РЕАЛЬНЫЙ НИКОЛАЙ ВТОРОЙ: ПАЛАЧ И ЕГО ЖЕРТВЫ

[znat_kak]

4 февраля 2022  16:53
Олег Назаров

ЧАСТЬ 1

Массовые расстрелы начала ХХ века. К 110-летию кровавой бойни на Ленских приисках



Жертвы Ленского расстрела. Иван Шилов © ИА REGNUM


30 января на Первом канале был показан документальный фильм «Дело Романовых. Следствием установлено…». В результате разнообразных и многочисленных экспертиз был сделан вывод, что останки, обнаруженные в Поросенковом логу под Екатеринбургом, принадлежат Романовым и их слугам.

В ночь с 16 на 17 июля 1918 года в подвале дома екатеринбургского горного инженера Ипатьева, после революции ставшего Домом особого назначения, были расстреляны бывший император Николай II, его жена Александра Федоровна, дочери Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия и сын Алексей. Жертвами расправы стали и находившиеся с Романовыми доктор Евгений Боткин, лакей Алексей Трупп, горничная Анна Демидова и повар Иван Харитонов.

Убийство десяти человек - членов царской семьи и слуг является преступлением и не имеет оправдания.

Ситуация с Николаем II иная. В современной России не часто вспоминают о чудовищных преступлениях, совершенных в годы его царствования. А ведь счет жертв Кровавого воскресенья шел на тысячи. 9 (22) января 1905 года в разных частях Санкт-Петербурга заранее сосредоточенные войска применили оружие против мирных шествий измученных проблемами рабочих. Они шли к Николаю, чтобы рассказать о своих бедах и чаяниях. «Хозяин земли русской», как назвал себя Николай II, отвечая на вопросы переписи населения 1897 года, общаться с ними не пожелал. Вместо отеческих слов рабочие и члены их семей услышали свист пуль.

Через десять дней после кровавой бойни, 19 января (1 февраля) император принял рабочую делегацию, состав которой был тщательно подобран. «Сердобольный» Николай не нашел ничего лучшего, чем сказать рабочим, что он их прощает…

Примечательна и запись, сделанная императором в дневнике 11 (24) января: «После завтрака принял контр-адмирала Небогатова, назначенного командующим дополнительным отрядом эскадры Тихого океана».

К тому времени Порт-Артур уже пал, а эскадра под командованием вице-адмирала Зиновия Рожественского стояла на Мадагаскаре. В создавшейся ситуации японский флот имел явное превосходство в силах. Да и базировался он в своих портах. Николая II это не смутило. Рожественский получил его приказ:

«Возложенная на вас задача состоит не в том, чтобы с некоторыми судами прорваться во Владивосток, а в том, чтобы завладеть Японским морем».

В результате 14−15 (27−28) мая в двухдневном сражении у о. Цусима русский флот потерпел самое тяжелое поражение в своей истории. В нем, по признанию великого князя Александра Михайловича, Николай II «не мог винить никого, кроме самого себя». Цифры потерь ужасают: японцы потопили 21 из 38 русских кораблей, семь - захватили в плен. Шесть кораблей были интернированы в нейтральных портах. Во Владивосток прорвались крейсер «Алмаз», транспорт «Анадырь», миноносцы «Грозный» и «Бравый». Из 16 170 человек плавсостава погибли 5045, а 7282 моряка во главе с командующим флотом попали в плен. Однако об этих жертвах в России вспоминают в 1000 раз реже, чем о расстреле в доме Ипатьева. А ведь у каждого из погибших были родные и близкие, многие моряки имели детей.

Ситуация с памятью о Ленском расстреле еще хуже - в 2012 году его столетний юбилей прошел и вовсе незамеченным. Между тем Ленский расстрел и то, что ему предшествовало, тема крайне интересная и поучительная. Она помогает избавиться от иллюзий о том, как прекрасно жилось в России при последнем императоре.

В преддверии 110-летнего юбилея Ленской трагедии о ней стоит рассказать подробно.

«Лензото»

Золото в бассейне Лены, в верхних притоках р. Олекмы было обнаружено в 1843 году. Известие об этом вызвало интерес у сибирских золотопромышленников. В их числе были два иркутских купца 1-й гильдии, учредивших 4 ноября 1855 года «Ленское золотопромышленное товарищество почетных граждан Павла Баснина и Петра Катышевцева». Каждый получил по 45 паев.

Поначалу дело шло успешно - разработка Тихоно-Задонского и Павловского приисков принесла купцам большую прибыль. Однако другие прииски оказались куда беднее, и финансовое благополучие предпринимателей пошатнулось. С 1872 года Катышевцев и наследники скончавшегося в 1867 году Баснина стали распродавать паи посторонним лицам. Агония затянулась на несколько лет. В итоге в 1882 году 68 паев оказалось у барона Горация (Гершеля) Гинцбурга, 8 - у Евграфа Каншина, 14 - у «Торгового Дома Э.М. Мейер и К°».

