Бюджетные сценарии после введения «цены отсечения по скользящей средней»
(добавка к предыдущей записи, не смог из деревни сразу запостить картинки из-за слабого интернета) Ограничусь 2 графиками, без особых комментариев. Если бы введение «бюджетного правила» наложилось на растущую в дальнейшем цену нефти, например, произошло бы в 2006, то оно серьезно ограничило бы потребление нефтегазовых (НГ) доходов бюджетом. А так за прошедшие с той поры 6 лет оно выросло (в постоянных долларах) в 6.5 раз. Следуя правилу, правительство должно было бы сейчас ограничить нефтегазовый трансферт (использование НГ доходов на бюджетное финансирование) 6.4%ВВП (фактически он сейчас - 11.6%ВВП), заместив его займами в размере ок.5%ВВП, либо сократив расходы.
Накопление Нефтяного фонда продолжалось бы все это время (исключая лишь первые 5 мес. 2009, когда средства Фонда расходовались бы). На максимуме (в предположении, что цена нефти в пост. долларах продолжит падение и к концу 2022 составит 60 д.б.) он превышал бы 570 млрд. долл. в начале 2015. Однако введение такого правила с 2013 при падающей (до 60 д.б. к 2022) цене нефти дало бы лишь очень незначительные накопления в Фонде. НГ-трансферт в любом случае продолжил бы по инерции расти, но (при цене нефти в диапазоне 60-100 долл.) лишь до 7 с лишним процентов. Так что правительству все равно пришлось бы как-то закрывать дыру в бюджете в размере минимум 4%ВВП.
При цене 60 д.б. в конце 2022 НГ-трансферт и вовсе упал бы до 2.9%ВВП (до конца 2018 он поддерживался бы расходом средств Нефтяного фонда), т.е. потребная экономия или займы при нынешнем уровне расходов фед. бюджета относительно ВВП растут почти до 10%ВВП (расчет сделан в предположении ежегодного 3%-ного роста ВВП и 1%-ного реального укрепления рубля к долл.). При цене 100 д.б. можно было бы поддерживать в 2022 НГ-трансферт в размере 5.5%ВВП, но после 2018 - за счет расходования средств Нефтяного фонда. В любом случае, если не предполагать существенный рост цены нефти в следующее 10-летие, потребуется либо довольно серьезный бюджетный аскетизм (сокращение расходов на 3%ВВП, если считать допустимым 3%-ный общий бюджетный дефицит), либо закрывать 6%-ный дефицит бюджета займами.
В общем и целом видим, что предлагаемое «правило» позволяет сгладить «сырьевой суперцикл» (если признать, что таковой вообще существует, и что понижательные и повышательные волны в нем длятся не более 10 лет) и возвращает правительство России к более ответственной финансовой политике, страхуя от чрезмерной эйфории на пике этого цикла. В то же время оно, наверное, позволит уловить и перманентное (а не циклическое) повышение сырьевых цен, если будущему суждено стать именно таким - с дорогим сырьем, и постепенно увеличивать использование нефтегазовой ренты на текущие бюджетные нужды. Скажем, наращивать инфраструктурные инвестиции или вложения в человеческий капитал, в отличие от правила постоянной величины (в % ВВП) нефтегазового трансферта.
В конце концов, правило постоянного трансферта (ненефтегазового дефицита) вытекает из принципа равного доступа к нефтяному богатству для всех поколений, которое для догоняющей экономики, возможно, и в самом деле не так актуально. И есть смысл большую долю доходов от невоспроизводимых ресурсов направить на развитие, полагая, что «будущие поколения» получат в этом случае лучшее интеллектуальное развитие, и не будут так остро нуждаться в рентных доходах, сохраняемых через механизм ФНБ.
В то же время, если правительство всерьез вознамерилось сокращать бюджетные расходы (а при введении правила «скользящей цены отсечения» это придется делать, если, конечно не предполагать в дальнейшем перманентный рост реальной цены нефти по экспоненте), возможно, было бы проще и прозрачнее все же наметить некую «дорожную карту» движения нефтегазового трансферта. Скажем, 7%ВВП к 2015, и 5% в 2020, корректируя эти цифры в зависимости от размера накопленного Нефтяного фонда.
