Штурм Измаила, или Как проверить профессионалов. Окончание
Начало - тут .
Гудович и его команда
Ивану Васильевичу Гудовичу под Измаилом было 49 лет. Его только что произвели в генерал-аншефы за взятие Килии. И до, и после Измаила Гудович превосходно сражался, увенчав свою карьеру фельдмаршальским жезлом и графским титулом. Немаловажно и то, что Гудович был старым боевым соратником Потемкина: так получилось, что молодые тогда генералы вместе воевали 20 лет назад, в первую турецкую войну. Похоронен славный генерал-фельдмаршал Гудович в Софийском соборе Киева.
И вдруг под Измаилом свежеиспеченный генерал-аншеф начинает волынить, сомневаться в успехе, показывать безволие и неумение командовать. Собирает военный совет из хорошо нам известных будущих героев Измаила. Герои мямлят что-то невразумительное. То ли вести осаду, пока турки сами не сдадутся, то ли вообще расходиться по домам. Не только Потемкин и Екатерина - вся Россия ждет решающего штурма, а они ваньку валяют. Кто же валяет эту незатейливую игрушку? Ведь сюда стянуты отборные войска, лучшие генералы, элита Екатеринославской армии. Неужели де Рибас, который может взять крепость одной своей флотилией? Или Кутузов, закрутивший тайные пружины операции? Павел Потемкин, кузен светлейшего? Или его же родной племянник Самойлов? Или молодежь, которая спит и видит ордена и звезды на погонах? Именно так, все вместе и валяли.
Налицо откровенная демонстрация бардака и тупости пополам с трусостью. Гудовича столь же демонстративно снимают и перебрасывают на Кавказ, войска начинают обозначать отход на зимние квартиры. Для чего комедия? Элементарно, Ватсон: для того, чтобы из-под Измаила уехали соглядатаи европейских правительственных и военных миссий. В их присутствии выполнять задуманное было невозможно. Иностранные волонтеры (тот же принц де Линь-младший) угрозы не представляли - у них не было курьерской эстафеты для срочной передачи донесений. Потом пусть себе мемуары пишут, если что-то и пронюхают случайно.
Между прочим, даже за один день можно и пешком уйти довольно далеко. Суворов, на которого «внезапно» свалился приказ о назначении под Измаил, теоретически мог остановить войска только при наличии сотовой связи или хотя бы радиостанций времен Второй мировой. А на практике он с этой задачей прекрасно справился и без мобилки. Потому что никто никуда не уходил. За исключением, может быть, донских казаков бригадира Орлова. То ли Орлов чего-то недопонял, то ли казачки забузили. Дело не очень ясное, но, похоже, хвоста Орлову накрутили и мозги вправили. На крепостных валах четвертая колонна дралась хорошо, орловцы отбили вылазку противника из Бендерских ворот, всё захватили, что им положено. Не хуже других воевали. Посмотрим наградной указ Екатерины: бригадиру Орлову - «саблю богатую с надписью». Практически ничего не дали. Не простили, значит.
Давно пора прекратить уничижительные выпады в сторону Ивана Гудовича, смелого и талантливого военачальника. Его современники себе такого не позволяли. Тот же Суворов, с понятной ревностью воспринявший громкую победу Гудовича под Анапой, высказался, что это, мол, его, суворовский, опыт был использован при штурме крепости. Однако Александр Васильевич даже намеком не напомнил о том, что под Измаилом-то Гудович оплошал, не такой уж он герой. Потому как знал: под Измаилом Гудович играл важную роль и сыграл ее великолепно.
Откуда взялся ультиматум?
Писцы исторических трудов, затрагивающих штурм Измаила, пользуются официальными донесениями Суворова и Потемкина, а больше всего - капитальным трехтомником А. Петрушевского, сувороведа XIX века. Раз Петрушевский не догадался о секретной подоплеке операции, то наши «доценты с кандидатами» и подавно ни на что не замахиваются. Но чувствуют какую-то логическую ненадежность классического источника (Петрушевский писал без затей, излагал все, что знал) и стараются его подправить, замазать швы, опустить неприглаженные подробности. Словом, применяют инструментарий современной исторической науки: лакировка, передергивание, замалчивание. К примеру, Петрушевский честно пишет, что решение первого военного совета с подписями и датой не сохранилось и даже не известно достоверно содержание этого решения. Современному историку все, видимо, предельно ясно - он «мелкие» детали опускает и расписывает совет так, будто лично в нем участвовал, и наклеивает ярлыки.
Согласно военному этикету, ни Гудович, ни Суворов не могли послать турецкому сераскиру ультиматум от своего имени, поскольку были ниже Айдозле-Мегмет-паши по служебному положению. Ультиматум принимается от равного, то есть, в данном случае, от Потемкина. И такой документ действительно был вручен сераскиру перед штурмом, Суворов лишь приложил письмо от себя. Откуда, как и когда ультиматум, подписанный Потемкиным, попал в руки Суворова? Петрушевский сообщает точно: 1 декабря Потемкин прислал из Бендер пакет с ультиматумом де Рибасу для передачи Суворову. Как известно, Суворов прибыл 2 декабря, а ожидали его еще позже; Фанагорийский полк, например, пришел из Галаца только 6 декабря. Наши историки, нутром чуя «вредность» информации об ультиматуме, дружно ее не замечают. Потому что она вызывает ненужные вопросы, а думать над ответами в исторической науке не принято, принято отстаивать незыблемые каноны.
Ну а мы с вами в академики не лезем, мы подумаем. Получается, что у Гудовича ультиматума не было, иначе он просто передал бы документ «по смене». Значит, Гудовичу вообще не ставилась задача штурмовать крепость! Картина событий, согласитесь, существенно меняется. Подтверждается ключевая роль де Рибаса в подготовке операции. Почему светлейший направил пакет именно Рибасу, а не П. Потемкину или Самойлову? Павел Потемкин действительно отсутствовал (изображал отход войск), но Самойлов продолжал держать кольцо осады вокруг крепости. Де Рибас еще 27 ноября отписал Суворову, что вечером поднимает якоря (естественно, с места он не двинулся: турки сразу бы послали гонцов к визирю через Дунай). Но как Потемкин-то знал, что творится и кто где, если всё происходило спонтанно, по мнению историков?
Петрушевский, живший в эпоху до изобретения радио, хорошо представлял, сколько требуется времени, чтобы курьеры, скача по треугольнику Измаил-Галац-Бендеры, прояснили ситуацию для всех действующих лиц. Поэтому дал такое объяснение: Потемкин, дескать, предчувствовал (!), что под Измаилом может возникнуть неразбериха, и заблаговременно стал принимать меры. Наши современники, преуспевшие в исторической науке, стесняются намекать на телепатические способности светлейшего и вопрос появления ультиматума не обсуждают. Мы тоже согласны, что дар медиума тут ни при чем, и даем простой ответ: и Потемкин, и Суворов всё знали заранее, потому что сами всё это и придумали.
Есть еще одна деталь, связанная с ультиматумом. Кто вручил документ Айдозле-Мегмету? Приходилось читать разные варианты этой процедуры, наиболее экзотичный такой: группа казаков подскакала к воротам и воткнула в них дротики, к которым были подвешены свернутые в трубочку ультиматум и письмо Суворова. Чаще пишут о безымянном офицере-парламентере. Спасибо В. Лопатину, автору толковых исторических трудов и комментариев к изданию писем Суворова, где как раз и открыта для широкой публики сия маленькая тайна. Ультиматум вручал секунд-майор Марк Портарий, во время штурма он числился переводчиком штаба Суворова. А по своему основному месту службы Портарий был разведчиком у Потемкина, причем лучшим разведчиком, выполнявшим наиболее ответственные задания. Словом, личный агент светлейшего для особых поручений.
