Сказка о единороге(глава 2)
Глава 2. Мир материи
Придя в себя первое, что увидел Аэрэль, было непонятное месиво из бурой промокшей земли и чего-то желтого отдаленно напоминавшего листья. Единорог приподнял голову и понял, что он лежит на единственном сухом клочке земли под развесистым зеленеющим дубом. Вокруг же был безжизненный опадающий листьями лес, столь непохожий на вечно юные и цветущие деревья Рассветных лугов. Под копытами была сплошной ковер из опавших листьев, и на шкуру единорога сверху сквозь просветы в кроне дуба, капала противная мелкая морось. Аэрэль зябко поморщился и попробовал призвать внутреннее чутье, чтобы понять в каком же именно мире идей он находится. В его голове начали мелькать разноцветные блики, и каждое усилие вызывало странное и непонятное ощущение сопротивления и даже боли. "Странно - подумал жеребец - в идейных мирах не бывает боли". И только в этот миг единорог понял, куда именно его забросили жестокие вожаки стада. Материальный мир! Проклятое, совершенно лишенное магии и красоты место, план бытия на котором живут люди. И значит то коченеющее, заставляющее зубы выбивать невольную дрожь ощущение, что он испытывает - это ни что иное как холод! Самый настоящий холод способный заморозить даже существо из мира идей! От этой мысли единорог вскочил на все четыре копыта и начал испуганно озираться. Блики на поверхности Эфирного моря доносили не только красоту, иногда проявляющуюся в поступках людей, но и отголоски страшных битв, ужасных чудовищ и самое страшное, человеческой жестокости. Но вокруг него не происходило ни битв, не было видно никаких зверей, ровно, как и людей. С серого промозглого неба непрерывной пеленой лил мелкий моросящий дождь, норовивший промочить белоснежную шкуру, вокруг была мокреющая земля и куда не кинь взгляд, повсюду виднелись стволы берез, одетых в опадающую желтую листву. Аэрэль с любопытством присмотрелся к листьям и понял, что они находятся на последней из граней своего существования. Единорог чувствовал где-то внутри весь жизненный путь, который проделал каждый из листочков, от почки, прорастающей из веточки до этого желтого безжизненного просвечивающего кусочка материальной субстанции. Как каждый лист жадно впитывал влагу, дающую ему энергию для роста, как питаясь лучами солнца, он выполнял свое великое предназначение и, забирая из мира тепло, отдавал ему воздух. И в этот момент осознания в груди единорога защемило от потрясающего чувства красоты не испытанного им ранее. "Таковы ужасы материального мира? - спрашивал себя он - когда даже самые маленькие из его творений выполняют свое предназначение и уходят, пройдя весь свой цикл? Как же жаль, что мои братья и сестры, проводящие свои жизни в вечном беге, не могут ощутить то самое Равновесие, которое они так ревностно поддерживают во всей полноте".
