Новейшие приключения барона Мюнхгаузена
Прибытие в Россию
Желая посетить Руссляндию в очередной раз, я пересек ее границу зимой 17… года. Мороз и ветер были ужасными; мой конь с трудом пробирался вперед, увязая в валившем с небес густом снегу, как в бурлящей каше. По счастью, в одном из приграничных селений добрый крестьянин снабдил меня бутылью чудесного эликсира, спасающего от холода. Сие средство, бесспорно, обладало волшебными свойствами: после первого же глотка, обжегшего мне глотку, тело стало наполняться теплом, а погодные препятствия уже не казались непреодолимыми. Крестьянин, отблагодаренный известной суммой, пожертвовал четвертой частью своих эликсирных запасов: бутыль с пахучей жидкостью он со значением назвал «четвертью».
Прикладываясь к спасительному горлышку, я продолжил путешествие. Чем ниже падал уровень эликсира в бутыли, тем выше поднималось мое настроение. Я даже начал напевать песенку о Катеринхен, вышедшей на крутой берег туманного Рейна, чтобы послать привет ландскнехту, защищающему дальние рубежи в то время, когда гербовый орел Германии охраняет простых бюргеров, выращивающих свои груши и яблони. Ветер срывал слова с моих губ и относил их в даль, к полузаметенным деревушкам, где они, несомненно, запутались в оградах и кустах и были позже найдены тамошними обитателями. (Забегая вперед, скажу, что много времени спустя мне довелось услышать русскую песню, сложенную из обрывков моих разбросанных ветром куплетов.)
Однако я совершил ошибку. Поддавшись совести, укорившей мою внезапно размягчившуюся душу, я решил поделиться снадобьем с конем, разделявшем тяготы вместе со мной, и влил животному в глотку изрядную дозу бодрящей влаги. Едва я успел занять место в седле, как эликсир проявил свое воздействие. Конь встал на дыбы и исполнил несколько могучих скачков, подняв хвост и взметнув гриву. Снег, налипший на длинные пряди конского волоса, растопился внутренним жаром, но моментально заледенел на ветру, и грива с хвостом превратились в жесткие, как доски, паруса. На беду, последний прыжок привел коня на толстый наст, не проломившийся под копытами. Железные подковы заскользили по льду не хуже коньков, а вихрь завертел коня вместе со мною, подобно флюгеру, и погнал неведомо куда. Верный конь упирался всеми четырьмя ногами, однако кружился, словно расписная лошадка на императорской карусели. Наша скорость непрерывно возрастала. Смутно различал я проносившиеся мимо города, заснеженные леса и торчавшие там и сям церкви. Так я пересек значительную часть страны, забираясь все севернее и севернее по бескрайним степям. Подковы раскалились от трения и начали плавить лед. Ноги коня погрузились сначала по бабки, потом по колени. Мы остановились лишь тогда, когда колеи углубились настолько, что конь уперся грудью в сугроб. Я с трудом разжал пальцы, примерзшие к поводьям, и выбрался из седла. Спасительная бутыль пропала - наверное, вылетела, точно из пращи, пока мы крутились без удержки. Оглядевшись, я не увидел ничего, кроме снежной пустыни. Было темно. Рассудив, что утро вечера мудренее, я решил дождаться рассвета. Завернувшись в свой походный плащ, я пристроился под бок коню. Привязать скакуна было не к чему, однако он никуда не мог деться из своего окопа. Снег продолжал валить, но в тот момент это мало меня беспокоило. Разумеется, я бы не был столь беспечен, если б знал, что умудрился забраться за полярный круг, знаменитый тем, что день и ночь сменяют там друг друга раз в полгода. Но поведать мне о том было некому, и спустя несколько минут мы с конем мирно уснули. Полагаю, что вскоре нас обоих совершенно скрыло снегом, и вряд ли кто смог бы обнаружить меня, даже если бы солнце встало через несколько часов.
Полет на Луну и обратно
Когда я продрал глаза, солнце стояло высоко. Очевидно, сон мой тянулся долее, чем было бы полезно организму - именно этим объяснил я неприятную скованность в членах. Зрение тоже подводило меня - поначалу мне почудилось, будто солнц в небе несколько. Не сразу я разобрал, что принял за дневное светило причудливую лампу, в чьем широком зеркальном диске с непонятной яркостью сияли несколько круглых стекол. Рядом зазвучала русская речь. За несколько прежних визитов я недурно овладел этим варварским языком, однако многие услышанные мною теперь слова были непонятными.