По-любому Портарий (знаем мы этих военных переводчиков в майорских чинах - жуткий народ!) был в курсе, кто именно из пашей произнес исторические слова насчет остановки Дуная и падения неба на землю. Однако имя «храбрейшего» турка осталось в секрете. Суворов постоянно доводил до войск информацию о состоянии турецкого гарнизона, но информацию дозированную. Офицерам и солдатам, надо полагать, вдалбливали в головы, что турок 35 тысяч и настроены они очень воинственно. У каждого в итоге сложилось убеждение: хотя передо мной конкретно ничего особенного не происходило, но в целом мы герои, рубка была жесточайшая, турок положили огромадное число. Еще раз убеждаемся, что в измаильской операции всё завязано на секретные мероприятия, на разведку, на спецназ, на спецпропаганду.
Загадка атамана Платова
Сразу скажу, что эту загадку пока не удалось разгадать. Версия получается не очень убедительная, но другой все равно нет, кроме официальной, которая никуда не годится.
Матвей Иванович Платов (впоследствии он стал атаманом Войска Донского, генералом от кавалерии, графом, а под Измаилом - бригадир, начальник пятой штурмовой колонны) произвел на меня впечатление человека очень хитрого и, как бы поделикатнее выразиться, чутко улавливающего дуновения политических и прочих ветров. Когда Суворов стал выяснять у Платова, не он ли выступил за уход казаков от Измаила, атаман все свалил на своего коллегу Орлова (в отсутствие последнего) и так выкрутился.
Из-за Платова странно выглядит состав военного совета, собранного Суворовым. На совет не позвали тех, кто был младше Платова по служебной иерархии (бригадиров Рибопьера, Чепегу, полковника Моркова). Таким образом, атаман оказался самым младшим и должен был первым высказаться за штурм и подписать решение. Похоже, совет собирали в основном для того, чтобы Платов публично, в присутствии генералитета, согласился выполнить задачу, не раскрывая деталей этой задачи.
Из-за Платова никто не может сделать простейшую вещь - изобразить на бумаге схему управления войсками. Казалось бы, какие проблемы! Вот левое крыло во главе с Самойловым, ему подчиняются начальники трех колонн (Орлов - четвертая, Платов - пятая, Кутузов - шестая). Нет, оказывается, нужно куда-то вставить генерал-майора Безбородко, дежурного генерала у Суворова. Граф Безбородко сражался в рядах пятой колонны вместе с Платовым и одновременно вроде как командовал и Платовым, и Орловым. Чтобы разобраться, надо узнать, кто такой дежурный генерал. В те времена так именовали должность, которой в наши дни соответствует первый заместитель командующего, или «зам по строю», как выражаются военные. Должность больше административная, чем командная, и довольно «сволочная» (контроль службы войск и т.п.). Дежурный генерал курировал, среди прочего, и военно-судную часть. Получается, за спиной атамана маячил символ военно-полевого суда, трибунала по-теперешнему. Чего-то генералы хотели от Платова.
Генерал-майор Безбородко получил серьезное ранение на измаильском валу и «маячить» перестал. Колонна Платова и он лично воевали добросовестно и мужественно, но ничем особенным от соседей не отличались. Разве что потери у казаков были заметно больше, чем у регулярной пехоты. Объясняется просто - слабое вооружение, казачьи укороченные пики турки легко перерубали саблями. Бригадира Орлова, как мы помним, наградили за штурм чисто символически, а как наградили Платова? По первому указу - Георгий 3 класса, чуть погодя - чин генерал-майора. На уровне лучших! За что же? Подозреваю, за молчание: слишком много знал хитромудрый атаман.
А теперь версия. Платова уламывали на истребление турецкой командной верхушки. Отличное прикрытие: нерегулярные части, даже толпы, полудиких казаков вырезают богатых турок, польстившись на их золото и бриллианты. Платов упирался, поэтому Суворов подстраховал выполнение задачи фанагорийским спецназом. Прибыв под Измаил, Суворов таки «додавил» Платова, закрепил его согласие на военном совете, но в надежности атамана сомневался и приставил к нему «погонялу» - генерала Безбородко. Сомнения подтвердились - без подталкивания в спину Платов на грязное дело не пошел. Матвей Иванович прекрасно понял, что с репутацией мясника ему не светит большая карьера, аристократы брезговать станут. Как известно, карьеру Платов сделал удивительную.
Впоследствии Кутузов, который был посвящен во все тонкости измаильской спецоперации, воспользовался случаем воздать шустрому атаману по заслугам. Случай выпал нескоро - в 1812 году на Бородинском поле. По итогам великой битвы генерал от кавалерии Платов был не только не представлен к награде, но и снят с должности командира казачьего корпуса. По причине, явно перекликавшейся с далекими измаильскими событиями, - за невыполнение приказа. Потом Кутузов тоже умер, а Платов дошел до Франции, пробившись в графья и собрав почти полную коллекцию орденов (Георгия 1 класса у него все же не было). Граф Платов, родом из простых казаков, не владевший даже иностранными языками, удостоился степени почетного доктора наук Оксфордского университета.
Memento mori - моментально в море
В целом спецоперация под Измаилом проходила успешно. Близился ее ключевой этап - «превращение» максимум шести тысяч убитых турок в двадцать шесть тысяч. Оригинальный способ назначения Кутузова комендантом Измаила прямо в ходе штурма (якобы для поднятия его боевого духа в трудный момент) говорит о том, что роль Михаила Илларионовича старались не афишировать. Безусловно, Кутузов заранее знал о предстоящей работе и готовился к ней. Пока основная масса русской армии грабила город, комендант организовал уборку трупов. Тела павших турецких воинов собирали военнопленные, затем трупы сбрасывались в Дунай. Для предотвращения излишнего любопытства Кутузов выставил оцепление. Он вообще-то командовал Бугским корпусом, а кого мы видим на постах? Да все тех же вездесущих фанагорийцев!
Высчитывать объем работы по утилизации трупов вроде бы неприлично и неэтично. А резать сдающихся этично? Так что давайте без сантиментов. Пусть турок погибло, условно говоря, 30 тысяч (специально завышаю официальную цифру). Убирали их шесть дней, то есть по пять тысяч ежедневно. Допустим, один человек за целый день «обрабатывает» десять покойников, что очень мало - ведь хоронить их не требуется. Тогда с работой справятся всего лишь пятьсот пленных. На самом деле трудоспособных пленных было несколько тысяч, берем по минимуму - тысячи три. Плюс гражданских мусульман не меньше.
Те, кто бывал в исламских странах, догадались, к чему клонит автор. У мусульман совсем иное отношение к смерти. По их представлениям, воины Аллаха, погибшие на поле боя, - уже в раю, уже счастливы. Ни скорби, ни слёз, ни траура не предполагается. Зато крайне важно похоронить павших как можно скорее, желательно в тот же день. Это святая обязанность всех правоверных мусульман. Похоронная процессия движется бегом - так подчеркивается уважение к умершему.
