"Дневник Елены Булгаковой"
Михаил Афанасьевич Булгаков (далее - М.А.) не писал своих мемуаров, потому как боялся, что в то время дневник мог скомпрометировать своего владельца, а сам дневник мог быть уничтожен. Поэтому он просил Елену - его жену и любовь всей его жизни - вести дневник. Елена была в курсе всех-всех его дел и очень ему помогала с организационными вопросами.
Дневник освещает время с сентября1933 года до марта 1940, до самой смерти М.А.
Из дневника я очень многое для себя вынесла. Не знала, что была в то время жуткая травля Булгакова, ужасные и непонятные отношения со МХАТом, в котором в первую очередь ставились пьесы М.А., но сколько же обещаний было с их стороны невыполнено - крах надежд М.А. и переживания.
У М.А. оказывается было отличное чувство юмора и способность предсказывать\ощущать будущее.
Он поистине был гением.
Я восхищаюсь им.
Я не удержалась: конспектировала и помечала многие места и целые дни, да я книжний черьвь. В основном меня интересовали: быт гения, его переживания и манера работы над текстом, поиск сюжета, интересные политические истории, интрижки во МХАТе и, конечно, любовь Булгаковых.
Здесь книга в электронном варианте если что. Там же много фотографий.
Мои комментарии и пометки редакции в квадратных скобках.
18 мая (1934 г.)
«Звонок по телефону - М. А.
- Скорей иди домой.
Не помню, как добежала. Оказывается: звонок. Какой-то приятный баритон:
- Михаил Афанасьевич? Вы подавали заявление о заграничном паспорте? Придите в Иностранный отдел Исполкома, заполните анкеты - Вы и Ваша жена. Обратитесь к тов. Бориспольцу. Не забудьте фотографии.
Денег у нас не было, паспорта ведь стоят по двести с чем-то. Лоли смоталась на такси домой, привезла деньги. На этой же машине мы - на Садовую-Самотечную. Борисполец встал навстречу из-за стола. На столе лежали два красных паспорта. Я хотела уплатить за паспорта, но Борисполец сказал, что паспорта будут бесплатные. «Они выдаются по особому распоряжению, - сказал он с уважением. - Заполните анкеты внизу».
И мы понеслись вниз. Когда мы писали, М. А. меня страшно смешил, выдумывая разные ответы и вопросы. Мы много хихикали, не обращая внимания на то, что из соседних дверей вышли сначала мужчина, а потом дама, которые сели тоже за стол и что-то писали.
Когда мы поднялись наверх, Борисполец сказал, что уже поздно, паспортистка ушла и паспорта сегодня не будут нам выданы. «Приходите завтра».
- «Но завтра 18-е (шестидневка)». - «Ну, значит 19-го».
На обратном пути М. А. сказал:
- Слушай, а это не эти типы подвели?! Может быть, подслушивали? Решили, что мы радуемся, что уедем и не вернемся?.. Да нет, не может быть. Давай лучше мечтать, как мы поедем в Париж!
И всё повторял ликующе: - Значит, я не узник! Значит, увижу свет!
Шли пешком, возбужденные. Жаркий день, яркое солнце. Трубный бульвар. М. А. прижимает к себе мою руку, смеется, выдумывает первую главу книги, которую привезет из путешествия.
- Неужели не арестант?!
Это - вечная ночная тема: Я - арестант... Меня искусственно ослепили...»
26 января (1935 г.)
«М. А. четыре дня назад пробовал лечить Дмитриева тоже гипнозом - от его страхов. Так вот сегодня Дмитриев звонил в диком восторге - помогло! Когда еще можно придти? Мрачные мысли, говорит, его покинули, он себя не узнает.»
10 февраля (1935 г.)
«Сегодня М. А. один ходил в Театр на спектакль.
Сегодня М. А. в последний раз играл судью - вводят Курочкина.
Но я почему-то уверена, что М. А. еще будет играть. Не знаю, почему.»
[М. А. играл в «Пиквикском клубе» судью. ]
16 февраля (1935 г.)
«М. А. играл в «Пиквике».»
4 марта (1935 г.)
«Объявлен конкурс на учебник по истории СССР. Миша сказал, что будет писать. Я поражаюсь ему. По-моему, это невыполнимо».
[ред. Но, судя по ее же записи на следующий день, Булгаков считал этот замысел выполнимым.
Его всегда интересовала история. Об этом говорят сюжеты его произведений о Мольере и Пушкине. Сюжеты его оперных либретто «Минин и Пожарский», «Петр Великий», «Черное море». Работая над «Бегом», расстилал перед собою подлинные карты боев в Крыму и Таврии. Даже над «Белой гвардией», таким личным, так мало удаленным во времени от событий романом, работал как историк: безусловно изучая документы эпохи. Его герой - Мастер - историк. (Впрочем, и другой его герой называет себя историком: «Я - историк... Сегодня вечером на Патриарших будет интересная история!»)
