Бабушка русской революции.
Екатерину Константиновну Брешко-Брешковскую в 1917-м году называли бабушкой русской революции. О ней вы можете узнать из этой журнальной статьи.
(Журнал Нива. Июнь 1917. № 22) Часть 3 Окончание
Бабушка Е. К. Брешко-Брешковская о самой себѣ.
Увѣренность въ томъ, что массы крестьянскiя, - эти основы бытiя всего государства, - услышатъ голосъ друзей своихъ и не замедлятъ пойти за вожаками своими, увѣренность эта торопила меня начать сплачивать силы, способныя примкнуть къ партiи соцiалистовъ- революцiонеровъ, какъ съ первыхъ же шаговъ она и была окрещена. Надо помнить, что въѣхала я изъ Сибири въ Россiю совсѣмъ какъ есть одинокая. Даже адресовъ къ старымъ товарищамъ, еще застрявшимъ въ складкахъ мрачной жизни царствованiя Александра III, у меня не было. Ни денегъ, ни паспорта нелегальнаго, ровно никакихъ конспиративныхъ указанiй. И потребовалось не мало времени, осторожности и терпѣнья, прежде чѣмъ мои неустанныя скромныя поѣздки по Россiи дали опредѣленный результатъ ознакомленiя съ людьми и возможностями. Готовность крестьянъ присоединиться къ организацiи выяснялась все опредѣленнѣе, и на четвертомъ году работы партiя заявила громко о своемъ образованiи, а на пятомъ всѣ отдѣльные комитеты признали единый центръ; и ростъ членовъ и ростъ ихъ работы обратили на себя свирѣпое вниманiе царскаго правительства.
Въ 1903 году партiя (соцiалистовъ-революцiонеровъ) потерпѣла большой разгромъ. Аресты и обыски лишили ее многихъ видныхъ работниковъ, лишили лучшихъ типографiй и складовъ литературы. Необходимо было пополнить все это. Въ это же время дѣятельность партiи выросла и укрѣпилась за границей, благодаря нашимъ талантливымъ и ревностнымъ эмигрантамъ, напрягавшимъ всѣ свои силы на изданiе партiйныхъ органовъ («Вѣстникъ революцiи», «Революцiя Россiи») и книгъ и брошюръ для народа. Вокругъ этихъ славныхъ работниковъ нашей партiи можно было разобраться въ вопросахъ теорiи и практики, чтобы и самимъ принять участiе въ работѣ среди народа и для народа.
Съ цѣлью звать эту молодежь на непосредственное дѣло у себя дома, въ Россiи, я впервые отправилась за границу. Въ маѣ 1903 года сѣла в Одессѣ на пароходъ и, въ сопровожденiи опытного контрабандиста-интеллигента, черезъ Румынiю, Венгрiю, Вѣну прiехала въ Швейцарiю, въ Женеву, гдѣ сгруппировался центръ работниковъ партiи, жившихъ разбросанно въ Парижѣ, Лондонѣ и Швейцарiи. Въ этомъ съѣздѣ вплотную примкнули къ намъ старые борцы семидесятыхъ годовъ: Леонидъ Шишко, Феликсъ Волховской, Егоръ Лазаревъ, Николай Чайковскiй.
Молодежь, обильно посѣщавшая всѣ рефераты, лекцiи, диспуты, внимательно прислушивалась къ голосу нашихъ ораторовъ. Викторъ Черновъ, главный редакторъ центральныхъ органовъ нашихъ, побѣдоносно выступилъ въ защиту партiи отъ нападенiй противниковъ и давалъ поясненiя ученiя, сложившагося на философскихъ обоснованiяхъ Чернышевскаго, Лаврова, Михайловскаго.