- Очнулся, ископаемое, - произнес некто, сопроводив фразу присвистом, извинительным лишь для простолюдина.
Я скосил глаза. Похоже, я лежал на чем-то вроде стола, и надо мной возвышалась фигура, облаченная в белое платье. На миг мне показалось, что я попал под нож главного повара ширазского шаха, известного печальными склонностями. Но даже допустив такую возможность, я не потерял присущих мне смелости и духа, а потому быстро уразумел, что человек в белом - это, пожалуй, не кухарь, а лекарь.
- Видите ли вы меня? Слышите, что я вам говорю? - обратился лекарь ко мне.
Я кивнул: горло мое совершенно пересохло.
За спиной лекаря вырос еще один человек с военной выправкой. Мундир его был совершенно нелеп и смотрелся шутовским одеянием.
- Как вы попали на базу и что вы намеревались на ней делать? - строго спросил офицер.
Сообразив, что он называет базой основание, на котором я покоюсь, точно скульптура на надгробии, я пожал плечами. В самом деле, вопрос был бессмысленным: похоже, что на базу, пока я спал, меня возложили мои неожиданные хозяева, и я никак не мог знать объяснения их замыслу.
Тем временем лекарь вонзил мне в руку стеклянную трубку и принялся осуществлять кровопускание. Тут я заметил, что к другой моей руке уже протянута вторая трубка, и по ней в меня втекает кровь из раздутого пузыря, похожего на желудок отобедавшего носферату.
- Признайтесь: вы шпион? - неприязненно поинтересовался офицер.
Подобная клевета заставила меня вскипеть и придала сил. Я поднялся и свесил со стола ноги. Лекарь отшатнулся, офицер бросился вперед, кто-то еще устремился к нам из углов комнаты.
Я откашлялся и гневно воскликнул:
- Я - барон Карл Иероним Фридрих фон Мюнхгаузен. Тот, кто называет меня шпионом, должен привести доказательства или ответить за оскорбление дворянской чести!
- Вы - тот самый барон Мюнхгаузен? - с сомнением переспросил офицер.
С одной стороны, его недоверие возмутило меня, но с другой - я был польщен тем, что мое имя здесь известно.
- Так точно, - подтвердил я, соскочив на пол и выдернув трубки из рук.
- Вас нашли в вечной мерзлоте, когда начали бурить грунт под новую ракетную шахту, - поведал офицер. - Никто не верил, что человека, так долго вмороженного в лед, удастся оживить. Похоже, в ваших жилах, барон, самый настоящий антифриз. К слову сказать, жеребец, обнаруженный рядом с вами, тоже пришел в себя. Как вам удался этот трюк?
Я вспомнил о бутыли с эликсиром.
- Как долго я лежал под снегом?
- Сейчас 20… год, - сказал офицер.
Я прикинул: мне пришлось провести между жизнью и смертью более двухсот лет. Что ж, я бывал в передрягах и похлеще.
- Могу ли я быть чем-нибудь полезен? Не воюете ли вы с турками? Мой богатый опыт прежних сражений с ними пришелся бы вам весьма кстати!
- Нет, с турками у нас достигнут мир. Теперь нам досаждают американцы.
Я наморщил лоб:
- Южане или северяне? Кого вы поддерживаете в их внутренней войне?
- Война Севера и Юга давно завершилась. Ныне Америка ищет соперников вовне.
- И что же вы с ней не поделили?
- Луну, - признался офицер. - Америка и Россия рады бы построить на Луне свои укрепления. Мы связаны договором о запрете подобных гешефтов, но тот может быть и нарушен. Вся беда в том, что сегодня Россия переживает не лучшие времена. Начни мы строительство военной базы на Луне, американцы последуют нашему примеру и непременно обгонят нас. Затеять строительство первыми американцам мешает скупость, но они не постоят за расходами, если мы предпримем какие-либо шаги.
- Так что вам нужно?
- Для начала хотелось бы выбрать на Луне подходящее место. К сожалению, если мы пошлем туда разведывательный экипаж, это неминуемо будет замечено: запуск корабля не скроешь.
