Редкая книга. Тираж 200 экз.! Жаль - высокая цена:(
Дневник корнета Рязанина Ивана о походе противу мятежных венгерцев в 1849 годе, писаный им самим
Для памяти моим потомкам о славных деяниях их предка во славу Отечества и Государя Императора Российскаго.
Издатель А.Н. Вараксин, Минск, 2011. 292 стр. В основе книги лежит дневник офицера, участника похода русской императорской армии летом 1849 года в Венгрию. Написанные живым, почти современным языком, воспоминания повествуют о походе, условиях быта и боях с противником, об отношениях среди военнослужащих и их досуге, об отношении к войне и противнику. Автор писал для себя и своих потомков. Поэтому в книге нет искусственности и официоза. Хотя написано местами весьма малолитературно и даже малограмотно.
Отрывки,
найденные в сети. Отточия неясно, что означают: то ли вымарано, то ли неразборчиво.Июня 14. Поход. 4ПК двинулся из Кашау на юг, на Мишкольц. О полдни наш авангард, с коим в тот день ехал г-н плк, сделал крюк в сторону и мы подъехали к замку на холме. Название его - по-русски и не сказать. Мы подъехали, дабы расспросить про дороги и мятежников, а также купить свежий хлеб и провиант. А венгерцы начали вдруг палить из малых пушек. Убили 3-х коней и ранили казака. Мы предложили им сдаться - ответили стрельбой из 50-70 ружей и 2-х малых пушек. Полковник решил - вечером штурм. Стены вокруг замка сложены из больших, тёсанных камней, высотой в 2½ сажени (5 м). Потому нужны лестницы и фашины, дабы укрыться от пуль и заваливать рвы, кои хотя и не глубоки, но их не перешагнёшь. Солдаты рубили в близком лесу молодые деревья для лестниц и кусты для вязки фашин, кои должны были пехоту и артиллеристов защищать от пуль, и служить для засыпки рвов. Казаки скакали вдоль стен на безопасном расстоянии и показывали венгерцам, как они их будут рубить.
Конно-артиллеристы* - стреляли из 2-х ¼-пудовых единорогов, но не часто - зарядов было мало. Их фуры с зарядами отстали в грязи на переправах. Сбили 3 крыши и 7 зубцов стены, флаг и герб над воротами. За стеной был пожар. Между выстрелами обедали и пили вино - кислое. ………..ем часу граф сдался и долго оправдывался по-французски перед г-м плком. Чтобы загладить ошибку, он сам заплатил сумку золота, а его люди выкатили 10 бочек вина 4-х сортов на 10 вёдер каждая - красное сладкое и жёлтое полусладкое, Токайское и Монастырское. Пригнали по 10 быков и свиней. Нагрузили воз сала копчёного с перцем и муки воз. Оружие и пушки мы забрали. И шесть коней заместо побитых. …………….. (Граф поклялся) против русских не злоумышлять. Штурм отменили и казаки недовольны. Был в замке - тесно, темно и грязно. Окна маленькие, как бойницы. Больше форсу, чем богатства. Дедовские жупаны и шапки у многих расшиты серебром или золотом, а штаны и сапоги дырявые, с заплатками. Даже дворяне едят из глиняных мисок ложками оловянными. Казаки смеялись. Уланы тоже удивлялись и смеялись, говоря, что у нас и мелкий помещик богаче живёт, чем тут граф, хоть тот граф и в замке сидит. Тараканов у них в ком- натах - болей, чем в лесу мурашей, так и хрустят под ногами. Везде паутина по углам висит, видать - заместо пологов и убрусов*. При мне пороли слугу. Кажется - запороли вусмерть. Он вроде бы вино пролил. На скатерть.