На ряду съ этимъ я настойчиво доказывала молодежи, что пора ей взяться за реальную работу, за пропаганду усвоенныхъ ею идей среди крестьянъ и рабочихъ, за организацiю всѣхъ силъ, способныхъ и готовыхъ вступить въ борьбу со старымъ режимомъ, готовыхъ отдать свою жизнь за свободу Россiи. И вотъ начался отливъ изъ-за границы на родину молодыхъ людей обоего пола, началась усердная перевозка ими литературы соцiалистовъ-революцiонеровъ, и книжки «въ борьбѣ обрѣтешь ты право свое» разсыпались щедрой рукой по градамъ и весямъ Россiи. Одни, набравшись знанiя и указанiй, ѣхали въ глухiя мѣста родины, другiе вливались оттуда сотнями въ Швейцарiю и Парижъ, чтобы въ свою очередь почерпнуть изъ источника живой воды, и опять уѣзжали въ глубины Россiи и оттуда извѣщали объ успехахъ и неудачахъ своихъ.
Съ каждымъ мѣсяцемъ приливъ и отливъ усиливался, можно было смѣло сказать, что юная Россiя твердо рѣшилась отдать силы свои толщамъ народа своего.
Эта работа, работа направленiя силъ юной Россiи, взяла у меня два года времени. Правда, я успѣла побывать и въ Америкѣ. Оттуда выслала не мало денегъ на расходы партiи, главнымъ образомъ на литературу, перевозка которой въ Россiю стоила очень дорого. Въ Соединенныхъ Штатахъ прiобрѣла я много друзей вѣрныхъ, преданныхъ на всю жизнь. Они доказали это, осыпая меня своимъ вниманiемъ ко всѣмъ моимъ нуждамъ всѣ годы моей послѣдней ссылки и тюрьмы, и отъ 1907 и до 1917 г. ни на одну нѣделю не переставали заботиться обо мнѣ.
Услышавъ удары открытой борьбы 1905 года, я снова перешла границу, обратно на родину, но на этотъ разъ я ее перебѣжала пѣшкомъ, въ сопровожденiи двухъ контрабандистовъ (интеллигента и крестьянина) и вмѣстѣ съ товарищѣмъ-другомъ, несшимъ запасъ динамита.
То шла русская революцiя, звавшая съ собой на бой неравный всю Россiю.
Друзья-товарищи, вы сами помните событiя пятаго, шестого и седьмого годовъ. Усилiя революцiонеровъ всѣхъ партiй не могли устоять против физической силы злого правительства, но эти усилiя не только встряхнули застывшую психологiю великаго народа, они втянули его проявить свою силу, увидѣть себя побѣдителемъ хотя бы и временно. Уже клонился бой къ концу своему, уже складывали тамъ и здесь знамена до слѣдующаго подъема силъ и духа, уже опричники казнили и вѣшали, разстрѣливали и пытали лучшихъ борцовъ, - а мой духъ былъ далекъ отъ смиренiя, надеждой вздувалось сердце мое, и я съ головой бросилась въ гущу событiй. Послѣ разгона второй Государственной Думы я мнила новый порывъ негодованiя со стороны народа. Но, видно, чаша сомнѣний еще не истощилась, и народъ задумчиво смотрѣл въ будущее, не рѣшаясь рисковать слабѣющими силами.
Въ дни такого угнетенiя съ одной стороны и тщетнаго напряженiя силъ съ другой я была арестована въ городѣ Самарѣ въ 1907 г., и опять же въ сентябрѣ мѣсяцѣ.
Мнѣ думалось, что на этотъ разъ палачи не выпустятъ меня живою изъ рукъ своихъ. Думалось такъ, а чувствовалось иначе.
Два года и девять мѣсяцев, что продержали меня въ Петропавловской крѣпости, не о смерти думала я, а о томъ времени, когда Россiя послѣ неизбѣжной второй революцiи, побѣдоносной и торжественной, возьмется за работу строительную и въ нѣсколько лѣтъ преобразитъ нашу обездоленную страну, нашъ еле грамотный народъ въ образцовое государство, могущее служить примѣромъ всѣмъ другимъ народамъ, какъ по культурѣ, такъ и по своему соцiальному благоденствiю.
