Зад всегда нов - ч. 1
По рекомендации друзей просмотрел новый фильм юмориста М.Н. Задорнова, обратил внимание на одного из ключевых экспертов по фамилии А.А. Клёсов, который нам уже немного знаком:
Закрытый сектор : Как начинался интернет в Советском Союзе - п. 1 ч. 3
Закрытый сектор : Как начинался интернет в Советском Союзе - п. 2 ч. 3
Click to viewС тем, что бы более подробно ознакомиться с личностью вышеназванного эксперта обратимся к записям автобиографического характера, сделанным от его имени.
ANATOLE A. KLYOSOV
KLYOSOV, Anatole Alex, chemist, biochemist, researcher; born Kaliningrad region, Russia, Nov. 20, 1946; came to U.S., 1990; son of Alexey Ivan and Tamara Michael (Kuz) Klyosov; married Gail Michael Muratov, Dec. 28, 1967; children: Svetlana, Yuri. MS, Moscow State University, 1969, PhD, 1972, DSc, 1977. Scientist, Moscow State University, 1969-72, assistant professor 1972-75, senior scientist 1975-79, Professor, 1978-81; Professor, Head Carbohydrate Research Laboratory, USSR Academy of Sciences, Moscow, 1981-92; Professor of Biochemistry, Harvard Medical School, Boston, 1990-1998; Vice President, Research and Development Kadant Composites (former Thermo Fibergen), 1996-2005; Consulting Vice President, LDI Composites Co. (former Kadant Composites), 2005-2006; Chief Scientist, Galectin Therapeutics (2000--); Visiting Lecturer Biochemistry, Harvard University, 1974-75; advisory board Council on Biotechnology, Academy of Sciences of USSR, 1981-90; chairman of commission on cellulose bioconversion, 1982-90; expert panel Biofocus Foundation, Stockholm-Washington, since 1991. Author: The Practical Course of Chemical and Enzyme Kinetics, 1976; Enzyme Catalysis, 1980; Enzymatic Degradation of Polymers, 1984; Enzyme Engineering at the Industrial Level, 1989; Wood-Plastic Composites (2007, John Wiley & Sons), and its translations and publications in China (May, 2010) and Russia (September, 2010); The Internet (Notes of a Scientist), 2010; The Origin of Man, 2010; Title Editor and contributor: Enzyme Engineering (1980, Plenum Press); Carbohydrate Drug Design (2006, Oxford University Press); Galectins (2008, John Wiley and Sons), Glycobiology and Drug Design (2013, Oxford University Press), Galectins and Disease: Implications for Targeted Therapeutics (2013, Oxford University Press). Recipient, the USSR Young Scientist National Prize, 1978; USSR National Prize in Science, 1984; Gold medal, USSR Science and Technology, 1988; Gold medal, Jewish Association of Cohanim Latin America, 2009. Member: American Chemical Society, World Academy of Art and Science, Academy of DNA Genealogy, Boston-Moscow-Tsukuba. Home: 36 Walsh Road, Newton MA 02459. Office: Galectin Therapeutics, 4960 Peachtree Industrial Blvd., Suite 240, Norcross, GA 30071. ("Who's Who in America", 55th Edition, 2001, Volume 1 (A-K), p.2882, and subsequent editions; 2009, Vol. 1, p. 2693)
("Who's Who in Science and Engineering", 6th Edition, 2002-2003, p.506, and subsequent editions)
("Who's Who in the World", 19th Edition, 2002, p.1136, and subsequent editions)
читать полностью
Первое мая. Для одних - выходной, для других - флаги, раздача спортивных костюмов для демонстрации на Красной площади, праздничные колонны, для третьих - хороший повод собраться в компании. Для нас, небольшой группы "лауреатов" - день вручения премий Ленинского комсомола за 1978 год.
Рано утром нам предписано прибыть в здание ЦК ВЛКСМ и ознакомиться с порядком дня. Вводная прошла быстро. Проверили по спискам, все ли на месте, короткий инструктаж - как себя вести, рекомендуемая форма одежды, выдача пропусков на саму церемонию вручения премий, которая будет в три часа дня - здесь же, в здании ЦК. Игорь Зудов, зав. научным отделом ЦК, предупредил - ребята, только прошу - без фокусов. Будут члены Политбюро, так что, пожалуйста, войдите в положение. Если что не так - не знаю, как вам, а мне головы не сносить. И - раздает по списку несколько папок. Не всем, а только троим. Все - нацкадры: узбек, латыш, армянин. - Это все, говорит, - утверждено ЦК ВЛКСМ, так что от текста не отклоняться. Поймите, что вам доверие оказано. - Вы, - называет фамилию узбека, - первым выступаете, запомните. Потом вы и вы - это латышу и армянину. Не перепутайте. Все, до половины третьего свободны. Обед - здесь же, в нашей столовой на Маросейке, вот талоны.
