Новогодний маскарад. Текст №2
НОВОГОДНЯЯ БЫЛЬ ДЛЯ ГЕНЕРАЛОВ В ОТСТАВКЕ
Николай Максимович решил умереть после старого нового года, чтобы не портить родственникам праздники. Восемьдесят пять - вполне приличный возраст, чтобы покинуть этот мир. Его супруга, полковник медицинской службы Настенька, отошла полгода тому, и большой пустой дом угнетал старика. Вчера Настя опять приснилась. Звала к себе. Наверное, пора. Николаю Максимовичу надоело играть с самим собой в шахматы и перелистывать листы написанных им и никому уже не нужных книг.
Не радовали даже многочисленные звонки детей. Максимович подозревал, что им не легко выкроить для этого время, да и говорить было не о чем. Разве только о здоровье. А какое там здоровье в его года? Не вставал он с постели последнее время, да и не хотелось. Сиделке приходилось уговаривать принять лекарства, что-нибудь съесть или о чём-либо поговорить. О чём ему с ней беседовать? О конце света, грядущем потопе и растущих ценах? Или о молодой сменщице-шлюшке, которой сиделка завидовала?
Биография у Максимовича случилась бурной. Работал, учился, воевал удачно, пробился в большие начальники, в девяностые успел сколотить и отстоять капитал. Теперь ни в чём не нуждался и детям дал хорошее образование. У детей уже свои дети, бизнес, жены, развлекушечки по заграницам. И стал Николай Максимович от них отвыкать. Друзей тоже осталось немного: Сенька уже не помнил, что было час назад, под себя ходил, а на звонки не отвечал - боялся агентов гестапо. Вовка ещё держался, но звонить ему не стоило, уже спит. Женька собирался помереть к майским, сидит денно и нощно за мемуарами, телефон отключил. Максимовича на мемуары не тянуло. Правду написать - никто не поверит. А врать было лень.
Часов в десять отправил сиделку домой (у той тоже должен быть праздник) и неторопливо скучал, прислушиваясь к топоту детских ног над головой. Сегодня в доме было суетно. Приехали оба сына и дочь с внуками и супругами, чтобы старика порадовать. Разместились на втором этаже, слава богу есть где, а в большой гостиной на первом этаже поставили ёлку и накрыли стол прощаться со старым годом и встретить новый. Сквозь окно в комнату заглядывала полная луна, ночник рассеивал желтый свет в изголовье и на тумбочку с таблетками, чтобы им было пусто.
Тихонько скрипнула дверь - это дочь. Марта подошла к отцу, легонько шелестя войлочными тапками паркету, поправила одеяло:
- Ты выйдешь к нам? Все хотят тебя видеть.
- На кой хрен я вам там сдался. И мне только этой суеты не хватало. Дайте отдохнуть от вас, - пробурчал старик, не отличавшийся легким характером и в лучшие годы. Марта тяжело вздохнула и начала было выбирать мусор из бороды отца, но тот не дался. Сварливый старик второй год отказывался бриться. Говорил, что всю жизнь мечтал отрастить бороду, но положение не позволяло.
- Может всё же выйдешь к столу, - попыталась уговорить отца Марта, но, нарвавшись на строгое «Нет!», смирилась, недоумённо пожала плечами и вышла из комнаты. Врачи говорили, что Николай Максимович практически здоров, как для его преклонных лет. Просто скучает и ему надоело жить. А в таком варианте современная медицина бессильна.
Дело шло к полуночи. Сквозь коридор доносились голоса детей и внуков. Там, в гостиной, что-то обсуждали и, похоже, огорчались. Потом в коридоре уединились оба его сына, и Павел начал в полголоса выговаривать Гришке за то, что тот заказал деда мороза в дешевой компании. Теперь ни деда, ни мороза, и подарки тю-тю. А главное, детям-то какой облом!
