4 вещи про смерть. Флешмоб.
Запущу-ка я флешмоб. Тут дело не в том - нравится, не нравится... Короче, ежели кто захочет написать у себя или в коментах про 4 вещи, связанных в сознании со смертью - велкам. Я же, со своей стороны, обещаю благодарному читателю, что вот щас ещё подвыпущу немножко пара и сменю тему.
Итак.
1. Сегодня я запекала в печи куру. Куру я мариновала в сухих специях... верочем, к делу это не относится в данном случае. Суть в том, что маринованная кура была водружена в глубокий овальный протвень из термостойкого стекла и водружена на решётку в печь. А, касательно протвеня: протвеню лет 40, им пользовалась ещё покойная Хавьера матушка во времена его детства золотого... у протвеня отбито одно ушко, всё это время он служил семье верой и правдой, а свекровь моя - матушка Хавьера - умерла от рака, когда Хавьеру исполнилось 20 лет.
Короче, именно сегодня протвинь приказал долго жить. Я собиралась куру перевернуть с пуза на спину, с этой целью открыла печную заслонку, двумя прихватками взялась за протвень и плавно потянула на себя и вверх... Дно протвеня осталось на решётке, а кура спаслась от позора от преждевременной смерти только потому, что от жара раскорячилась и конечностями зацепилась за края.
В заключении могу отметить две вещи: Хавьер смерть фамильной утвари пережил легко он же йобнул недавно мой любимый чайничек, и я это достаточно легко пережила , - это раз. А два - вещи не должны жить дольше хозяев, вот что.
2. Когда в 2011 году преставился мой экс, мне - проживающей в Аргентине и повторно замужней - пришлось принять в событиях самое деятельное участие. Деваться было некуда, ибо дочери покойного в похоронах участвовали по минимуму, а я являлась последней женой и матерью двух последних несовершеннолетних сыновей. Поэтому мы с Хавьером тут же поехали в аэропорт, и по прошествии 12 часов с того момента, как Дед поднял нас в ночи телефонным звонком, я уже прибыла в Чили и оказалась на панихиде. Панихида по традиции длится 3 суток, в течение которых человек лежит в гробу в церкви, а с ним заходят прощаться люди (о событии оповещают по телефону, мейлами и через газету... дочки именно этим, слава богу, и занялись). И вот в течение трёх суток я внезапно оказалась главным действующим лицом, да... Привет, Алёна, ты понимаешь, что именно я имею в виду, мы даже об этом говорили как-то. Ну, люди приходили и уходили, среди них возникло немало тех, кто мог бы ему помочь при жизни, но не сделал этого, и некоторое количество врагов, которые шли не соболезновать, а радоваться... А сама я у гроба стояла и сидела с утра до поздней ночи, здрасьте-до свидания, да, такое нещастье, спасибо (все обычно говорят: " надо что, обращайся обязательно," гыгы), всё на автомате, как Маргарита у Волнада на вечеринке... Собстевнно, я всё вру, простите. Главным действующим лицом там был конечно мой сын Орасио, 17 лет отроду на тот момент. Он с людьми общался по существу: записывал контакты, решал административные и методологические вопросы с похоронной конторой, с адвокатами, с дурами-сёстрами, вызванивал нотариуса и страховую фирму, следил за мелкими племянниками, норовившими расшибиться на мраморной лестнице, и проч. Он же - в команде с младшим братом и зятьями -нёс гроб потом... уже на кремацию. Забегая вперёд могу сказать, что когда я их с Эрнаном увидела несущими гроб вниз по лестнице - вот тут-то я в обморок и хлопнулась. Эта картинка всегда будет стоять у меня перед глазами, и когда я попаду в ад- пытать меня будут скорее всего именно повторами этого кадра: холодное пасмурное утро, 6 молодых мужчин с сосредоточенными лицами несут гроб, обитатель которого уже несколько распух и уже слегка подтекает, несмотря на затычки в ноздрях... Из шестерых - один - семнадцатилетний Ораська, страшно спокойный и не проронивший ни слезинки за трое суток, и бледный, ещё не зарёванный Эрнан, у которого нервы сдадут только на кремации; гроб "поедет" в печку, а он в истерике падёт на гроб, и одна из сестёр схватит его в охапку и оттащит, а меня намертво схватит под руки всё тот же Ораська, а ещё одна сестрица будет бегать кругом с работающим скайпом в айфоне, чтобы очередная сестрица - находящаяся в Голландии - могла ощутить эффект присутствия...
Об этом обычно не пишут, яхонтовые, я в курсе. Я тоже больше писать не буду. Простите, сорвалось.
3. Но у нас в запасе ещё два пункта, да. Так вот, возвращаясь к панихиде. Кажется, на вторые сутки было воскресенье. С часу до трёх даже самые соболезнующие обедают... и посетителей у нас не было, одна дочка побежала проведать малолетних детей к свекрови, вторая - что-то подписывать к нотариусу, Ораську с Эрнаном я отправила перекусить, а самой мне шурин принёс термос с кофе и каких-то бутербродов.