И внезапно, даже будучи окруженным вымирающим лесом, единорог почувствовал, что ему становится теплее. То ли его жизненные силы возвращались к нему, то ли внезапно испытанное чувство красоты, но Аэрэль понял, что готов двигаться вперед какие бы преграды не ждали его на пути. Прислушавшись к своим ощущениям, жеребец услышал направление, в котором ему чудилось присутствие чего-то живого и разумного, и направил свои копыта в ту сторону. Несмотря на окружавшую его красоту, идти по размокшей земле было сложно. Копыта регулярно застревали в земле, а когда Аэрэль попробовал перейти на бег он так нещадно запачкал свои бока жидкой грязью, что сразу же отказался от этой идеи. Благо у него все еще оставался главный источник силы единорогов, а именно пронзающий пространство рог. Поэтому пара легких взмахов изменяющих правила реальности и капли дождя начали бессильно стекать с единорожьих боков не касаясь их. Так Аэрэль и шел, с каждым пройденным километром чувствовал, приближение каких-то очень пугающих и нелепых существ. По ощущениям в каждом из них пылала буря, звенели от жара костры, зажигались и тут же гасли звезды. Единорогу было страшно идти в лапы к таким страшным животным, но стоять на месте было смерти подобно. Стремительно холодеющие бока и мокрые копыта не доводили еще до добра ни одного единорога. Когда то, что в этом мире выдавало себя за солнце, начало катиться на убыль единорог вышел из леса на странную просеку. Она была протяженной в обе стороны, вправо и влево и в земле были две неестественные борозды. Чуткими ушами Аэрэль услышал лязгающий противный звук и благоразумно изменил пространство так, чтобы свет не отражался от его белой шкуры. Присутствие тех пугающих зверей становилось все явнее, по мере нарастания лязгающего шума и через несколько минут единорог увидел, как ровно по двум бороздам путешествует чудное деревянное сооружение, которое тащил за собой с видимым усилием, очень похожий на единорога зверь. Только приглядевшись, единорог понял, что этот черный лохматый замызганный зверь это никто иной как конь, ущербное отражение образа единорога в материальном мире. И тогда те существа, которых он ощущал... должно быть люди! И действительно на деревянной скамье за поводьями сидел бородатый укутанный в плащ человек, что-то ожесточенно жестикулировавший своему товарищу, который умостился в глубине телеги. До единорога начали доноситься каркающие, хрипящие звуки, что люди выдавали за голос, но звуки этой речи Аэрэлю были понятны. Ведь в основе каждого слова на самом деле лежит идея! А уж мир идей то для единорога был родной вотчиной.
- Я тебе клянусь, Гонги! Я сам видел этого пройдоху! - извозчик напористо кричал своему собеседнику - из самых Вечных болот притопал! На ногах, сбитые напрочь башмаки, вся одежда пропахла тиной и сыростью, волосы - смотанная в космы бичева, напрочь седая! Но сам целехонек, молодой как был пятьдесят лет назад! И главное ничего не помнит, что было!
- Да, ну иди ты, Михно! - неуверенно отозвался усатый мужчина, которого извозчик назвал Гонги (от звуков человеческих имен у Аэрэля аж зубы заскрипели так, что он испугался, как бы ни выдать себя) - ну не бывает так, чтобы человек сходил в гости к василискам и вернулся! Они ж обращают людёв в камень! Ты че? Не слыхал Порушиных легенд?
- Много Поруша знает - ответил Михно - сам то, небось, василисков и не видел ни разу! А старый Лапхан... Тьфу ты, молодой Лапхан то явно у них побывал. Его прямо на окраине болот селяне нашли.
Василиски! В мозгу Аэрэля забрезжила надежда. Стражи Вечности всегда были в хороших отношениях с единорогами, ведь тот баланс, который соблюдали единороги, держал пространство и время в одном неразлучном комке. Нет вечности без времени, не так ли? Дальше единорог уже не слушал людей, он легко проследил направление их мыслей, и примерно представлял, где находятся те самый болота, у которых нашли счастливчика Лапхана. Забыв про маскировку, единорог воодушевленно бросился в галоп, оставив изумленных селян позади, с раскрытыми ртами от непонятно откуда взявшегося белоснежного коня с рогом.
Бежать по этой искусственной просеке было на удивление удобно, по крайней мере, значительно удобнее, чем по размокшей лесной земле и Аэрэль даже начал получать некоторое удовольствие от материального мира. В Рассветных лугах, все деревья, ручьи, трава, солнце и даже тень от него представляли собой сотканные из идей конструкты. Поэтому в то время как они были прекрасны, деревья всегда зелены, трава сочна, ручьи звенящи, им не хватало материальной самобытности. Здесь каждое дерево, каждая веточка, каждый лист, проживали свой собственный цикл в чудесной гармонии. И стремительно перебирая копытами по размокшей колее, Аэрэль не мог не восхищаться окружающими чудесами.