Я настолько живо себѣ рисовала всѣ события, ожидающiя новѣйшую исторiю Россiи, что и сейчасъ, переживая не мечты, а дѣйствительность, я живу, какъ бы продолжая давно знакомое существованiе.
Увѣренность въ возможности увидѣть родину свою свободной, народъ свой растущимъ в довольствѣ и духовномъ развитIи, придавала мужества, окрыляла силы мои. Я сознавала себя еще способной работать съ народомъ и для народа, и мнѣ было досадно терять время на поселенiи, въ глуши Сибирской тайги. Я снова собралась бѣжать, стремясь присоединить свой опытъ къ работѣ своихъ партiйныхъ товарищей, звавшихъ меня к себѣ. И снова побѣг не удался. Всего часа два-три отдѣляли меня отъ цѣли, отъ вѣрнаго пристанища, и было досадно, проскакавъ зимою тысячу верстъ, очутиться въ рукахъ враговъ своихъ.
Опять приходила въ голову мысль, что не простятъ они мнѣ моихъ попытокъ снова пристать къ дѣлу революцiоннаго движенiя. И въ то же время столько жизнеспособности ощущалось въ груди, что мысль не останавливалась на пресѣченiи дѣятельности, черная завѣса не заслоняла дальнѣйшаго хода событiй творческаго характера. Ни долгое сидѣние в тюрьмѣ, ни ссылка въ Якутскъ не омрачили духа моего. «Переживу, - говорилъ внутреннiй голосъ, - все переживу и доживу до свѣтлыхѣ дней свободы».
Изъ Якутска перевели въ Иркутскъ и возстановили здѣсь всѣ преследованiя и гоненiя, какими наполняли ссылку мою въ Киренскѣ. Здѣсь же я сильно заболѣла и видѣла, какъ врачи заботливо скрывали отъ меня опасность моей болѣзни. А мнѣ было странно, что могли думать о роковомъ исходѣ, когда на душѣ у меня была полная увѣренность въ томъ, что время все приближаетъ меня къ развязкѣ иного свойства, къ торжеству революцiи.
Чѣмъ дольше длилась война, чѣмъ ужаснѣе были ея послѣдствiя, чемъ ярче выявлялась подлость правительства - тѣм яснѣе была неизбѣжность прозрѣния демократiй всѣхъ странъ, тѣмъ ближе стояла и наша революцiя.
Я ждала удара колокола, возвѣщающаго свободу, я дивилась, что ударъ этотъ заставляетъ ждать себя. Когда же въ ноябрѣ прошлаго года взрывы негодованiя раздавались одинъ за другимъ, когда гневные возгласы слѣдовали отъ одной группы населенiя къ другой, - я уже стояла одной ногой въ сибирской кибиткѣ и только жалѣла о томъ, что санная дорога быстро портится.
Четвертого марта пришла депеша ко мнѣ въ Минусинскъ, возвѣстившая мнѣ свободу. Въ тотъ же день я была въ дорогѣ къ Ачинску, первому пункту желѣзной дороги. Отъ Ачинска началось мое непрерывное общенiе съ солдатами, крестьянами, рабочими, желѣзнодорожными служащими, учащимися и полчищами дорогихъ мнѣ женщинъ, несущихъ всѣ тяжести внутренней, а теперь и тыловой жизни великаго государства.
Сегодня, 20-го апрѣля 1917 года, мой вагонъ везетъ меня въ Москву и дальше. Когда остановится мое движенiе по великой стране - я не знаю. Очень можетъ быть, что пророчество старого друга-каракозовца оправдается: «суждено тебѣ умереть въ походахъ твоихъ».
Если и такъ, да будетъ благословенъ мой народъ, давшiй мнѣ возможность и силы работать съ нимъ и для него.