Вышли мы в скверик, к памятнику гренадерам, прогуляться. И те трое, отмеченных особым доверием, с папками. В папочки они, понятно, еще в здании заглянули, и, смотрим, настроение у них заметно упало. А узбек - тот чуть не плачет. Доктор физ-мат наук, на вид - совсем юный.
- Ребята, говорит, - что делать? Ну это произнести на людях просто невозможно.
И начинает зачитывать.
Короче, в папках тех заранее утвержденные речи вложены были. Персонально, с учетом национального происхождения. Мол, я узбек такой-то, безмерно благодарен советской власти за то, что из меня человека сделали. Жить бы мне в феодальном обществе, если бы не советская власть. И не то что математики, но и арифметики не знал бы. Примерно так. Не дословно, конечно, но суть та же.
http://web.archive.org/web/20071012153101/http://www.port-folio.org/part82.htm
- Толя, где ты там? - тебя инспектор ищет!
Так, к инспектору курса, значит. Опять, небось, справку потребуют о зарплате родителей, для стипендии. Что еще там - с учебой в порядке, прогулов особых нет, да и вообще - учимся без году неделя, первый курс. Месяц назад, в октябре, сняли Хрущева, но это так, к слову. Смешно, как доцент истории КПСС Лидия Михайловна Добродомова, наш курсовой преподаватель, до дня его снятия только и повторяла - наш дорогой Никита Сергеевич, а уже на следующий день со знанием дела объяснила, что сняли его по причине непомерного и им же поощряемого культа личности и принципиальных ошибок во внутренней и внешней политике партии и государства. При этом она со вздохом произнесла фразу, которую я не очень понял - "а сколько диссертаций полетело...".
Поднимаюсь со своего уже застолбленного места во втором ряду Большой Химической Аудитории, и по крутым ступенькам, наверх, на второй этаж. Аудитория - ничего, вместительная, все места подсчитаны уже в первый день, 548 сидячих. Наш курс - 320 человек, так что мест хватает. Хотя когда две недели назад Евтушенко выступал - все битком было. С ним еще эта была, Бэлла, по фамилии вроде как татарка, в огромной пыжиковой шапке, так и не сняла за все время. Интересно здесь, в МГУ. Особенно таким как я, после десяти лет жизни в степи, на ракетном полигоне. Москва-400. Всего сотня километров от Волгограда, на юг, а другой мир.
Даже время в нашем городке московское, внутри колючей проволоки. Весь военный городок колючей проволокой обмотан. А за проволокой - уже другой часовой пояс. Сказать кому, что номер моей школы - 231, ничего себе скажут, городок. А это продолжение нумерации московских школ какого-то там района. И настоящее название нашего городка - военная тайна. А на самом деле - три названия. Москва-400 - это на конвертах писать. "Десятая площадка" - это местное название. А Капустин Яр - это говорить за пределами проволоки запрещается, поскольку враг не дремлет. Спутники сериии "Космос" ведь наши, КапЯрские. К нам и Хрущев время от времени приезжает. Хотя Пеньковский все ведь, небось, американцам рассказал, и про КапЯр в том числе. Он же у нас постоянно бывал. После него всем пропуска меняли. И У-2 с Пауэрсом в 1960-м, первого мая, над КапЯром обнаружили, от нас и вели до самого Свердловска. А поскольку десять лет, что я там жил, и школу закончил, все во главе с Особым Отделом только и твердили, что КапЯр - это совершенно секретно, то в мозгу уже блок сформировался. И вслух я это наименование произнести за пределами колючей проволоки уже не могу, хоть убей. На курсе и в общежитии все знают, что я из Волгограда. Проблем не возникает.
Ну вот и второй этаж, учебный отдел - комната инспекторов курсов, прямо напротив лифта. Вхожу. - Здравствуй, Клесов, - тебя зовут в 437-ю комнату, четвертый этаж, прямо над нами, напротив лифта. Там объяснят, зачем.