Если оставшимся в живых мусульманам Измаила просто не мешать, они сами, без понуканий, похоронили бы своих мертвецов дня за два (если тридцать тысяч), а реальных шесть тысяч - в тот же день, 11 декабря 1790 года. Причем похоронили бы в могилах, в сидячем положении и завернутыми в саван, как велит Коран. Русское командование не допустило появления могил, материальных свидетельств масштаба победы. Трупы должен был бесследно унести в море Дунай.
Сколько именно трупов уплыло в море, не известно. Суворов написал, что 26 тысяч. В турецких архивах наверняка имеются другие цифры, но наша патриотическая наука ими не интересуется. Кто прав, показали дальнейшие события. Турки войну не прекратили, следовательно, измаильская спецоперация своей цели не достигла.
Наши потери
Еще одной из многочисленных загадок являются сведения о потерях суворовских войск. На первый взгляд, тут всё ясно. Суворов расписал собственные потери до единого человека: 1879 убитых, 2703 раненых. Однако историки… не согласились с полководцем.
Нет, они не обвинили Александра Васильевича во лжи и не назвали конкретно более точные источники. Например, вот как подвергает сомнению официальные данные Петрушевский: «Говорят, что позднейшие, верные сведения определяют число убитых в 4.000, а раненых в 6.000, всего 10.000, в том числе 400 офицеров (из 650). Официальные ли эти сведения или нет, во всяком случае, они дошли до нас разными путями и, быть может, при всем своем преувеличении, вернее первых». Как видите, «обставился» аккуратно: «говорят», «может быть». Последователи Петрушевского уже не сомневаются и смело пишут четыре тысячи, шесть тысяч. В иных справочниках вообще не считают нужным привести цифры, названные самим Суворовым.
Не могу найти других объяснений, кроме как желания хоть немного сгладить немыслимую разницу в числе погибших с обеих сторон. По-моему, уникальный случай в истории XVIII века: потери своих войск пытаются увеличить более чем вдвое против официальных, «натягивают» задним числом до «приличного» уровня.
Как обычно, ученые попадают пальцем в небо, в который раз демонстрируя, что история для них - набор слов и цифр, которые могут меняться произвольно. Оказывается, соотношение между погибшими и ранеными - достаточно жесткий параметр для каждого периода боевых действий. Эта пропорция зависит от состояния медицины вообще и военно-полевой хирургии в частности.
В описываемую эпоху смертность в бою была очень высока - примерно ⅓ от общего числа потерь, или 1 : 2 по отношению к числу раненых. На примере штурма Анапы это хорошо видно: 1238 убитых, 2472 раненых - как раз 1 : 2. Но далеко не 2 : 3, как получилось у историков, рассказывающих о штурме Измаила.
Позвольте, заметит математически подкованный читатель, но ведь и в рапорте Суворова соотношение получается «не того», доля убитых явно больше «стандарта». Да, читатель прав. Суворов завысил (!) число убитых примерно на 500 человек. Такова была общепринятая практика. Дело в том, что смертность от болезней намного превышала смертность от боевых факторов. Лихорадка, цинга, тиф, желудочно-кишечные и простудные заболевания выкашивали больше солдат, чем картечь и сабли неприятеля. И командиры, зная о предстоящих вскоре боевых действиях, скрывали или занижали количество умерших больных, чтобы потом их всех чохом записать в убитые. Ведь одно дело потерять людей в бою, и совсем другое - заморить их просто так.
Генерал Гудович брал Анапу в июне, причем практически с ходу - вот и «вписался» в норматив потерь без перекосов. Посмотрим для сравнения на потери Потемкина под Очаковом: 926 убитых, 1704 раненых. Как видите, немножко приписали, человек 70-80. Хотя штурм был в декабре, как и измаильский. Просто командиры почти до самого приступа были в неведении, решится ли Потемкин атаковать, или продолжит осаду, или отведет войска на зимние квартиры. Понятно, что в двух последних случаях накопленные «под штурм» мертвецы выйдут боком.
Иная ситуация сложилась под Измаилом. Войска держали осаду глубокой осенью, заболеваемость была ужасающая. Однако все основные начальники (П. Потемкин, Самойлов, де Рибас) совершенно точно знали, что штурм будет. Ну, и поднакопили, конечно, солдатиков «на списание».
Можно с высокой степенью достоверности утверждать: фактические потери русских войск убитыми при штурме Измаила составили примерно 1350 человек.
После штурма
Что же было дальше? Вкратце напомню каноническую версию. Одержав потрясающую победу, Суворов прибыл на доклад к Потемкину в Яссы (по К. Осипову и А. Шишову - в Бендеры). Главком готовил герою торжественный прием, но Суворов, верный своему обычаю чудачить, подъехал незаметно. Светлейший радушно встретил гостя, расцеловал на лестнице и спросил, как вознаградить генерала за столь великий подвиг. Суворов вдруг напыжился и ответил: я, мол, не торговаться сюда приехал, а наградить меня может только Бог или матушка Екатерина. После таких слов между полководцами было все кончено, Потемкин затаил и отомстил. По мнению В. Лопатина, наоборот, Потемкин, как обычно, проявил великодушие и представил своего подчиненного к вполне приличным наградам. Как бы то ни было, вместо участия в торжествах по случаю измаильской виктории, Суворов, ее творец, отправился инспектировать крепости в Финляндию.
Такой вот анекдот был впервые напечатан, причем анонимно, в 1817 году и с тех пор стал главным и единственным (!) аргументом для сувороведов. Как объяснялись те же события до 1817 года, то есть почти 27 лет, сейчас не известно. Наверно, никак. Одно переименование Измаила в Тучков уже о многом говорит. Памятник, музей, проспект Суворова, школа имени Суворова, пгт Суворово Измаильского района - это всё почести советского времени.
Поведение Суворова (согласно анекдоту, на котором только и базируется традиционная точка зрения) выглядит психологически недостоверно. Великий триумфатор, коему впору мешок под награды запасать, ни с того ни с сего хамит своему фельдмаршалу, президенту Военной коллегии и прочая. Но мы-то с вами знаем (а Суворов с Потемкиным тем более), что никакого триумфа не было - был провал спецоперации, поэтому и встреча главных ее организаторов проходила в ином ключе. Делили не награды, делили ответственность.
После взятия Измаила наши герои должны были выдержать паузу, дождаться, сработает или нет их задумка. Суворов ждал в Галаце, Потемкин - в Бендерах, а с 25 декабря - в Яссах. В случае успеха светлейший князь Таврический собирался посетить Измаил как главком-победитель. Кутузов, комендант, готовился его встречать. Думаю, торжественный рапорт отдал бы лично Суворов, после чего получил бы фельдмаршальский жезл и прочие лаврово-бриллиантовые регалии. Попутно замечу, что не правы те, кто считает, будто для Суворова уже не осталось наград, поскольку он собрал все российские ордена еще до Измаила. Нагрудный портрет правящего императора - этой особо ценной награды у Суворова не было. У Потемкина она была. Потом появилась и у Суворова, только с изображением уже не Екатерины II, а Павла I.
Наступил момент истины: Турция продолжила воевать. Для Потемкина в этой ситуации самое плохое то, что известие о фактическом провале операции «Штурм Измаила» одновременно стало известно везде. А до Петербурга минимум неделя курьерской скачки. В данном случае дело осложнялось и субъективными обстоятельствами. Екатерина получила в начале января депеши от своих послов в Европе и пришла к выводу, что всё в порядке, Турция вот-вот признает поражение в войне. Потемкин, получивший копии этих же депеш на пару суток раньше императрицы, наоборот, понял, что операция «Измаил» цели не достигла.
