Современное искусство.
Главным достижением Казимира Малевича является то, что каждого художника рано или поздно кто-нибудь спросит: "А что ты думаешь о квадрате Малевича?"
Как вы успели заметить, я большой любитель формальной композиции. Началось это в Мухе. У нас там были лекции по цветоведению. Казалось бы, что нового можно рассказать о цвете, если за ушами 5 лет живописного отделения училища, плюс 4 года ХШ, - ведь именно такие мысли в голове у поступившего при конкурсе в 13 человек на место. Типа крутой. Типа все знаю, раз поступил. Но их удалось отбросить почти сразу, к счастью. И пойти на лекции по цветоведению. А там выдали интересное задание. Нужно было взять любую работу какого-нибудь абстракциониста, супрематиста, авангардиста, в общем кого-то из тех, кого я на дух не переносил тогда, и переработать ее таким образом, чтобы получилась совершенно другая работа по изобразительному ряду, но соответствующая исходному образцу по гамме и пропорциям соотношения цвета, желательно с сохранением стиля автора. Я подумал: "Пфф! Да левой пяткой, после пятой стопки и бессонной ночи я накрашу такую же мазню. Легко!" Но когда начал делать, то понял, понял именно на практике, что все это не мазня левой пяткой. А моя мазня реально оставалась мазней и даже близко не походила на исходник. Поставленную задачу я в итоге решил, но вот добиться сохранения стилистики автора так и не смог. Моя мазня была жалким лепетом и я это почувствовал, ощутил что я просто чего-то еще не знаю и не понимаю, а потому и не могу оценить по достоинству. А 4 года ХШ + 5 лет училища в данном случае сыграли роль затянутого ручного тормоза, который очень мешал развитию абстрактного мышления. Тогда же, на первом курсе академии, у нас начались лекции по формальной композиции, и я погрузился в этот мир с головой. Примитивными средствами, линией, пятном, тоном, цветом, нам приходилось организовывать форму. Ломать ее, делать выше, ниже, шире, уже, легче, тяжелее. Кривое делать прямым и наоборот. Делать несколько одинаковых геометрических фигур и потом одну разрушать, другую подчеркивать и усиливать, третью трансформировать в совершенно другую форму, не пользуясь никакими "насильственными" методами, а только все теми же линией, пятном, тоном и цветом. Слабо сделать шар из куба и наоборот? Вот такими были наши занятия по формальной композиции. И это стало ключом к пониманию современного искусства.
Очень популярными среди студентов были споры на тему выяснения принадлежности к искусству результатов деятельности того или иного художника. Кто-то рвал тельняшку на груди, доказывая, что гиперреализм Хельнвайна это чистой воды извращения педофила-садиста, в то время, как оппонент с пеной у рта убеждал, что Готфрид Хельнвайн гений и его работы самое, что ни наесть искусство. Я тоже участвовал в подобных баталиях, но ощущал, что все доказательства мелки и беспочвенны и базируются лишь на собственном вкусе спорщиков и их морально-этическом кодексе. На вкус и цвет, как известно, товарища нет. И то, и другое относится к весьма необъективной области, к чувствам. Эта неувязочка сидела занозой в мозгу и не давала мне возможности твердо определиться, что же я считаю искусством, а что нет. Где провести грань? Как отделить ремесло от искусства? За какие убеждения рвать тельняшку на груди и шашкой махать? В общем - неразрешимая дилемма отравляла жизнь до тех пор, пока мне в руки не попалась невзрачная книжица Николая Михайловича Тарабукина, в которой одна из глав так и называлась "Об искусстве". За рядом интересных рассуждений, фактов и выводов автор донес до меня одну важную идею: искусство и красота -- суть не одно и то же. Эта простая мысль упорядочивает весь тот мятущийся хаос, который сталкивает лбами спорщиков об "искусстве и не искусстве". Искусство не поддается определению категориями красиво-не красиво и нравится-не нравится. Искусство широко, практически безгранично. И Хельнвайн и наскальные росписи - все это искусство, безразлично от того, нравится нам это или нет. У искусства нет и не может быть безусловного отождествления с красотой. Но как только появляется такое разделение, сразу возникает любопытное и закономерное явление, когда способности воспринимать некоторые виды искусства напрочь лишаются не специалисты. Точно так же, не может понять логарифмическое уравнение человек, знакомый лишь с арифметикой. У него нет никакой возможности испытать восторг от теоремы Ферма, потому что он вообще не понимает о чем речь. Нагромождение каких-то цифр, букв и не более того.
Современное искусство для специалистов. Еще до начала прошлого века этого отрыва практически не существовало. Искусство могло быть только неразрывно связанным с красотой, с естественной красотой, с организованно упорядоченной, но красотой. Постмодерн снял это ограничение, потому что художники разложили гармонию и красоту на составляющие, и увидели интерес в самих принципах образования гармонии и красоты. Формальные законы композиции, эти аксиомы гармонии, получили возможность существования в обнаженном виде и, развиваясь, ушли настолько далеко от понимания обычного человека, насколько далеко ушла техника управления реактивным самолетом от техники управления гужевой повозкой.
