(no subject)
Ой, где был я вчера...
Нелёгкая эмигрантская судьба бывшего совслужащего, а ныне винтика в колесе бездушного капиталистического механизма, вырвала меня из смертельных объятий Города братской любви и бросила меня на панель Города жёлтого дьявола. Вырванный из привычной атмосферы моего каби.., моей галеры и ещё не вполне осознавая всей жестокости происходящего, я неожиданно оказался на Международной конференции и экспозиции всё в той же роли рабского винтика. Оплатив кровью и потом прихоть пославших мя, оказался я на холодных, (+24), улицах этого всеядного монстра. Дабы донести до потомков, хотя бы на самую малость, то, насколько "чудище обло, озорно и лаяй", сделал я несколько снимков, часть из которых вам и покажу, дабы дрогнули ваши сердца и души в пореыве сочувствия и сострадания.
Вот они, "каменные ущелья", где небо высоко и далеко, а люди приговорены жить в вечной тени этих стеклянных гигантов, где "редкая птица..", нет, это о другом.
А дальше и вовсе, как в сказке; чем дальше, тем страшнее.
Ну, а услышав, что предлагали эти две... фурии, в ужасе закрыл я глаза и ослеплённый страстным желанием... выйти из всего этого живым, побежал я не разбирая дороги.
Когда же раскрыл я глаза, то увидел, что нахожусь я в чаще дикого леса.
Как я оттуда выбрался, уж и не помню.
А уж когда рассудок мой совсем помутился от всех этих отражений
захотелось мне очистить душу от всей этой скверны и зашёл я в храм господень. Что сказать, лепота.
И настолько душа моя во мне вспорхнула, что, когда ко мне приблизился служка с плетёной корзиной на длинной ручке, безо всякого сожаления и даже с благоговейной радостью, расстался я с теми несколькими грошами, что завалялись в складках моего нищенского отребья.
И вновь я на улице. Начало смеркаться. Зазывно, аки пение сирен, засветились глазища драконовы в мишурном блеске реклам.
Но я уже был настолько подавлен всем выпавшим на мою долю, что ринулся в ближайшую таверну, вкусил там зелья препротивного под звучным именем "эклер" и отведав горькую чашу ихнего напитка, который они лживо именуют "кофе", нанял я себе экипаж "Вечерняя лошадь", под обещание заплатить потом и не оглядываясь, как будто за спиной оставались Содом и Гоморра, безо всякого сожаления покинул я эту мельницу грёз, перемоловшую не одну невинную душу.
Нелёгкая эмигрантская судьба бывшего совслужащего, а ныне винтика в колесе бездушного капиталистического механизма, вырвала меня из смертельных объятий Города братской любви и бросила меня на панель Города жёлтого дьявола. Вырванный из привычной атмосферы моего каби.., моей галеры и ещё не вполне осознавая всей жестокости происходящего, я неожиданно оказался на Международной конференции и экспозиции всё в той же роли рабского винтика. Оплатив кровью и потом прихоть пославших мя, оказался я на холодных, (+24), улицах этого всеядного монстра. Дабы донести до потомков, хотя бы на самую малость, то, насколько "чудище обло, озорно и лаяй", сделал я несколько снимков, часть из которых вам и покажу, дабы дрогнули ваши сердца и души в пореыве сочувствия и сострадания.
Вот они, "каменные ущелья", где небо высоко и далеко, а люди приговорены жить в вечной тени этих стеклянных гигантов, где "редкая птица..", нет, это о другом.
А дальше и вовсе, как в сказке; чем дальше, тем страшнее.
Ну, а услышав, что предлагали эти две... фурии, в ужасе закрыл я глаза и ослеплённый страстным желанием... выйти из всего этого живым, побежал я не разбирая дороги.
Когда же раскрыл я глаза, то увидел, что нахожусь я в чаще дикого леса.
Как я оттуда выбрался, уж и не помню.
А уж когда рассудок мой совсем помутился от всех этих отражений
захотелось мне очистить душу от всей этой скверны и зашёл я в храм господень. Что сказать, лепота.
И настолько душа моя во мне вспорхнула, что, когда ко мне приблизился служка с плетёной корзиной на длинной ручке, безо всякого сожаления и даже с благоговейной радостью, расстался я с теми несколькими грошами, что завалялись в складках моего нищенского отребья.
И вновь я на улице. Начало смеркаться. Зазывно, аки пение сирен, засветились глазища драконовы в мишурном блеске реклам.
Но я уже был настолько подавлен всем выпавшим на мою долю, что ринулся в ближайшую таверну, вкусил там зелья препротивного под звучным именем "эклер" и отведав горькую чашу ихнего напитка, который они лживо именуют "кофе", нанял я себе экипаж "Вечерняя лошадь", под обещание заплатить потом и не оглядываясь, как будто за спиной оставались Содом и Гоморра, безо всякого сожаления покинул я эту мельницу грёз, перемоловшую не одну невинную душу.