Глухая дверь, металлическая, - что необычно. Звонок, нажимаю. Дверь открывается, за ней - мужчина. Незнакомый. - Звали? - Да, пожалуйста, проходите, вот сюда, налево. Маленькая комната, окон нет. - Присаживайтесь. - Клесов, Анатолий? - Да. Первый курс, так? - Точно. А лет сколько, семнадцать? - Ну, как жизнь студенческая? Откуда приехали?
Стоп, думаю. Неужели проверяют? Умею хранить тайну или нет? Не на того нарвались.
- А вот это, - говорю, - сказать вам не могу. Не имею права.
Мужчина улыбнулся. - Нам можно. И достает книжечку, типа удостоверения. Раскрывает. Крупные буквы: КГБ. Помельче - майор такой-то.
- Ну, - говорю, - теперь вижу, что можно. Капустин Яр. Но имейте в виду, что всем говорю, что из Волгограда.
- Молодец, правильно говорите. Значит, в общежитии живете? Так. А в комнате кто с вами живет? Правильно, суданец и француз. Ахмед и Стефан. А вообще, с нашими ведь тоже общаетесь, разговоры там всякие, правильно? В неформальной обстановке.
- Да, говорю, естественно, - а сам думаю - не для того же меня сюда позвали, с лекции сдернули, чтобы тары-бары... Что надо-то ему?
- И о политике ведь разговариваете, правильно? - продолжает майор.
И тут я чувствую, что начинаю куда-то проваливаться. Какая-то заторможенность пошла, чего никогда не было. - Да, говорю, а язык как деревянный, - бывает.
- Так вот, говорит майор, - к вам дело есть. Поручение. Нам надо знать, кто о чем разговаривает. О политике, разумеется. Активно принимайте участие в разговорах. Или просто слушайте. И звоните мне. Ну как, согласны?
Меня заклинило. Я вошел в ступор.
Я был воспитан исключительно на положительных примерах, на русской истории, литературе и проч. Запоем читал с четырех лет все подряд. Прочитал массу книг о героях, знал, как герои ведут себя на допросах, как отвечают на недостойные предложения. Я знал, что в принципе должен был высоко поднять голову и сказать что-то, что заставило бы майора устыдиться своего предложения. Либо просто и гордо сказать - нет. И выйти.
Вместо этого я остолбенел.
По последующим раздумьям и самоанализу, которые преследовали меня после этого немало лет, я пришел к выводу, что мой мозг подсознательно выбрал абсолютно и единственно правильный в той ситуации путь. Он отключился. Я нутром понимал, что если я скажу "нет", меня выгонят из университета. А "да" сказать я не мог, тут было внутреннее табу.
Я сидел, и абсолютно тупо смотрел на майора. У меня было ощущение, что мышцы лица свело.
Майор не подал виду. - Вот - номер телефона, записываю. Но первые два знака - Б4 - вы запомните, я записывать не буду. Чтобы у вас это случайно не нашли. Держите. Жду звонка.
Я вышел, как сомнамбула, спустился на свой этаж и выбросил бумажку с телефоном в урну.
Через год все повторилось. Вызов на четвертый этаж, в первый отдел, почти те же слова особиста. Но я уже знал, как поступить. Я молчал, слегка кивая головой. Получил бумажку с телефоном, где первые три цифры - 224 - мне было поручено запомнить, и тут же выбросил.
Больше такого в жизни не было. Но психологический урок получил, и в малознакомых студенческих компаниях предпочитал молчать, или трепаться на нейтральные темы - поездки по стране, спорт, бытовые анекдоты и т.п. Потому что кто-то ведь сказал "да".
http://web.archive.org/web/20071020044106/http://www.port-folio.org/part70.htm
Ранней осенью 1982 года меня вызвали к Джермену Михайловичу Гвишиани, заместителю председателя ГКНТ при Совете Министров СССР. Было мне тогда 35 лет, и жизнь была потрясающе интересной. Так, по крайней мере, мне сейчас кажется при воспоминании об этом.
В самом деле - доктор наук, профессор - уже с пятилетним стажем, только что получил лабораторию в Институте биохимии АН СССР, перейдя с химфака МГУ. Хожу упруго, прошу мало, ухожу быстро. Жизнь - калейдоскоп. Эпоха застоя, как ее потом определили. Правда, уже семь лет сижу в невыезде, сразу после возвращения из США - кто-то просигналил в "органы", что я антисоветчик и активно веду проамериканскую пропаганду.
