Хэллоуин
Щель между створкой и косяком очень узенькая, и мне видно не все. В кухоньке горит тусклая лампа. Кто-то навалился сзади, а Толстощек пинает меня в бок.
- Ну, что там? - шепчет Голован.
- Он взял нож!..
- Ой-ей-ей!
Это, кажется, Рыжая.
- Тссс! - шикают на нее.
- Замахивается, - сообщает Толстощек.
- Я сейчас умру от страха, - ноет Рыжая.
Как малышня, право слово.
Я различаю руку с тесаком, сверху вниз пересекающую пространство, доступное моему обзору. Раздаются глухой удар и хруст.
- Снес с башки макушку, - комментирует Толстощек.
- Ужас! - откликается Голован.
- Не говорите мне, что там делается, не говорите! - просит Рыжая.
- Тогда дуй отсюда! - хмыкает Толстощек.
- Ха! - выдыхает Голован. - Сказанул.
Рыжая обижается:
- Дураки.
У меня екает внутри.
- Мозги достает, - не унимается Толстощек. - А они мокрые, расползаются. И ниточки из них свисают.
- Буэээ, - выдавливает Голован.
- На самом деле?! - обалдевает Тугодум.
- Не прижимайся сзади! - отпихиваю я его. - Будь это твой котелок, мозгов бы в нем не оказалось.
Противный звук проникает через щель.
- Выскребает черепушку. Изнутри, - уточняет Толстощек. - Ложкой.
Какое-то время все молчат. Неугомонный Толстощек балаболит, как только видит что-то новое:
- А теперь ковыряет ножом глаза.
Рыжая не подает голоса. В темноте непонятно, смирилась она или действительно лишилась чувств.
- И рот!
- Свечку вставляет. Ух, ты!..
Это и впрямь уже чересчур. Я обмираю: на миг в щели показывается голова без темечка, ее пустые глазницы и оскалившийся рот полыхают оранжевым огнем. К счастью, голова исчезает - судя по шагам, ее относят к окну и оставляют там.
- А что дальше?
- Не знаю.
- Вдруг он захочет разделать еще одну?
- Будем надеяться, что нет.
- Остается только ждать.
Рыжая вдруг начинает плакать.
- Да умолкни ты!
Поздно. Кажется, нас услышали. Шаги направляются в нашу сторону. Все ближе и ближе.
- Пропали, - хрипит Толстощек.
- Так и сдадимся на милость? - яростно шипит Голован.
Створка распахивается, после темноты даже кухонная скудная лампа способна ослепить. Мрачный человек с мокрыми ручищами, выпучив глаза, взирает на нас. Кажется, наша сгрудившаяся компания изумляет его. Я замираю. И тут…
- Бей!!! - вопит Голован.
Он падает и катится в ноги зловещему человеку. Вот уж не ожидал от него такой прыти!
Человек отшатывается. Поступок Голована одновременно поражает своим безрассудством и будоражит нас. Мы дергаемся, раскачиваемся и друг за дружкой бросаемся с полок в чулане, устремляясь к изуверу. Тот кричит, отбивается. Нога в грубом башмаке бьет по Толстощеку, несчастный Толстощек отлетает в сторону и раскалывается при ударе о стену. Я ору от страха и присоединяюсь к товарищам. Тыквы вертятся на полу, кто-то размазан в кашу, человек оскальзывается на месиве и валится навзничь, давя Тугодума, Ржавчика и кого-то еще. На упавшего набрасываются. Хруст, хлюпанье и вопли продолжаются какое-то время, а потом стихают. Человек дрыгает ботинками - медленно, вяло… Замирает.
Я в онемении лежу под столом. Не могу катиться, с одного бока больно и холодно - кажется, у меня проломлен череп. Я стараюсь не смотреть на изувеченные тела моих друзей. На влажную мякоть. И на изуродованную голову, смотрящую сквозь стекло на улицу, тоже. Свет лампы, и без того чахлый, непрерывно слабеет. Надеюсь, весь этот ужас вокруг вскоре перестанет быть видимым.
Тишина. Ни словечка. Я тоже молчу и, кажется, порой впадаю в забытье.