...И остались мы с эксом наедине. Маленькое помещение в правом крыле католического собора, гроб на задрапированной каталке, канделябры, образа, лавочки по стенам, - и, значит, на одной из лавочек - я. С бутербродами и кофе. И абсолютно ничего меня в этой сцене не коробит, я наливаю себе кофе, и - вдруг - как бы получаю дистанционный мессидж из гроба: "Ну, наконец-то можно попрощаться по-человечески. Приятного аппетита." А я такая, - типа, спасибо. И смотрю на него, а он там себе лежит, под стеклянной крышкой. Цвет лица - не сильно хуже того, который в последние месяцы имел при жизни. Выражение - спокойное, довольное даже... А дальше происходит между нами что-то вроде телепатического диалога. Точного вербального содержания не помню, помню ощущение: очень правильное ощущение, сродни слуховому восприятию и ответному звуковоспроизведению, только плотнее. Помню, что мы друг у друга прощения попросили, а ещё он мне сказал, что большое спасибо за всё, как-то так. И я смолотила три бутера за этим делом, и термос кофе. А потом пришли люди и связь прервалась.
4. ...А потом она совсем прервалась. Окончательно. Когда мы возвращались в Винью после кремации, я всеми фибрами ощущала, что его уже нет. Нигде. Совсем. И дети, наверное, ощущали что-то похожее, но ничего не говорили. Ораська делал вид, что спит, а Эрнан что-то напряжённо высматривал за окном автобуса. Три часа ехали молча. Приехали домой. Я себе сказала: не сметь реветь. Не сметь. Ровный голос, спокойное выражение. Мальчики, хотите чаю? Давайте поставим чайник. Лезу в кухонный шкаф, натыкаюсь на три банки зелёного горошка.
Три банки зелёного горошка.
Экс его очень любил, а в последний день попросил Деда, чтобы тот купил горошка пожалуйста на ужин. Дед купил. И сделал салат с луком, использовав одну банку. Три других осталось в шкафу.
И тут нас с Эрнаном опять распиздячило. Пришёл Ораська, и - опять не проронив ни слезинки - стал нас обнимать, и похлопывать, и в результате мы пьём чай а потом идём спать.
...А его больше нет. Ни в той комнате, куда теперь плотно закрыта дверь, ни где-либо в другом месте.
Поэтому у меня теперь не очень получается верить, что есть какое-то "другое место".
Извините ещё раз, но мне было надо.
Итак.
1. Сегодня я запекала в печи куру. Куру я мариновала в сухих специях... верочем, к делу это не относится в данном случае. Суть в том, что маринованная кура была водружена в глубокий овальный протвень из термостойкого стекла и водружена на решётку в печь. А, касательно протвеня: протвеню лет 40, им пользовалась ещё покойная Хавьера матушка во времена его детства золотого... у протвеня отбито одно ушко, всё это время он служил семье верой и правдой, а свекровь моя - матушка Хавьера - умерла от рака, когда Хавьеру исполнилось 20 лет.
Короче, именно сегодня протвинь приказал долго жить. Я собиралась куру перевернуть с пуза на спину, с этой целью открыла печную заслонку, двумя прихватками взялась за протвень и плавно потянула на себя и вверх... Дно протвеня осталось на решётке, а кура спаслась от позора от преждевременной смерти только потому, что от жара раскорячилась и конечностями зацепилась за края.
В заключении могу отметить две вещи: Хавьер смерть фамильной утвари пережил легко он же йобнул недавно мой любимый чайничек, и я это достаточно легко пережила , - это раз. А два - вещи не должны жить дольше хозяев, вот что.