20-го апреля 1917 г.
Вагонъ Сиб. ж. д.
(Журнал Нива. Июнь 1917. № 22) Часть 3 Окончание
Бабушка Е. К. Брешко-Брешковская о самой себѣ.
Увѣренность въ томъ, что массы крестьянскiя, - эти основы бытiя всего государства, - услышатъ голосъ друзей своихъ и не замедлятъ пойти за вожаками своими, увѣренность эта торопила меня начать сплачивать силы, способныя примкнуть къ партiи соцiалистовъ- революцiонеровъ, какъ съ первыхъ же шаговъ она и была окрещена. Надо помнить, что въѣхала я изъ Сибири въ Россiю совсѣмъ какъ есть одинокая. Даже адресовъ къ старымъ товарищамъ, еще застрявшимъ въ складкахъ мрачной жизни царствованiя Александра III, у меня не было. Ни денегъ, ни паспорта нелегальнаго, ровно никакихъ конспиративныхъ указанiй. И потребовалось не мало времени, осторожности и терпѣнья, прежде чѣмъ мои неустанныя скромныя поѣздки по Россiи дали опредѣленный результатъ ознакомленiя съ людьми и возможностями. Готовность крестьянъ присоединиться къ организацiи выяснялась все опредѣленнѣе, и на четвертомъ году работы партiя заявила громко о своемъ образованiи, а на пятомъ всѣ отдѣльные комитеты признали единый центръ; и ростъ членовъ и ростъ ихъ работы обратили на себя свирѣпое вниманiе царскаго правительства.
Въ 1903 году партiя (соцiалистовъ-революцiонеровъ) потерпѣла большой разгромъ. Аресты и обыски лишили ее многихъ видныхъ работниковъ, лишили лучшихъ типографiй и складовъ литературы. Необходимо было пополнить все это. Въ это же время дѣятельность партiи выросла и укрѣпилась за границей, благодаря нашимъ талантливымъ и ревностнымъ эмигрантамъ, напрягавшимъ всѣ свои силы на изданiе партiйныхъ органовъ («Вѣстникъ революцiи», «Революцiя Россiи») и книгъ и брошюръ для народа. Вокругъ этихъ славныхъ работниковъ нашей партiи можно было разобраться въ вопросахъ теорiи и практики, чтобы и самимъ принять участiе въ работѣ среди народа и для народа.
Съ цѣлью звать эту молодежь на непосредственное дѣло у себя дома, въ Россiи, я впервые отправилась за границу. Въ маѣ 1903 года сѣла в Одессѣ на пароходъ и, въ сопровожденiи опытного контрабандиста-интеллигента, черезъ Румынiю, Венгрiю, Вѣну прiехала въ Швейцарiю, въ Женеву, гдѣ сгруппировался центръ работниковъ партiи, жившихъ разбросанно въ Парижѣ, Лондонѣ и Швейцарiи. Въ этомъ съѣздѣ вплотную примкнули къ намъ старые борцы семидесятыхъ годовъ: Леонидъ Шишко, Феликсъ Волховской, Егоръ Лазаревъ, Николай Чайковскiй.
Молодежь, обильно посѣщавшая всѣ рефераты, лекцiи, диспуты, внимательно прислушивалась къ голосу нашихъ ораторовъ. Викторъ Черновъ, главный редакторъ центральныхъ органовъ нашихъ, побѣдоносно выступилъ въ защиту партiи отъ нападенiй противниковъ и давалъ поясненiя ученiя, сложившагося на философскихъ обоснованiяхъ Чернышевскаго, Лаврова, Михайловскаго.