Нужно срочно «отмазываться», то есть объяснять причины и, главное, называть виновных. В отношении самого себя Потемкин, конечно, сразу решил: он к этой операции не причастен. Суворова на совещание вызывать смысла нет. Вряд ли Александр Васильевич согласится быть «крайним». Нетрудно догадаться, с кем советовался светлейший: с кузеном Павлом Потемкиным да племянником Самойловым. Тогда-то и были сочинены первые мифы о штурме (например, об изменниках-казаках, якобы предупредивших противника), назначены «виновные».
Свою позицию Потемкин обозначил жёстко: он к этому делу касательство имеет самое отдаленное, на награды не претендует, но и ответственность нести не собирается. «Подчистили» документацию, сохранили лишь те бумаги, их которых видно, что главком был не особенно «в курсе», что он как бы передал судьбу операции на усмотрение Суворова, что нечетко знал обстановку. Уцелевшая переписка не содержит имен П. Потемкина, Самойлова, исчезает решение первого военного совета под руководством Гудовича. Остается самое неприятное - назначить непосредственного «виновника» провала операции. Самойлов и П. Потемкин исключаются: они не только связаны со светлейшим родственными узами, но и входят в его политическую группировку. «Подставлять» де Рибаса не с руки - он один из главных организаторов и героев штурма и посвящен в детали спецоперации.
Нужен был человек, который проглотит незаслуженную обиду и не знает секретных тонкостей. И не сержант какой-нибудь, разумеется. Выбор пал на генерал-майора Арсеньева, начальника первой колонны речного десанта. Генерал войсковой, не придворный, как-то переживет, утешившись обещаниями будущего покровительства. Мифическую вину для Арсеньева придумали без труда: якобы не предотвратил решающую утечку информации - турка, переплывшего на бревне Дунай. Но это для Петербурга, а для войск такая легенда не годилась. Во-первых, турка этого, с бревном, никто же не видел, иначе бы перехватили. Во-вторых, под началом Арсеньева доблестно сражались прославленные командиры: казачий полковник Головатый и Валериан Зубов, родной брат фаворита Екатерины. Не очень-то логично: подчиненные - герои, начальник - недотёпа, в лучшем случае. Поэтому в войска была запущена дезинформация, которая потом стала восприниматься историками как достоверный факт. Хотя выглядит этот «факт», мягко говоря, нелепо.
Все, кто читал описания измаильской баталии, почему-то запоминают такой эпизод: накануне штурма несколько казаков перебежали к противнику и предупредили турок о том, что сейчас начнется. Зачем казаки перебежали в обреченную крепость? Что они хотели получить от турок перед неизбежной гибелью - бочку варенья и корзину печенья? Уж точно не горилку с салом. О чем предупреждать, если Суворов сам назначил туркам последние 24 часа на размышление? Наконец, какова судьба этих «изменников» (поймали? судили? расстреляли?), из каких они частей, чьи люди?
Ничего не известно. Может быть, это вообще какие-то дезертиры, а не перебежчики, или без вести пропавшие (утонули при высадке), или группа, выделенная для захвата важных объектов. Нельзя не признать, что логика определенная у историков все же есть: заведомую чушь не выдумывают, поэтому эпизод похож на правду, которая подчас выглядит абсурдной. Только не в данном случае. Тут не правда, тут умело сфабрикованная дезинформация. Слух запущен, а войска потом сами сопоставят, почему генерал Арсеньев остался без награды. Главное, чтобы у людей была пища для догадок.
Вернемся в Яссы к Потемкину. Вместе с официальным докладом от 08 января 1791 года о грандиозной победе он, судя по всему, отправляет свое объяснение причин провала спецоперации. Хотя мы не знаем, что было написано в «дополнительном секретном протоколе» Потемкина, но первый наградной указ Екатерины составлен именно по нему, а не по «парадной» реляции. Арсеньев оставлен вообще без награды, его начальник де Рибас не получил ордена, Суворов отмечен символически, Потемкин - в стороне и без наград.
При таком раскладе повод к размолвке между Суворовым и Потемкиным действительно был. Но не из-за глупой фанаберии великого полководца, как принято считать на основании анекдота. Получив указ о награждениях, Суворов не мог не догадаться, кто организовал «раздачу слонов». Положение было для Суворова обидным не столько ввиду незначительности награждения, сколько потому, что:
- его самого не привлекли к выработке версии причин провала и назначению виновных;
- на нем кончалась линия ответственности, так как Потемкин умело ушел в сторону. Получилось, что неудача - персонально суворовская.
По убедительно обоснованному мнению В. Лопатина, встреча Потемкина и Суворова произошла в феврале 1791 года. Велся их разговор на повышенных тонах (как в анекдоте) или в нормальном ключе, не суть важно. Выехали они в Петербург порознь. Таким образом, конфликт имел весомые причины, а вовсе не чудачество Александра Васильевича.
В Петербурге решили несколько «подправить» ситуацию, здраво рассудив, что можно подать любую версию - все равно разбираться никто не будет. Главная линия сохранялась: Потемкин к Измаилу не имеет отношения. Григорий Александрович, наверно, и придумал остроумный ход: торжество проводит не императрица, а сам главнокомандующий, на свои средства чествуя подчиненных за доблесть и героизм. Очень выигрышная позиция. Дескать, к чужой славе не примазываюсь, за службу воздаю щедро.
25 марта 1791 года обнародован второй наградной указ Екатерины. Историки привыкли считать его единственным, но почему-то никогда не публикуют. Этим указом «недонагражденные» герои Измаила были «донаграждены». Но не все. Самый, так сказать, «пострадавший» военачальник (не считая Арсеньева) - А.В. Суворов - никакого «довеска» не получил. Теперь уже четко обозначилось: вот единственный виновник измаильской неудачи, других нет. А потом, четверть века спустя, когда поумирали те, кто знал подноготную, казус прикрыли не шибко умным анекдотом о заносчивом Суворове и мстительном Потемкине.
Суворову не позавидуешь, конечно. Его фактически назначили отдуваться за всех. Люди в подобном положении ведут себя по-разному, в зависимости от склада характера. Суворов в этом отношении хорошо известен по его письмам. Он вечно жалуется и канючит, что его обошли наградой, недооценили, кто-то незаслуженно отмечен более высоко и т.п. Не изменил себе Александр Васильевич и на этот раз. Чем не преминули воспользоваться недруги Потемкина и втянули не искушенного в интригах измаильского героя в группировку, направленную против светлейшего.
Потемкину, занятому решением важнейших военно-политических проблем России, было не до этой мышиной возни. Спору нет, обиды Суворова имели основание: Потемкин «подставил» его с Измаилом. Однако же нужно правильно сопоставлять масштабы. Великий государственный деятель - и тактик корпусного уровня, пусть даже блестящий тактик. Ведь генералиссимусом Суворов станет много лет спустя, когда не будет в живых ни Екатерины, ни Потемкина.
В конце концов, то ли Суворов надоел своим нытьем и чудачествами, то ли решили избавить его от необходимости отвечать на ехидные вопросы иностранных дипломатов, но за три дня до празднования измаильской победы он отправился в Финляндию инспектировать крепости.