Июня 27. ……. Из монастыря по нам стреляли. Поставив пушки, мы выпалили 2 разы. Они запросили пардону. Мы обещали не трогать никого, а жителям, что в монастыре прятались, сказали, чтобы шли по домам. Все они в один голос благодарили и очень низко кланялись. Чуть лбы о землю не разбили. Нам всем от таких поклонов даже неприятно стало. А хорун-жий Шмаков начал впадать в неистовство, ему показалось, что они над нами издеваются, и свою насмешку так выказывают. Саблю достал, и рубить их рвался. Мы его едва успокоили. Начали они выходить из ворот, а мы смотрели, чтобы не было среди них мятежников. Однако в нём собрались одни крестьяне. Дух от них шёл зело тяжкий - видно давно не мылись. Мы в походе и то себя в чистоте блюдём и чаще моемся. Женщины-венгерки некрасивы - носаты и на ворон тощих похожи или же толсты до безобразия. Бань мы тут нигде не видали. Моются они в бочке или в тазу и зело редко. Поэтому и амбрэ от них, как на скотном дворе. Спросили, почему они прятались. И тут вновь столкнулись с подлой глупостью, распространяемой поляками о том, что казаки едят детей и женщин скопом бесчестят, а после режут. Оружие у монастырских служек такое старое, что ему место в кунст-камере. Из него, верно, ещё лет 150 тому по туркам палили. Мы его им и оставили, кроме 2-х военных ружей. А ещё их епископ, напуганный Шмаковым, купил себе мир - заплатил 5 шапок золота. Если бы не стреляли, то он бы его и даром имел. Епископ, чтобы задобрить казаков выкатил 5 бочек вина. Долго боялись пить. Потом казаки попробовали, а за ними и остальные. Вино было доброе. Мы уже разобрались - вино с горных виноградников лучше, чем с равнинных. Много пели. Умер ездовой. Лекарь растерян - тот что-то быстро помер. Может быть, слабый здоровьем был? Батюшка отпел его. Уланы спрашивали на привале: «Зачем мы тут, австрияков спасаем и мадьяр бьём, ежели австрияки нам завсегда вредили и тайно были супротив России?». Я объяснил так: «В 1815 году, после разгрома Наполеона, императоры и короли дали друг другу слово помогать в трудностях. Е.И.В. Александр 1 дал другим императорам и королям слово, помогать против якобинской безбожной заразы. Вот австрияки нас и попросили помочь искоренить её в Венгрии, ибо сами никак не могут справиться с мятежными мадьярами, под ту заразу попавшими. И, чтобы та зараза на русские земли не перекинулась, должны мы её извести». После такого пояснения казаки и уланы у костров рассуждали между собой так: «Коль появился мотыль, то пока его не убьёшь, от него не избавишься. Тот, кто стал заразным, уже не выздоровеет, так не лучше ли всех заразных безбожников перебить?» Полковой священник, отец Паисий, также много говорил со стрелками на привалах, напирая на подлость и безбожие якобинцев, на их отрицание заповеданного нам Богом порядка и справедливости. «Вы видали братцы, до какой степени нищеты и убожества довели они славянский народ, кой живёт между ними. Також и у нас будет, ежели дадим слабину и не вырвем с корнем ту заразу, ежели допустим её на земли русские». С полком шёл для санитарных нужд монах Михаил. Был он изумительной силы, большого роста и могучего сложения мужчина лет 35. Он говорил солдатам ещё проще: «Латыняне суть извечные враги Руси. Так было, так есть, и так будет во веки веков! Им своей земли всё мало и хотят они нашу землю под себя забрать и всех рабами сделать, из всех верёвки вить, наших баб своими подстилками сделать, а детишков наших, малых туркам на глум продать. Было так извеку и останется так навек! Ты хочешь брат, чтобы землю твоего отца или брата безбожные, зломерзкие и подлые латыняне аль якобинцы-безбожники, жопники (педерасты) и еретики, служащие Диаволу забрали?» - спрашивал он проникновенно громким, густым басом, грозно взирая на солдат. Ответом было дружное - «НЕТ!» «А о врагах наших, латынянах и агарянах Богом навечно проклятых, скажу так: били мы их доднежь*, будем бить и впредь». Я видел, как в бою Михаил бесстрашно шёл впереди стрелков с огромной дубиной, почти с оглоблю длиной и толщиной, коей он умело вышибал дух из пеших и конных венгерцев. Стрелки спрашивали его, почему он не берёт сабли или ружья со штыком. Он отвечал степенно: «Мне нельзя кровь лить. Господь наш Всеблагий и Справедливый посохом заблудших овец божиих вразумлял и гонял. Вот и я с него пример беру»,- под смех стрелков пояснял он. Однако обычно он занимался тем, что собирал на поле боя раненых и выносил их вместе с ружьями к повозкам лекарей. По здравому размышлению решил, что в селе моём школу нужно будет учредить, дабы мои крестьяне грамотные были, и молитвослов и протчие полезные и разрешённые Е.И.В. и Синодом книги читать могли. И чтоб на ярмарке их не обсчитывали и не обманывали. Потом на спор стреляли в цель. Выиграл 10 рублей золотом. Вином поделились по-братски. Пили и пели. Начали с любимой в армии драгунской: Мне царь белый - отец/ А Россия мне мать/ Мне в родстве, наконец/ Вся российская рать/ Знать драгуны таковы/ Свой завет не позабудут/ могут быть без головы/ а без водки уж не могут… Потом - «Я рождён для службы царской…», а затем и другие, коих требовала душа.
