КРИТЕРИЙ ЧЕЛОВЕЧНОСТИ
Яна Дубинянская о том, возможно ли взаимопонимание на войне Считается, что культура может сгладить конфликты, возникающие между народами. Но только не во время самого конфликта, убеждена писатель Яна Дубинянская, лауреат «Русской премии», родившаяся в Феодосии и живущая в Киеве. Желающих поспорить с автором приглашаем к дискуссии.
- Крым - это русская земля!
- Еще чего. Это моя земля. У меня там виноград, персики и инжир. Кстати, приезжайте летом, я как раз отремонтирую веранду для гостей…
- Крым - русский! Кр-р-рым полит р-р-русской кр-р-ровью!
Этот разговор произошел в ноябре прошлого года в Москве. Я сидела за столиком с двумя известными и неплохими питерскими писателями. Я думала, они так троллят, что это такая шутка. Сама пыталась шутить, а потом уже просто перевести разговор на другую тему. Но им почему-то хотелось поговорить про Крым. Тем больше, чем меньше водки оставалось перед ними на столе.
Дело было на том самом Литературном собрании в РУДН, которое посетил Путин. Помню, российские литературные круги в фейсбуке и в прессе недели две лихорадило на тему, кто туда идет, а кто нет и почему, ломались интернет-копья, сыпались взаимные обвинения, решались вопросы морали, совести и гражданской позиции планетарного масштаба. Лично я в упор не видела пространства для морального маневра в этой чисто познавательной поездке. А сейчас и вовсе смешно вспомнить, какие мелочи казались тогда важными.
Та поездка, без сомнения, удалась.
Я впервые в течение пары часов подряд послушала президента России - и теперь совершенно не удивляюсь его последним выступлениям, которые вызывают у большинства россиян восторг, а у моих соотечественников - шок, нервный смех и когнитивный диссонанс.
И не удивляюсь коллективным письмам российских деятелей культуры в поддержку его политики - я же видела, как полный зал писателей вставал, словно один человек, и чуть что - взрывался аплодисментами. Но, вернувшись тогда из Москвы, я писала, что на литературном собрании было множество умных, талантливых и адекватных людей, просто они терялись на фоне фриков. И называла в том числе фамилии моих застольных собеседников.
А «Кр-р-рым полит р-р-русской кр-р-ровью» - это такая шутка, продолжала думать я. У каждого свои тараканы. Можно понять, можно улыбнуться.
Сейчас многие мои российские коллеги заговорили о взаимопонимании. О важности человеческих отношений, независимо от политических взглядов, о необходимости слушать собеседника и признавать его право на свою точку зрения. Бывает же мнение, альтернативное вашему, правда? Ну признайте, что бывает!
И, казалось бы, трудно не согласиться.
Как-то прошло почти незамеченным, но именно на том собрании в РУДН Путин впервые публично осудил евроинтеграцию Украины. По-моему, это была отмашка. В тот же день по украинскому телевидению внезапно выступил Азаров, а на следующий я вернулась в Киев - в нарождающуюся революцию. Знаете, он был совсем маленький, несерьезный и совершенно нетехнологичный, тот первый «евромайдан».
С первых дней революции я старалась относиться к происходящему максимально критично, присматриваться ко всем деталям, выслушивать все мнения.
В революции по разные стороны баррикад присутствует своя правда: и у пассионариев, готовых на самопожертвование во имя свободы и справедливости, и у обывателей, стремящихся прежде всего сохранить то, что им дорого, и у силовиков, выполняющих приказ.
Свои цели - у ситуативных вождей, свои резоны - у теневых игроков, это тоже было понятно, и не только мне одной: не стоит изображать украинцев в лучшем случае наивными романтиками, а в худшем - поголовно зомбированными. Честное слово, я прислушивалась ко всем и каждого старалась понять. И да, не забывала, что человеческие взаимоотношения выше политики.
В какой-то момент я устала. И в январе, когда Майдан в Киеве окончательно перестал напоминать площадку неформального фестиваля хиппи и превратился в военный лагерь, когда поперек улиц строились грандиозные баррикады из мешков со снегом, похожие на мартиновскую Стену, я уехала в Крым.
Там было тихо, солнечно и хорошо. Там было море с невероятным количеством чаек, уток и лебедей, моя трехлетняя дочка кормила их хлебом, и нахальные голуби садились ей на голову и плечи. Там было тепло, соседи уже побелили деревья в саду, я купила мешок известки и побелила тоже. И по всем правилам, вычитанным в интернете, обрезала виноград.
На это время я установила жесткий мораторий на высказывания о ситуации в стране. Потому что сейчас, в эпоху информационной войны, говорить можно только о том, что видишь сам. Меня искренне удивляли россияне, которые гораздо лучше нас знали, что именно происходит в Киеве, выдавая километры конспирологической «аналитики». И все меньше хотелось их внимательно выслушивать, указывая, где именно они неправы. Удивляло, почему они вообще так много говорят об Украине, о наших пускай сложных, но внутренних делах?
Сейчас россияне говорят об Украине еще больше. Что неудивительно: теперь наша страна действительно касается их напрямую - ведь между нами война.
Война устроена проще, чем революция. На войне сразу видно, кто нападает, а кто вынужден защищаться.
Да, мы знаем, что историю пишут победители, и прямо сейчас наблюдаем, как те, кто уже считает себя таковыми, стремятся как можно раньше засесть за эпохальный труд. Но я все равно не понимаю, как можно скрыть даже от себя самих тот простой факт, что именно Россия напала на Украину, а не наоборот? И что война - это абсолютное зло, которому оправдания нет?
И тут уже невозможно выслушивать и понимать «альтернативное мнение», поскольку оно отлично от человеческого. Даже если затопить воображаемого собеседника массой доводов, псевдоисторических выкладок и политических прецедентов, силлогизмов, полуправды и откровенной лжи, доказывая, будто Крым принадлежит России по праву и ликует по случаю присоединения к ней, а «зеленые человечки» и их бэтээры слишком вежливы, чтобы считаться по-настоящему военными, - все равно все аргументы в сухом остатке сводятся к циничному оправданию войны. «Кр-р-рым полит р-р-русской кр-р-ровью», да. Никто со мной тогда не шутил.
С человеческой точки зрения земля принадлежит тому, кто ее возделывает и любит, белит деревья в саду и обрезает виноград, а не поливает ее кровью, особенно чужой. Но есть, вы говорите, и другое мнение?
Это уже не политика, которая не должна омрачать человеческих отношений. Война и мир - определяющие архетипы, на которых стоит личность. С тем, кто радуется маленькой победоносной войне, я не смогу договориться никогда - просто потому, что он уже не человек.
В украинских литературных кругах список деятелей российской культуры, подписавшихся за Путина в его «позиции по Крыму», произвел гнетущее и ошеломляющее впечатление: как, и этот? И этот тоже?! А казался же человеком… А потом кто-то сказал: а какая нам, собственно, разница, что они там, в России, о нас говорят и подписывают? Сколько можно оглядываться на них?
Но мы все-таки оглядываемся. Понимая, что нельзя ставить знак равенства между государством и страной - это будет уже окончательная точка невозврата.
Мы смотрим на тех россиян, которые, вопреки радостной патриотической толпе, против войны. У меня вся украинская часть ленты в фейсбуке была в фотографиях с московского Марша мира. Я знаю, что вы теперь «национал-предатели», ну да нам не привыкать - мы же «бЕндеровцы».
Мы читаем каждое антивоенное высказывание российских писателей, артистов, музыкантов, и нам становится легче. Мы говорим друг другу: вот человек.