- Чёрт-те что творится в этой стране, - возмутился Николай Максимович, - порядка здесь никогда не было и не будет. Не дадут спокойно умереть. Почесал затылок, откинул пуховое одеяло, спустил длинные ноги на пол, кряхтя встал и, придерживаясь за мебель, поволок своё большое, когда-то могучее тело к шкафу.
Одежки там было много и разной, достаточно, чтобы было что вспомнить. Генеральский мундир с полусотней наград сегодня не катил. Бобровая шуба и смокинг тоже. А вот шитый золотом персидский халат (презент от иранского шаха) - в самый раз. Песцовая шапка, привезенная из Монголии (подарок тамошнего министра обороны), тоже подойдёт. Большой мешок с подарками? В прошлом году вся его родня отправилась на новый год в Болгарию, а дед забастовал. Сказал, что такой праздник следует отмечать дома, сложил все купленные подарки в мешок и сунул в шкаф. Теперь это пригодилось. Сунул ноги в любимые валенки (лучшее средство от ревматических болей) и глянул в зеркало. Из-под огромных бровей над шикарными усами торчал гигантский с красными прожилками нос. Попудрить, что ли? Не стоит. И так сойдёт.
За столом было не шибко весело. Взрослые молча разливали шампанское по бокалам, дети тревожно перешептывались и косили взглядами на дверь. И вот, когда наступили последние минуты перед звоном курантов, в коридоре раздались тяжелые шаги, стеклянная двустворчатая дверь распахнулась настежь и на пороге появился огромный дед Мороз в персидском халате, песцовой шапке, валенках и с гигантским мешком на спине:
- Здравствуйте, дети, тёти и дяди, а также прочие бл-ди, я ваш личный Дед Мороз, я вам выпивку принёс, - поздравил в армейском стиле остолбеневших присутствующих Николай Максимович и бухнул на стол литровую бутыль французского коньяка, которую хранил в загашнике на собственные похороны.
Женщины ахнули возмущённым ахом, мужчины грохнули весёлым смехом, а дети заверещали «Ура!». Младшая внучка Сонька, вскочила на стол, оттуда обезьянкой на плечи деда, обняла его за шею и прошептала на ухо:
- Я тебя люблю, мой любимый дедуля-морозуля.
И как будто какие-то невидимые корешки проросли из её маленького тельца в душу старого генерала.
***
В полпервого раздался звонок у входной двери. Старший из сыновей вытер губы салфеткой и вышел из гостиной. На крыльце стоял ряженный дед мороз с покосившейся набок бородой и весь в мыле. Павел пробурчал:
- Опоздали, господин хороший. Мы справились своими силами. Оставьте мешок с подарками здесь и отправляетесь домой. Чаевых не будет.
- Так я ж не виноват, заносы по всей области, и так еле прорвался!
- А меня это не е-ёт! - рявкнул Павел в отцовском стиле и хлопнул дверью.
В полвторого звякнул сотовый Николая Максимовича. Дед отодвинул от себя ополовиненное им блюдо с салатом «оливье» и ответил:
- Слушаю.
- Привет, Максимыч, - это был его приятель адмирал Женька Петрищев, - я думал ты уже давно спишь.
- А ты чего бодрствуешь?
- Заносы по всей Европе, - Женька смущённо прокашлялся, - Дед Мороз не явился. Пришлось его изображать.
Николай Максимович понимающе хмыкнул:
- Ну и как?
- Справился. Ты знаешь, я передумал на первое мая умирать. Расхотелось. И мемуары не успею дописать. А как ты себя чувствуешь?
- Я решил ещё пару лет покувыркаться. А то вдруг опять Дед Мороз опоздает. Слушай, а не съездить ли нам на следующей неделе поохотиться? Давненько мы у костра не сиживали.
- Наверное нет. Здоровье у нас с тобой, того…
- Товарищ контр-адмирал! Седьмого января в 5.00 быть на заимке у Петровича. Хоть в инвалидной коляске и под капельницей. Не забудь внука. Это приказ!
- Слушаюсь, товарищ генерал-полковник!