Про США немало рассказывал, конечно. Но органам не объяснишь, поскольку они меня и не спрашивали. Да и про сигнал я узнал неофициально, потихоньку, от инспектора Минвуза СССР. На это ведь не сошлешься. Ну да ладно, теперь не 37-й, не выпускают, но хоть работать не мешают.
Массивная дверь с улицы Горького, милиция на контроле, пропуск, второй
этаж - направо по коридору до упора, в крыло здания, четвертый этаж.
"Мне - к Джермену Михайловичу". "Нет, он занят, он ждет профессора
из Академии наук". "Так это я и есть". Недоверчивый взгляд секретарши. Называю фамилию, конфликт улажен. Мне это даже нравится - не в первый раз. Мелочь, а приятно. Более того, полезно, так как после этого, как показывает опыт, секретарши проникаются симпатией и надолго запоминают. Это - важно для дела. Что делать - таковы правила деловой игры.
"Анатолий Алексеевич, добро пожаловать". Это - Гвишиани. "Приятно познакомиться". Ритуальные фразы. "Что, знак лауреатский не носите?" Ну, думаю, с биографией моей его ознакомили. К чему все это идет? "Ношу, - говорю, - вот он, приколот с внутренней стороны нагрудного кармана". "А, скромничаете?" Нет, говорю, просто не хочу потерять. Не хотелось объяснять, что в нашей среде не принято такие вещи цеплять. Уважение потеряешь, ироническое отношение приобретешь. А вот где-нибудь на заседаниях в Госплане или Совмине - наоборот. Поэтому и ношу с собой для тех случаев.
"Так вот, АА, перехожу к вопросу. Что вы знаете о компьютерных конференциях?" Ничего, честно отвечаю я. "Н-да, вот и мы не знаем. А тут вот пришло письмо из ООН, из отдела промышленного развития, приглашают Советский Союз принять участие в первой всемирной компьютерной конференции по биотехнологии. Участники - США, Канада, Англия, Швеция и СССР, если мы согласимся"."Кстати, - добавил Гвишиани, в этом письме из ООН упоминается ваша фамилия, поэтому мы вас и позвали. Они полагают, что вы могли бы быть модератором этой компьютерной конференции с советской стороны. А вы, выходит, не знаете, что это такое?" - "Не знаю, - говорю. - Видимо, дело все в том, что я являюсь консультантом ООН, и именно отдела промышленного развития, ЮНИДО, по биотехнологии. И та самая компьютерная конференция - тоже по биотехнологии. Все просто".
"Ну, раз так, - говорит Гвишиани, то вам - поручение: выяснить, в чем дело, что такое компьютерные конференции и есть ли у нас соответствующие технические возможности, чтобы принять участие. Если есть - мы подумаем, нужно ли это нам. А если нет - то мы ответим, что нас это не интересует".
Последнюю фразу Гвишиани произнес с улыбкой, и я так и не понял, насколько серьезен он был. Но скорее всего, так оно и было бы.
Вышел я и думаю - ничего себе заданьице. В последний раз я имел дело с компьютером лет десять до того, когда для моей кандидатской операторы на ВЦ в корпусе А МГУ рассчитывали на БЭСМ-6 среднестатистические данные по результатам ферментативной кинетики. Чемодан перфокарт. В США, где я провел год в середине 70-х, наша биофизическая лаборатория в Гарварде вообще обходилась без компьютеров. Достаточно было электронных калькуляторов, которые в Союзе тогда только появлялись, из-за рубежа, само собой. Что делать?
http://web.archive.org/web/20071018233704/http://www.port-folio.org/part55.htm
"Солдаты в карманах гимнастерок, как самое сокровенное, носили ее фотокарточки. В бой поднимались с криком: "За Родину! За Сталина! За Целиковскую!"
(Из воспоминаний)
Я не рассказывал 12 лет - со дня нашей встречи. Теперь, видимо, пора. Только прошу настоятельно - не воспринимать, что эти воспоминания про меня, удачливого, кому посчастливилось поймать отблеск звезды. Вовсе не так. Эти воспоминания - про Людмилу Васильевну Целиковскую, да будет земля ей пухом.