На ряду съ этимъ я настойчиво доказывала молодежи, что пора ей взяться за реальную работу, за пропаганду усвоенныхъ ею идей среди крестьянъ и рабочихъ, за организацiю всѣхъ силъ, способныхъ и готовыхъ вступить въ борьбу со старымъ режимомъ, готовыхъ отдать свою жизнь за свободу Россiи. И вотъ начался отливъ изъ-за границы на родину молодыхъ людей обоего пола, началась усердная перевозка ими литературы соцiалистовъ-революцiонеровъ, и книжки «въ борьбѣ обрѣтешь ты право свое» разсыпались щедрой рукой по градамъ и весямъ Россiи. Одни, набравшись знанiя и указанiй, ѣхали въ глухiя мѣста родины, другiе вливались оттуда сотнями въ Швейцарiю и Парижъ, чтобы въ свою очередь почерпнуть изъ источника живой воды, и опять уѣзжали въ глубины Россiи и оттуда извѣщали объ успехахъ и неудачахъ своихъ.
Съ каждымъ мѣсяцемъ приливъ и отливъ усиливался, можно было смѣло сказать, что юная Россiя твердо рѣшилась отдать силы свои толщамъ народа своего.
Эта работа, работа направленiя силъ юной Россiи, взяла у меня два года времени. Правда, я успѣла побывать и въ Америкѣ. Оттуда выслала не мало денегъ на расходы партiи, главнымъ образомъ на литературу, перевозка которой въ Россiю стоила очень дорого. Въ Соединенныхъ Штатахъ прiобрѣла я много друзей вѣрныхъ, преданныхъ на всю жизнь. Они доказали это, осыпая меня своимъ вниманiемъ ко всѣмъ моимъ нуждамъ всѣ годы моей послѣдней ссылки и тюрьмы, и отъ 1907 и до 1917 г. ни на одну нѣделю не переставали заботиться обо мнѣ.
Услышавъ удары открытой борьбы 1905 года, я снова перешла границу, обратно на родину, но на этотъ разъ я ее перебѣжала пѣшкомъ, въ сопровожденiи двухъ контрабандистовъ (интеллигента и крестьянина) и вмѣстѣ съ товарищѣмъ-другомъ, несшимъ запасъ динамита.
То шла русская революцiя, звавшая съ собой на бой неравный всю Россiю.
Друзья-товарищи, вы сами помните событiя пятаго, шестого и седьмого годовъ. Усилiя революцiонеровъ всѣхъ партiй не могли устоять против физической силы злого правительства, но эти усилiя не только встряхнули застывшую психологiю великаго народа, они втянули его проявить свою силу, увидѣть себя побѣдителемъ хотя бы и временно. Уже клонился бой къ концу своему, уже складывали тамъ и здесь знамена до слѣдующаго подъема силъ и духа, уже опричники казнили и вѣшали, разстрѣливали и пытали лучшихъ борцовъ, - а мой духъ былъ далекъ отъ смиренiя, надеждой вздувалось сердце мое, и я съ головой бросилась въ гущу событiй. Послѣ разгона второй Государственной Думы я мнила новый порывъ негодованiя со стороны народа. Но, видно, чаша сомнѣний еще не истощилась, и народъ задумчиво смотрѣл въ будущее, не рѣшаясь рисковать слабѣющими силами.
Въ дни такого угнетенiя съ одной стороны и тщетнаго напряженiя силъ съ другой я была арестована въ городѣ Самарѣ въ 1907 г., и опять же въ сентябрѣ мѣсяцѣ.
Мнѣ думалось, что на этотъ разъ палачи не выпустятъ меня живою изъ рукъ своихъ. Думалось такъ, а чувствовалось иначе.
Два года и девять мѣсяцев, что продержали меня въ Петропавловской крѣпости, не о смерти думала я, а о томъ времени, когда Россiя послѣ неизбѣжной второй революцiи, побѣдоносной и торжественной, возьмется за работу строительную и въ нѣсколько лѣтъ преобразитъ нашу обездоленную страну, нашъ еле грамотный народъ въ образцовое государство, могущее служить примѣромъ всѣмъ другимъ народамъ, какъ по культурѣ, такъ и по своему соцiальному благоденствiю.
