Советский проект - к 20-летию завершения (анонс)
(несколько общеизвестных вещей) Вопреки официальной идеологии и предсказаниям Маркса, социализм советского образца не был ни универсальной альтернативной рынку, ни более высокой фазой общественного развития, наследующей капитализму. Это - всего лишь оказавшийся годным для местных российских условий первой половины ХХ века проект мобилизации накоплений через огромные налоги, а рабочей силы для промышленности - путем принудительного вытеснения ее из традиционной сферы занятий. Осуществленный сомнительными по эффективности методами, но по-своему успешный, и четко ограниченный во времени. Длительная задержка с разработкой «стратегии выхода» привела к утрате динамики, ненужной растрате ресурсов на противостояние остальному миру и огромным издержкам «трансформационного периода».
Экономический рост России в полвека, предшествовавшие революции, был быстрым, но с ограниченными во времени драйверами, и скорее всего - не имевшим перспектив продолжения. Уже во второй декаде 20-века потенциал роста был полностью исчерпаны - над страной тяготело «сырьевое проклятие» в виде рынка дорогого зерна (после 1914 года цены на него рухнули, и никогда уже потом не восстановились на прежнем уровне). Других экспортных промышленных товаров, не считая небольшой выручки от марганцевой руды, не было. Укрытая за сильно протекционистским тарифом промышленность была абсолютно неконкурентоспособна на внешнем рынке, вследствие чего рубль реально не креп и зарплаты рабочих не росли, а надувавшийся ценовой пузырь на рынке недвижимости вызывал озлобление крестьян против землевладельцев.
Из-за слабой товарности подавляющей доли ВВП, норма сбережений оставалась крайне низкой, и инвестиции опирались на приток капитала - в значительной мере в виде (французских) займов, игравших также роль политического кредита. К 1914 году все основные железные дороги были построены, и этот важнейший источник внутреннего инвестиционного спроса угас. В отсутствие большевистской революции страна должна была бы починиться общей закономерности развития 19-20 веков - дивергенции бедных и богатых стран, при которой чем выше исходный уровень развития, тем выше его дальнейшие темпы (см.рисунок), и занять к концу 20-го века свое законное между Аргентиной и Индией - с полумиллиардным населением и душевым ВВП, характерным для стран третьего мира. (Эта зависимость перестала существовать только в последние 20 лет в результате глобализации и притоков капитала в бедные страны, а с середины прошлого десятилетия (00) она сменилась конвергенцией - более высокими темпами роста душевого ВВП в слаборазвитых странах.) Однако каких-либо обсуждений всех этих серьезных макроэкономических проблем, накапливавшихся в империи, кажется, даже и не было.
Замысел большевистской революции был вовсе не тем, что из нее вышло в итоге - ни Марксу, ни Ленину и в кошмарном сне не могло присниться, что социализм надо «строить» - никто ведь не строит капитализм. Он и уже был выстроен - в Германии, где во время войны сложилась эффективная система централизованного распределения и ресурсов и планирования, которую внимательно изучал Ленин. России, по стечению обстоятельств ставшей «слабым звеном» суждена была роль «зажигалки», которая должна была интегрироваться с Германией после победы революции там.
На время, пока германская революция задерживалась, была придумана временная форма отступления - нэп. Когда часть руководящей верхушки партии стала видеть в нем нечто большее - форму «строительства» социализма, в партии возник тяжелейший раскол, завершившийся изгнанием слишком ортодоксальных последователей Ленина из партии, разгромом оппозиции на ХV съезде (дек.1927) и переименованием марксизма в «троцкизм». Практически реализованная экономическая модель не имела ни малейшего отношения к фантастическим представлениям Маркса и Ленина, хоть они и почитались в качестве «музейных экспонатов».
Массовая коллективизация была случайностью, импровизацией, а не каким-то заранее спланированным курсом. Мобилизация накоплений для индустриализации была возможна и в рамках нэпа путем продолжения изъятия из села через трансфертные цены. При этом общий итог экономического развития в рамках нэпа, измеряемый душевым ВВП, был бы даже больше, чем в варианте коллективизации - из-за большей продукции «убитого» колхозами села. Но переток рабочих рук из деревни в город без коллективизации был бы меньше, темпы трансформации экономики ниже и задержка в состоянии аграрного перенаселения более длительной. Позитивную роль в процессе миграции населения из села в город сыграла микроэкономическая неэффективность социалистических предприятий, позволявшая им полностью абсорбировать все притекавшую рабсилу и не допускать возникновения безработицы.
К началу 70-х годов возможность и необходимость извлекать дополнительную рабсилу из деревни была исчерпана, и тем самым социалистический проект в России полностью завершен. Другая сторона социализма - способность мобилизовать накопления в бюджет путем сколь почти угодно высоких налогов - была уже не важна, поскольку имевшиеся в избытке капиталовложения из-за сохранявшейся микроэкономической неэффективности не замещали рабсилу и не повышали производительность труда. Однако понимание того, что мы имеем дело с временным, исторически обусловленным социальным дизайном, а не с самым передовым общественным строем, которому предстоит развиться в еще более передовой, похоже, также отсутствовало.
В настоящее время в мире, по-видимому, нет условий, где могла бы быть применена советская модель ускорения развития слаборазвитых стран через налоговое повышение накоплений и мотивации населения к отказу от традиционных занятий и смену среды обитания. Дивергенция развитых и слаборазвитих стран ушла в прошлое. Большинство этих проблем, могут быть, как в Китае, решены на основе привлечения иностранных инвестиций, и не требуют диктатуры, основанной на репрессиях и большой крови, с которыми неразрывно связана советская мобилизационная модель.