Привычка.
Утром всё действует по-привычке.
Город счастливо затягивается дымом первой выхлопной трубы. Ветер спешит по своим ветренным делам. Протяжный дождь, сдержанный как психиатр, напротив - никуда не спешит. Дождь нас берёт накрапом. Молния. Сломанная молния на куртке и гром проклятий: "от, упрямая, стерва! от, дрянь!". А потом бессознательное, привязавшееся следом "всё-равно люблю".
Утром привычка заправляет всем. Хотите узнать правду - спросите утром.
Массаж Сердца.
рельсы рельсы
шпалы шпалы
ехал поезд из Непала
из последнего вагона был рассыпан кокаин.
куры клевали, не выклевали.
гуси щипали, не выщипали.
пришёл слон, вытянул хобот и вдохнул. и выдохнул. и снова вдохнул. и опять выдохнул. вдох! выдох! вдох!
дох!..
дох!..
док!..
- док! док! он приходит в себя!
- скорее, ещё электрошок! давай, давай, родимый, дыши, вдох, выдох, вдох, выдох...
"Чтоб Не Забыть"
- Ждёт тебя дальняя дорога и геройская слава. А умрёшь ты... Ну-ка, поверни так ладонь... От зависти!
- Как!
- От зависти. А что?
- Как же можно умереть от зависти?
- А вот не знаю. Моё дело ясновидение.
- Евровидение! Не видишь нихера правильно. Ладонь, может, протереть?
- А ты, я вижу, любишь ладонь-то потереть. Вконец отупел...
- Ты на чужой конец рот не разевай, конец мой и раньше острым не был. А ты блажь несёшь! Ты посмотри, посмотри, может я, всё-таки, за царя геройски погибну? Ты читай, читай.
- Ох. Как тебя зовут, милый человек?
- Сусанин я, Ваня.
- Так вот, баня с усами, вижу я совершенно ясно. У тебя тут на руке, поверх линии жизни чернилами так и накалякано: "ЗАВИСТИ!".
- Ты идиот.
- Сам ты! Грамотей...
Вечная Весна.
На заре тёплого месяца нисана, мужественно пережив день влюблённых и восьмое марта, Пал Палыч почувствовал наступление весенней радости и набухшие почки.
Его лыжи навострились на север, к зелёным лесам.
Спеша навострить туда же свою возлюбленную, Пал Палыч загнал два автобуса, взлетел по трёхэтажной лестничной кишке и нажал на дверной курок.
Светлана Николавна в высоких до колен сапогах по-обыкновению совмещала приятное с привычным и очень обрадовалась посещению Пал Палыча, решив вовлечь его в приятную часть своего времяпрепровождения.
Как это обычно случалось при взгляде на Светлану, Пал Палыч забыл о лыжах, и в голове его, не бог весть откуда взявшись, всплыло и утонуло в тумане словосочетание "остросюжетный секс".
Не раздумывая, он скинул потёртые джинсы, из которых выпало на пол и раскрылось на первой странице удостоверение личности, и прошёл в комнаты.
Случайно оказавшийся на месте оператор стыдливо опустил свою камеру, и оптический взгляд её упал туда, на чернильную страницу, где в графе Имя Фамилия красовалoсь - Пал Палыч Смертью-Храбрых.
Пал Палыч Смертью-Храбрых.
С праздником весны, дорогие друзья!
Будьте осторожны.
Формула тока.
У меня не плохая память, просто она требует постоянной подпитки. Она просит рефреш.
Силуэты в памяти не больше чем фигуры на песке.
А это ещё хрупче карточного домика. Хруп че хруп. Ужас летящий на крыльях впрочем
дело не в этом.
А дело в том, что Таня наклонилась чтобы поднять полотенце. А подняла что-то липкое и влажное. Эта дрянь прилипла к её пальцам и потянулась по руке вверх, захватывая в холодный плен ладонь, кисть, изгиб.
У Тани перехватило дыхание. Она хотела крикнуть, но не совладала с расстановкой вдохов и выдохов.
- Холод.. Хо.. - получилось у неё.
Тем временем вязкий кисель опоясал её бёдра и плотоядно как пожилой любовник стал подбираться к груди.
Таня судорожно вдохнула и замерла. Колени её непроизвольно согнулись и, взмахнув рукой как дирижёр в замедленном кино, опустилась на пол ванной.
Холод окутал уже почти всё её тело, проник между ног, заставив Таню выгнуть спину в длинной конвульсии, затёк в рот передавая эффект снежной рекламмы ментола, освоился в нежных лабиринтах таниных ушей. Как раз в это время раздалась музыка.
Пел чей-то блеющий голос.