- Я не раз бывал на Луне. А чем вы пользуетесь для таких путешествий?
- Ракетами, - ответил офицер.
- Этими китайскими игрушками?
- Не совсем.
Офицер любезно провел меня по укреплениям и дал разъяснения. Военное искусство за годы моего сна шагнуло вперед, но последствия были удручающими. Одежда солдат утратила блеск и красоту; теперь она была унылой, а иногда и покрытой уродливыми пятнами. От ядер армия отказалась, теперь снаряды летели сами, толкаемые силой вырывающихся из них пороховых газов. Не слишком мудрое решение: это все равно, что стрелять в противника развернутыми в обратную сторону пушками. Ружей не осталось в помине, вместо них у солдат были скорострелы, тратящие пули быстрее, чем вояка успеет задуматься, нужно ли продолжать огонь. Шпаги и сабли тоже сгинули, и им даже не удосужились найти замену. Порадовала меня только пушка, стреляющая тонким световым лучом: это и впрямь было полезным изобретением, способным как минимум ослеплять вражеских солдат поодиночке.
Несколько дней я прожил в предоставленной мне комнате, восстанавливая мощь тела. На обращение со мной грех было пожаловаться. Досаждали мне лишь мыши: платья всех прочих вояк пахли лишь оружейной смазкой, и поэтому мои сапоги, натертые лучшим салом, подвергались непрерывным атакам. От скуки я упражнялся в стрельбе из световой пушки и вскоре мог поджечь сигарету любому, кто вздумал бы закурить в ста верстах от прицела.
Через неделю я окреп настолько, что вызвался совершить полет к Луне. Сначала я хотел оседлать ракету, как седлал когда-то ядро, но мне объяснили, что ракета слишком велика, и ее разведывательный полет наверняка станет причиной лунной междоусобицы.
- Что ж! - воскликнул я. - Есть и другой способ.
Я поведал о замысле и получил одобрение.
Ночью я встал спиной к световой пушке, привязав к заду толстое зеркало. Прицел предварительно выставил я сам, и другой канонир лишь привел пушку в действие. Удар луча в афедрон, словно сильнейший пинок ноги, подбросил меня вверх, в сторону Луны. Зеркало не позволило лучу поджарить меня. Со скоростью света я понесся к Луне. Я заметил, что время странным образом замедлилось, и, несмотря на головокружительную быстроту полета, сумел без спешки рассмотреть ночное светило. На всякий случай я имел с собой веревку, намереваясь накинуть на Луну петлю и с ее помощью повернуть назад, обогнув светило по дуге. В действительности все вышло иначе. В отдалении от Луны в пустоте висела американская космическая крепость без гарнизона. Хитрый механизм навел на меня ее лучевую пушку и выстрелил! По счастью, я был готов к подобному сюрпризу. Распахнув камзол и жилет, я оголил другое зеркало, привязанное к животу, в которое и угодил луч. Согнувшись от сокрушительного удара в поддых, я понесся восвояси спиной вперед. Русский офицер, дежуривший внизу, точными выстрелами погасил мою скорость, и я вернулся на землю, спрыгнув на плац и сохранив равновесие на ногах.
В штабе я рассказал обо всем, что видел. Русские военные опечалились: американская космическая крепость уменьшала и без того невеликие шансы России построить базу на Луне. Я усмехнулся и подкрутил ус:
- Рад сообщить, что ваша проблема решена.
- Как это может быть? - всполошились все.
- Вспомните: Луна состоит из лучшего сыра. Пролетая мимо нее, я успел сбросить на поверхность нескольких мышей из тех, что облюбовали мои сапоги. Теперь осталось лишь дождаться, когда они выгрызут в Луне достаточно большие полости, и отправиться на новоселье, не скрываясь ни от кого. Американцы не сумеют опередить вас, господа!
- Но как мы докажем, что укрепления выгрызли именно наши мыши?
Не будучи гордецом, я, тем не менее, торжествовал:
- Я нарочно пометил их, повязав каждой вокруг шеи по три нити в цвет российского флага - синей, белой и красной.
- Барон! - прочувствованно обратился ко мне офицер. - Вы совершили подвиг. Разрешите, я сопровожу вас в столицу и лично представлю вас там?
- Нас ждет путешествие в Санкт-Петербург? - обрадовался я.
- В Москву! В Москву! - воскликнул военный чин.