В начале и конце зарисовки приведены несколько воспоминаний ее современников. Я не привожу авторов цитат, это в данном случае неважно.
************************
8 сентября 1989 года. Я отбываю из Москвы в Сочи на пару недель навестить маму, да и отдохнуть слегка. Еду поездом. Жена провожает. Курский вокзал, поезд "Москва-Адлер". Подходим к моему вагону СВ, входим. Вот и нужное купе. Постучали, открываем дверь. Картина - феерическая. Все купе в крупных красных розах. Просто завалено розами. Дама, в определенных годах. Красивое, слегка полноватое, дружелюбное лицо. На столике - журнал "Театр". Поставили чемодан, вышли попрощаться.
Слушай, - говорит жена, - это какая-то актриса. Не вспомню кто, но определенно лицо знакомо. Может, Вахтанговский? Или Малый? - Не имею понятия, отвечаю. - Ты же знаешь, какой я театрал. Да и не волнует. Подумаешь, актриса. Я вот к Зине Кириенко уже сколько времени не соберусь зайти, несмотря на приглашения и обещания любых контрамарок, а тут вообще непонятно кто. Да и в полтора раза старше меня. Ну давай, счастливо оставаться. До встречи.
Поезд тронулся. До Сочи - две ночи и день. Захожу в купе, уже поздно. "Ну что, будем спать?" - "Спокойной ночи" - и на свою полку.
Утром проснулся рано, почитал книжку, дама тоже проснулась. Обычные утренние процедуры, сели завтракать. Да, кстати, говорю, - меня Анатолием звать, а Вас? - Людмилой. -Ну а отчество, все-таки? - Людмила Васильевна, говорит. Обменялись снедью, у дамы были печенья домашнего изготовления, сказала, что сама испекла. За чаем с этими печеньями разговорились. О том, о сем. Что-то она вдруг почти без повода вспомнила фильм Эйзенштейна, военного периода, "Иван Грозный". Я, говорю, по-моему и не смотрел.
И вдруг дама между дел говорит - кстати, по поводу этого фильма - Сталин сказал, что я там не актриса, а балерина.
Я поперхнулся. Что-что?- говорю, - повторите, будьте любезны... Что там - Сталин? - говорил? Она повторяет - он сказал, что я не актриса, а балерина.
Простите, - говорю я так осторожно, - а как Ваша фамилия?
- Целиковская, говорит.
Людмила Васильевна, - сумрачно-прочувственно говорю ей, - вы уж извините, что не признал. - Ничего, говорит, все нормально, я ведь уже давно в кино не играю. А вы в какой сфере, если не секрет? Какой, говорю, секрет, работаю в Академии наук, Институт биохимии, зав. лабораторией.
Смотрю, она явно заинтересовалась. Вообще люди театра, как я давно обратил внимание, явно неравнодушны к представителям естественных наук. Что-то их там интригует, и даже завораживает.
И поплыл разговор. Неторопливый такой, купейный. Я ей рассказываю об Америке, о Гарвардском университете, о ферментах, об Академии наук, о компьютерной связи, об е-мейлах. Но больше, естественно, слушаю. Она - о Вахтанговском, о том, как недавно снимали Евгения Симонова, о роли в этом деле Ульянова и Ланового, о текущих баталиях перестройки. Потом пошло глубже - Михаил Жаров (ее третий муж, два первых "не считаются"), Каро Алабян (к которому она ушла от Жарова), Юрий Любимов (ставший мужем после смерти Алабяна), Владимир Высоцкий - почти член семьи. "Уж как я его ругала, и было за что". А также фильмы, в которых она снималась - "Сердца четырех", "Иван Грозный", "Антон Иванович сердится", "Воздушный извозчик", "Повесть о настоящем человеке", "Попрыгунья", "Мы с вами где-то встречались". Это - основные, так сказать.
Кстати, когда я упомянул о компьютерной связи, Л.В. очень заинтересовалась. Она рассказала, что ее сын от Каро Алабяна ("знаете - улица Алабяна в Москве") окончил Бауманское училище и сейчас работает в Вене, в Международном институте прикладного системного анализа. Специалист по кибернетике.
В общем, до Сочи мы спать практически не ложились. Проговорили день и всю вторую ночь. Рассказчик она замечательный. У меня в памяти сохранились, к сожалению, лишь фрагменты того, что рассказывала Л.В. Целиковская. О личных, и даже откровенных моментах писать не буду, поскольку не знаю, одобрила бы она такое цитирование. Тем более что речь шла о людях известных, в первую очередь - Жаров, Любимов, Ульянов, Лановой. Но о нескольких "нейтральных" моментах упомяну.