"Яаааа вызываю капитааана Африкаааа
В Африке горы вот ТАКОЙ! вышины..."
Таня дёрнулась в оргазме.
"Яаааа вызываю капитааана Африкаааа
В Африке реки вот ТАКОЙ! ширины..."
Таню била мелкая дрожь. Ноги были широко расставлены, насколько позволяла ванна.
"Яаааа
Крокодилы бегемоты
Яаааа
Обезьяны кашалоты
Яаааа
Зелёный попугай"
Таня вцепилась в края ванны побелевшими пальцами, и кончила больно стукнувшись копчиком об пол.
В этот момент она попыталась вытянуться ещё чуть-чуть сильнее и наконец ухватила тёплое махровое полотенце, выпрямилась и принялась вытираться.
И теперь каждая стёртая капля с её тела стирает что-то из моей памяти.. А так, память у меня хорошая. Просто мне нужен рефреш.
А то я уже забыл с чего начинал
Пир духа.
Вот такой случай примерно произошёл с дизайнером Состыковым. Звонит ему директор, ну и Состыков сразу:
- Ааа, здравствуйте, Пётр Алексеевич. Получили ли вы мой файл?
А Пётр Алексеевич ему:
- Получил файл, не пизди.
Ну Состыков растерялся немного:
- Что-ж, хорошо, Пётр Алексеевич.. Получили и получили.. рады за вас.
- Да, нет, Виталий, - так Состыкова звали - Файл то получили, но не пизди.
Состыков вообще испугался. Трубку повесил. Подумал, что директору наверно дизайн не понравился..
Потом только сообразил, что у фотошопа формат файла с расширением psd. Иногда форматы склонны меняться, портиться, и остаётся тогда один только великорусский неформат.
BadDay.
Плохой день.
Плохой день обычно начинается с утра.
Плохой день обычно.
Начинается.
И не успевает ещё солнце закатить свои глазёнки, как ты уже стоишь, абсолютно беззащитный. В этот плохой день. Как котёнок, у которого из-под носа утянули миску с молоком. Тебе и не нужно было ни молока, ни миски.
Тебе ПРОСТО обидно. Просто-напросто. Накусь-выкуси.
И ты стоишь под всеми небесами, маленький обоссанный гадёныш. И ты залезаешь рукой под. Дальше. И немного глубже. Ты достаёшь своё чёрненькое сердце. Оно пачкает тебе. Оно тебе гадит на руки, но оно тебе нужно, чтобы постигать и умнеть, твоё несуразное сердце. Ты, наверно, очень умный, плаксивый истеричный засранец. Судя по твоему поганому сердечку, ты очень умён. Ты пробуешь его на язык и постигаешь ещё больше.
Фу! Сплюнь! Какая гадость.
Вы когда-нибудь пробовали на вкус автобусное колесо? Как??! Никогда??!! Обязательно попробуйте.
А однажды я проглотил сахарницу
Сладкая моя
Свинство по-женски
Свинья Копилка не была частью интерьера. И домашним животным тоже не была, хотя жила в доме. Её не показывали гостям, и она никогда не покидала своего места за непрозрачной дверцой книжного шкафа.
Темнота помещения, вкупе с непосредственной близостью книг, склоняли к размышлениям, которым и предавалась Копилка большую часть вялотекущей жизни.
Надо сказать, что Копилка уже давно ответила для себя на вопрос "почему же именно свиньи?". Тогда как по поведению накопительства на её роль мог бы подойти любой хомяк. Или сорока. Но дело в том, что как сорока, так и хомяк, способны копить для себя, или в крайнем случае - для дитёнышей. Люди не станут доверять им самое дорогое - свою мелочь.
А свинья - существо жертвенное. Да и как можно быть не жертвенным, когда у тебя дыра в спине!
"Мой спинной мозг" - так называла эту щель Свинья Копилка.
Как у любого разумного существа, у Свиньи были свои печали. Она сетовала на то, что её владелец, её Накопитель и Заполнитель, слишком редко появлялся рядом. Она носила в себе его монеты, верно, но как бы она хотела хранить в себе его самого! О боги боги, О Всесильное Свинство, О Великая Щель!
Эмоции переполняли Копилку. Чувства хлестали через край.
Каждый раз, когда хозяин просовывал в неё пятак, она замирала в благости и незаметно тыкалась своим пятаком ему в руку.
Фантазии заносили её в странные дебри. Удивительная, она с нетерпением ждала того дня, когда хозяин вытащит её из книжного мрака, поднимет высоко-высоко над головой... и как швырнёт!
И свинья полетит. Полетит. Обязательно полетит.
Анна и Лиз проводят математический анализ.
