Я могу прожить без необходимого, но без лишнего не могу
17 июня 1963 года в Центральном доме литераторов отмечалось 60-летие Михаила Светлова. Собравшимся на вечер коллегам Светлов сказал:
- Я могу вам точно объяснить, почему вы меня любите. Я вам сейчас скажу, я думал над этим. У меня есть одно волшебное качество: я могу прожить без необходимого, но без лишнего я прожить не могу.
Это высказывание есть также в записной книжке Светлова: «Я легко могу прожить без необходимого, без лишнего я прожить не могу» (опубл. в 1973 г.).
Как вспоминает писатель Руслан Киреев, младший современник Светлова, его фраза «мгновенно стала знаменитой» («Пятьдесят лет в раю», 2008).
Однако, как и во многих других случаях, новое изречение на поверку оказывается хорошо забытым старым. Его прообразом можно считать стих из сатиры Вольтера «Светский человек», 1736):
Le superflu, chose très nécessaire.
Излишек, вещь крайне необходимая.
Еще ближе к светловской фразе признание Теофиля Готье:
Я принадлежу к тем, кому необходимо излишнее.
(Предисловие к роману «Мадемуазель де Мопен» (1836); пер. Е. Баевской)
А в книге Фрэнка Харриса «Оскар Уайльд, его жизнь и признания» (1916) приведена устная фраза Уайльда, почти неотличимая от светловской:
- Дайте мне излишества, и я обойдусь без необходимого.
(«Give me the luxuries and I can do without the necessities».)
Уайльд не раз говорил о необходимости бесполезного:
В наш век необходимы только бесполезные вещи. («Портрет Дориана Грея», 1892.)
Там, где необходимое дешевле излишнего, общество деградирует. Хлеб всегда должен быть дороже цветов. (Из черновых рукописей.)
Я никогда не сеял овес; но я посадил несколько орхидей. (Из черновых рукописей.)
Но парадокс, процитированный в воспоминаниях Харриса, лишь отчасти может считаться уайльдовским. Это не более чем вариант хорошо известного к тому времени афоризма, принадлежавшего американскому историку и дипломату Джону Лотропу Мотли (1814-1877). Впервые он был процитирован в книге Оливера Уэнделла Холмса-старшего «Самодержец за обеденным столом» (1858):
Таков знаменитый эпикурейский парадокс, высказанный моим другом, историком, в один из моментов его озарения: «Дайте нам излишества жизни, и мы обойдемся без того, что необходимо для нее».
(«Give us the luxuries of life, and we will dispense with its necessaries».)
В России «светловское» изречение было известно, вероятно, еще до войны. В 1954 году в печати появились наброски Петра Павленко (1899-1951) к ненаписанному военному роману. Наброски относятся к 1943-1944 гг. Здесь записана фраза:
- Дайте нам лишнего, и мы обойдемся без необходимого.
Павленковские записи читали немногие. Зато очень многие прочли вышедшую в том же 1954 году «Повесть о первой любви» Николая Атарова, и в том числе следующие строки:
Мама была легка и беспечна, равнодушна к практическим приобретениям, она говорила: «Можно прожить без необходимого, но без лишнего - нельзя».
Однако публика склонна приписывать яркие фразы знаменитостям, и прежде всего - знаменитостям с репутацией остроумцев.
Я научила женщин говорить…
14 сентября 1957 года Анна Ахматова прочитала Лидии Чуковской свои новые стихи, в том числе четверостишие под названием «Эпиграмма»:
Могла ли Биче словно Дант творить,
Или Лаура жар любви восславить?
Я научила женщин говорить…
Но, Боже, как их замолчать заставить!
(Биче - сокращение имени Беатриче.)
Появление «Эпиграммы» было, по-видимому, связано с ролью «старейшины» советских поэтесс, в которой Ахматова оказалась в середине 1950-х годов. Официальные обвинения 1946 года с нее так и не были сняты и пока еще публиковались лишь ее переводы, однако с началом «оттепели» общаться с ней уже не было чем-то опасным и предосудительным.
В декабре 1954 года прошел Второй Всесоюзный съезд советских писателей. Ахматова рассказывала:
- Ко мне подходили поэтессы всех народов. А я чувствовала себя этакой пиковой дамой - сейчас которая-нибудь из них потребует: «три карты, три карты, три карты».
(Лидия Чуковская, «Записки об Анне Ахматовой», запись 14 января 1955 г.)
29 октября 1960 года «Эпиграмма» появилась в «Литературной газете» вместе с тремя другими стихотворениями Ахматовой. Литературовед Лазарь Ильич Лазарев, работавший тогда в «Литгазете», вспоминает:
«Это была, по-моему, первая после военных лет газетная публикация стихов Ахматовой. Одно из них - знаменитая “Эпиграмма”: Но, боже, как их замолчать заставить! Две последние строки тут же стали поговоркой». («Записки пожилого человека», 1993.)
За этими двумя строками стоит многовековая литературная традиция.
В последние десятилетия XV века во Франции появились анонимные фарсы об адвокате Патлене. Франсуа Рабле в молодости участвовал в любительских постановках этих фарсов; именно отсюда он позаимствовал фразу «Вернемся к нашим баранам».
В 34 главе III книги «Гаргантюа и Пантагрюэля» (1546) Рабле пересказывает эпизод из фарса, в котором участвовал сам:
Любящему супругу хотелось, чтобы жена заговорила. Она и точно заговорила благодаря искусству лекаря и хирурга, которые подрезали ей подъязычную связку. Но, едва обретя дар речи, она принялась болтать без умолку, так что муж опять побежал к лекарю просить средства, которое заставило бы ее замолчать. Лекарь ему сказал, что в его распоряжении имеется немало средств, которые могут заставить женщину заговорить, и нет ни одного, которое заставило бы ее замолчать; единственное, дескать, средство от беспрерывной женской болтовни - это глухота мужа.