Продолжение может воспоследовать.
Желая посетить Руссляндию в очередной раз, я пересек ее границу зимой 17… года. Мороз и ветер были ужасными; мой конь с трудом пробирался вперед, увязая в валившем с небес густом снегу, как в бурлящей каше. По счастью, в одном из приграничных селений добрый крестьянин снабдил меня бутылью чудесного эликсира, спасающего от холода. Сие средство, бесспорно, обладало волшебными свойствами: после первого же глотка, обжегшего мне глотку, тело стало наполняться теплом, а погодные препятствия уже не казались непреодолимыми. Крестьянин, отблагодаренный известной суммой, пожертвовал четвертой частью своих эликсирных запасов: бутыль с пахучей жидкостью он со значением назвал «четвертью».
Прикладываясь к спасительному горлышку, я продолжил путешествие. Чем ниже падал уровень эликсира в бутыли, тем выше поднималось мое настроение. Я даже начал напевать песенку о Катеринхен, вышедшей на крутой берег туманного Рейна, чтобы послать привет ландскнехту, защищающему дальние рубежи в то время, когда гербовый орел Германии охраняет простых бюргеров, выращивающих свои груши и яблони. Ветер срывал слова с моих губ и относил их в даль, к полузаметенным деревушкам, где они, несомненно, запутались в оградах и кустах и были позже найдены тамошними обитателями. (Забегая вперед, скажу, что много времени спустя мне довелось услышать русскую песню, сложенную из обрывков моих разбросанных ветром куплетов.)
Однако я совершил ошибку. Поддавшись совести, укорившей мою внезапно размягчившуюся душу, я решил поделиться снадобьем с конем, разделявшем тяготы вместе со мной, и влил животному в глотку изрядную дозу бодрящей влаги. Едва я успел занять место в седле, как эликсир проявил свое воздействие. Конь встал на дыбы и исполнил несколько могучих скачков, подняв хвост и взметнув гриву. Снег, налипший на длинные пряди конского волоса, растопился внутренним жаром, но моментально заледенел на ветру, и грива с хвостом превратились в жесткие, как доски, паруса. На беду, последний прыжок привел коня на толстый наст, не проломившийся под копытами. Железные подковы заскользили по льду не хуже коньков, а вихрь завертел коня вместе со мною, подобно флюгеру, и погнал неведомо куда. Верный конь упирался всеми четырьмя ногами, однако кружился, словно расписная лошадка на императорской карусели. Наша скорость непрерывно возрастала. Смутно различал я проносившиеся мимо города, заснеженные леса и торчавшие там и сям церкви. Так я пересек значительную часть страны, забираясь все севернее и севернее по бескрайним степям. Подковы раскалились от трения и начали плавить лед. Ноги коня погрузились сначала по бабки, потом по колени. Мы остановились лишь тогда, когда колеи углубились настолько, что конь уперся грудью в сугроб. Я с трудом разжал пальцы, примерзшие к поводьям, и выбрался из седла. Спасительная бутыль пропала - наверное, вылетела, точно из пращи, пока мы крутились без удержки. Оглядевшись, я не увидел ничего, кроме снежной пустыни. Было темно. Рассудив, что утро вечера мудренее, я решил дождаться рассвета. Завернувшись в свой походный плащ, я пристроился под бок коню. Привязать скакуна было не к чему, однако он никуда не мог деться из своего окопа. Снег продолжал валить, но в тот момент это мало меня беспокоило. Разумеется, я бы не был столь беспечен, если б знал, что умудрился забраться за полярный круг, знаменитый тем, что день и ночь сменяют там друг друга раз в полгода. Но поведать мне о том было некому, и спустя несколько минут мы с конем мирно уснули. Полагаю, что вскоре нас обоих совершенно скрыло снегом, и вряд ли кто смог бы обнаружить меня, даже если бы солнце встало через несколько часов.
Полет на Луну и обратно
Когда я продрал глаза, солнце стояло высоко. Очевидно, сон мой тянулся долее, чем было бы полезно организму - именно этим объяснил я неприятную скованность в членах. Зрение тоже подводило меня - поначалу мне почудилось, будто солнц в небе несколько. Не сразу я разобрал, что принял за дневное светило причудливую лампу, в чьем широком зеркальном диске с непонятной яркостью сияли несколько круглых стекол. Рядом зазвучала русская речь. За несколько прежних визитов я недурно овладел этим варварским языком, однако многие услышанные мною теперь слова были непонятными.