А потом приходит Хэллоуин и с детским смехом стучится снаружи во входную дверь.
- Ну, что там? - шепчет Голован.
- Он взял нож!..
- Ой-ей-ей!
Это, кажется, Рыжая.
- Тссс! - шикают на нее.
- Замахивается, - сообщает Толстощек.
- Я сейчас умру от страха, - ноет Рыжая.
Как малышня, право слово.
Я различаю руку с тесаком, сверху вниз пересекающую пространство, доступное моему обзору. Раздаются глухой удар и хруст.
- Снес с башки макушку, - комментирует Толстощек.
- Ужас! - откликается Голован.
- Не говорите мне, что там делается, не говорите! - просит Рыжая.
- Тогда дуй отсюда! - хмыкает Толстощек.
- Ха! - выдыхает Голован. - Сказанул.
Рыжая обижается:
- Дураки.
У меня екает внутри.
- Мозги достает, - не унимается Толстощек. - А они мокрые, расползаются. И ниточки из них свисают.
- Буэээ, - выдавливает Голован.
- На самом деле?! - обалдевает Тугодум.
- Не прижимайся сзади! - отпихиваю я его. - Будь это твой котелок, мозгов бы в нем не оказалось.
Противный звук проникает через щель.
- Выскребает черепушку. Изнутри, - уточняет Толстощек. - Ложкой.
Какое-то время все молчат. Неугомонный Толстощек балаболит, как только видит что-то новое:
- А теперь ковыряет ножом глаза.
Рыжая не подает голоса. В темноте непонятно, смирилась она или действительно лишилась чувств.
- И рот!
- Свечку вставляет. Ух, ты!..
Это и впрямь уже чересчур. Я обмираю: на миг в щели показывается голова без темечка, ее пустые глазницы и оскалившийся рот полыхают оранжевым огнем. К счастью, голова исчезает - судя по шагам, ее относят к окну и оставляют там.
- А что дальше?
- Не знаю.
- Вдруг он захочет разделать еще одну?
- Будем надеяться, что нет.
- Остается только ждать.
Рыжая вдруг начинает плакать.
- Да умолкни ты!
Поздно. Кажется, нас услышали. Шаги направляются в нашу сторону. Все ближе и ближе.
- Пропали, - хрипит Толстощек.
- Так и сдадимся на милость? - яростно шипит Голован.
Створка распахивается, после темноты даже кухонная скудная лампа способна ослепить. Мрачный человек с мокрыми ручищами, выпучив глаза, взирает на нас. Кажется, наша сгрудившаяся компания изумляет его. Я замираю. И тут…
- Бей!!! - вопит Голован.
Он падает и катится в ноги зловещему человеку. Вот уж не ожидал от него такой прыти!
Человек отшатывается. Поступок Голована одновременно поражает своим безрассудством и будоражит нас. Мы дергаемся, раскачиваемся и друг за дружкой бросаемся с полок в чулане, устремляясь к изуверу. Тот кричит, отбивается. Нога в грубом башмаке бьет по Толстощеку, несчастный Толстощек отлетает в сторону и раскалывается при ударе о стену. Я ору от страха и присоединяюсь к товарищам. Тыквы вертятся на полу, кто-то размазан в кашу, человек оскальзывается на месиве и валится навзничь, давя Тугодума, Ржавчика и кого-то еще. На упавшего набрасываются. Хруст, хлюпанье и вопли продолжаются какое-то время, а потом стихают. Человек дрыгает ботинками - медленно, вяло… Замирает.
Я в онемении лежу под столом. Не могу катиться, с одного бока больно и холодно - кажется, у меня проломлен череп. Я стараюсь не смотреть на изувеченные тела моих друзей. На влажную мякоть. И на изуродованную голову, смотрящую сквозь стекло на улицу, тоже. Свет лампы, и без того чахлый, непрерывно слабеет. Надеюсь, весь этот ужас вокруг вскоре перестанет быть видимым.
Тишина. Ни словечка. Я тоже молчу и, кажется, порой впадаю в забытье.
А потом приходит Хэллоуин и с детским смехом стучится снаружи во входную дверь.