Сны
СОН 26
Бакинский сквер, когда-то называвшийся Губернаторским, узкая полоса, сплетенная из зелени и извилистых аллеек, круто сползающая с холмистого склона к Приморскому бульвару. С одной стороны сквер ограничен зубчатой стеной и приземистыми полукруглыми башнями, сложенными из темно-серого известняка - тысячелетней крепостью Ичери-Шехер.
Я медленно поднимаюсь вдоль стены: шагать не получается - то ли не слушаются ноги, то ли сопротивляется воздух, упруго-вязкий, непослушный. Приходится цепляться за невесть откуда взявшиеся балясины - вертикальные доски с овальными пропилами; только так, подтягиваясь на руках, получается двигаться вперед. Стена - справа от меня, сквер запружен толпой, все стремятся, как и я, вверх по склону, но где-то наверху, похоже, стоит кордон, люди волнуются, бурлят. На меня обращают внимание, кто-то восторженно произносит: «Юродивый!» - слышатся одобрительные возгласы. Выше, выше. Протискиваюсь, обращенный спиной к людям. Мелькает мысль: «Ходынка!» - и тут же понимаю, что стена не серая, а темно-красная, кирпичная, со сдвоенными зубцами. Что-то гонит меня вперед, что-то жизненно-важное, но идти дальше нет возможности - так много людей скопилось здесь, что сквозь них не пробиться. Почти отчаиваюсь, но нахожу неожиданный выход - перебираюсь через стену: с внутренней ее стороны находится узкий приступ с поручнем, бреду по нему. Толпа шумит внизу.
Но и на стене находится препятствие - в конце прохода дежурят часовые, за ними сидит на стуле военный чин. Мне преграждают путь. Интересуюсь, почему перекрыто движение. Военный на стуле смотрит на меня и со значением в голосе произносит:
- Поезд прибыл на запасную ветку Брянского вокзала.
Я понимаю, что это - секретная информация о правительственном составе. Недоумеваю, почему офицер госбезопасности решил открыть мне ее, а он, кивнув в мою сторону подбородком, буднично роняет:
- Арестовать.
Среди военных возникает суета. Дальнейшее предстает мне в виде печатного текста, я бегло просматриваю его, пропуская неприятные абзацы и одновременно являясь участником событий: конвой… особый специалист по допросам… НКВД…
Меня охватывает двойной страх, вызванный ожиданием непременных истязаний и препятствием в достижении неведомой цели. Вспоминаю крик «Юродивый!», раскидываю руки - и взмываю в воздух. Город уходит вниз, превращаясь в собственный макет. Свободен!
Пролетаю мимо кроны дерева - здесь, на головокружительной высоте, оно раскинуло ветви, огромное, как Иггдрасиль. Из густой листвы выныривает человек и стреляет в меня. Ладонью останавливаю пули и поднимаюсь еще выше. Устремляюсь вперед.
В воздухе дымка, подобная утренней. Из нее возникает гигантский православный храм - он частично разрушен. Я попадаю внутрь через оконную арку, пролетаю храм насквозь - он сложен из кирпича, не штукатурен, пуст и заброшен. Давешнее дерево поместилось бы в нем, не достав до сводов. Одна из стен совсем близко от меня; внезапно на ее уступчике появляется человек - засада! - и, несмотря на пропасть под ногами, прыгает, повиснув у меня на локте. Отбиваюсь от оперативника, покидаю храм и попадаю в еще больший, такой же пустой и неухоженный. За ним - сооружение вовсе циклопическое: каркас из металлических балок, алогичная конструкция, триумф большевистской мысли. Решаю, что пора опускаться на землю, однако движение к земле вызывает непреодолимое ощущение падения, поэтому поднимаюсь выше, выше, выше - до тех пор, пока мир под ногами не исчезает, и вокруг не остается ничего, кроме небесной синевы.
Уже после, по пробуждении поинтересовался, существовал ли в Москве Брянский вокзал.
- Это бывшее название Белорусского, - ответили мне.
- А он был правительственным?
- Как и Киевский, - был ответ...