По мере того как он приближался к деревне, где обитал старый Лапхан, мысли единорога переключились на василисков. Могло ли так быть, что они обитают на границах материального мира? До этого домом Аэрэля были Рассветные луга и нигде кроме юноша не бывал. Луга принадлежали исключительно миру идей, и никаких соприкосновений с материальностью не испытывали. Если же человек смог побывать у василисков и вернуться, пусть даже с измененным закольцованным временем в своем теле, значит туда, как минимум есть доступ с материального плана. Аэрэль с содроганием вспомнил описания василисков, услышанные в ночных байках старых меринов. Как они рассказывали, у этих существ были изогнутые змеиные шеи, которые при опасности плотно вжимаются в чешуйчатые ящериные тела.... На немигающей приплюснутой морде сложен петушиный гребень, который иногда бывает настолько огромен, что может закрыть ужасающий птичий клюв, которым эти создания выводят свои оды вечности, а лапы украшены драконьими когтями, столь острыми, что могут резать даже связывающие мир струны. Нужно понимать, что рог единорога тоже обладает подобным качеством, но пронзать и мчаться дальше, это не то же самое, что обрывать и разрушать, как это делают василиски. Аэрэль чувствовал какую-то странную бездну с обрывистыми краями в груди, в которую так легко падали все разумные доводы и надежды юного единорога. "Страх!" - понял Аэрэль - "так вот он какой! Что ж, не могу сказать, что он мне нравится". Действительно мысли о василисках насаждали слабость в копытах и неуверенность в животе, но иного выхода у юного единорога не было. Легкой незамеченной тенью, миновав вечернюю деревню, подсвеченную лишь мерцающими отсветами свечей в окнах, Аэрэль свернул на неприметную лесную тропинку, начинавшуюся за последними хатками. Здесь единорогу вновь пришлось перейти на шаг, а вскоре и вовсе начать с опаской пробовать землю перед каждым шагом. Лес вокруг редел, а земля под ногами уже не была просто смоченной дождем - вода сочилась из-под нее. Единорог ощущал усталость, но мысль об отдыхе в этом недружелюбном месте совершенно его не воодушевляла. В какой-то момент копыто единорога провалилось в трясину почти по туловище, другая нога подогнулась, и Аэрэль свалился всем телом в воду. Пока он тщетно пытался вызволить свое копыто, со всех сторон на единорога накатил неестественный шепот. От удивления юноша, перестал пытаться вызволить ногу и прислушался к шепоту, не замечая, что его заднее копыто тоже медленно начало погружаться в трясину.
"Зачем продолжать бег, о, юный единорог" - переливающийся интонациями голос, взывал к Аэрэлю - "здесь ты будешь един с миром, а мир будет в тебе... Разве не к этому ты стремишься в своих попытках передать красоту мира тем, кто ее не видит? Единство идей и материи! Разве не хочешь ты сам чувствовать все вселенную в своих легких... Вечно..."
Завороженный голосом, Аэрэль почувствовал нестерпимое желания сдаться, просто опустить голову на мягкую зеленую кочку и закрыть глаза. Но в тот же самый миг, единорог вдруг ощутил странное покалывание в копытах. Прислушавшись к себе, он понял, что снова может двигаться, рассекая копытами материю, будто внезапно оказавшись в мире идей.
"Ну, конечно!" - разозлился на себя юноша - "ну, что же я за глупый, бездарный конь с рогом? Единственный способ для василисков жить в мире материи, это сделать мир идей его частью".
Разочарованное Болото Вечности, еще пыталось своим шепотом убедить единорога остаться, но зная правила места, где он находится, тот с легкостью освободился от трясины. Обиженный шепот, совсем затих и Аэрэль немного взбодренный двинулся дальше. Вокруг наступила ночь, но усилив отражение лунного света от своей шкуры, единорог мог сносно видеть направление своего пути. А верность выбранной тропинки он оценивал по тому, сильнее или слабее становится ощущение идеального мира в его сердце.
Так он и брел, слегка освещая понурые кочки и изогнутые застывшие деревья, пока чувство усталости не начало опускать его веки. Странное сочетание материального и идейного дарило странное ранее не испытанное ощущение полного покоя и одновременно ленивое ощущение могущества. На очередном клочке сухой земли посреди застывшего вымершего болота единорог решил остановиться на ночлег. Несмотря на усталость, он парой ударов копыт расширил границу своего сознания на весь островок, и мгновенно провалился в сон. Во сне Аэрэль испытывал потрясающие видения материального мира, в чем-то прекрасные, вроде тысячи рассветов мелькавших перед его глазами со скоростью взмахов крыла стрекозы, в чем-то пугающих, как картинки про стремительно меняющиеся жизненные оболочки людей, зверей, природы и в целом каждой мельчайшей частицы мира. И все они были прерваны вторжением на островок каких-то неизвестных существ.