Для меня было удивлением узнать, что Л.В. - не народная артистка СССР. Более того, что у нее нет НИ ОДНОГО ордена. Помня, как лихо разбрасывались правительством ордена в среде искусства, это было поразительно.
Еще фрагмент. В 1945 Целиковскую пригласили - по квоте киноартистов - на прием в Кремле, посвященный дню Победы. Столы стояли буквой "П", и в торце в центре сидел Сталин, по бокам от него - члены Политбюро. Л.В. досталось место далеко от торца, в конце противоположной стороны. В разгар банкета она вдруг поднялась и пошла по центральному проходу, поближе к Сталину - посмотреть на него, умирая от восторга. Никто ей не мешал, и она дошла до самого торца. То, что увидела, ее потрясло. Вожди ели "как свиньи", выплевывая кости на пол. Сталин, который оказался рыжим и сильно конопатым, поднял на нее равнодушные глаза, абсолютно не отреагировал, ни улыбки, ничего, и опять принялся жевать и плевать на пол.
Л.В. водила машину с начала 1950-х годов, и - ни одного прокола в талоне предупреждений. Нарушений, впрочем, была масса - как она со смехом призналась. Особенно скорость. Останавливали ее довольно часто, но ни один милиционер не осмелился проколоть талон САМОЙ Целиковской. Само собой, не штрафовали. Доходило до курьезов. Однажды она в какой-то аварийной ситуации направила машину прямо на милиционера, но он успел подпрыгнуть и оказался верхом на капоте. Сползя с капота, он во взвинченном состоянии ринулся к окну водителя, и... узнал Целиковскую. - Людмила Васильевна, - взмолился он - вы что, меня задавить решили? За что? - Ах, извините, пожалуйста. Вам мои права? -Да нет, все в порядке, езжайте. Я совсем немного ушибся...
Она со смехом рассказывала про Людмилу Максакову, которая постоянно что-то делала невпопад. Однажды та, будучи в гостиничном номере Л.В., вынула из чая кипятильник, и выдернув из розетки штепсель от настольной лампы. А кипятильник бросила на кипу газет. Сели пить чай, а газеты вспыхнули. "Я так хохотала"... Пожар потушили своими силами. Одеялом.
Как-то в разгар многолюдного обсуждения спектакля в театре на Таганке она так рассердилась на Любимова, что громко сказала: "Юра, ты дурак". Все остолбенели. Испугались. Она подумала, и сказала: "нет, это слишком сильно сказано. Юра, ты гений".
В их с Любимовым квартире Высоцкий впервые исполнил свою "Я не люблю":
... Я не люблю насилье и бессилье,
И мне не жаль распятого Христа.
Володя, - сказала Л.В. - Так нельзя.
Так появилось
... Вот только жаль распятого Христа.
В театре на Таганке Любимова друзья звали Полковником, а Целиковскую - Генералом.
Л.В. со смехом рассказала, как отдыхала на юге, в Форосе, и каждый день писала письма маме домой, чтобы та ни в коем случае не ела рис. Следующее письмо - рис вреден для здоровья. Следующее - мама, рис ОЧЕНЬ вреден для здоровья. Когда старушка получила срочную телеграмму - "Мама, рис для здоровья категорически вреден. Можно умереть. Люся", она запаниковала и побежала по врачам. Причем не на свой счет, а на счет Л.В. Решила, что та сошла с ума. Старушка не знала, что на юге Л.В. спохватилась, что забыла свои драгоценности в кульке с рисом, где держала их для сохранности. Как в сейфе. А звонить - опасалась, что подслушают и ограбят старушку.
*************
Все когда-либо кончается, и утром мы, медленно ползя вдоль кромки моря и часто останавливаясь, подъезжали к Сочи. Людмила Васильевна, сказал я, - моя мама из Вашего поколения. Она Вас наверняка боготворит. Будьте добры - напишите ей личную записку. Ну вот хотя бы о том, как мы с Вами познакомились, и что Вы передаете ей привет.
Целиковская тут же взяла блокнот и ручку, и написала моей маме целое письмо! На двух страницах. Цитировать его не буду, иначе себе не прощу. Скажу только, что то, что она там написала, я не заслуживаю. Too good to be true.