Гудович и его команда
Ивану Васильевичу Гудовичу под Измаилом было 49 лет. Его только что произвели в генерал-аншефы за взятие Килии. И до, и после Измаила Гудович превосходно сражался, увенчав свою карьеру фельдмаршальским жезлом и графским титулом. Немаловажно и то, что Гудович был старым боевым соратником Потемкина: так получилось, что молодые тогда генералы вместе воевали 20 лет назад, в первую турецкую войну. Похоронен славный генерал-фельдмаршал Гудович в Софийском соборе Киева.
И вдруг под Измаилом свежеиспеченный генерал-аншеф начинает волынить, сомневаться в успехе, показывать безволие и неумение командовать. Собирает военный совет из хорошо нам известных будущих героев Измаила. Герои мямлят что-то невразумительное. То ли вести осаду, пока турки сами не сдадутся, то ли вообще расходиться по домам. Не только Потемкин и Екатерина - вся Россия ждет решающего штурма, а они ваньку валяют. Кто же валяет эту незатейливую игрушку? Ведь сюда стянуты отборные войска, лучшие генералы, элита Екатеринославской армии. Неужели де Рибас, который может взять крепость одной своей флотилией? Или Кутузов, закрутивший тайные пружины операции? Павел Потемкин, кузен светлейшего? Или его же родной племянник Самойлов? Или молодежь, которая спит и видит ордена и звезды на погонах? Именно так, все вместе и валяли.
Налицо откровенная демонстрация бардака и тупости пополам с трусостью. Гудовича столь же демонстративно снимают и перебрасывают на Кавказ, войска начинают обозначать отход на зимние квартиры. Для чего комедия? Элементарно, Ватсон: для того, чтобы из-под Измаила уехали соглядатаи европейских правительственных и военных миссий. В их присутствии выполнять задуманное было невозможно. Иностранные волонтеры (тот же принц де Линь-младший) угрозы не представляли - у них не было курьерской эстафеты для срочной передачи донесений. Потом пусть себе мемуары пишут, если что-то и пронюхают случайно.
Между прочим, даже за один день можно и пешком уйти довольно далеко. Суворов, на которого «внезапно» свалился приказ о назначении под Измаил, теоретически мог остановить войска только при наличии сотовой связи или хотя бы радиостанций времен Второй мировой. А на практике он с этой задачей прекрасно справился и без мобилки. Потому что никто никуда не уходил. За исключением, может быть, донских казаков бригадира Орлова. То ли Орлов чего-то недопонял, то ли казачки забузили. Дело не очень ясное, но, похоже, хвоста Орлову накрутили и мозги вправили. На крепостных валах четвертая колонна дралась хорошо, орловцы отбили вылазку противника из Бендерских ворот, всё захватили, что им положено. Не хуже других воевали. Посмотрим наградной указ Екатерины: бригадиру Орлову - «саблю богатую с надписью». Практически ничего не дали. Не простили, значит.
Давно пора прекратить уничижительные выпады в сторону Ивана Гудовича, смелого и талантливого военачальника. Его современники себе такого не позволяли. Тот же Суворов, с понятной ревностью воспринявший громкую победу Гудовича под Анапой, высказался, что это, мол, его, суворовский, опыт был использован при штурме крепости. Однако Александр Васильевич даже намеком не напомнил о том, что под Измаилом-то Гудович оплошал, не такой уж он герой. Потому как знал: под Измаилом Гудович играл важную роль и сыграл ее великолепно.
Откуда взялся ультиматум?
Писцы исторических трудов, затрагивающих штурм Измаила, пользуются официальными донесениями Суворова и Потемкина, а больше всего - капитальным трехтомником А. Петрушевского, сувороведа XIX века. Раз Петрушевский не догадался о секретной подоплеке операции, то наши «доценты с кандидатами» и подавно ни на что не замахиваются. Но чувствуют какую-то логическую ненадежность классического источника (Петрушевский писал без затей, излагал все, что знал) и стараются его подправить, замазать швы, опустить неприглаженные подробности. Словом, применяют инструментарий современной исторической науки: лакировка, передергивание, замалчивание. К примеру, Петрушевский честно пишет, что решение первого военного совета с подписями и датой не сохранилось и даже не известно достоверно содержание этого решения. Современному историку все, видимо, предельно ясно - он «мелкие» детали опускает и расписывает совет так, будто лично в нем участвовал, и наклеивает ярлыки.
Согласно военному этикету, ни Гудович, ни Суворов не могли послать турецкому сераскиру ультиматум от своего имени, поскольку были ниже Айдозле-Мегмет-паши по служебному положению. Ультиматум принимается от равного, то есть, в данном случае, от Потемкина. И такой документ действительно был вручен сераскиру перед штурмом, Суворов лишь приложил письмо от себя. Откуда, как и когда ультиматум, подписанный Потемкиным, попал в руки Суворова? Петрушевский сообщает точно: 1 декабря Потемкин прислал из Бендер пакет с ультиматумом де Рибасу для передачи Суворову. Как известно, Суворов прибыл 2 декабря, а ожидали его еще позже; Фанагорийский полк, например, пришел из Галаца только 6 декабря. Наши историки, нутром чуя «вредность» информации об ультиматуме, дружно ее не замечают. Потому что она вызывает ненужные вопросы, а думать над ответами в исторической науке не принято, принято отстаивать незыблемые каноны.
Ну а мы с вами в академики не лезем, мы подумаем. Получается, что у Гудовича ультиматума не было, иначе он просто передал бы документ «по смене». Значит, Гудовичу вообще не ставилась задача штурмовать крепость! Картина событий, согласитесь, существенно меняется. Подтверждается ключевая роль де Рибаса в подготовке операции. Почему светлейший направил пакет именно Рибасу, а не П. Потемкину или Самойлову? Павел Потемкин действительно отсутствовал (изображал отход войск), но Самойлов продолжал держать кольцо осады вокруг крепости. Де Рибас еще 27 ноября отписал Суворову, что вечером поднимает якоря (естественно, с места он не двинулся: турки сразу бы послали гонцов к визирю через Дунай). Но как Потемкин-то знал, что творится и кто где, если всё происходило спонтанно, по мнению историков?
Петрушевский, живший в эпоху до изобретения радио, хорошо представлял, сколько требуется времени, чтобы курьеры, скача по треугольнику Измаил-Галац-Бендеры, прояснили ситуацию для всех действующих лиц. Поэтому дал такое объяснение: Потемкин, дескать, предчувствовал (!), что под Измаилом может возникнуть неразбериха, и заблаговременно стал принимать меры. Наши современники, преуспевшие в исторической науке, стесняются намекать на телепатические способности светлейшего и вопрос появления ультиматума не обсуждают. Мы тоже согласны, что дар медиума тут ни при чем, и даем простой ответ: и Потемкин, и Суворов всё знали заранее, потому что сами всё это и придумали.
Есть еще одна деталь, связанная с ультиматумом. Кто вручил документ Айдозле-Мегмету? Приходилось читать разные варианты этой процедуры, наиболее экзотичный такой: группа казаков подскакала к воротам и воткнула в них дротики, к которым были подвешены свернутые в трубочку ультиматум и письмо Суворова. Чаще пишут о безымянном офицере-парламентере. Спасибо В. Лопатину, автору толковых исторических трудов и комментариев к изданию писем Суворова, где как раз и открыта для широкой публики сия маленькая тайна. Ультиматум вручал секунд-майор Марк Портарий, во время штурма он числился переводчиком штаба Суворова. А по своему основному месту службы Портарий был разведчиком у Потемкина, причем лучшим разведчиком, выполнявшим наиболее ответственные задания. Словом, личный агент светлейшего для особых поручений.