Анна наточила карандаш и нарисовала на листке бумаги, в центре, окружность. Лиз вырвала из тетрадки чистый лист и скомкала его в кулаке. Анна аккуратно вырезала ножницами отверстие по контуру нарисованной окружности. Лиз сунула комок бумаги в отверстие Аниного листка. Анна обрезала края листка, с торчащим внутри бумажным шариком Лиз, так что лист приобрёл форму круга. Получилась модель Сатурна. Девушки переглянулись: "гламурно!".
Анна сказала: "простая задача" "какая удача..." - промолвила Лиз.
Анна вздохнула: "в ней два неизвестных". "два незнакомца" - поправила Лиз.
Анна задумалась: "с иксом и с игреком". "с Максом и с Игорем" - вставила Лиз.
Голубь процокал внизу по карнизу, бумажный Сатурн в небосводе завис.
- Ты умеешь ловить голубей? - спросила Лиз, свесившись с подоконника
- Нет, но я умею считать ворон, - отвечала Анна, не отрываясь от тетради. Анна записывала условия задачи.
- Голубя не возьмёшь голыми руками, - заявила Лиз и полезла на полку, где стояла хлебница.
- Голыми-то зачем? Перед голубем-то что красоваться? - Анна уже исписала лист условием и поставила под ним большой вопросительный знак. После чего дорисовала к нему ещё восклицательный.
- Голубь на обнажёнку не клюнет, - заключила Лиз и впилась длинными ноготками в хлебную мякоть, вырывая оттуда клок.
- Голубя можно ловить на синицу, - решительно сказала Анна, сворачивая лист тонкой трубочкой.
- На синицу? - Рассеяно переспросила Лиз. Она рассыпАла крошки по подоконнику.
Голубь насторожился и замер, глядя в профиль.
- Голубь и синица могут быть отличной парой, по цвету - Анна сняла с пальца золотое кольцо и нацепила его на бумажную трубочку.
- Опыт мне подсказывает что голубя, всё-таки, лучше ловить на голубицу - Лиз присела на корточки, под открытой форточкой.
Голубь возликовал и переметнулся к рассыпанным крошкам.
- Голубок, голубок, мы хотим играть, дружок.., - напевала Анна вполголоса, подвешивая кольцо на короткую цепочку.
А Лиз ничего не говорила и не напевала. Она по-кошачьи прицелилась и пружиной вскочила на ноги, выбрасывая при этом руки в раскрытое окно.
У голубя кусок застрял в горле. В обречённом смирении он даже не раскрыл клюва. Голубь был пойман как заяц. Девушки переглянулись: "Банзаец!"
- Голубок голубок, по сусекам метен, ты от зайца ушел, ты от волка ушел. И от нас уйдешь. Но не сразу...
Голубь был окольцован, нагружен тяжёлой задачей, записанной на листке бумаги, висящей на золотом кольце, держащемся на короткой цепочке. Он, казалось, осознал важность своей миссии.
"Чтобы ты по карнизам впустую не цокал
Я тебе доверяюсь, мой коршун, мой сокол,
Ты не думай, что ты почтальон почтовоз,
Ты охотником стал на ответ на вопрос.
Тот кто знает решенье задачи,
Тот получит кольцо и невесту впридачу."
И голубь полетел. Вначале робко, приноравливаясь, потом всё быстрее и быстрее. Трепеща и одиноко парит голубь над землёй.
Ловите. Ловите голубя.
Между севером и югом
*
Попугая Митрич привёз из Бразилии, куда он был отправлен на "Святой Терезе" судовым поваром. Там, в бразильском грузовом порту, поводя боками как слониха на водопое, корабль встал под погрузку и умер навсегда. Две недели Митрич угрюмо бродил по улицам, спивался в кабаке "Bella Vela" и скучал, скучал каждую божью минуту, пока наконец не встретился взглядом с великовозрастным нервным попугаем темперного оперенья.
Среди копоти, оглушающего шума людей и машин, испуганная птица сидела в клетке на грязном полу как Лот посреди Гоморры и нещадно орала в пространство. Местный пират, темнокожий испанец с зеркальной болезнью, проследив завороженный взгляд Митрича, ткнул в попугая пальцем и сказал:
- Колобок. Тэйк ит?
Как выяснилось позже, бразильское "кала бока" означает "закрой рот", но подобное сочетание букв наверняка покажется родным для любого русскоговорящего уха, и имя попугаю прижилось.
Митрич забрал орущую птицу вместе с клеткой и ощущением будто нашел родственную душу и весь день говорил с ней о чем-то, запершись в каюте. А вскоре Митрич привёз неумолкающее пернатое домой, где вверил его на попечение знакомой девочке, с радостью согласившейся приходить два раза в день, после чего отправился в очередной грузовой рейс.