Значит так, - сказала Л.В. Меня будут встречать, и на сочинском вокзале ждет машина. Я еду в санаторий "Актер". Вас я довезу до дома. Вы где живете? Около санатория имени Кирова? Вот и отлично. Печенье моего изготовления - тоже для вашей мамы, еще целая коробка осталась. Передавайте от меня привет. И вот, все эти цветы - она обвела рукой купе - тоже вашей маме.
Нет слов.
Так все и произошло. Машина, полная цветов, Целиковская, триумфальный (для меня) проезд по городу, полная феерия. Мамы дома не оказалось - как потом выяснилось, побежала по магазинам за дополнительным провиантом - для встречи. Я выгрузил розы на скамейки у подъезда, и долго провожал взглядом машину, размахивая руками.
Людмиле Васильевне оставалось жить еще два с половиной года.
************************************
"...Появление Целиковской на даче у Пастернака вызывало у поэта приступы импровизации, которые доволили его до слез, до истерики, каждая его речь кончалась словоизлиянием в ее адрес почти истерическим. Он мог в течение часа говорить о Целиковской, фантазируя и придумывая образы снежной пурги, через которую идет Целиковская, Незнакомка, Прекрасная женщина... Он боготворил ее".
"...Никогда не забуду, как Любимова вызвали в высокую инстанцию и устроили очередную головомойку. Люся нервничала, переживала, и в конце концов не сдержавшись, набрала телефонный номер "высокой инстанции", попросила передать трубку мужу и своим звонким голосом приказала: "Юрий! Перестань унижаться! Пошли его к чертовой матери и немедленно домой! По дороге купи бутылку можайского молока".
"...Люся видит, что я грущу, и сразу настораживается:
- Людмилец, что случилось?.. Если что не так, скажи - я сразу на амбразуру!"
"Я снимался в Николо-Прозорове в картине Мотыля "Лес" в особняке, который принадлежал дочке Суворова. Две старушки узнали, что сюда приедет Людмила Целиковская. В пять утра встали, надели самые лучшие ордена, медали, самые хорошие косыночки, костюмы и ждали с огромными ведрами цветов. Полдня простояли. К вечеру появилась Людмила Целиковская. Они встали перед ней на колени:
- Дорогая Люся, во время войны ты нас спасла. Нам нечего было есть, убивали наших друзей, но мы смотрели на тебя..."
Приложение: А по праздникам - кино с Целиковской. Статья, посвященная Л.В. Целиковской в "Российской газете".
http://web.archive.org/web/20060107204507/http://www.port-folio.org/part95.htm
Эти заметки, точнее, их первая часть, появились как ответ на статью журналиста Александра Гордона об Америке (http://www.ropnet.ru/ogonyok/win/200046/46-10-13.html). Должен сказать, что во всех его категоричных высказываниях есть доля истины. Примерно такая же, как и в следующей простой аналогии.
Некий папуас, проведя несколько лет в России и вернувшись в свою папуасию, описывает в местной прессе, насколько дикий народ эти русские. Не понимают, что самый кайф - это ходить по ночам между домами и бить в барабан. А они, эти русские недоумки, возмущаются, чем показывают непонимание самых фундаментальных вопросов бытия. И вообще, вместо того, чтобы ходить голыми, как принято у нас в папуасии, они напяливают какие-то дурацкие ткани, что прямо указывает на недостаток образования и вкуса. Более того, не поверите, но женщины там настолько невоспитаны, что при попытках снять с них всю одежду прямо на улице, что, как знает каждый папуас, является элегантной формой ухаживания, они неадекватно реагируют и даже зовут полицию, которая у них там называется милицией. Поэтому я, папуас, и вернулся. Слишком долго в ней (России) жил. Больше не выдержал.
Теперь, чтобы сделать аналогию еще более полной, представим, что папуасский журнал опубликовал статью этого самого папуаса-возвращенца. Предварив ее следующим предисловием:
Как нам кажется, нутру многих наших папуасских эмигрантов их новая родина не очень нравится. Именно потому наш журнал часто получает гневные письма от бывших наших папуасов. Нас ругают за то, что мы ругаем Россию. Какой патриотизм по отношению к новой родине. Им уже не нравится, видите ли, бить ночами в барабан! Товарищи так горячатся, словно стараются не нас, а себя убедить, что не зря уехали. Простим их: лицом к лицу лица не увидать ... и т.д., по тексту.