Но была и другая и, пожалуй, не менее важная причина так остро вспыхнувшего интереса писателя к задаче: речь шла об учебнике для младших школьников, для учеников 4 класса. Конкретнее: Булгакову представлялась возможность написать учебник для Сережи Шиловского [сын Елены от первого брака], которому в эту пору шел 10-й год и которому предстояло бы по этому учебнику учиться.
Известно, что Булгаков очень любил своего пасынка, охотно занимался с ним музыкой, чтением, учил игре в шахматы. В одной из черновых тетрадей «Мастера и Маргариты» - на чистом листе, во всю страницу - веселый детский рисунок: очень желтый дом под красной крышей, кудрявые пароходные дымы из труб и желтая дорожка к дому... Если бы это была недозволенная шалость ребенка, Булгакову ничего не стоило бы вырвать испорченный лист, как беспощадно вырывал он из своих тетрадей свои собственные испорченные листы. Но рисунок остался, рисунок нравился. В другой тетради видно, как, оставшись вдвоем (может быть, в один из тех дней, когда Е. С. отсутствовала, а воспитательница была выходная), они оба расписываются: вверху страницы, прямо над первой строкой - правее, уверенное: М. Булгаков, левее (детский почерк, перо с нажимом): С. Шиловский. А далее, тут же, - продолжение великого романа, описание бала у сатаны.
В объявлении о конкурсе (оно подписано Сталиным и Молотовым) Булгаков подчеркнул слово «премия» и сумму первой премии - «100000 рублей». Внимательно изучил и подчеркнул ряд требований к учебнику, в том числе: «ярким, интересным, художественным». Проделал большую работу. (О сохранившихся четырех тетрадях «Курса» см.: Лурье Я. С, Панеях В. М. Работа М. А. Булгакова над курсом истории СССР//Рус. лит. 1988. № 3; там же опубликована глава «Емельян Иванович Пугачев».)
Е. С. по-разному объясняла, почему Булгаков все-таки оставил этот труд: объясняла его нездоровьем, занятостью, но выдвигала и третью, самую простую и, по-видимому, самую верную причину: результаты таких конкурсов, как известно, определялись заранее и судьба учебника была решена прежде, чем Булгаков мог закончить свою работу.]
___________________________________________________
[Оглушительный успех пьесы о Мольере («Кабала Святош»), где занавес давали по 20 раз - публика не отпускала, аплодисменты. И так - с каждой премьерой. После нескольких показов - спектакль снимают «сверху». При этом «Мольера» ставили в Лондоне и Норвегии, учитывая то время, нравы и политику - это было, конечно, успехом для самого М.А.]
___________________________________________________
[«МХАТ - кладбище моих пьес» (с) М.А.]
___________________________________________________
8 апреля (1935 г.)
«После первого тоста за хозяйку Пастернак объявил: «Я хочу выпить за Булгакова!» Хозяйка: «Нет, нет! Сейчас мы выпьем за Викентия Викентьевича, а потом за Булгакова!» - «Нет, я хочу за Булгакова! Вересаев, конечно, очень большой человек, но он - законное явление. А Булгаков - незаконное!»
1 января (1937 г.)
«Дай Бог, чтобы 1937-й год был счастливей прошедшего!»
___________________________________________________
[Знали бы эти господа, что для современного человека 37-й год - страшная метафора.]
___________________________________________________
7 февраля (1937 г.)
«Сейчас наступили те самые дни «Пушкинского юбилея», как я ждала их когда-то. А теперь «Пушкин» зарезан, и мы - у разбитого корыта.»
12 февраля (1937 г.)
«Больное место М. А.: «Я узник... меня никогда не выпустят отсюда... Я никогда не увижу света.»
___________________________________________________
[М.А. окажется прав. Он никогда не побывает за границей. При всем при этом его брат Николай прожил вторую половину своей жизни во Франции, но они даже не переписывались. Я так и не поняла: то ли не хотели, то ли не могли, то ли не хотели компрометировать себя. Но брата М.А. бесспорно любил. Персонаж Николка в пьесе «Дни Турбинных» - это ему посвящение.]
___________________________________________________
22 февраля (1937 г.)
«Один из бухгалтеров Большого театра сочинил пьесу, плохую, конечно. Днем М. А. пришлось с ним разговаривать, то есть бухгалтер просил дать отзыв.
Из театра провожал М. А. домой случайно встретившийся ему на улице Тимофей Волошин, пригласил М. А. к себе и тоже прочитал ему отрывок из своей пьесы.
А вечером - Смирнов, присланный дирекцией Большого театра для консультации по поводу его либретто.
Убийственная работа - думать за других!.»
25 июня (1937 г.)
«М.А. часто уходил к себе в комнату, наблюдал луну в бинокль - для романа. Сейчас - полнолуние.»
___________________________________________________
[Начиная с августа 1937 года много записей о том, что арестовывают людей. Причем начинают со «своих». Елена, естественно, пишет о своём окружении, т.е. о людях тем или иным образом относящихся к искусству. Так вот начинают со «своих»: тех, кто писал подхалимские статейки и хаял писателей-«нереволюционеров» и т.д.