- Вот так-то, молодой человек. За наше здоровье, - и звякнул хрустальной рюмкой о сотовый телефон.
Николай Максимович решил умереть после старого нового года, чтобы не портить родственникам праздники. Восемьдесят пять - вполне приличный возраст, чтобы покинуть этот мир. Его супруга, полковник медицинской службы Настенька, отошла полгода тому, и большой пустой дом угнетал старика. Вчера Настя опять приснилась. Звала к себе. Наверное, пора. Николаю Максимовичу надоело играть с самим собой в шахматы и перелистывать листы написанных им и никому уже не нужных книг.
Не радовали даже многочисленные звонки детей. Максимович подозревал, что им не легко выкроить для этого время, да и говорить было не о чем. Разве только о здоровье. А какое там здоровье в его года? Не вставал он с постели последнее время, да и не хотелось. Сиделке приходилось уговаривать принять лекарства, что-нибудь съесть или о чём-либо поговорить. О чём ему с ней беседовать? О конце света, грядущем потопе и растущих ценах? Или о молодой сменщице-шлюшке, которой сиделка завидовала?
Биография у Максимовича случилась бурной. Работал, учился, воевал удачно, пробился в большие начальники, в девяностые успел сколотить и отстоять капитал. Теперь ни в чём не нуждался и детям дал хорошее образование. У детей уже свои дети, бизнес, жены, развлекушечки по заграницам. И стал Николай Максимович от них отвыкать. Друзей тоже осталось немного: Сенька уже не помнил, что было час назад, под себя ходил, а на звонки не отвечал - боялся агентов гестапо. Вовка ещё держался, но звонить ему не стоило, уже спит. Женька собирался помереть к майским, сидит денно и нощно за мемуарами, телефон отключил. Максимовича на мемуары не тянуло. Правду написать - никто не поверит. А врать было лень.
Часов в десять отправил сиделку домой (у той тоже должен быть праздник) и неторопливо скучал, прислушиваясь к топоту детских ног над головой. Сегодня в доме было суетно. Приехали оба сына и дочь с внуками и супругами, чтобы старика порадовать. Разместились на втором этаже, слава богу есть где, а в большой гостиной на первом этаже поставили ёлку и накрыли стол прощаться со старым годом и встретить новый. Сквозь окно в комнату заглядывала полная луна, ночник рассеивал желтый свет в изголовье и на тумбочку с таблетками, чтобы им было пусто.
Тихонько скрипнула дверь - это дочь. Марта подошла к отцу, легонько шелестя войлочными тапками паркету, поправила одеяло:
- Ты выйдешь к нам? Все хотят тебя видеть.
- На кой хрен я вам там сдался. И мне только этой суеты не хватало. Дайте отдохнуть от вас, - пробурчал старик, не отличавшийся легким характером и в лучшие годы. Марта тяжело вздохнула и начала было выбирать мусор из бороды отца, но тот не дался. Сварливый старик второй год отказывался бриться. Говорил, что всю жизнь мечтал отрастить бороду, но положение не позволяло.
- Может всё же выйдешь к столу, - попыталась уговорить отца Марта, но, нарвавшись на строгое «Нет!», смирилась, недоумённо пожала плечами и вышла из комнаты. Врачи говорили, что Николай Максимович практически здоров, как для его преклонных лет. Просто скучает и ему надоело жить. А в таком варианте современная медицина бессильна.
Дело шло к полуночи. Сквозь коридор доносились голоса детей и внуков. Там, в гостиной, что-то обсуждали и, похоже, огорчались. Потом в коридоре уединились оба его сына, и Павел начал в полголоса выговаривать Гришке за то, что тот заказал деда мороза в дешевой компании. Теперь ни деда, ни мороза, и подарки тю-тю. А главное, детям-то какой облом!
- Чёрт-те что творится в этой стране, - возмутился Николай Максимович, - порядка здесь никогда не было и не будет. Не дадут спокойно умереть. Почесал затылок, откинул пуховое одеяло, спустил длинные ноги на пол, кряхтя встал и, придерживаясь за мебель, поволок своё большое, когда-то могучее тело к шкафу.