Похоже?
http://web.archive.org/web/20071012084236/http://www.port-folio.org/part10.htm
...Надо сказать, что тестированием на себе мы зашли за грань допустимого, во всяком случае в США. Это была наша с китайцем тайна. Если бы об этом узнали, нам и директору лаборатории грозили бы немалые неприятности. Мы ведь не получили разрешение FDA на испытания на людях, и даже пока не подавали.
Нужны были добровольцы, но не в США. Подвернулся случай.
http://web.archive.org/web/20071019063439/http://www.port-folio.org/part363.htm
Со мной произошло легкое происшествие. Столь незначительное, что о нем можно было бы и не вспоминать, если бы не одно обстоятельство. В общем, двадцать с лишним лет назад я проехал на желтый свет. Я ехал на своем красном "Жигуленке" первой модели по своему обычному маршруту из дома, с Малой Филевской улицы, на кафедру химической энзимологии МГУ, небольшое здание которой располагалось в скверике на Ленинских горах, между химфаком и биофаком. Энзимология, кстати, это наука о ферментах, и это тоже имеет некоторое отношение к нашей истории.
http://web.archive.org/web/20071011134741/http://www.port-folio.org/part340.htm
Март 1965 года. Приближается завершение первого курса химфака. По университету прошел слух, который вскоре подтвердился сообщениями в местной газете, что недавняя тройка космонавтов - Комаров, Феоктистов и Егоров - будут давать пресс-конференцию в Актовом зале МГУ.
Это было событие. Всего четыре года назад в космос полетел Гагарин. Потом, в том же году, - Титов. Следующий год - Николаев и Попович, с интервалом в один день. В позапрошлом, 1963-м, - Быковский и Терешкова, опять почти с тем же интервалом. И вот совсем недавно - меньше полугода назад - сразу трое, на одном корабле. Вот оно, покорение космоса! Для меня, правда, это покорение в некоторой степени происходило на глазах, поскольку последние девять лет, до поступления в МГУ, я жил на ракетном полигоне Капустин Яр и даже несколько раз бывал на стартовых площадках "Маяка". Кому надо, это название скажет очень много. Побольше, чем эта туфта под названием Байконур. Тюратам - дело другое, но про это - молчок. Как и про Капустин Яр.
http://web.archive.org/web/20071019134723/http://www.port-folio.org/part322.htm
Прилагаемые заметки не задумывались для печати. На самом деле - это тексты нескольких писем, между достаточно крупным российским чиновником и мной. Слово "чиновник" здесь употреблено вовсе не в обидном контексте. Кстати, он себя сам так называл в нашей переписке. Можно было бы назвать "функционер", но я не уверен, что этот термин сейчас в ходу. Можно - "управленец", но я не знаю, чем именно мой собеседник управляет. Он, скорее всего, стратег по части преобразования российского общества. Как и во что - возможно, станет ясно при прочтении прилагаемого материала. Если ясно не станет - это тоже показательно.
http://web.archive.org/web/20071012160113/http://www.port-folio.org/part299.htm
см.
Как медведя обучали
http://zlobnig.livejournal.com/312114.html
The Tragedy of Russia's Reforms
пс
Учитывая значимую роль в истории России Гарвардского университета и связанных с ним структур, заставляет серьёзно задуматься повышенное внимание, которое проявляют такие личности как профессор к процессам, связанным с формированием российской национальной идеи.
Следует признать, что атака на государствообразующий миф безусловно опасна в силу того, что ведёт к размыванию и неоднозначности его толкования.
Так, вместо ясного восприятия, происходит смешение представлений о государственности в целом и поэтому искусственная трансформация государствообразующего мифа не менее и даже более опасна, чем, скажем, маниакальное стремление к разоблачению сложившихся в общественном сознании представлений о различных значимых исторических событиях.
Умелое воздействие на государствообразующий миф вполне может привести к ослаблению структуры общества и разрушению значимых элемнтов институциональной среды.
другие темы:
Экстремальная политика
Закрытый сектор
Открытый сектор
Операция - Преемник 2.0.
Психотехнологии на службе СЕКты
Заговор Коржакова
Операция - Преемник
материалы по ЭТЦ
Ельцинизм
The Tragedy of Russia's Reforms