Июля 9. Сшибка с 3 гусарами. Полковник Н. из штаба маялся головою*. Потому выпил кварту* (0,94л) вина! Соколком!* Я отправился в ближний дозор с полуэскадроном и полусотней казаков. Утром прошёл дождь, и было вельми мокро. Долго ездили без всякого происшествия. Потом стали встречаться кусты и купы деревьев вокруг мелких озёр и ручьёв. Трава была густая и высокая. Решил, что сюда следует направить фуражиров за сеном. Часа через 3 казаки приметили трёх венгерцев. Они стали от нас убегать, пытаясь скрыться за кустами. Гонялись за ними долго. Кони у них были - чудо. Стреляли мы, да всё мимо. Далеко было, да и они на месте не стояли. И тут приключилась пренеприятная оказия. Мой Воронок, коего мне добыли казаки, спотыкнулся на каменьях и сбил бабку. Я отстал от своих совсем. Тут из-за кустов на меня наехали 3 венгерца-гусара на добрых конях. Хотели схватить. До них было близко, и я с 12 шагов застрелил одного из пистолета. А второй дал осечку. У них тоже 3 пистолета дали осечки и из 4-ого они промашку дали. Тут они на меня и напустились, весьма злые за убитого. Пришлось рубиться. Одного зарубил с Божьей помощью сразу и быстро. Зато второй оказался зверь навроде Шмакова. Уж не чаял и в живых остаться. Да Бог помог - срубил и его. Устал сильно. Коней себе забрал и 2-х продал в лагере. Себе оставил буланого. Золота у них было 37 монет да серебра 2 горсти. Сабли хороши - оставил себе, как и французские пистолеты*. Теперь у меня их 18 штук. Из них 6 пар - преотличных и дорогих, капсюльных, остальные кремнёвые. Тех 3-х первых венгерцев казаки перехитрили и поймали. Всех срубили, а тот чудо-конь мадьярского ротмистра, его сабля и всё остальное достались казаку Ивану Вырвиглазу. Полковник предложил ему 300 рублей золотом, и тот коня продал. Другие кони и богатый дуван достались Славу Косоуху и Гордею Копыто. Они были вельми рады. Коней у них купили г-да офицеры. Вернувшись на бивак, решил, что нужно г-на плка поблагодарить за доверием мне оказываемое. Потому одну богатую саблю подарил ему. Тот был рад - вельми благодарил. Также решил подарить лучшим уланам по паре пистолетов. Спросил вахмистра кому, дабы не ошибиться, ибо бывает так, что командир почитает кого-либо за героя, а товарищи его так не считают и ошибка такая весьма неприятна и для чести офицера урон. Одну пару французских с ольстерами-кобурами подарил прилюдно Гордею Копыто за его заслуги. Тот был рад, благодарил душевно. Товарищи его кричали «Любо!» и сразу принесли вина и чашу круговую, кварты на две, коя и пошла по кругу. Не перестаю удивляться его чутью. Он противников не по запаху или шороху чует, а ещё как-то. Я его 2 раза спрашивал, а он и сам не знает как. Только не ошибся до сих пор ни разу. Мадьяр он чует за полверсты, иногда меньше. Следы читает как самый лучший охотник. Там где иные пасуют, он вполне уверенно сказывает, сколь конных мадьяр прошло и насколько давно, да какие у них кони - усталые или свежие, гружёные иль налегке. Говорит, что его старшόй сын, коему 12 лет, тоже чутьё имеет и потому без добычи домой с охоты не приходит. Сотник Мандыбура вечером пришёл с вином. Благодарил за внимание к его людям. Мы хорошо посидели за вином и важным разговором о том, что надобно, чтобы наши солдаты и казаки, кои почти каждый день на аванпостной службе в стычках, делах и фуражировках, награды получили. Я поведал ему, что уж говорил о том с г-м плком, и тот согласился, приказав составить списки и описание за что. Сотник обрадовался и сказал, что один список у него уж давно готов и с десятниками и храбрейшими казаками он его уж не раз обсудил. Мы порешили назавтра списки отдать, дабы решение о наградах быстрее произошло. Я подарил ему богатую добрую саблю в кожаных ножнах с серебряными оковками и два французских пистолета в ольстерах, дорогих и хороших, с прибором. (Принадлежности для чистки и зарядки). Он благодарил сердечно, и мы вино то допили за дружбу и удачу.