- Очнулся, ископаемое, - произнес некто, сопроводив фразу присвистом, извинительным лишь для простолюдина.
Я скосил глаза. Похоже, я лежал на чем-то вроде стола, и надо мной возвышалась фигура, облаченная в белое платье. На миг мне показалось, что я попал под нож главного повара ширазского шаха, известного печальными склонностями. Но даже допустив такую возможность, я не потерял присущих мне смелости и духа, а потому быстро уразумел, что человек в белом - это, пожалуй, не кухарь, а лекарь.
- Видите ли вы меня? Слышите, что я вам говорю? - обратился лекарь ко мне.
Я кивнул: горло мое совершенно пересохло.
За спиной лекаря вырос еще один человек с военной выправкой. Мундир его был совершенно нелеп и смотрелся шутовским одеянием.
- Как вы попали на базу и что вы намеревались на ней делать? - строго спросил офицер.
Сообразив, что он называет базой основание, на котором я покоюсь, точно скульптура на надгробии, я пожал плечами. В самом деле, вопрос был бессмысленным: похоже, что на базу, пока я спал, меня возложили мои неожиданные хозяева, и я никак не мог знать объяснения их замыслу.
Тем временем лекарь вонзил мне в руку стеклянную трубку и принялся осуществлять кровопускание. Тут я заметил, что к другой моей руке уже протянута вторая трубка, и по ней в меня втекает кровь из раздутого пузыря, похожего на желудок отобедавшего носферату.
- Признайтесь: вы шпион? - неприязненно поинтересовался офицер.
Подобная клевета заставила меня вскипеть и придала сил. Я поднялся и свесил со стола ноги. Лекарь отшатнулся, офицер бросился вперед, кто-то еще устремился к нам из углов комнаты.
Я откашлялся и гневно воскликнул:
- Я - барон Карл Иероним Фридрих фон Мюнхгаузен. Тот, кто называет меня шпионом, должен привести доказательства или ответить за оскорбление дворянской чести!
- Вы - тот самый барон Мюнхгаузен? - с сомнением переспросил офицер.
С одной стороны, его недоверие возмутило меня, но с другой - я был польщен тем, что мое имя здесь известно.
- Так точно, - подтвердил я, соскочив на пол и выдернув трубки из рук.
- Вас нашли в вечной мерзлоте, когда начали бурить грунт под новую ракетную шахту, - поведал офицер. - Никто не верил, что человека, так долго вмороженного в лед, удастся оживить. Похоже, в ваших жилах, барон, самый настоящий антифриз. К слову сказать, жеребец, обнаруженный рядом с вами, тоже пришел в себя. Как вам удался этот трюк?
Я вспомнил о бутыли с эликсиром.
- Как долго я лежал под снегом?
- Сейчас 20… год, - сказал офицер.
Я прикинул: мне пришлось провести между жизнью и смертью более двухсот лет. Что ж, я бывал в передрягах и похлеще.
- Могу ли я быть чем-нибудь полезен? Не воюете ли вы с турками? Мой богатый опыт прежних сражений с ними пришелся бы вам весьма кстати!
- Нет, с турками у нас достигнут мир. Теперь нам досаждают американцы.
Я наморщил лоб:
- Южане или северяне? Кого вы поддерживаете в их внутренней войне?
- Война Севера и Юга давно завершилась. Ныне Америка ищет соперников вовне.
- И что же вы с ней не поделили?
- Луну, - признался офицер. - Америка и Россия рады бы построить на Луне свои укрепления. Мы связаны договором о запрете подобных гешефтов, но тот может быть и нарушен. Вся беда в том, что сегодня Россия переживает не лучшие времена. Начни мы строительство военной базы на Луне, американцы последуют нашему примеру и непременно обгонят нас. Затеять строительство первыми американцам мешает скупость, но они не постоят за расходами, если мы предпримем какие-либо шаги.
- Так что вам нужно?
- Для начала хотелось бы выбрать на Луне подходящее место. К сожалению, если мы пошлем туда разведывательный экипаж, это неминуемо будет замечено: запуск корабля не скроешь.
- Я не раз бывал на Луне. А чем вы пользуетесь для таких путешествий?
