Картина номер ноль
Ольга Балла
Картина номер ноль
Знание - Сила. - № 10. - 2017.
Казимир Малевич. Чёрный супрематический квадрат. 1915. Холст, масло. 79,5 × 79,5 см. Государственная Третьяковская галерея, Москва.
Он будоражит умы, возмущает, раздражает и не укладывается в рамки даже сейчас - хотя с момента его первого предъявления публике прошло уже более ста лет. И это при том, что, наверное, нет человека, даже далёкого от живописи, который никогда не слышал бы о «Чёрном супрематическом квадрате» - именно таково полное и правильное название самой известной картины Казимира Малевича, чего массовое сознание, конечно, не удерживает. Американский искусствовед Екатерина Кудрявцева, посвятившая многообразным толкованиям «Чёрного квадрата» и их эволюции целую монографию , рассказывает такую историю. В 2005 году, во время подготовки грандиозной выставки под названием «Россия!» в Музее Гуггенхайма, Фонд Потанина (бывший, кстати, спонсором выставки) провёл в Москве среди посетителей Третьяковской галереи опрос. «Участникам задавали, - пишет Кудрявцева, - два вопроса: какая работа сможет наилучшим образом представить Россию в Соединённых Штатах и какую работу не следует выставлять в Соединённых Штатах в этом качестве». Так вот, в ответах на второй вопрос «Чёрный квадрат» - к тому времени давно уже, казалось бы, классика - стал безусловным лидером. «25 % респондентов сочли, что его следовало бы вовсе исключить из состава экспонатов.» А многие даже объясняли, почему. Ну не имеет никакого права этот квадрат, да ещё чёрный, представлять наше отечество! «Мало русского - это скорее западная концепция.» «Не ассоциируется с Россией.» «Слишком абстрактно, далеко от понимания России.» «Где тут Россия - просто чернота!», «Не хочу, чтобы о России сложилось представление как о чёрной дыре!» Более того, полагало большинство респондентов, его и искусством-то назвать нельзя. «Я не считаю это искусством», - повторяли они на разные лады.
Быть настолько известным и так долго сопротивляться канонизации и рутине - как такое вообще возможно? Кстати, среди историков искусства тоже до сих пор нет единодушия по этому вопросу. О «Квадрате», обманчиво простом, существует громадная литература на разных языках, которая, уверяют нас специалисты, ещё будет расти. «Квадрат» провоцирует толкования. Он не умеет оставаться неистолкованным - и всё время перерастает свои прежние смыслы. включая и те, которые вкладывал в него сам его создатель.
А вот смеяться над простодушными респондентами Фонда Потанина торопиться не стоит. В некоторых отношениях они оказались настолько правы, что и сами не подозревали. Сам Малевич, написав в 1915 году «Чёрный квадрат», признавался: «Это не живопись, это что-то другое».
В самом деле, это была уже не та живопись, к которой за много столетий привыкла европейская культура. Это было усилие трансформировать самые её основы, поставить перед нею прежде не виданные задачи.
«Квадрат» - явление не только, и даже не в первую очередь, эстетическое. Он указывает за пределы эстетики, успевшей сложиться к началу второго десятилетия ХХ века, - настолько радикально, что это чувствуется по сей день. Он - жест, которым учреждался новый визуальный язык, провозглашалась сама необходимость его, и он же - один из первоэлементов нового языка.
Именно поэтому «такой же» квадрат нельзя написать много раз. То есть, написать-то можно (и более того: сам Малевич позже писал его по меньшей мере четыре раза, не говоря уже о многочисленных его рисунках с чёрным квадратом и о включении квадрата в его многофигурные супрематические композиции). Но в своём настоящем значении - первотолчка, перворазрыва - он оказался только тогда, когда его увидели впервые: в «красном углу» - в том, где обычно висели иконы - зала, в котором начиная с декабря 1915 года проходила футуристическая выставка «0,10».
«Я преобразился в нуль форм, - говорил Малевич о «Квадрате», - и вышел за нуль к беспредметному творчеству.»
Фигуративная живопись, сообщал «Квадрат» самим своим существованием, как актуальная задача кончилась. Начинается новое.
