Прочитал в интернете об очередном косяке бессмысленной и беспощадной российской власти, умудрившейся даже рост цены нефти обратить во вред восстановлению своей экономики. Таковым неверным шагом стало повышение пенсий прошлой зимой. Пенсионер же, как известно, не делает крупных покупок, которые могли бы стимулировать строительство жилья или рост автомобилестроения, покупает дешевое, т.е. китайское, и даже есть с ростом доходов больше не стал, а переключился на импортную еду. В итоге, как и из простоватых Штатов, наш стимул утек в Китай. Оставив нас, правда, не в выросшим госдолгом, а - по причине перманентно осуществлявшегося у нас «кьюи» (у нас это называется использование средств Резервного фонда) - с кучей свежеотпечатанных рублей. А теперь туда же утекает прирост цены нефти.
Ладно, тему об утечке стимула и роста цены нефти в импорт в энный раз трогать уже не будем. (Из расписываемой тут чуть ли не каждый квартал
структуры прироста нашего ВВП видно, что вклад импорта и укрепления рубля в него сугубо положительный, на чем собственно, и держится механизм влияния цены нефти на рост ВВП, весьма далекий от умозрительных картинок «ресурсного проклятия». Рост импорта запускает расширение торговли, сервисных служб для импортных товаров и спрос на дополнительные торговые и производственные площади, а укрепление рубля разгоняет внутренне-ориентированные сектора вроде строительства и сферы услуг, удешевляя привлекаемую рабсилу и ввозимые оборудование и комплектующие.) А вот нарисованная модель потребления бедняка-пенсионера, похоже, представляет собой сильное уклонение от истины. Каковое я хотел бы, опираясь на как раз недавно опубликованные Росстатом очередные итоги
обследования бюджетов домохозяйств (ОБДХ), подвергнуть легкой товарищеской критике.
Структура расходов в зависимости от уровня среднедушевых располагаемых ресурсов по 10%-тным (децильным) группам населения
По вертикали группы от бедных (1) к богатым (10), по горизонтали - % валового дохода
(1) Рост доходного неравенства удалось лишь задержать, но не уменьшить
Прежде всего, видим (график в правой «шестерке», выделенный цветом; доходы 2009 года там приведены в масштаб цен 2010-го, т.е. домножены на индекс инфляции), что повышение пенсий прошлой зимой, скорее всего, не смогло воспрепятствовать процессу доходной поляризации, остановившемуся было в кризисных 2008-09 годах. Данных о неравномерности распределения доходов за 2010 год в целом Росстат еще не опубликовал, они пока есть
только за 9 мес. (догнали соответствующие показатели предыдущего 2009 года). Но исходя из результатов выборки и динамики в течение года, она выросла.
Правда, дифференциация доходов в выборочном обследовании сильно занижается из-за проблемы так называемой «латентной доходной страты» - людей, обычно со сверхвысокими криминальными доходами, уклоняющихся от участия в статистических исследованиях. Их доля в совокупном доходе эмпирически ненаблюдаема и дооценивается косвенно. (По разным оценкам, доля неучитываемых доходов в России составляла
от 25 до 40%, при этом модельные расчеты
С.Айвазяна и С.Коленикова показывали, что учет латентной страты очень богатых и сверхбогатых, оцениваемой в десятые доли процента от численности населения, на данных РМЭЗ (1998 г.) давал приращение общих расходов по совокупности на 32,6%.)
С учетом этой, скрытой, страты, индекс концентрации доходов (коэффициент Джини, он приведен на последнем графике в скобках, первая цифра - по выборке, вторая - по генеральной совокупности) мог вырасти в прошлом году до рекордного в российской истории уровня 0.425 (до этого рекорд 0.423 принадлежал 2007 году). Это примерно соответствует уровню неравенства по доходам
в США в 1986-87 гг. (или 1994-96 годов
после уплаты налога, который в США, в отличие от России, прогрессивный; сейчас там поляризция значительно выше). В общем, в любом случае, какого-то радикального сдвига доходов «в пользу бедных» в результате проведенного повышения пенсий не видно. Уже к третьему кварталу прошлого года результат этого мероприятия съела инфляция, а прибыли и доходы богачей напортив росли очень шустро в условиях «сказочной» конъюнктуры в мировой экономике, сложившейся к началу 2011 года и роста товарно-сырьевых цен.
(2) Нищета расточительна и патриотична
Статистика также не показывает никаких чудес в отношении структуры расходов и склонности бедняков к сбережениям. Первая - крайне проста, потребительские расходы бедных сводятся в основном к двум позициям - это еда и оплата услуг ЖКХ. На все остальное, считая даже алкоголь и табак (относительная доля расходов на которые от дохода почти не зависит, и все же - у бедных она чуть побольше) денег уже почти не остается. Вторая же - крайне низка. На все доходы бедных, не относящиеся к потребительским расходам (а это и сбережения, и налоговые и страховые платежи) приходится чуть больше 10% доходов. Если тут и есть какие-то сбережения, то это главным образом прирост наличных на руках, необходимый для поддержания процесса покупок (так называемый «инфляционный налог», который уплачивают в основном нищие).
Утекают ли расходы наших бедных в Китай или куда-то еще? По части еды доля импорта у нас порядка 30%, и вряд ли у бедных она существенно выше, чем у других - ведь значительная часть этого импорта приходится на сезонный зимний завоз плодоовощной продукции, которая, мягко говоря, недешева в это время года. Остальные виды расходов бедных, где мог бы основательно поучаствовать импорт - одежда и обувь, мебель и бытовая техника, медикаменты - скромны. Так что и с точки зрения стимулирования спроса решение о поддержке пенсионеров во время кризиса не выглядит идиотским. Не говоря уже о том, что соотношение пенсий и зарплат монотонно снижалось на протяжении всех 00-х лет, и компенсация была явно «перезревшей» неотложной мерой хотя бы минимального восстановления социальной справедливости.