Одежки там было много и разной, достаточно, чтобы было что вспомнить. Генеральский мундир с полусотней наград сегодня не катил. Бобровая шуба и смокинг тоже. А вот шитый золотом персидский халат (презент от иранского шаха) - в самый раз. Песцовая шапка, привезенная из Монголии (подарок тамошнего министра обороны), тоже подойдёт. Большой мешок с подарками? В прошлом году вся его родня отправилась на новый год в Болгарию, а дед забастовал. Сказал, что такой праздник следует отмечать дома, сложил все купленные подарки в мешок и сунул в шкаф. Теперь это пригодилось. Сунул ноги в любимые валенки (лучшее средство от ревматических болей) и глянул в зеркало. Из-под огромных бровей над шикарными усами торчал гигантский с красными прожилками нос. Попудрить, что ли? Не стоит. И так сойдёт.
За столом было не шибко весело. Взрослые молча разливали шампанское по бокалам, дети тревожно перешептывались и косили взглядами на дверь. И вот, когда наступили последние минуты перед звоном курантов, в коридоре раздались тяжелые шаги, стеклянная двустворчатая дверь распахнулась настежь и на пороге появился огромный дед Мороз в персидском халате, песцовой шапке, валенках и с гигантским мешком на спине:
- Здравствуйте, дети, тёти и дяди, а также прочие бл-ди, я ваш личный Дед Мороз, я вам выпивку принёс, - поздравил в армейском стиле остолбеневших присутствующих Николай Максимович и бухнул на стол литровую бутыль французского коньяка, которую хранил в загашнике на собственные похороны.
Женщины ахнули возмущённым ахом, мужчины грохнули весёлым смехом, а дети заверещали «Ура!». Младшая внучка Сонька, вскочила на стол, оттуда обезьянкой на плечи деда, обняла его за шею и прошептала на ухо:
- Я тебя люблю, мой любимый дедуля-морозуля.
И как будто какие-то невидимые корешки проросли из её маленького тельца в душу старого генерала.
***
В полпервого раздался звонок у входной двери. Старший из сыновей вытер губы салфеткой и вышел из гостиной. На крыльце стоял ряженный дед мороз с покосившейся набок бородой и весь в мыле. Павел пробурчал:
- Опоздали, господин хороший. Мы справились своими силами. Оставьте мешок с подарками здесь и отправляетесь домой. Чаевых не будет.
- Так я ж не виноват, заносы по всей области, и так еле прорвался!
- А меня это не е-ёт! - рявкнул Павел в отцовском стиле и хлопнул дверью.
В полвторого звякнул сотовый Николая Максимовича. Дед отодвинул от себя ополовиненное им блюдо с салатом «оливье» и ответил:
- Слушаю.
- Привет, Максимыч, - это был его приятель адмирал Женька Петрищев, - я думал ты уже давно спишь.
- А ты чего бодрствуешь?
- Заносы по всей Европе, - Женька смущённо прокашлялся, - Дед Мороз не явился. Пришлось его изображать.
Николай Максимович понимающе хмыкнул:
- Ну и как?
- Справился. Ты знаешь, я передумал на первое мая умирать. Расхотелось. И мемуары не успею дописать. А как ты себя чувствуешь?
- Я решил ещё пару лет покувыркаться. А то вдруг опять Дед Мороз опоздает. Слушай, а не съездить ли нам на следующей неделе поохотиться? Давненько мы у костра не сиживали.
- Наверное нет. Здоровье у нас с тобой, того…
- Товарищ контр-адмирал! Седьмого января в 5.00 быть на заимке у Петровича. Хоть в инвалидной коляске и под капельницей. Не забудь внука. Это приказ!
- Слушаюсь, товарищ генерал-полковник!
- Вот так-то, молодой человек. За наше здоровье, - и звякнул хрустальной рюмкой о сотовый телефон.