В 1896 году паевое товарищество было преобразовано в акционерное общество «Ленское золотопромышленное товарищество» (Лензото»). Однако и у него в начале ХХ века возникли финансовые проблемы. И тогда на помощь золотопромышленникам пришел Государственный банк, который ввел в состав правления «Лензото» Николая Бояновского и открыл крупный кредит. Главноуправляющим приисками был назначен Иннокентий Белозеров.

Благосклонность к «Лензото» проявляло и Министерство торговли и промышленности, разрешившее ему беспошлинный ввоз материалов. Причины заботы министерства станут понятнее, если принять во внимание, что акционером компании был министр торговли и промышленности Сергей Тимашев. Как утверждал советский историк Корнелий Шацилло, со временем пакетами акций обзавелись мать Николая II вдовствующая императрица Мария Федоровна, Сергей Витте (министр финансов в 1892-1903 гг. и председатель Совета министров в 1905-1906 гг.), Василий Тимирязев (министр торговли и промышленности в 1905-1906 гг. и 1909 г.).

Так в единый клубок переплелись финансовые интересы бизнеса, высшей бюрократии и Романовых. К ним вскоре добавились иностранные акционеры. Для того что привлечь их средства, летом 1908 года владельцы «Лензото» вместе с «Русской горнопромышленной корпорацией» учредили в Лондоне акционерное финансовое общество Lena Goldfields Limited. Председателем его правления стал вышеупомянутый Тимирязев.

Между тем расстояние, отделявшее Санкт-Петербург и Лондон от Ленских приисков, было огромным. Путь к ним в начале ХХ века был долгим и небезопасным. От ближайшей железнодорожной станции Иркутск до Бодайбо надо было преодолеть 1710 верст (около 2 тыс. километров). Сначала от Иркутска добраться до пристани Жигалово на Лене, откуда спуститься на тысячу с лишним километров до притока Лены - Витиму, а потом подняться по Витиму на 300 километров до Бодайбо - центра «Лензото». Зимой движение по рекам осуществлялось на санях по льду (Витим замерзал 10−18 октября, вскрывался - 7−15 мая). В весеннюю и осеннюю распутицу сообщение с внешним миром прекращалось.

Почетный гражданин г. Бодайбо, краевед Николай Николаевич Мунгалов в своей книге «Ленский расстрел 1912 года. Исторический очерк», отметив то, что зимой в Бодайбо проживало около 4 тысяч человек, а летом - 6−7 тысяч человек, констатировал:

«В полицейском отношении Бодайбо находилось в ведении горного исправника Витимского горного округа, в судебном - мирового судьи 1-го участка Витимско-Олекминского округа. В городе имелись небольшая деревянная церковь, две больницы, две церковно-приходские школы, двухклассное городское училище, почтово-телеграфное отделение, управление податного инспектора, отделение Государственного банка с ссудно-сберегательной кассой и золотосплавочная лаборатория».

В 1909 году «Лензото» приобрело одноколейную железную дорогу, идущую от Бодайбо к приискам. Купив в августе 1910 года «Лено-Витимское пароходство», «Лензото» превратилось в этакое государство в государстве. Добычу золота компания вела хищнически, но это сходило ей с рук, ибо золотопромышленники делали отчисления на содержание местной администрации. Даже генерал-губернатор Восточной Сибири Леонид Князев признавал «неприглядную зависимость правительственных органов от усмотрения и своевластия частных предпринимателей».

Но если зависимость местных чиновников от «Лензото» была все же относительной, то прибывшие на прииски рабочие попадали в полную кабалу.

Условия труда на приисках «Лензото»

Прибывшие после долгого пути в Бодайбо рабочие зачастую подписывали договор о найме, толком его не читая. Потом оказывалось, что в нем отсутствовала запись о специальности рабочего, что позволяло администрации переводить его на другую работу.

Из Бодайбо до приисков рабочие должны были идти пешком, преодолевая по 25 верст в сутки и получая по два фунта сухарей на день. По договору рабочий день с 1 апреля по 1 октября длился 11,5 часа (в остальное время - на полчаса меньше). Время пути от казармы до шахты рабочим не считалось, каким бы ни было расстояние. К примеру, рабочий Андреевского прииска Байчук ходил на работу за 10 верст. С «прогулкой» его рабочий день продолжался 17 часов в сутки. Вкалывать в шахтах зачастую приходилось под струями рудничной воды, и обратный путь в казарму для промокших до нитки людей (сушилки предусмотрены не были) становился настоящей пыткой. Особенно в холодное время года.