Аэрэль открыл глаза, с ощущением полной усталости, но при виде чужаков его сонливость моментально пропала. Из застывшей воды болот, одно за другим выскальзывали змеиные тела устрашающих зверей. В отраженном лунном свете их движения были обманчивыми, плавными, стремительными. И везде вокруг себя, насколько единорог мог разглядеть, все они сползались к его лежбищу. В голове вновь зазвенела какофония голосов, но на этот раз она была угрожающей. "Смерть - часть вечности, юный и глупый единорог, ты все равно останешься здесь" - казалось сама болотная гладь, издавала низкое угрожающее шипение, в которое вмешивался этот пугающий гул голосов, и Аэрэлю стало очень не по себе. Он встал спиной к дереву и, собрав остатки мужества, приготовился защищать свою жизнь. Пока ящеры приближались к единорогу, Аэрэль услышал за спиной шум, и обернулся как раз вовремя, чтобы принять на рог подобравшееся сзади существо, которое спрыгнуло на него с веток. Перламутровый рог почти без сопротивления пронзил чешуйчатую шкуру, и Аэрэль ощутив судоржные движения когтистых лап, сразу же сбросил ящера с рога. На бледной траве распласталась извивающаяся туша небольшого создания, из раны которого сочилась темная кровь. Единорог с потрясением и отвращением, заворожённо смотрел на умирающее существо и не мог поверить, что именно он стал причиной тому. Из его оцепенения его вырвал резкая вспышка боли в задней ноге. Один из ящеров подобрался настолько близко, что сумел вонзить свои зубы в ляжку единорога, и Аэрэль затоптался на месте всеми четырьмя копытами, пытаясь его стряхнуть. Будто дождавшись неслышимой команды, остальная стая набросилась со всех сторон на единорога, и Аэрэлю пришлось собрать внутри все силы, чтобы не потерять присутствие духа. Он вертелся как волчок, рассекая своим рогом, крепкие чешуйчатые тела, круша копытами их кости, безуспешно пытаясь призвать внутри силы идейного мира. Но постоянный поток ящеров, не давал единорогу сосредоточиться достаточно, чтобы осознать какие изменения в материальности ему бы помогли. Аэрэль отступал к краю островка, под напором непрекращающихся атак и через какое-то время его задние копыта начали проваливаться в воду. Внезапно его осенила догадка и он, направив часть своих сил в копыта, уверенно ступил на гладь болот. Вода покрылась разводами, немного спружинила, но с легкостью удержала вес единорога. По мере того как Аэрэль отступал ящеры ловко спрыгивали в воду и продолжали пытаться из воды вцепиться в ноги жеребцу. Болото вокруг Аэрэля бурлило и кипело от мельтешения чешуйчатых боков, пастей и когтей. В конце концов, осознав, что поток нападающих не иссякает, единорог улучил момент и, развернувшись, помчал по глади болота прочь от агрессивных ящеров. Каждый шаг нарушающий законы материального мира постепенно истощал единорога, но позади за ним с невероятной скоростью над гладью воды скользили гребни болотных зверей. Пот застилал глаза, и скачка продолжалась, казалось, вечность. Когда из последних сил Аэрэль почти потерял контроль над водой болот, его копыта внезапно вступили на, что-то твердое. За спиной раздались яростные разочарованные вопли преследователей, а перед Аэрэлем выросли две крупные фигуры, облаченные в переливающуюся завораживающими мрачными цветами чешую. Одна из них повернула голову, и на единорога уставился застывший продолговатый бездонный зрачок василиска. Все, что Аэрэль успел сделать это истощенно вхрипнуть после чего небытие поглотило его.