Бакинский сквер, когда-то называвшийся Губернаторским, узкая полоса, сплетенная из зелени и извилистых аллеек, круто сползающая с холмистого склона к Приморскому бульвару. С одной стороны сквер ограничен зубчатой стеной и приземистыми полукруглыми башнями, сложенными из темно-серого известняка - тысячелетней крепостью Ичери-Шехер.
Я медленно поднимаюсь вдоль стены: шагать не получается - то ли не слушаются ноги, то ли сопротивляется воздух, упруго-вязкий, непослушный. Приходится цепляться за невесть откуда взявшиеся балясины - вертикальные доски с овальными пропилами; только так, подтягиваясь на руках, получается двигаться вперед. Стена - справа от меня, сквер запружен толпой, все стремятся, как и я, вверх по склону, но где-то наверху, похоже, стоит кордон, люди волнуются, бурлят. На меня обращают внимание, кто-то восторженно произносит: «Юродивый!» - слышатся одобрительные возгласы. Выше, выше. Протискиваюсь, обращенный спиной к людям. Мелькает мысль: «Ходынка!» - и тут же понимаю, что стена не серая, а темно-красная, кирпичная, со сдвоенными зубцами. Что-то гонит меня вперед, что-то жизненно-важное, но идти дальше нет возможности - так много людей скопилось здесь, что сквозь них не пробиться. Почти отчаиваюсь, но нахожу неожиданный выход - перебираюсь через стену: с внутренней ее стороны находится узкий приступ с поручнем, бреду по нему. Толпа шумит внизу.
Но и на стене находится препятствие - в конце прохода дежурят часовые, за ними сидит на стуле военный чин. Мне преграждают путь. Интересуюсь, почему перекрыто движение. Военный на стуле смотрит на меня и со значением в голосе произносит:
- Поезд прибыл на запасную ветку Брянского вокзала.
Я понимаю, что это - секретная информация о правительственном составе. Недоумеваю, почему офицер госбезопасности решил открыть мне ее, а он, кивнув в мою сторону подбородком, буднично роняет:
- Арестовать.
Среди военных возникает суета. Дальнейшее предстает мне в виде печатного текста, я бегло просматриваю его, пропуская неприятные абзацы и одновременно являясь участником событий: конвой… особый специалист по допросам… НКВД…
Меня охватывает двойной страх, вызванный ожиданием непременных истязаний и препятствием в достижении неведомой цели. Вспоминаю крик «Юродивый!», раскидываю руки - и взмываю в воздух. Город уходит вниз, превращаясь в собственный макет. Свободен!
Пролетаю мимо кроны дерева - здесь, на головокружительной высоте, оно раскинуло ветви, огромное, как Иггдрасиль. Из густой листвы выныривает человек и стреляет в меня. Ладонью останавливаю пули и поднимаюсь еще выше. Устремляюсь вперед.
В воздухе дымка, подобная утренней. Из нее возникает гигантский православный храм - он частично разрушен. Я попадаю внутрь через оконную арку, пролетаю храм насквозь - он сложен из кирпича, не штукатурен, пуст и заброшен. Давешнее дерево поместилось бы в нем, не достав до сводов. Одна из стен совсем близко от меня; внезапно на ее уступчике появляется человек - засада! - и, несмотря на пропасть под ногами, прыгает, повиснув у меня на локте. Отбиваюсь от оперативника, покидаю храм и попадаю в еще больший, такой же пустой и неухоженный. За ним - сооружение вовсе циклопическое: каркас из металлических балок, алогичная конструкция, триумф большевистской мысли. Решаю, что пора опускаться на землю, однако движение к земле вызывает непреодолимое ощущение падения, поэтому поднимаюсь выше, выше, выше - до тех пор, пока мир под ногами не исчезает, и вокруг не остается ничего, кроме небесной синевы.
Уже после, по пробуждении поинтересовался, существовал ли в Москве Брянский вокзал.
- Это бывшее название Белорусского, - ответили мне.
- А он был правительственным?
- Как и Киевский, - был ответ...