Все вышеизложенное абсолютно не обязывает разделять взгляды того или иного художника на искусство. Творчество Хельнвайна мне откровенно противно, как и творчество Олега Кулика и иже с ними. Но я любуюсь работами Девитта Годфри, Аниша Капура, Джоан Сэрра, Корнелии Конрадс, Черил Энн Томас, Энди Голдсуорти, Ай Вэй Вэя, Мэтью Чемберса, Бернарда Рейбоза и многих-многих других, о ком я пишу тут и показываю их работы. Почти все они абстрактны, их невозможно отнести к какой-то определенной культуре, но мне они интересны как процесс, поиск, развитие, идеи, как формальная база, исследуя которую я получаю большое удовольствие. Это своего рода экспериментальная зона, адронный колайдер творчества, позволяющий расширить собственные горизонты.
Я могу долго разглядывать работы Рафы Переса
или Стюарта Фроста
Но меня тошнит от выставок Марата Гельмана и я не считаю ни сами выставки ни то, что на них экспонируется чем-то достойным интереса. Про сами выставки (я имею в виду выставку, как событие) можно уверенно сказать, что к искусству они отношения не имеют, это чистая политика. Экспонаты попадаются разные, хотя в большинстве своем довольно низкопробные. Искусство, конечно, но весь его смысл в провокативности и потому оно довольно однобокое. На другие аспекты и свойства авторы времени не тратят и поэтому все отдает жалким дилетантизмом. Провокационная задача решена хорошо, перфоманс с привлечением зрителей в качестве участников реализован. Импровизация в виде плевка в лицо Гельману на что-то новое не тянет, ну да и ладно. Казаки перегородившие вход мне понравились, неврастеники, устроившие драку - нет.
Я не утверждаю того, что искусством является вообще все, что так или иначе вышло из рук человека и что этот человек назвал искусством. Если маляр на стройке взял черную краску и нарисовал квадрат на картонке, то это будет вторичным, ничего из себя не представляющим искусством. Это будет просто квадрат на картонке. За ним ничего нет. Точно так же легко определяются те, кто на волне общего непонимания пытается выставить свою нелепую мазню новым течением в живописи. Ротозеи могут сколько угодно бродить вокруг, потирая подбородок и делая умное лицо не зная, что сказать, но специалист быстро поймет, есть ли хоть какая-то ценность у выставленного произведения или это просто случайный набор красок, звуков, объемов, форм, чего угодно. Математик же сможет случайный набор цифр, букв и знаков отличить от доказательства формулы Виета? А вот литератор, например, не сможет. И в этом тоже нет ничего плохого - у каждого своя область знаний.
Как вы успели заметить, я большой любитель формальной композиции. Началось это в Мухе. У нас там были лекции по цветоведению. Казалось бы, что нового можно рассказать о цвете, если за ушами 5 лет живописного отделения училища, плюс 4 года ХШ, - ведь именно такие мысли в голове у поступившего при конкурсе в 13 человек на место. Типа крутой. Типа все знаю, раз поступил. Но их удалось отбросить почти сразу, к счастью. И пойти на лекции по цветоведению. А там выдали интересное задание. Нужно было взять любую работу какого-нибудь абстракциониста, супрематиста, авангардиста, в общем кого-то из тех, кого я на дух не переносил тогда, и переработать ее таким образом, чтобы получилась совершенно другая работа по изобразительному ряду, но соответствующая исходному образцу по гамме и пропорциям соотношения цвета, желательно с сохранением стиля автора. Я подумал: "Пфф! Да левой пяткой, после пятой стопки и бессонной ночи я накрашу такую же мазню. Легко!" Но когда начал делать, то понял, понял именно на практике, что все это не мазня левой пяткой. А моя мазня реально оставалась мазней и даже близко не походила на исходник. Поставленную задачу я в итоге решил, но вот добиться сохранения стилистики автора так и не смог. Моя мазня была жалким лепетом и я это почувствовал, ощутил что я просто чего-то еще не знаю и не понимаю, а потому и не могу оценить по достоинству. А 4 года ХШ + 5 лет училища в данном случае сыграли роль затянутого ручного тормоза, который очень мешал развитию абстрактного мышления. Тогда же, на первом курсе академии, у нас начались лекции по формальной композиции, и я погрузился в этот мир с головой. Примитивными средствами, линией, пятном, тоном, цветом, нам приходилось организовывать форму. Ломать ее, делать выше, ниже, шире, уже, легче, тяжелее. Кривое делать прямым и наоборот. Делать несколько одинаковых геометрических фигур и потом одну разрушать, другую подчеркивать и усиливать, третью трансформировать в совершенно другую форму, не пользуясь никакими "насильственными" методами, а только все теми же линией, пятном, тоном и цветом. Слабо сделать шар из куба и наоборот? Вот такими были наши занятия по формальной композиции. И это стало ключом к пониманию современного искусства.