Губительным для здоровья трудящихся было и отсутствие вентиляции. На ней, как и на сушилках, Белозеров и другие «эффективные менеджеры» «Лензото» экономили. Не волновала их и техника безопасности, хотя производственный травматизм был массовым явлением. Быть иначе и не могло, ведь спуск в шахты осуществлялся по почти вертикально поставленным лестницам. Из-за темноты и налипшей грязи рабочие срывались вниз, роняли инструменты на головы спускавшихся ниже людей. И хотя администрация сообщала в горный надзор не обо всех несчастных случаях, в 1911 году их было зарегистрировано 896 на 5442 рабочих.

О доступности медицинского обслуживания красноречиво свидетельствует такой факт. В 1911 году Василий Бушуев, получив ушиб в грудь, упал без сознания. В больницу его не приняли. Если же больной или получивший травму рабочий все же попадал в больницу, то с чем сталкивался? Ответ находим в заявлении рабочих Андреевского прииска, поданном 24 марта (6 апреля) окружному инженеру Витимского горного округа Константину Тульчинскому:

«Грязь и зараза царят кругом. Войдите в отделение, где стоит согревательный котел, грязь на полу на ¼ аршина, и в этой грязи дрова потонули и присохли. Очевидно, оно не чистилось уже несколько месяцев. Атмосфера невероятная. Наверху стоит бак для воды - в ванны и для мытья посуды. На дне этого бака грязи вершка на 3, а ведь этой водой моются больные, у которых есть различные порезы и язвы. Рядом стоят ретирады, в которых тоже грязь, и, кроме того, при испражнении больного брызгами обдает его всего, так как ведро стоит очень высоко. Больные лежат до сих пор в своем белье, отчего заводятся насекомые. Даже к Пасхе нет у них простынь для прикрытия матрацев, и больные пока и лежат на матрацах. Нет ни одной плевательной чашки. Все это так цинично…»

Не менее цинично и отношение «эффективных менеджеров» к получившим травмы. В заявлении рабочих Утесистого прииска, полученном окружным инженером 6 (19) марта 1912 года, приведены такие факты:

«Рабочему Шатохину, № 7383 (номер расчетной книжки - О.Н.), в шахте на работе ушибло палец левой руки, благодаря чему не мог работать и проболел 22 дня. Лежал в казарме. Не получил никакой платы.
Рабочему Загайнову. № 7405, в шахте расшибло указательный палец правой руки. 5 января в больнице не был принят. Платы никакой не проводят, насильно гонят на работу, продовольствие не дают, а палец и по сие время болит.
Рабочему Шелковникову в воскресенье, 18 декабря, расшибло на работе в шахте колено левой ноги, когда заявили смотрителю Синцову, последний ответил, что за праздничные ушибы больным платы не полагается, и не обратил внимания. № 9143, рабочий Егор Васильев, получил ушибы 6 октября, пролежал до 1 марта 1912 г., в больницу не принят, и больничная плата не проведена. Болен в настоящее время.
Рабочему Степану Угрюмову, № 9164, в шахте камнем расшибло голову в нескольких местах, но в больнице находился до тех пор, пока ему зашивали раны, остальное время лежал в казарме, сорок два дня. Никакой платы не производилось.
Рабочий Степан Лошанов, № 9069 в настоящее время, а в 1911 г. - № 7122, в шахте огнивом переломило ногу. Пролежал в больнице шесть месяцев. Больничных не получил.

Рабочему Матвею Достовалову, № 7495, в шахте при работе расшибло палец указательный правой руки, а левую руку - между локтем и кистью. На сделанное заявление смотрителю Синцову последний ответил: «Вы лезете с каждым пустяком», сопровождая при этом нецензурной бранью. С этим пустяком Достовалов проболел 12 дней, не получив никакой платы».

Условия жизни рабочих «Лензото»

В казармах, куда после каторжного труда возвращались голодные и обессиленные люди, по свидетельству фабричного инспектора, было «так холодно, что мокрые сапоги примерзают к полу, рабочие вынуждены спать в шапках». А побывавший на приисках адвокат Алексей Никитин с негодованием свидетельствовал:

«Рабочие казармы представляли из себя нечто из ряда вон выходящее в отношении своей антигигиеничности и неудобства для живущих в них. Уже один внешний вид многих из них вызывал опасение за судьбу обитающих в них: стены покривились и поддерживались подставками, в стенах и крышах щели, вместо вентиляторов - в стенах прорублены дыры, заткнутые тряпьем, окна с разбитыми стеклами… На плите чугунки с пищей, парится белье, над плитой на жердях сушится белье, пеленки, портянки, валенки, мокрая рабочая одежда. Густые испарения поднимаются от плиты, соединяются с испарением тел, испорченным дыханием воздухом - и в казармах образуется невозможная атмосфера».