К новостройкам Колобок отнёсся скептически. Выставленный в окно одного из таких карточных домиков, он заорал пуще прежнего. Колобок стал орошать округу поочерёдно то короткими точечными выстрелами из птичьей глотки, то длинным тоскливым хрипом, отдалённо напоминающим зековский шансон. Очевидно, любое живое существо, посаженное в клетку, интуитивно обретает подобные интонации.
Точка-точка-точка-тире-тире-тире-точка-точка...
Морзянка звала на помощь.
Вскормленный бразильским пиратом попугай посылал сигналы SOS.
*
Артём не был моряком. Он вообще не любил море.
Он бывало носил тельняшку, но в основном дома, как легковесный фетиш. И вставать в пять утра в качестве должного этому фетишу не желал.
Поэтому морской попугай ворвался в его жизнь как нож в сладкие сны мальчика Бананана.
Носитель звуков явно не относился к местным интеллигентным канарейкам с их пипеточными нотами. И Артёму не составило труда разглядеть заморскую клетку на подоконнике дома напротив.
Так же Артём различил около клетки набор подвешенных к крючкам ножей, сверкающих на солнце, и решил не связываться с необычным соседом неясной профессии.
А Колобок, тем временем, с неумолимостью деревенского петуха изо дня в день во всеуслышанье взывал к небесам. И переставший высыпаться Артём впал в неврастению. Которая незамедлительно приводит к паранойе - худшему из душевных заболеваний.
Изредка Артёму казалось, что он видит в окне напротив хищно улыбающееся лицо соседа птичника. Что у него горбатый попугаевский нос и повязка на глазу. Что он сам натаскивает попугая, издеваясь над ним, заставляя кричать громче, и днём и ночью, с целью стравить своих соседей, заставить их уехать, и самому каким-то хитрым образом завладеть их квартирами.
Наконец воображение Артёма подкрепилось должным образом выкуренным на ночь кальяном, и паранойя навела его на мысль. Артём решил начать свой маленький "Майн Кампф".
Он достал удлинители, подключил к ним минидиск, а к другому концу провел громоздкие чёрные колонки, которые он тщательно установил на подоконнике. Лицом наружу.
Он решил воевать с несправедливостью единственно верным оружием - искусством. В данном случае - музыкой.
Он дождался пока птичник снова заведёт свою живую шарманку, и услышав знакомые покрякивания "точка-точка-тире", нажал на звук. И поднял громкость до упора.
Одна беда заключалась в том, что у Артёма был достаточно утончённый вкус, и коллекция музыки в его арсенале не подходила на роль пулемётов психического действия. С натяжкой несколько дисков можно было назвать психическим луком со стрелами, арбалетом.
*
На подоконнике перед раскрытым серым простором, за железными прутьями сидела экзотическая птица. В её памяти, где-то очень далеко, в тумане, вставали милые сердцу зелёные пальмы. Белое-белое небо и жёлтый песок. Ее физическая память, память тела, хранила размах крыльев. Полёт. Сонных червяков в когтях.
Колобок орал SOS своим незримым сослуживцам, друзьям и богам. Колобок исходил на хрип.
Когда неожиданно раздалась проникновенная музыка.
"Ветер туман и снег
Мы одни в этом доме"...
Колобок прислушался и его голова накренилась как пьяный боцман в переулках Рио-де-Жанейро.
"Не бойся стука в окно, это ко мне"...
Сочащийся отовсюду голос был созвучен его птичьей тоске. Колобок добился своего! На его морзянку откликнулись Великие Пернатые Боги. Колобок заныл на октаву выше: "Кря-Кря-Кар-Кааааар!"
Он понял, что не ему одному так одиноко и холодно в этом северном мире.
"Это северный ветер. Мы у него в ладонях"...
Да! Да, в ладонях! В его холодных ладонях! В прочной клетке! В ледяных тисках, зябких оковах! В без-ис-ход-но-сти!
"Но северный ветер мой друг
Он хранит все что скрыто
Он сделает так, что небо будет свободным от туч
Там где взойдет звезда"...
Колобок встрепенулся, с риском пошатнув клетку перед раскрытыми ставнями.
Мой друг где-то рядом! Я знаю, что больше у меня здесь ничего нет. Здесь, на этом полушарии, у меня все наизнанку. Квадратное окно и круглая клетка. Дом, не выпускающий наружу меня, но впускающий внутрь холод. Пронизывающий насквозь ветер, который приносит мне звуки твоего теплого голоса. Ну и пусть. Только пусть мы услышим друг друга. Услышим друг друга и поймём. И больше ничего. Больше ничего.