По-любому Портарий (знаем мы этих военных переводчиков в майорских чинах - жуткий народ!) был в курсе, кто именно из пашей произнес исторические слова насчет остановки Дуная и падения неба на землю. Однако имя «храбрейшего» турка осталось в секрете. Суворов постоянно доводил до войск информацию о состоянии турецкого гарнизона, но информацию дозированную. Офицерам и солдатам, надо полагать, вдалбливали в головы, что турок 35 тысяч и настроены они очень воинственно. У каждого в итоге сложилось убеждение: хотя передо мной конкретно ничего особенного не происходило, но в целом мы герои, рубка была жесточайшая, турок положили огромадное число. Еще раз убеждаемся, что в измаильской операции всё завязано на секретные мероприятия, на разведку, на спецназ, на спецпропаганду.
Загадка атамана Платова
Сразу скажу, что эту загадку пока не удалось разгадать. Версия получается не очень убедительная, но другой все равно нет, кроме официальной, которая никуда не годится.
Матвей Иванович Платов (впоследствии он стал атаманом Войска Донского, генералом от кавалерии, графом, а под Измаилом - бригадир, начальник пятой штурмовой колонны) произвел на меня впечатление человека очень хитрого и, как бы поделикатнее выразиться, чутко улавливающего дуновения политических и прочих ветров. Когда Суворов стал выяснять у Платова, не он ли выступил за уход казаков от Измаила, атаман все свалил на своего коллегу Орлова (в отсутствие последнего) и так выкрутился.
Из-за Платова странно выглядит состав военного совета, собранного Суворовым. На совет не позвали тех, кто был младше Платова по служебной иерархии (бригадиров Рибопьера, Чепегу, полковника Моркова). Таким образом, атаман оказался самым младшим и должен был первым высказаться за штурм и подписать решение. Похоже, совет собирали в основном для того, чтобы Платов публично, в присутствии генералитета, согласился выполнить задачу, не раскрывая деталей этой задачи.
Из-за Платова никто не может сделать простейшую вещь - изобразить на бумаге схему управления войсками. Казалось бы, какие проблемы! Вот левое крыло во главе с Самойловым, ему подчиняются начальники трех колонн (Орлов - четвертая, Платов - пятая, Кутузов - шестая). Нет, оказывается, нужно куда-то вставить генерал-майора Безбородко, дежурного генерала у Суворова. Граф Безбородко сражался в рядах пятой колонны вместе с Платовым и одновременно вроде как командовал и Платовым, и Орловым. Чтобы разобраться, надо узнать, кто такой дежурный генерал. В те времена так именовали должность, которой в наши дни соответствует первый заместитель командующего, или «зам по строю», как выражаются военные. Должность больше административная, чем командная, и довольно «сволочная» (контроль службы войск и т.п.). Дежурный генерал курировал, среди прочего, и военно-судную часть. Получается, за спиной атамана маячил символ военно-полевого суда, трибунала по-теперешнему. Чего-то генералы хотели от Платова.
Генерал-майор Безбородко получил серьезное ранение на измаильском валу и «маячить» перестал. Колонна Платова и он лично воевали добросовестно и мужественно, но ничем особенным от соседей не отличались. Разве что потери у казаков были заметно больше, чем у регулярной пехоты. Объясняется просто - слабое вооружение, казачьи укороченные пики турки легко перерубали саблями. Бригадира Орлова, как мы помним, наградили за штурм чисто символически, а как наградили Платова? По первому указу - Георгий 3 класса, чуть погодя - чин генерал-майора. На уровне лучших! За что же? Подозреваю, за молчание: слишком много знал хитромудрый атаман.
А теперь версия. Платова уламывали на истребление турецкой командной верхушки. Отличное прикрытие: нерегулярные части, даже толпы, полудиких казаков вырезают богатых турок, польстившись на их золото и бриллианты. Платов упирался, поэтому Суворов подстраховал выполнение задачи фанагорийским спецназом. Прибыв под Измаил, Суворов таки «додавил» Платова, закрепил его согласие на военном совете, но в надежности атамана сомневался и приставил к нему «погонялу» - генерала Безбородко. Сомнения подтвердились - без подталкивания в спину Платов на грязное дело не пошел. Матвей Иванович прекрасно понял, что с репутацией мясника ему не светит большая карьера, аристократы брезговать станут. Как известно, карьеру Платов сделал удивительную.
Впоследствии Кутузов, который был посвящен во все тонкости измаильской спецоперации, воспользовался случаем воздать шустрому атаману по заслугам. Случай выпал нескоро - в 1812 году на Бородинском поле. По итогам великой битвы генерал от кавалерии Платов был не только не представлен к награде, но и снят с должности командира казачьего корпуса. По причине, явно перекликавшейся с далекими измаильскими событиями, - за невыполнение приказа. Потом Кутузов тоже умер, а Платов дошел до Франции, пробившись в графья и собрав почти полную коллекцию орденов (Георгия 1 класса у него все же не было). Граф Платов, родом из простых казаков, не владевший даже иностранными языками, удостоился степени почетного доктора наук Оксфордского университета.
Memento mori - моментально в море
В целом спецоперация под Измаилом проходила успешно. Близился ее ключевой этап - «превращение» максимум шести тысяч убитых турок в двадцать шесть тысяч. Оригинальный способ назначения Кутузова комендантом Измаила прямо в ходе штурма (якобы для поднятия его боевого духа в трудный момент) говорит о том, что роль Михаила Илларионовича старались не афишировать. Безусловно, Кутузов заранее знал о предстоящей работе и готовился к ней. Пока основная масса русской армии грабила город, комендант организовал уборку трупов. Тела павших турецких воинов собирали военнопленные, затем трупы сбрасывались в Дунай. Для предотвращения излишнего любопытства Кутузов выставил оцепление. Он вообще-то командовал Бугским корпусом, а кого мы видим на постах? Да все тех же вездесущих фанагорийцев!
Высчитывать объем работы по утилизации трупов вроде бы неприлично и неэтично. А резать сдающихся этично? Так что давайте без сантиментов. Пусть турок погибло, условно говоря, 30 тысяч (специально завышаю официальную цифру). Убирали их шесть дней, то есть по пять тысяч ежедневно. Допустим, один человек за целый день «обрабатывает» десять покойников, что очень мало - ведь хоронить их не требуется. Тогда с работой справятся всего лишь пятьсот пленных. На самом деле трудоспособных пленных было несколько тысяч, берем по минимуму - тысячи три. Плюс гражданских мусульман не меньше.
Те, кто бывал в исламских странах, догадались, к чему клонит автор. У мусульман совсем иное отношение к смерти. По их представлениям, воины Аллаха, погибшие на поле боя, - уже в раю, уже счастливы. Ни скорби, ни слёз, ни траура не предполагается. Зато крайне важно похоронить павших как можно скорее, желательно в тот же день. Это святая обязанность всех правоверных мусульман. Похоронная процессия движется бегом - так подчеркивается уважение к умершему.
