за разом перечитывал указанную в нем национальность. Подвоха не было. Все точно - «чеченец».
- Спасибо тетя Галя! Спасибо большее! - не переставая повторял он, раз за разом.
- Хорошо, хорошо - получил и спрячь. А сейчас чай будем пить. Хозяин-то, небось без меня и чаю не предложил.
Муж Галины, курил возле окна. Услышав реплику жены, отозвался:
- Точно. Не предложил. Как же. Мы только и делали, что чаи тут гоняли. Я Коле рассказывал про год тот... Как везли их через станцию ночами. И как мертвых с поезда снимали, да в яму закапывали. Я ему уже и про место-то сказал. Только там сейчас реку завернули. Ну ничего, хоть у берега посидит...
Иванов молча встал, бережно спрятал паспорт в карман:
- Поеду я, тетя Галя... Пора мне.
- Куда?! Куда поедешь-то? Вечер уже! Да и идти тебе некуда...
- Нет, не могу - ночью поезд будет до Астрахани. А там я на Бакинский пересяду - он через Грозный едет. Домой мне пора...
Но Галина, похоже, совсем не собирался его отпускать:
- Но как же! Ночь... Один ты - какой дом?
- Как какой? Дом... Где родился. Туда и поеду.
В разговор снова вмешался муж Галины:
- Мать, ты его не останавливай. Слово у него - мужское. Эх, наш бы оболтус, в 16 таким же был - я и горя не знал бы. Харч я ему тут в дорогу собрал немного. Денег дал. Пусть нас добрым словом потом вспомнит.
- Конечно, вспомню, - сказал Иванов, - и тебя Миша, и тетя Галю.
После этих слов, Галя расплакалась:
- Вспоминай нас. И я буду вспоминать, как нас через Кавказ везли, а вы мне маленькой на телегу хлеб подбрасывали... И как в Казахстане одной семьей жили... Жаль имя ты себе другое не взял, да уж поздно. Ну ничего. Только до поезда рано ведь еще - посиди тут, а потом мы со стариком тебя и проводим.
- Пусть идет, - возразил Миша, - у него есть тут еще дело одно.
На краю берега, возле того места, которое ему указал Миша, Иванов провел оставшиеся два часа. Где-то здесь, под водой, должны были быть могилы его близких. Он даже не знал, кого именно - может его уже и везли в Казахстан сиротой? Мысленно он представлял себе их лица. «Ну вот, я домой еду. Вам не суждено было, но я и за вас тоже домой поеду. Так что, не умерли вы тут, а со мной возвращаетесь...»
Уже садясь в поезд, его окликнул знакомый голос. Это был Миша:
- Слышь, абрек! На вот, в дороге книжку почитаешь. Книжка хорошая!
Иванов взял книгу, улыбнулся, запрыгнул на подножку уже отходящего поезда и помахал на прощание рукой. Потом прошел в вагон, занял свое место на верхней полке, положил под голову маленький узелок с вещами и раскрыл книгу:
М. Ю. Лермонтов.
Герой нашего времени
Часть первая
Бэла
«Я ехал на перекладных из Тифлиса...»
* * *
- Задняя подножка! Поднимаемся веселей и передаем за проезд! - молодой водитель посмотрел в салон автобуса и добавил, - Эй молодежь! Не заснули? Нет? Отлично! Тогда передавайте деньги за проезд! Следующая остановка - «Почта».
Двери с хриплым выдохом закрылись, но как только автобус тронулся с места, водитель ударил по тормозам. В салоне недовольно зашумели:
- Эй! Не дрова везешь!
Но водитель не обращал внимания. Передние двери распахнулись и в автобус поднялся старик в папахе:
- Вот спасибо тебе, парень! Думал не успею. Успел.
- Никакого спасибо, Ваша! Без тебя как можно было бы уехать? - ответил он по-чеченски. Потом он снова обернулся в салон автобуса: Так, молодежь, а ну как быстро место освободили! Вам что, напоминать надо или очки выписать?
Молодежь недовольно заворчала:
- Уже встали, зачем шуметь, Коля? - потом один из них передал пять копеек водителю и тихо добавил - Коля, вот, за старика возьми.
Водитель даже не стал смотреть на деньги:
- В моем автобусе папаха - самый главный проездной!
В салоне зашептали:
- Ох ты! Герой! Своих значит бесплатно катать? А ну, как там тебя зовут? Мы твоему начальнику напишем!
- Ручку с бумагой вам передать? Только мелким почерком пишите - больше уместится. Николай Иванов меня звать. Так и пишите - чеченцев катает на автобусе бесплатно. Правда не всех, а только пожилых. Но вы это можете не указывать.
Потом он снова обратился по-чеченски к старику, который уже занял место в первом ряду и с удивлением рассматривал водителя:
- Отец, не переживай, болтают они, сами не знают. Довезу тебя в лучшем виде, куда скажешь. Это они - в автобусе едут, а я тебя - в такси везу!
Старик одобрительно усмехнулся и снова поблагодарил этого странного водителя - Николая Иванова, который так чисто и без акцента говорил на чеченском языке. И не просто говорил, а очень остроумно шутил с пассажирами, вызывая каждый раз взрывы смеха у чеченской части пассажиров автобуса. Старик так долго и так внимательно смотрел на водителя, что чуть было не пропустил нужную ему остановку. Направляясь к выходу, он снова поблагодарил его и спросил:
- Скажи, парень, а где ты так чеченский язык хорошо выучил?
- Так здесь и выучил, - ответил тот, - в Чечне ведь живем! Все хорошего тебе, отец.
- И тебе доброй дороги!
Автобус закрыл двери и тронулся. Старик же продолжал смотреть ему вслед. «Удивительное дело! Русский, а как наш язык выучил-то! Сейчас так чисто и молодежь наша редко говорит! Вот не знал бы, кто он, решил бы, по- разговору - чистый чеченец...» Потом, словно вспоминая что-то давно забытое, подумал: «..Да и не только по разговору... На лицо - вылитый брат мой... Несчастный... И он, и вся семья его... Умерли они, когда нас в Сибирь увозили...»