2. Когда в 2011 году преставился мой экс, мне - проживающей в Аргентине и повторно замужней - пришлось принять в событиях самое деятельное участие. Деваться было некуда, ибо дочери покойного в похоронах участвовали по минимуму, а я являлась последней женой и матерью двух последних несовершеннолетних сыновей. Поэтому мы с Хавьером тут же поехали в аэропорт, и по прошествии 12 часов с того момента, как Дед поднял нас в ночи телефонным звонком, я уже прибыла в Чили и оказалась на панихиде. Панихида по традиции длится 3 суток, в течение которых человек лежит в гробу в церкви, а с ним заходят прощаться люди (о событии оповещают по телефону, мейлами и через газету... дочки именно этим, слава богу, и занялись). И вот в течение трёх суток я внезапно оказалась главным действующим лицом, да... Привет, Алёна, ты понимаешь, что именно я имею в виду, мы даже об этом говорили как-то. Ну, люди приходили и уходили, среди них возникло немало тех, кто мог бы ему помочь при жизни, но не сделал этого, и некоторое количество врагов, которые шли не соболезновать, а радоваться... А сама я у гроба стояла и сидела с утра до поздней ночи, здрасьте-до свидания, да, такое нещастье, спасибо (все обычно говорят: " надо что, обращайся обязательно," гыгы), всё на автомате, как Маргарита у Волнада на вечеринке... Собстевнно, я всё вру, простите. Главным действующим лицом там был конечно мой сын Орасио, 17 лет отроду на тот момент. Он с людьми общался по существу: записывал контакты, решал административные и методологические вопросы с похоронной конторой, с адвокатами, с дурами-сёстрами, вызванивал нотариуса и страховую фирму, следил за мелкими племянниками, норовившими расшибиться на мраморной лестнице, и проч. Он же - в команде с младшим братом и зятьями -нёс гроб потом... уже на кремацию. Забегая вперёд могу сказать, что когда я их с Эрнаном увидела несущими гроб вниз по лестнице - вот тут-то я в обморок и хлопнулась. Эта картинка всегда будет стоять у меня перед глазами, и когда я попаду в ад- пытать меня будут скорее всего именно повторами этого кадра: холодное пасмурное утро, 6 молодых мужчин с сосредоточенными лицами несут гроб, обитатель которого уже несколько распух и уже слегка подтекает, несмотря на затычки в ноздрях... Из шестерых - один - семнадцатилетний Ораська, страшно спокойный и не проронивший ни слезинки за трое суток, и бледный, ещё не зарёванный Эрнан, у которого нервы сдадут только на кремации; гроб "поедет" в печку, а он в истерике падёт на гроб, и одна из сестёр схватит его в охапку и оттащит, а меня намертво схватит под руки всё тот же Ораська, а ещё одна сестрица будет бегать кругом с работающим скайпом в айфоне, чтобы очередная сестрица - находящаяся в Голландии - могла ощутить эффект присутствия...
Об этом обычно не пишут, яхонтовые, я в курсе. Я тоже больше писать не буду. Простите, сорвалось.
3. Но у нас в запасе ещё два пункта, да. Так вот, возвращаясь к панихиде. Кажется, на вторые сутки было воскресенье. С часу до трёх даже самые соболезнующие обедают... и посетителей у нас не было, одна дочка побежала проведать малолетних детей к свекрови, вторая - что-то подписывать к нотариусу, Ораську с Эрнаном я отправила перекусить, а самой мне шурин принёс термос с кофе и каких-то бутербродов.
...И остались мы с эксом наедине. Маленькое помещение в правом крыле католического собора, гроб на задрапированной каталке, канделябры, образа, лавочки по стенам, - и, значит, на одной из лавочек - я. С бутербродами и кофе. И абсолютно ничего меня в этой сцене не коробит, я наливаю себе кофе, и - вдруг - как бы получаю дистанционный мессидж из гроба: "Ну, наконец-то можно попрощаться по-человечески. Приятного аппетита." А я такая, - типа, спасибо. И смотрю на него, а он там себе лежит, под стеклянной крышкой. Цвет лица - не сильно хуже того, который в последние месяцы имел при жизни. Выражение - спокойное, довольное даже... А дальше происходит между нами что-то вроде телепатического диалога. Точного вербального содержания не помню, помню ощущение: очень правильное ощущение, сродни слуховому восприятию и ответному звуковоспроизведению, только плотнее. Помню, что мы друг у друга прощения попросили, а ещё он мне сказал, что большое спасибо за всё, как-то так. И я смолотила три бутера за этим делом, и термос кофе. А потом пришли люди и связь прервалась.
4. ...А потом она совсем прервалась. Окончательно. Когда мы возвращались в Винью после кремации, я всеми фибрами ощущала, что его уже нет. Нигде. Совсем. И дети, наверное, ощущали что-то похожее, но ничего не говорили. Ораська делал вид, что спит, а Эрнан что-то напряжённо высматривал за окном автобуса. Три часа ехали молча. Приехали домой. Я себе сказала: не сметь реветь. Не сметь. Ровный голос, спокойное выражение. Мальчики, хотите чаю? Давайте поставим чайник. Лезу в кухонный шкаф, натыкаюсь на три банки зелёного горошка.
Три банки зелёного горошка.
Экс его очень любил, а в последний день попросил Деда, чтобы тот купил горошка пожалуйста на ужин. Дед купил. И сделал салат с луком, использовав одну банку. Три других осталось в шкафу.
И тут нас с Эрнаном опять распиздячило. Пришёл Ораська, и - опять не проронив ни слезинки - стал нас обнимать, и похлопывать, и в результате мы пьём чай а потом идём спать.
...А его больше нет. Ни в той комнате, куда теперь плотно закрыта дверь, ни где-либо в другом месте.
Поэтому у меня теперь не очень получается верить, что есть какое-то "другое место".
Извините ещё раз, но мне было надо.