Сломалось что-то во мне...
Я стоял в холле и ожидал лифта. Тут появилась она. За 60, вязанная шапка набекрень, папка с выпирающими листами бумаги подмышкой и пронзительный взгляд. Этот взгляд я видел только у Свидетелей Иеговы, настырно стучавшихся в двери лет 10 назад.
- А вы здесь живете? По прописке? В смысле, вы здесь прописаны? Вы же знаете, что скоро выборы?
Я ответил вялым "да" на все четыре вопроса.
- А знаете, кто кандидат по нашему округу? - ее глаза сверлили меня насквозь. В руке неизвестно откуда появилась листовка, украшенная косолапым.
- Не знаю и знать не хочу, - буркнул я и выскочил на своем этаже. Она все еще кричала что-то мне вослед...
Мне стало невыносимо жаль. Эту даму, себя, всю страну, наверное.
За то, что продали и продались. За копейку, за грошик, за продуктовый набор, за возможность приблизиться к кормушке, что-нибудь оттуда вырвать и поглотить это с довольным урчанием. А потом опять начать выть на луну.
За то, что это несчастная женщина с мизерной пенсией должна ходить по квартирам и хватать меня за рукава, чтобы очередной ублюдок от всем-известной-партии пролез к власти.
За то, что она не смогла сказать нет.
За то, что он, потом уже, через тонированное стекло автомобиля будет снисходительно посматривать на эту женщину, скрючившуюся на остановке, на этих людишек, отдавших ему свой голос.
За то, что он знакомым жестом засунет себе в нагрудный карман конверт, полный денег.
За тех сотни тысяч и миллионы людей, которые добровольно в этом участвовали за подачку.
За то, что они в очередной раз поймут, как жестоко их обманули.
И здесь я понял, что не хочу их жалеть...
- А вы здесь живете? По прописке? В смысле, вы здесь прописаны? Вы же знаете, что скоро выборы?
Я ответил вялым "да" на все четыре вопроса.
- А знаете, кто кандидат по нашему округу? - ее глаза сверлили меня насквозь. В руке неизвестно откуда появилась листовка, украшенная косолапым.
- Не знаю и знать не хочу, - буркнул я и выскочил на своем этаже. Она все еще кричала что-то мне вослед...
Мне стало невыносимо жаль. Эту даму, себя, всю страну, наверное.
За то, что продали и продались. За копейку, за грошик, за продуктовый набор, за возможность приблизиться к кормушке, что-нибудь оттуда вырвать и поглотить это с довольным урчанием. А потом опять начать выть на луну.
За то, что это несчастная женщина с мизерной пенсией должна ходить по квартирам и хватать меня за рукава, чтобы очередной ублюдок от всем-известной-партии пролез к власти.
За то, что она не смогла сказать нет.
За то, что он, потом уже, через тонированное стекло автомобиля будет снисходительно посматривать на эту женщину, скрючившуюся на остановке, на этих людишек, отдавших ему свой голос.
За то, что он знакомым жестом засунет себе в нагрудный карман конверт, полный денег.
За тех сотни тысяч и миллионы людей, которые добровольно в этом участвовали за подачку.
За то, что они в очередной раз поймут, как жестоко их обманули.
И здесь я понял, что не хочу их жалеть...