Я настолько живо себѣ рисовала всѣ события, ожидающiя новѣйшую исторiю Россiи, что и сейчасъ, переживая не мечты, а дѣйствительность, я живу, какъ бы продолжая давно знакомое существованiе.
Увѣренность въ возможности увидѣть родину свою свободной, народъ свой растущимъ в довольствѣ и духовномъ развитIи, придавала мужества, окрыляла силы мои. Я сознавала себя еще способной работать съ народомъ и для народа, и мнѣ было досадно терять время на поселенiи, въ глуши Сибирской тайги. Я снова собралась бѣжать, стремясь присоединить свой опытъ къ работѣ своихъ партiйныхъ товарищей, звавшихъ меня к себѣ. И снова побѣг не удался. Всего часа два-три отдѣляли меня отъ цѣли, отъ вѣрнаго пристанища, и было досадно, проскакавъ зимою тысячу верстъ, очутиться въ рукахъ враговъ своихъ.
Опять приходила въ голову мысль, что не простятъ они мнѣ моихъ попытокъ снова пристать къ дѣлу революцiоннаго движенiя. И въ то же время столько жизнеспособности ощущалось въ груди, что мысль не останавливалась на пресѣченiи дѣятельности, черная завѣса не заслоняла дальнѣйшаго хода событiй творческаго характера. Ни долгое сидѣние в тюрьмѣ, ни ссылка въ Якутскъ не омрачили духа моего. «Переживу, - говорилъ внутреннiй голосъ, - все переживу и доживу до свѣтлыхѣ дней свободы».
Изъ Якутска перевели въ Иркутскъ и возстановили здѣсь всѣ преследованiя и гоненiя, какими наполняли ссылку мою въ Киренскѣ. Здѣсь же я сильно заболѣла и видѣла, какъ врачи заботливо скрывали отъ меня опасность моей болѣзни. А мнѣ было странно, что могли думать о роковомъ исходѣ, когда на душѣ у меня была полная увѣренность въ томъ, что время все приближаетъ меня къ развязкѣ иного свойства, къ торжеству революцiи.
Чѣмъ дольше длилась война, чѣмъ ужаснѣе были ея послѣдствiя, чемъ ярче выявлялась подлость правительства - тѣм яснѣе была неизбѣжность прозрѣния демократiй всѣхъ странъ, тѣмъ ближе стояла и наша революцiя.
Я ждала удара колокола, возвѣщающаго свободу, я дивилась, что ударъ этотъ заставляетъ ждать себя. Когда же въ ноябрѣ прошлаго года взрывы негодованiя раздавались одинъ за другимъ, когда гневные возгласы слѣдовали отъ одной группы населенiя къ другой, - я уже стояла одной ногой въ сибирской кибиткѣ и только жалѣла о томъ, что санная дорога быстро портится.
Четвертого марта пришла депеша ко мнѣ въ Минусинскъ, возвѣстившая мнѣ свободу. Въ тотъ же день я была въ дорогѣ къ Ачинску, первому пункту желѣзной дороги. Отъ Ачинска началось мое непрерывное общенiе съ солдатами, крестьянами, рабочими, желѣзнодорожными служащими, учащимися и полчищами дорогихъ мнѣ женщинъ, несущихъ всѣ тяжести внутренней, а теперь и тыловой жизни великаго государства.
Сегодня, 20-го апрѣля 1917 года, мой вагонъ везетъ меня въ Москву и дальше. Когда остановится мое движенiе по великой стране - я не знаю. Очень можетъ быть, что пророчество старого друга-каракозовца оправдается: «суждено тебѣ умереть въ походахъ твоихъ».
Если и такъ, да будетъ благословенъ мой народъ, давшiй мнѣ возможность и силы работать съ нимъ и для него.
20-го апреля 1917 г.
Вагонъ Сиб. ж. д.