Очень популярными среди студентов были споры на тему выяснения принадлежности к искусству результатов деятельности того или иного художника. Кто-то рвал тельняшку на груди, доказывая, что гиперреализм Хельнвайна это чистой воды извращения педофила-садиста, в то время, как оппонент с пеной у рта убеждал, что Готфрид Хельнвайн гений и его работы самое, что ни наесть искусство. Я тоже участвовал в подобных баталиях, но ощущал, что все доказательства мелки и беспочвенны и базируются лишь на собственном вкусе спорщиков и их морально-этическом кодексе. На вкус и цвет, как известно, товарища нет. И то, и другое относится к весьма необъективной области, к чувствам. Эта неувязочка сидела занозой в мозгу и не давала мне возможности твердо определиться, что же я считаю искусством, а что нет. Где провести грань? Как отделить ремесло от искусства? За какие убеждения рвать тельняшку на груди и шашкой махать? В общем - неразрешимая дилемма отравляла жизнь до тех пор, пока мне в руки не попалась невзрачная книжица Николая Михайловича Тарабукина, в которой одна из глав так и называлась "Об искусстве". За рядом интересных рассуждений, фактов и выводов автор донес до меня одну важную идею: искусство и красота -- суть не одно и то же. Эта простая мысль упорядочивает весь тот мятущийся хаос, который сталкивает лбами спорщиков об "искусстве и не искусстве". Искусство не поддается определению категориями красиво-не красиво и нравится-не нравится. Искусство широко, практически безгранично. И Хельнвайн и наскальные росписи - все это искусство, безразлично от того, нравится нам это или нет. У искусства нет и не может быть безусловного отождествления с красотой. Но как только появляется такое разделение, сразу возникает любопытное и закономерное явление, когда способности воспринимать некоторые виды искусства напрочь лишаются не специалисты. Точно так же, не может понять логарифмическое уравнение человек, знакомый лишь с арифметикой. У него нет никакой возможности испытать восторг от теоремы Ферма, потому что он вообще не понимает о чем речь. Нагромождение каких-то цифр, букв и не более того.
Современное искусство для специалистов. Еще до начала прошлого века этого отрыва практически не существовало. Искусство могло быть только неразрывно связанным с красотой, с естественной красотой, с организованно упорядоченной, но красотой. Постмодерн снял это ограничение, потому что художники разложили гармонию и красоту на составляющие, и увидели интерес в самих принципах образования гармонии и красоты. Формальные законы композиции, эти аксиомы гармонии, получили возможность существования в обнаженном виде и, развиваясь, ушли настолько далеко от понимания обычного человека, насколько далеко ушла техника управления реактивным самолетом от техники управления гужевой повозкой.
Все вышеизложенное абсолютно не обязывает разделять взгляды того или иного художника на искусство. Творчество Хельнвайна мне откровенно противно, как и творчество Олега Кулика и иже с ними. Но я любуюсь работами Девитта Годфри, Аниша Капура, Джоан Сэрра, Корнелии Конрадс, Черил Энн Томас, Энди Голдсуорти, Ай Вэй Вэя, Мэтью Чемберса, Бернарда Рейбоза и многих-многих других, о ком я пишу тут и показываю их работы. Почти все они абстрактны, их невозможно отнести к какой-то определенной культуре, но мне они интересны как процесс, поиск, развитие, идеи, как формальная база, исследуя которую я получаю большое удовольствие. Это своего рода экспериментальная зона, адронный колайдер творчества, позволяющий расширить собственные горизонты.
Я могу долго разглядывать работы Рафы Переса
или Стюарта Фроста
Но меня тошнит от выставок Марата Гельмана и я не считаю ни сами выставки ни то, что на них экспонируется чем-то достойным интереса. Про сами выставки (я имею в виду выставку, как событие) можно уверенно сказать, что к искусству они отношения не имеют, это чистая политика. Экспонаты попадаются разные, хотя в большинстве своем довольно низкопробные. Искусство, конечно, но весь его смысл в провокативности и потому оно довольно однобокое. На другие аспекты и свойства авторы времени не тратят и поэтому все отдает жалким дилетантизмом. Провокационная задача решена хорошо, перфоманс с привлечением зрителей в качестве участников реализован. Импровизация в виде плевка в лицо Гельману на что-то новое не тянет, ну да и ладно. Казаки перегородившие вход мне понравились, неврастеники, устроившие драку - нет.
Click to viewЯ не утверждаю того, что искусством является вообще все, что так или иначе вышло из рук человека и что этот человек назвал искусством. Если маляр на стройке взял черную краску и нарисовал квадрат на картонке, то это будет вторичным, ничего из себя не представляющим искусством. Это будет просто квадрат на картонке. За ним ничего нет. Точно так же легко определяются те, кто на волне общего непонимания пытается выставить свою нелепую мазню новым течением в живописи. Ротозеи могут сколько угодно бродить вокруг, потирая подбородок и делая умное лицо не зная, что сказать, но специалист быстро поймет, есть ли хоть какая-то ценность у выставленного произведения или это просто случайный набор красок, звуков, объемов, форм, чего угодно. Математик же сможет случайный набор цифр, букв и знаков отличить от доказательства формулы Виета? А вот литератор, например, не сможет. И в этом тоже нет ничего плохого - у каждого своя область знаний.