- Ракетами, - ответил офицер.
- Этими китайскими игрушками?
- Не совсем.
Офицер любезно провел меня по укреплениям и дал разъяснения. Военное искусство за годы моего сна шагнуло вперед, но последствия были удручающими. Одежда солдат утратила блеск и красоту; теперь она была унылой, а иногда и покрытой уродливыми пятнами. От ядер армия отказалась, теперь снаряды летели сами, толкаемые силой вырывающихся из них пороховых газов. Не слишком мудрое решение: это все равно, что стрелять в противника развернутыми в обратную сторону пушками. Ружей не осталось в помине, вместо них у солдат были скорострелы, тратящие пули быстрее, чем вояка успеет задуматься, нужно ли продолжать огонь. Шпаги и сабли тоже сгинули, и им даже не удосужились найти замену. Порадовала меня только пушка, стреляющая тонким световым лучом: это и впрямь было полезным изобретением, способным как минимум ослеплять вражеских солдат поодиночке.
Несколько дней я прожил в предоставленной мне комнате, восстанавливая мощь тела. На обращение со мной грех было пожаловаться. Досаждали мне лишь мыши: платья всех прочих вояк пахли лишь оружейной смазкой, и поэтому мои сапоги, натертые лучшим салом, подвергались непрерывным атакам. От скуки я упражнялся в стрельбе из световой пушки и вскоре мог поджечь сигарету любому, кто вздумал бы закурить в ста верстах от прицела.
Через неделю я окреп настолько, что вызвался совершить полет к Луне. Сначала я хотел оседлать ракету, как седлал когда-то ядро, но мне объяснили, что ракета слишком велика, и ее разведывательный полет наверняка станет причиной лунной междоусобицы.
- Что ж! - воскликнул я. - Есть и другой способ.
Я поведал о замысле и получил одобрение.
Ночью я встал спиной к световой пушке, привязав к заду толстое зеркало. Прицел предварительно выставил я сам, и другой канонир лишь привел пушку в действие. Удар луча в афедрон, словно сильнейший пинок ноги, подбросил меня вверх, в сторону Луны. Зеркало не позволило лучу поджарить меня. Со скоростью света я понесся к Луне. Я заметил, что время странным образом замедлилось, и, несмотря на головокружительную быстроту полета, сумел без спешки рассмотреть ночное светило. На всякий случай я имел с собой веревку, намереваясь накинуть на Луну петлю и с ее помощью повернуть назад, обогнув светило по дуге. В действительности все вышло иначе. В отдалении от Луны в пустоте висела американская космическая крепость без гарнизона. Хитрый механизм навел на меня ее лучевую пушку и выстрелил! По счастью, я был готов к подобному сюрпризу. Распахнув камзол и жилет, я оголил другое зеркало, привязанное к животу, в которое и угодил луч. Согнувшись от сокрушительного удара в поддых, я понесся восвояси спиной вперед. Русский офицер, дежуривший внизу, точными выстрелами погасил мою скорость, и я вернулся на землю, спрыгнув на плац и сохранив равновесие на ногах.
В штабе я рассказал обо всем, что видел. Русские военные опечалились: американская космическая крепость уменьшала и без того невеликие шансы России построить базу на Луне. Я усмехнулся и подкрутил ус:
- Рад сообщить, что ваша проблема решена.
- Как это может быть? - всполошились все.
- Вспомните: Луна состоит из лучшего сыра. Пролетая мимо нее, я успел сбросить на поверхность нескольких мышей из тех, что облюбовали мои сапоги. Теперь осталось лишь дождаться, когда они выгрызут в Луне достаточно большие полости, и отправиться на новоселье, не скрываясь ни от кого. Американцы не сумеют опередить вас, господа!
- Но как мы докажем, что укрепления выгрызли именно наши мыши?
Не будучи гордецом, я, тем не менее, торжествовал:
- Я нарочно пометил их, повязав каждой вокруг шеи по три нити в цвет российского флага - синей, белой и красной.
- Барон! - прочувствованно обратился ко мне офицер. - Вы совершили подвиг. Разрешите, я сопровожу вас в столицу и лично представлю вас там?
- Нас ждет путешествие в Санкт-Петербург? - обрадовался я.
- В Москву! В Москву! - воскликнул военный чин.
Продолжение может воспоследовать.