И, разумеется, это нисколько не «западная» концепция - тут потанинские респонденты уже ошибались. Такой квадрат со всей совокупностью сопровождавших его идей (а их была целая система) мог появиться только в предреволюционной России, которую уже тогда переполняли радикальные настроения и колотила лихорадка новизны. Социальная революция 1917-го стала лишь одним из следствий этого - хотя и самым катастрофическим, и погубившим, в конечном счёте, все остальные.
«Квадрат» возник как одна из трёх исходных форм супрематизма (от латинского supremus - наивысший) - изобретённой Малевичем художественной системы, в основе которой - взаимоотношения разноцветных и разноразмерных геометрических фигур; как первый элемент будущего супрематического языка. Двумя другими были круг и крест - «Чёрный круг» и «Чёрный крест» (известные массовому сознанию гораздо менее, если вообще). Созданные тогда же, они экспонировались на той же выставке. То же значение - первоэлемента - имел и чёрный цвет, один из трёх основных супрематических цветов. Двумя другими были красный и белый. В соответствии с этим, возникнут квадраты «Красный» - тоже показанный на выставке «0,10» - и, позже, «Белый», который в 1918 году ознаменует собой начало «белого» периода супрематизма.
Всё это были знаки, которые для самого художника прочитывались вполне внятно, даже с некоторой рационалистичной однозначностью - и выстраивались, как заметила искусствовед Екатерина Андреева, в «семантическую последовательность». «Супрематические три квадрата есть установление определённых мировоззрений и миростроений <…>, - растолковывал Малевич современникам, - чёрный как знак экономии, красный как сигнал революции, и белый как чистое действие.»
Малевичу мыслился тогда целый алфавит таких знаков, создание которого, однако, так и осталось в самом начале.
Вот и один из возможных ответов на вопрос, как можно, так долго присутствуя в культуре, не переставать вызывать протест, то есть, по существу, - отторгаться инерциями этой культуры. Например, потому, что задачи выработки нового живописного языка и выговаривания - радикального переговаривания - на нём мира, которые ставил перед собой и своей культурой создатель «Квадрата», до сих пор не выполнены. Они всё ещё внове.
Картина номер ноль
Знание - Сила. - № 10. - 2017.
Казимир Малевич. Чёрный супрематический квадрат. 1915. Холст, масло. 79,5 × 79,5 см. Государственная Третьяковская галерея, Москва.
Он будоражит умы, возмущает, раздражает и не укладывается в рамки даже сейчас - хотя с момента его первого предъявления публике прошло уже более ста лет. И это при том, что, наверное, нет человека, даже далёкого от живописи, который никогда не слышал бы о «Чёрном супрематическом квадрате» - именно таково полное и правильное название самой известной картины Казимира Малевича, чего массовое сознание, конечно, не удерживает. Американский искусствовед Екатерина Кудрявцева, посвятившая многообразным толкованиям «Чёрного квадрата» и их эволюции целую монографию , рассказывает такую историю. В 2005 году, во время подготовки грандиозной выставки под названием «Россия!» в Музее Гуггенхайма, Фонд Потанина (бывший, кстати, спонсором выставки) провёл в Москве среди посетителей Третьяковской галереи опрос. «Участникам задавали, - пишет Кудрявцева, - два вопроса: какая работа сможет наилучшим образом представить Россию в Соединённых Штатах и какую работу не следует выставлять в Соединённых Штатах в этом качестве». Так вот, в ответах на второй вопрос «Чёрный квадрат» - к тому времени давно уже, казалось бы, классика - стал безусловным лидером. «25 % респондентов сочли, что его следовало бы вовсе исключить из состава экспонатов.» А многие даже объясняли, почему. Ну не имеет никакого права этот квадрат, да ещё чёрный, представлять наше отечество! «Мало русского - это скорее западная концепция.» «Не ассоциируется с Россией.» «Слишком абстрактно, далеко от понимания России.» «Где тут Россия - просто чернота!», «Не хочу, чтобы о России сложилось представление как о чёрной дыре!» Более того, полагало большинство респондентов, его и искусством-то назвать нельзя. «Я не считаю это искусством», - повторяли они на разные лады.