Также много сообщений о самоубийствах как деятелей культуры, так и о чиновниках.
Причем нет трагической манеры описания, а будто так и надо, будто логично это всё.]
___________________________________________________
29 сентября (1937 г.)
“М.А. искал фамилию, хотел заменить ту, которая не нравится. Искали: Каравай… Караваев… Пришёл Сережка и сказал - «Каравун». М.А. вписал.
Вообще иногда М.А. объявляет мальчикам. Что дает рубль за каждую хорошую фамилию. И они начинают судорожно предлагать всякие фамилии (вроде «Ленинграп»…).”
2 октября (1937 г.)
«М.А. говорит за ужином:
- Подошёл к полке снять первую попавшуюся книжку. Вышло - «Пессимизм»…»
23 октября (1937 г.)
«У М.А. начинает зреть мысль - уйти из Большого театра, выправить роман «Мастер и Маргарита», представить его наверх.»
[ред. Это первое упоминание нового названия романа. Ставшего теперь уже окончательным. С этого момента работа над романом не прекращалась до весны 1938 г.]
22 апреля (1938 г.)
«Сегодня был у нас Николай Радлов и угощал М. А. такими сентенциями:
- Ты - конченый писатель... бывший писатель... все у тебя в прошлом...
Это - лейтмотив. Потом предложение:
- Почему бы тебе не писать рассказики для «Крокодила», там обновленная редакция. Хочешь, я поговорю с Кольцовым?
Это что-то новое. Какая-то новая манера воздействия на М. А.»
[У Булгаковых новая забава - надевать маски. Елена не описывает как и при каких обстоятельствах они их носят и т.д. Часто пишет наподобие: «Были гости. Надевали маски. Смеялись».]
12 сентября (1938 г.)
«.. у М.А. написано 12 пьес, - и ни копейки на текущем счету. Идут только 2 пьесы в 1 театре.»
21 сентября (1938 г.)
« …постоянный возврат к одной и той же теме - к загубленной жизни М.А.
М. А. обвиняет во всем самого себя. А мне тяжело слушать это. Ведь я знаю точно, что его погубили. Погубили писатели, критики, журналисты. Из зависти. А кроме того, потому, что он держится далеко от них, не любит этого круга, не любит богемы, амикошонства...»
1 ноября (1938 г.)
«Зашла, проводив М. А. в Большой, к зам.. директора Литфонда, сказала, что в магазине Литфонда отказались дать писчую бумагу Булгакову - «он уже и так получил больше нормы», а норма, оказывается, четыре килограмма бумаги в год.
На чем же теперь писать?
Зам. объяснил, что поручили Фадееву наладить это дело, но когда это будет - неизвестно, и надежд на получение в скором будущем бумаги нет.»
4 ноября (1938 г.)
«М. А. взял на время у Дмитриева книжку «К 40-летию МХАТа». Там, в числе спектаклей, кроме «Турбиных» и «Мертвых душ», и загубленный «Мольер». Написано 296 репетиций. Спектакль прошел семь раз.»
11 ноября (1938 г.)
«Пришли. Начало речи Сахновского:
- Я прислан к Вам Немировичем и Боярским сказать Вам от имени МХАТа: придите опять к нам, работать для нас. Мне приказано стелиться, как дым, перед Вами... (штучка Сахновского со свойственным ему юмором)... Мы протягиваем к Вам руки, Вы можете ударить по ним... Я понимаю, что не счесть всего свинства и хамства, которое Вам сделал МХАТ, но ведь это не Вам одному, они многим, они всем это делают!
Примерно в таком духе и дальше.»
24 ноября (1938 г.)
«Дмитриев, по случаю того, что ему наконец вернули паспорт, - пригласил обедать в ССП. Ели раков. Подавали медленно, - только два официанта там, - поэтому засиделись долго. Ну и типы там в столовой попадаются. Это - не 19-й век, не - честные бородатые лица с ясными глазами.»
29 ноября (1938 г.)
«Над нами - очередной бал, люстра качается, лампочки тухнут, работать невозможно, М. А. впадает в ярость.
- Если мы отсюда не уберемся, я ничего не буду больше делать! Это издевательство - писательский дом называется! Войлок! Перекрытия!
А правда, когда строился дом, строители говорили, что над кабинетами писателей будут особые перекрытия, войлок, - так что обещали полную тишину. А на самом деле...
- Я не то что МХАТу, я дьяволу готов продаться за квартиру!...»
___________________________________________________
[Мне, как человеку современному, непонятно, как можно писать в своём дневнике, что денег нет и по счетам платить не чем. И при этом ужинать в Национале (роскошный отель в центре Москвы если что). Может, всё дело как раз в нравах и практичности сейчас. Либо в том, что элита и интеллигенция того времени считала это нормой-нормой. Ну не зна-а-аю.]
___________________________________________________