В таком решении есть, конечно, элементы дискреции. Но она в данном случае выглядит вполне простительным компромиссом, поскольку строгое следование правилу «скользящей цены отсечения» может оказаться нереалистичным. Например, Нигерийскому нефтяному фонду, базирующемуся на таком правиле, не удается строго придерживаться его в последние годы. Ну и разумеется, выбор срока сглаживания для цены нефти является чистым произволом - при 5 или 10 годах будет получаться совершенно разные лимиты для НГ-трансферта
Накопление Нефтяного фонда продолжалось бы все это время (исключая лишь первые 5 мес. 2009, когда средства Фонда расходовались бы). На максимуме (в предположении, что цена нефти в пост. долларах продолжит падение и к концу 2022 составит 60 д.б.) он превышал бы 570 млрд. долл. в начале 2015. Однако введение такого правила с 2013 при падающей (до 60 д.б. к 2022) цене нефти дало бы лишь очень незначительные накопления в Фонде. НГ-трансферт в любом случае продолжил бы по инерции расти, но (при цене нефти в диапазоне 60-100 долл.) лишь до 7 с лишним процентов. Так что правительству все равно пришлось бы как-то закрывать дыру в бюджете в размере минимум 4%ВВП.
При цене 60 д.б. в конце 2022 НГ-трансферт и вовсе упал бы до 2.9%ВВП (до конца 2018 он поддерживался бы расходом средств Нефтяного фонда), т.е. потребная экономия или займы при нынешнем уровне расходов фед. бюджета относительно ВВП растут почти до 10%ВВП (расчет сделан в предположении ежегодного 3%-ного роста ВВП и 1%-ного реального укрепления рубля к долл.). При цене 100 д.б. можно было бы поддерживать в 2022 НГ-трансферт в размере 5.5%ВВП, но после 2018 - за счет расходования средств Нефтяного фонда. В любом случае, если не предполагать существенный рост цены нефти в следующее 10-летие, потребуется либо довольно серьезный бюджетный аскетизм (сокращение расходов на 3%ВВП, если считать допустимым 3%-ный общий бюджетный дефицит), либо закрывать 6%-ный дефицит бюджета займами.
В общем и целом видим, что предлагаемое «правило» позволяет сгладить «сырьевой суперцикл» (если признать, что таковой вообще существует, и что понижательные и повышательные волны в нем длятся не более 10 лет) и возвращает правительство России к более ответственной финансовой политике, страхуя от чрезмерной эйфории на пике этого цикла. В то же время оно, наверное, позволит уловить и перманентное (а не циклическое) повышение сырьевых цен, если будущему суждено стать именно таким - с дорогим сырьем, и постепенно увеличивать использование нефтегазовой ренты на текущие бюджетные нужды. Скажем, наращивать инфраструктурные инвестиции или вложения в человеческий капитал, в отличие от правила постоянной величины (в % ВВП) нефтегазового трансферта.
В конце концов, правило постоянного трансферта (ненефтегазового дефицита) вытекает из принципа равного доступа к нефтяному богатству для всех поколений, которое для догоняющей экономики, возможно, и в самом деле не так актуально. И есть смысл большую долю доходов от невоспроизводимых ресурсов направить на развитие, полагая, что «будущие поколения» получат в этом случае лучшее интеллектуальное развитие, и не будут так остро нуждаться в рентных доходах, сохраняемых через механизм ФНБ.
В то же время, если правительство всерьез вознамерилось сокращать бюджетные расходы (а при введении правила «скользящей цены отсечения» это придется делать, если, конечно не предполагать в дальнейшем перманентный рост реальной цены нефти по экспоненте), возможно, было бы проще и прозрачнее все же наметить некую «дорожную карту» движения нефтегазового трансферта. Скажем, 7%ВВП к 2015, и 5% в 2020, корректируя эти цифры в зависимости от размера накопленного Нефтяного фонда.
В таком решении есть, конечно, элементы дискреции. Но она в данном случае выглядит вполне простительным компромиссом, поскольку строгое следование правилу «скользящей цены отсечения» может оказаться нереалистичным. Например, Нигерийскому нефтяному фонду, базирующемуся на таком правиле, не удается строго придерживаться его в последние годы. Ну и разумеется, выбор срока сглаживания для цены нефти является чистым произволом - при 5 или 10 годах будет получаться совершенно разные лимиты для НГ-трансферта