Если оставшимся в живых мусульманам Измаила просто не мешать, они сами, без понуканий, похоронили бы своих мертвецов дня за два (если тридцать тысяч), а реальных шесть тысяч - в тот же день, 11 декабря 1790 года. Причем похоронили бы в могилах, в сидячем положении и завернутыми в саван, как велит Коран. Русское командование не допустило появления могил, материальных свидетельств масштаба победы. Трупы должен был бесследно унести в море Дунай.
Сколько именно трупов уплыло в море, не известно. Суворов написал, что 26 тысяч. В турецких архивах наверняка имеются другие цифры, но наша патриотическая наука ими не интересуется. Кто прав, показали дальнейшие события. Турки войну не прекратили, следовательно, измаильская спецоперация своей цели не достигла.
Наши потери
Еще одной из многочисленных загадок являются сведения о потерях суворовских войск. На первый взгляд, тут всё ясно. Суворов расписал собственные потери до единого человека: 1879 убитых, 2703 раненых. Однако историки… не согласились с полководцем.
Нет, они не обвинили Александра Васильевича во лжи и не назвали конкретно более точные источники. Например, вот как подвергает сомнению официальные данные Петрушевский: «Говорят, что позднейшие, верные сведения определяют число убитых в 4.000, а раненых в 6.000, всего 10.000, в том числе 400 офицеров (из 650). Официальные ли эти сведения или нет, во всяком случае, они дошли до нас разными путями и, быть может, при всем своем преувеличении, вернее первых». Как видите, «обставился» аккуратно: «говорят», «может быть». Последователи Петрушевского уже не сомневаются и смело пишут четыре тысячи, шесть тысяч. В иных справочниках вообще не считают нужным привести цифры, названные самим Суворовым.
Не могу найти других объяснений, кроме как желания хоть немного сгладить немыслимую разницу в числе погибших с обеих сторон. По-моему, уникальный случай в истории XVIII века: потери своих войск пытаются увеличить более чем вдвое против официальных, «натягивают» задним числом до «приличного» уровня.
Как обычно, ученые попадают пальцем в небо, в который раз демонстрируя, что история для них - набор слов и цифр, которые могут меняться произвольно. Оказывается, соотношение между погибшими и ранеными - достаточно жесткий параметр для каждого периода боевых действий. Эта пропорция зависит от состояния медицины вообще и военно-полевой хирургии в частности.
В описываемую эпоху смертность в бою была очень высока - примерно ⅓ от общего числа потерь, или 1 : 2 по отношению к числу раненых. На примере штурма Анапы это хорошо видно: 1238 убитых, 2472 раненых - как раз 1 : 2. Но далеко не 2 : 3, как получилось у историков, рассказывающих о штурме Измаила.
Позвольте, заметит математически подкованный читатель, но ведь и в рапорте Суворова соотношение получается «не того», доля убитых явно больше «стандарта». Да, читатель прав. Суворов завысил (!) число убитых примерно на 500 человек. Такова была общепринятая практика. Дело в том, что смертность от болезней намного превышала смертность от боевых факторов. Лихорадка, цинга, тиф, желудочно-кишечные и простудные заболевания выкашивали больше солдат, чем картечь и сабли неприятеля. И командиры, зная о предстоящих вскоре боевых действиях, скрывали или занижали количество умерших больных, чтобы потом их всех чохом записать в убитые. Ведь одно дело потерять людей в бою, и совсем другое - заморить их просто так.
Генерал Гудович брал Анапу в июне, причем практически с ходу - вот и «вписался» в норматив потерь без перекосов. Посмотрим для сравнения на потери Потемкина под Очаковом: 926 убитых, 1704 раненых. Как видите, немножко приписали, человек 70-80. Хотя штурм был в декабре, как и измаильский. Просто командиры почти до самого приступа были в неведении, решится ли Потемкин атаковать, или продолжит осаду, или отведет войска на зимние квартиры. Понятно, что в двух последних случаях накопленные «под штурм» мертвецы выйдут боком.
Иная ситуация сложилась под Измаилом. Войска держали осаду глубокой осенью, заболеваемость была ужасающая. Однако все основные начальники (П. Потемкин, Самойлов, де Рибас) совершенно точно знали, что штурм будет. Ну, и поднакопили, конечно, солдатиков «на списание».
Можно с высокой степенью достоверности утверждать: фактические потери русских войск убитыми при штурме Измаила составили примерно 1350 человек.
После штурма
Что же было дальше? Вкратце напомню каноническую версию. Одержав потрясающую победу, Суворов прибыл на доклад к Потемкину в Яссы (по К. Осипову и А. Шишову - в Бендеры). Главком готовил герою торжественный прием, но Суворов, верный своему обычаю чудачить, подъехал незаметно. Светлейший радушно встретил гостя, расцеловал на лестнице и спросил, как вознаградить генерала за столь великий подвиг. Суворов вдруг напыжился и ответил: я, мол, не торговаться сюда приехал, а наградить меня может только Бог или матушка Екатерина. После таких слов между полководцами было все кончено, Потемкин затаил и отомстил. По мнению В. Лопатина, наоборот, Потемкин, как обычно, проявил великодушие и представил своего подчиненного к вполне приличным наградам. Как бы то ни было, вместо участия в торжествах по случаю измаильской виктории, Суворов, ее творец, отправился инспектировать крепости в Финляндию.
Такой вот анекдот был впервые напечатан, причем анонимно, в 1817 году и с тех пор стал главным и единственным (!) аргументом для сувороведов. Как объяснялись те же события до 1817 года, то есть почти 27 лет, сейчас не известно. Наверно, никак. Одно переименование Измаила в Тучков уже о многом говорит. Памятник, музей, проспект Суворова, школа имени Суворова, пгт Суворово Измаильского района - это всё почести советского времени.
Поведение Суворова (согласно анекдоту, на котором только и базируется традиционная точка зрения) выглядит психологически недостоверно. Великий триумфатор, коему впору мешок под награды запасать, ни с того ни с сего хамит своему фельдмаршалу, президенту Военной коллегии и прочая. Но мы-то с вами знаем (а Суворов с Потемкиным тем более), что никакого триумфа не было - был провал спецоперации, поэтому и встреча главных ее организаторов проходила в ином ключе. Делили не награды, делили ответственность.
После взятия Измаила наши герои должны были выдержать паузу, дождаться, сработает или нет их задумка. Суворов ждал в Галаце, Потемкин - в Бендерах, а с 25 декабря - в Яссах. В случае успеха светлейший князь Таврический собирался посетить Измаил как главком-победитель. Кутузов, комендант, готовился его встречать. Думаю, торжественный рапорт отдал бы лично Суворов, после чего получил бы фельдмаршальский жезл и прочие лаврово-бриллиантовые регалии. Попутно замечу, что не правы те, кто считает, будто для Суворова уже не осталось наград, поскольку он собрал все российские ордена еще до Измаила. Нагрудный портрет правящего императора - этой особо ценной награды у Суворова не было. У Потемкина она была. Потом появилась и у Суворова, только с изображением уже не Екатерины II, а Павла I.
Наступил момент истины: Турция продолжила воевать. Для Потемкина в этой ситуации самое плохое то, что известие о фактическом провале операции «Штурм Измаила» одновременно стало известно везде. А до Петербурга минимум неделя курьерской скачки. В данном случае дело осложнялось и субъективными обстоятельствами. Екатерина получила в начале января депеши от своих послов в Европе и пришла к выводу, что всё в порядке, Турция вот-вот признает поражение в войне. Потемкин, получивший копии этих же депеш на пару суток раньше императрицы, наоборот, понял, что операция «Измаил» цели не достигла.