Из-за скученности воздух в казармах был спертым. В каморку к семейным рабочим подселяли холостых - «сынков». Никитин писал:

«За уход «мать» (так называли «сынки» ухаживавшую за ними женщину) получает по 3 рубля, повышая своим заработком скудный заработок мужа. Но, говорят, на почве этих услуг часто возникали совершенно не материнские отношения к «сынкам»… Семейные рабочие всегда с волнением рассказывали об институте «сынков», и одним из требований забастовки было разделение казарм на семейные и холостые».

Четверть зарплаты рабочих до конца операционного года находилась в обороте «Лензото». 43,9% зарплаты выдавали продуктами и вещами из лавок «Лензото», по завышенным ценам. Трудящихся обсчитывали и обвешивали, а товары часто оказывались плохого качества. В хлебе попадались тряпки, песок, запеченные крысы и конский кал. Чтобы рабочий не отоваривался на стороне, часть зарплаты принудительно выдавали талонами. Сдачу не давали, вынуждая покупателей отоваривать указанную в талоне сумму полностью.

Позже, при обсуждении причин забастовки на Ленских приисках, Совет министров Российской империи признал, что «самою темною стороною дела на Ленских промыслах был господствовавший на них дух притеснений и холодного безразличия, которым прониклись распорядители и служащие товарищества, начиная от стоявшего более 10 лет во главе управления промыслами Белозерова. Этим объясняется включение в договоры товарищества с рабочими исключительно тяжелых для последних условий, широкое, где только возможно, применение к рабочим дисциплинарных взысканий и беспощадное изгнание с промыслов всякого, кто осмеливался обратиться с жалобою на приисковое начальство».

Установленные алчным и безжалостным «эффективным менеджером» Белозеровым порядки коробили даже некоторых царских министров.

Мирная стачка трудящихся

29 февраля (13 марта) 1912 года забастовали рабочие Андреевского прииска. Поводом для протеста стала выдача в лавке жене рабочего Завалина Степаниде замороженного мяса, в котором оказался конский половой орган. Именно этот случай был последней каплей, переполнившей чашу народного терпения.

За несколько дней стачка охватила все прииски. Чтобы донести до компании свои требования, рабочие явились к исполняющему обязанности главноуправляющего приисками А. Г. Теппану (Белозеров был в отъезде). Тот предложил для переговоров с администрацией представить выборных. Что и было сделано. Так возник Центральный забастовочный комитет. Все его члены, кроме меньшевика Эдуарда Думпе, во время забастовки являлись беспартийными. Вскоре после начала забастовки рабочие каждого барака выбрали старост.

Политических требований рабочие не выдвигали. Более того, выступления на политические темы бастующими сразу пресекались. Трудящиеся добивались: восьмичасового рабочего дня; установления запрета на увольнение в зимнее время; запрета на принуждение женщин к труду; повышения зарплаты на 30% и ее полной ежемесячной выплаты; отмены штрафов; устранения 26 наиболее ненавистных служащих из администрации; вежливого обращения на «вы»; незамедлительного оказания медицинской помощи по первому требованию больного; стопроцентной оплаты дней, пропущенных из-за полученных по вине «Лензото» травм; 50-процентной оплаты по иным случаям потери трудоспособности.

Примечательны «гастрономические» притязания трудящихся:

«Продовольствие с кухни должно выдаваться на равных условиях со служащими. Все продукты на кухне должны выдаваться в присутствии уполномоченных, которые назначаются рабочими того района, в котором предстоит выписка. Мясо должно делиться на два сорта. Квас должен быть в летнее время за счет Лензото. Хлеб ржаной должен быть сеяный. Картофель должен быть обязательно. Капуста должна быть тоже обязательной ввиду того, что она предохраняет от цинги».

3 (16) марта собрание нескольких тысяч рабочих Утесистого, Андреевского, Васильевского, Пророко-Ильинского, Александровского, Надеждинского и Феодосиевского приисков постановило прекратить работы «до тех пор, пока не будут удовлетворены требования всех рабочих». Добиваясь улучшения жилищных условий и соблюдения законов и договоров, бастующие требовали, чтобы к ним относились по-человечески. Руководители стачки, желая известить общественность о причинах и ходе забастовки, отправили письма в Государственную думу, в сибирские и центральные газеты. Они подчеркивали, что забастовка носит мирный характер. Так оно и было. Будучи незанятыми, рабочие откликнулись на просьбу священника Николая Винокурова и помыли потолок и стены приисковой Благовещенской церкви. Употребление спиртного в казармах во время стачки было запрещено.

ПРОДОЛЖЕНИЕ