Июля 14. Старые враги. Утром мы обнаружили, что мадьяры ушли с позиций у сёл Верхняя и Нижняя Жолча и очистили берег до реки Хернад, впадающей в Сайо в 15 верстах ниже Мишкольца. «Ночь гусарская, а утро - царское». Хотя голова и была тяжёлой, но пришлось нести службу. Я с 53 казаками и 86 уланами ходил в обсервацию. Нужно было найти, где мадьяры ждут наше войско на переправах. Всё было как обычно. Мадьяры сидели на переправах, и было понятно, что переправы в этих местах малыми силами невозможны, а большими к ним трудно подойти из-за отсутствия дорог. Мы прошли далее указанного мне пункта, и это помогло обнаружить с полсотни гусар, прятавшихся от нас в кустах на краю болота. Когда они поняли, что мы их заметили, то решили прорваться мимо нас, ибо другого пути уйти у них не было. Болото подковою окружало те кусты. Наши кони уж притомились, а у гусар кони были отдохнувшие, и сразу пошли резво в галоп. Мы пошли наперерез. Однако гусары уходили и мы, остановившись, принялись стрелять. Те, в кого мы попали, валились с коней, падали и кони. Только трёх последних отставших мадьяр уланы скололи пиками. После сшибки с полусотней венгерцев, в коей те потеряли 15 убитыми, да 10 ранеными, а остальные рассеялись и ускакали, мы продолжили движение. Однако уже через полчаса Гордей Копыто, благодаря своему чутью обнаружил 9 всадников. Подойдя, мы разглядели, что они перевязывали ещё 2-х. Разделившись, мы их окружили. Не успели мы подойти на верный выстрел, как лошадь одного из казаков заржала, и противники вскочили в сёдла. Мои уланы и казаки дружно выпалили по ним из ружей и 4 упали на месте. Я заметил, что двое были в конфедератках. Уцелевшие враги бросились в мою сторону. При этом они ругались по-польски. Мы уже знали, что среди венгерцев много поляков, участвовавших в мятеже в 1830-31 годах. Кроме того, всем нам уже было известно, что эти поляки наших раненых зверски мучают, и в плен никого не берут. Потому отношение к ним у всех наших офицеров, стрелков и казаков было одинаковое - мы считали, что в плен их брать незачем. Мои уланы бросились на них и дружно выпалили из пистолетов. Поляки, подняв коней на дыбы, прикрылись ими от пуль. Несколько поражённых коней с визгом и жалобным ржанием упали на землю. Наши противники соскочили с них и с саблями бросились на нас. Один из них стоя за спинами других что-то делал с ружьём. Затем он вскинул его к плечу, целясь в меня. Я выпалил в него из нового пистолета. Тот упал, роняя ружьё, которое от падения выпалило в землю. Рядом выстрелил в венгерца в богато расшитом кунтуше мой улан Савелий Рожнов. Тот молча выронил ружьё и упал под копыта своего коня. Шмаков, вызвавшийся съездить с нами, дрался лихо и зло. Всего он застрелил 2-х гусар, и 2-х зарубил. Я увидал, что рукав его мундира в крови и обратился к нему со словами: «Послушай-ка, братец, у тебя рука в крови по локоть!» На что он мне совершенно спокойно и метко ответил: «На то и война, чтобы руки были по локоть в крови». Уланы выбили сабли из рук последних своих противников, сбили их с ног и связали. Все 3 оказались поляками. Их конфедератки валялись растоптанные под ногами. Ляхи громко лаялись площадно и премерзко, словно пьяные кучера или каторжники. Все они знатно знали по-русски. Они хрипло выкрикивали подлые слова против России и русских, коих обещали всех перепороть, перевешать или посадить на кол задом. Когда они злобно оскорбили Его Императорское Высочество, то я приказал заткнуть им мерзкие рты. Мы, собрав трофеи, привели пленных к полковнику. Я доложил ему о результатах обсервации и о стычке. Г-н плк пробовал говорить с ляхами, но они, люто зыркая на нас, хрипя и шипя яко змеи, обещали всем нам выпустить кишки. Полковник постоял, слушая их брань, а затем приказал повесить этих ляхов, сказав спокойно: «Мы воюем с мадьярами, а эти бешеные псы не пленные, а разбойники, убийцы и клятвопреступники, много бед в Польше, в России и в Венгрии принесшие». Казаки умело, весьма быстро и, как мне показалось, с большим удовольствием, выполнили приказ. После сего случая, ляхов в нашем полку и, насколько мне известно, также и других, в плен не брали. Вообще мы считали за противников только венгерцев. Все прочие были для нас бандитами и разбойниками, убийцами и мародёрами. И по военному времени суд над ними был скорый, ибо всё это были премерзкие типы, рвань со всей Европы. Разбившись на небольшие отряды, они грабили и творили бесчинства, особенно супротив женщин. Потому-то мы таких захваченных 5 раз отдавали мадьярам в городках и сёлах на скорый и справедливый суд и расправу, чем вызвали к себе благорасположение и доверие… Ввечеру, после доклада вахмистра о делах, учил казаков письму и счёту. Успевают они преизрядно. Днём они охотились - из штуцера застрелили оленя. Вечером пили вино и ели жаркое. На душе было благостно и покойно. Все молчали, глядя на закат.
Окончание следует