Нужно срочно «отмазываться», то есть объяснять причины и, главное, называть виновных. В отношении самого себя Потемкин, конечно, сразу решил: он к этой операции не причастен. Суворова на совещание вызывать смысла нет. Вряд ли Александр Васильевич согласится быть «крайним». Нетрудно догадаться, с кем советовался светлейший: с кузеном Павлом Потемкиным да племянником Самойловым. Тогда-то и были сочинены первые мифы о штурме (например, об изменниках-казаках, якобы предупредивших противника), назначены «виновные».
Свою позицию Потемкин обозначил жёстко: он к этому делу касательство имеет самое отдаленное, на награды не претендует, но и ответственность нести не собирается. «Подчистили» документацию, сохранили лишь те бумаги, их которых видно, что главком был не особенно «в курсе», что он как бы передал судьбу операции на усмотрение Суворова, что нечетко знал обстановку. Уцелевшая переписка не содержит имен П. Потемкина, Самойлова, исчезает решение первого военного совета под руководством Гудовича. Остается самое неприятное - назначить непосредственного «виновника» провала операции. Самойлов и П. Потемкин исключаются: они не только связаны со светлейшим родственными узами, но и входят в его политическую группировку. «Подставлять» де Рибаса не с руки - он один из главных организаторов и героев штурма и посвящен в детали спецоперации.
Нужен был человек, который проглотит незаслуженную обиду и не знает секретных тонкостей. И не сержант какой-нибудь, разумеется. Выбор пал на генерал-майора Арсеньева, начальника первой колонны речного десанта. Генерал войсковой, не придворный, как-то переживет, утешившись обещаниями будущего покровительства. Мифическую вину для Арсеньева придумали без труда: якобы не предотвратил решающую утечку информации - турка, переплывшего на бревне Дунай. Но это для Петербурга, а для войск такая легенда не годилась. Во-первых, турка этого, с бревном, никто же не видел, иначе бы перехватили. Во-вторых, под началом Арсеньева доблестно сражались прославленные командиры: казачий полковник Головатый и Валериан Зубов, родной брат фаворита Екатерины. Не очень-то логично: подчиненные - герои, начальник - недотёпа, в лучшем случае. Поэтому в войска была запущена дезинформация, которая потом стала восприниматься историками как достоверный факт. Хотя выглядит этот «факт», мягко говоря, нелепо.
Все, кто читал описания измаильской баталии, почему-то запоминают такой эпизод: накануне штурма несколько казаков перебежали к противнику и предупредили турок о том, что сейчас начнется. Зачем казаки перебежали в обреченную крепость? Что они хотели получить от турок перед неизбежной гибелью - бочку варенья и корзину печенья? Уж точно не горилку с салом. О чем предупреждать, если Суворов сам назначил туркам последние 24 часа на размышление? Наконец, какова судьба этих «изменников» (поймали? судили? расстреляли?), из каких они частей, чьи люди?
Ничего не известно. Может быть, это вообще какие-то дезертиры, а не перебежчики, или без вести пропавшие (утонули при высадке), или группа, выделенная для захвата важных объектов. Нельзя не признать, что логика определенная у историков все же есть: заведомую чушь не выдумывают, поэтому эпизод похож на правду, которая подчас выглядит абсурдной. Только не в данном случае. Тут не правда, тут умело сфабрикованная дезинформация. Слух запущен, а войска потом сами сопоставят, почему генерал Арсеньев остался без награды. Главное, чтобы у людей была пища для догадок.
Вернемся в Яссы к Потемкину. Вместе с официальным докладом от 08 января 1791 года о грандиозной победе он, судя по всему, отправляет свое объяснение причин провала спецоперации. Хотя мы не знаем, что было написано в «дополнительном секретном протоколе» Потемкина, но первый наградной указ Екатерины составлен именно по нему, а не по «парадной» реляции. Арсеньев оставлен вообще без награды, его начальник де Рибас не получил ордена, Суворов отмечен символически, Потемкин - в стороне и без наград.
При таком раскладе повод к размолвке между Суворовым и Потемкиным действительно был. Но не из-за глупой фанаберии великого полководца, как принято считать на основании анекдота. Получив указ о награждениях, Суворов не мог не догадаться, кто организовал «раздачу слонов». Положение было для Суворова обидным не столько ввиду незначительности награждения, сколько потому, что:
- его самого не привлекли к выработке версии причин провала и назначению виновных;
- на нем кончалась линия ответственности, так как Потемкин умело ушел в сторону. Получилось, что неудача - персонально суворовская.
По убедительно обоснованному мнению В. Лопатина, встреча Потемкина и Суворова произошла в феврале 1791 года. Велся их разговор на повышенных тонах (как в анекдоте) или в нормальном ключе, не суть важно. Выехали они в Петербург порознь. Таким образом, конфликт имел весомые причины, а вовсе не чудачество Александра Васильевича.
В Петербурге решили несколько «подправить» ситуацию, здраво рассудив, что можно подать любую версию - все равно разбираться никто не будет. Главная линия сохранялась: Потемкин к Измаилу не имеет отношения. Григорий Александрович, наверно, и придумал остроумный ход: торжество проводит не императрица, а сам главнокомандующий, на свои средства чествуя подчиненных за доблесть и героизм. Очень выигрышная позиция. Дескать, к чужой славе не примазываюсь, за службу воздаю щедро.
25 марта 1791 года обнародован второй наградной указ Екатерины. Историки привыкли считать его единственным, но почему-то никогда не публикуют. Этим указом «недонагражденные» герои Измаила были «донаграждены». Но не все. Самый, так сказать, «пострадавший» военачальник (не считая Арсеньева) - А.В. Суворов - никакого «довеска» не получил. Теперь уже четко обозначилось: вот единственный виновник измаильской неудачи, других нет. А потом, четверть века спустя, когда поумирали те, кто знал подноготную, казус прикрыли не шибко умным анекдотом о заносчивом Суворове и мстительном Потемкине.
Суворову не позавидуешь, конечно. Его фактически назначили отдуваться за всех. Люди в подобном положении ведут себя по-разному, в зависимости от склада характера. Суворов в этом отношении хорошо известен по его письмам. Он вечно жалуется и канючит, что его обошли наградой, недооценили, кто-то незаслуженно отмечен более высоко и т.п. Не изменил себе Александр Васильевич и на этот раз. Чем не преминули воспользоваться недруги Потемкина и втянули не искушенного в интригах измаильского героя в группировку, направленную против светлейшего.
Потемкину, занятому решением важнейших военно-политических проблем России, было не до этой мышиной возни. Спору нет, обиды Суворова имели основание: Потемкин «подставил» его с Измаилом. Однако же нужно правильно сопоставлять масштабы. Великий государственный деятель - и тактик корпусного уровня, пусть даже блестящий тактик. Ведь генералиссимусом Суворов станет много лет спустя, когда не будет в живых ни Екатерины, ни Потемкина.
В конце концов, то ли Суворов надоел своим нытьем и чудачествами, то ли решили избавить его от необходимости отвечать на ехидные вопросы иностранных дипломатов, но за три дня до празднования измаильской победы он отправился в Финляндию инспектировать крепости.