(Перевод Н. Любимова)
В 1584 году Гийом де Буше издал эссеистический сборник «Вечера» (1584) на нормандском диалекте. Здесь мы читаем:
Есть тысяча способов разговорить женщин, и ни одного способа заставить их замолчать.
В 1597 году французский посол в Лондоне Андре де Мессе в беседе с королевой Елизаветой I выразил восхищение ее познаниями в иностранных языках. Королева ответила:
- Нетрудно научить женщину говорить, гораздо труднее научить ее держать язык за зубами.
Этот ответ, записанный де Мюссе и опубликованный в книге Ф. К. Чемберлена «The private character of Queen Elizabeth» (1922), не слишком известен.
Зато прекрасно известна комедия Мольера, где повторена фарсовая ситуация из романа Рабле:
ЖЕРОНТ. Господи, какое словоизвержение! И никак его не остановишь. (Сганарелю.) Сударь, умоляю вас, сделайте ее опять немой!
СГАНАРЕЛЬ. Увы, это невозможно. Я могу разве что из особого уважения сделать вас глухим.
(«Лекарь поневоле» (1666), III, 6; перевод Н. Ман)
Третью строку «Эпиграммы» можно понимать двояко: «Я научила женщин писать стихи» либо «Я научила женщин выражать свои чувства». В контексте четверостишия явно подразумевается первое значение.
А вот Арсений Тарковский, похоже, имел в виду оба значения, когда, процитировав строку «Я научила женщин говорить…», заметил:
«Место было пусто с тех пор, как перестала существовать Сапфо». («Заметки к пятидесятилетию “Четок” Анны Ахматовой», 1964; опубл. в 1992 г.)
Эта оценка характерна для 1960-х годов. Ныне она кажется вовсе не очевидной; достаточно вспомнить об Эмилии Дикинсон (1830-1886) - самом читаемом в нашем веке американском поэте.
Язык дан человеку, чтобы скрывать свои мысли
Эта фраза обычно приписывается Шарлю Морису де Талейрану (1754-1838), само имя которого стало почти что синонимом слова «дипломат». Талейран возглавлял Министерство иностранных дел Франции при Директории, Наполеоне (1797-1807) и при Бурбонах (1814-1815), а при «короле-гражданине» Луи-Филиппе занимал должность посла в Лондоне (1830-1834).
Генрих Гейне приписывал эту фразу министру полиции Жозефу Фуше, добавив, что дураки «говорят много слов, дабы скрыть, что у них вовсе нет мыслей». («Идеи. Книга Le Grand» (1826), XV; перевод Н. Касаткиной.)
В «Мемуарах» экс-якобинца Бертрана Барера, опубликованных посмертно (1842), рассказан такой эпизод: в конце февраля 1808 года испанский посол Эухенио Искьердо напомнил Талейрану, что Наполеон обещал испанскому королю Карлу IV не требовать его отречения от престола. Талейран будто бы ответил:
- Язык дан человеку, чтобы скрывать свои мысли. (La parol a été donné a l’homme pour déguiser sa penseé.)
Это «перевернутая» цитата из Мольера: «Язык дан человеку, чтобы выражать свои мысли» («Брак поневоле» (1664), сцена 6). Вскоре Карл IV был фактически арестован французами и подписал отречение. В историю, рассказанную Барером, трудно поверить - хотя бы потому, что Талейран выставлен здесь весьма неискусным дипломатом.
Автором фразы называли также журналиста Шарля Жана Ареля (Harel), который в 1814-1815 гг. сотрудничал в сатирическом журнале «Желтый карлик» («Le Nain jaune»). 8 дней спустя после смерти Ареля, 24 августа 1846 года, в парижской газете «Siècle» появилась статья Шарля де Фьенна. Фьенн, со слов Ареля, утверждал, что знаменитое изречение впервые появилось в «Желтом карлике» и принадлежит Арелю.
Эта версия принята в «Моих воспоминаниях» Дюма-отца (1852-1865), а также в авторитетном справочнике Эдуара Фернье «Остроумие в истории» («L’Esprit dans l’Histoire», 1867). Журнал «Le Nain jaune» доступен в Сети, однако «талейрановского» изречения в нем, по-видимому, не было.
Своему внебрачному сыну, графу Шарлю Жозефу де Флао, Талейран писал: «Во время всех смут политики желают одного, а народу говорят совсем другое». (Е. de Waresquiel, «Talleyrand, le prince immobile», 2003; цитирую по книге: Дельфина де Жирарден, «Парижские письма» (2009); перевод В. Мильчиной.)
Уже Плутарх заметил, что «софисты (…) пользуются словами, чтобы скрыть свои мысли» («Об умении слушать», 7).
Роберт Саут, священник при английском дворе, в проповеди, прочитанной в Вестминстерском аббатстве 30 апреля 1676 года, говорил:
- Речь дана простым людям на то, чтобы излагать свои мысли, а мудрым - чтобы скрывать их.
В сатире английского поэта Эдуарда Юнга «Любовь к славе» (1725) имеется строка:
…И говорят, чтоб мысли утаить.
Наконец, Вольтер писал:
Люди пользуются умом лишь для того, чтобы оправдать свои несправедливости, и языком лишь для того, чтобы скрывать свои мысли.
(«Каплун и пулярка» («Диалоги», XIV), 1763)
Это и есть ближайший источник фразы, приписанной Талейрану.
В книге Сэмюэла Бента «Краткие изречения великих людей» (Бостон, 1882) после «талейрановской» фразы помещено анонимное изречение:
Подпись дана человеку, чтобы скрыть свое имя.
http://flibustahezeous3.onion/b/541330/read#t170