Быть настолько известным и так долго сопротивляться канонизации и рутине - как такое вообще возможно? Кстати, среди историков искусства тоже до сих пор нет единодушия по этому вопросу. О «Квадрате», обманчиво простом, существует громадная литература на разных языках, которая, уверяют нас специалисты, ещё будет расти. «Квадрат» провоцирует толкования. Он не умеет оставаться неистолкованным - и всё время перерастает свои прежние смыслы. включая и те, которые вкладывал в него сам его создатель.
А вот смеяться над простодушными респондентами Фонда Потанина торопиться не стоит. В некоторых отношениях они оказались настолько правы, что и сами не подозревали. Сам Малевич, написав в 1915 году «Чёрный квадрат», признавался: «Это не живопись, это что-то другое».
В самом деле, это была уже не та живопись, к которой за много столетий привыкла европейская культура. Это было усилие трансформировать самые её основы, поставить перед нею прежде не виданные задачи.
«Квадрат» - явление не только, и даже не в первую очередь, эстетическое. Он указывает за пределы эстетики, успевшей сложиться к началу второго десятилетия ХХ века, - настолько радикально, что это чувствуется по сей день. Он - жест, которым учреждался новый визуальный язык, провозглашалась сама необходимость его, и он же - один из первоэлементов нового языка.
Именно поэтому «такой же» квадрат нельзя написать много раз. То есть, написать-то можно (и более того: сам Малевич позже писал его по меньшей мере четыре раза, не говоря уже о многочисленных его рисунках с чёрным квадратом и о включении квадрата в его многофигурные супрематические композиции). Но в своём настоящем значении - первотолчка, перворазрыва - он оказался только тогда, когда его увидели впервые: в «красном углу» - в том, где обычно висели иконы - зала, в котором начиная с декабря 1915 года проходила футуристическая выставка «0,10».
«Я преобразился в нуль форм, - говорил Малевич о «Квадрате», - и вышел за нуль к беспредметному творчеству.»
Фигуративная живопись, сообщал «Квадрат» самим своим существованием, как актуальная задача кончилась. Начинается новое.
И, разумеется, это нисколько не «западная» концепция - тут потанинские респонденты уже ошибались. Такой квадрат со всей совокупностью сопровождавших его идей (а их была целая система) мог появиться только в предреволюционной России, которую уже тогда переполняли радикальные настроения и колотила лихорадка новизны. Социальная революция 1917-го стала лишь одним из следствий этого - хотя и самым катастрофическим, и погубившим, в конечном счёте, все остальные.
«Квадрат» возник как одна из трёх исходных форм супрематизма (от латинского supremus - наивысший) - изобретённой Малевичем художественной системы, в основе которой - взаимоотношения разноцветных и разноразмерных геометрических фигур; как первый элемент будущего супрематического языка. Двумя другими были круг и крест - «Чёрный круг» и «Чёрный крест» (известные массовому сознанию гораздо менее, если вообще). Созданные тогда же, они экспонировались на той же выставке. То же значение - первоэлемента - имел и чёрный цвет, один из трёх основных супрематических цветов. Двумя другими были красный и белый. В соответствии с этим, возникнут квадраты «Красный» - тоже показанный на выставке «0,10» - и, позже, «Белый», который в 1918 году ознаменует собой начало «белого» периода супрематизма.
Всё это были знаки, которые для самого художника прочитывались вполне внятно, даже с некоторой рационалистичной однозначностью - и выстраивались, как заметила искусствовед Екатерина Андреева, в «семантическую последовательность». «Супрематические три квадрата есть установление определённых мировоззрений и миростроений <…>, - растолковывал Малевич современникам, - чёрный как знак экономии, красный как сигнал революции, и белый как чистое действие.»
Малевичу мыслился тогда целый алфавит таких знаков, создание которого, однако, так и осталось в самом начале.
Вот и один из возможных ответов на вопрос, как можно, так долго присутствуя в культуре, не переставать вызывать протест, то есть, по существу, - отторгаться инерциями этой культуры. Например, потому, что задачи выработки нового живописного языка и выговаривания - радикального переговаривания - на нём мира, которые ставил перед собой и своей культурой создатель «Квадрата», до сих пор не выполнены. Они всё ещё внове.