октябрь 1993 года , расстрел Белого дома - казус гражданской войны
Решила написать это, благодаря посту Михаила Делягина, как-то вот... вспомнила:).
В 1993 году в страну пришел очередной звездец, люди делали революцию, а я училась в Московской государственной юридической академии.
Здание МГЮА находится на Садово-Кудринской, 9, до Белого дома пешком минут 10, и когда противостояние Парламента и Президента Ельцина дошло до кульминационной точки, ездить на учебу стало просто небезопасно.
Мы доезжали до метро "Баррикадная", где стояло милицейское оцепление, и стайками шли к Садовому кольцу, держа наготове студенческие билеты, чтобы в случае чего показывать милиции, как доказательство, что мы идем на занятия, а не на революцию.
Впрочем, тех, кто шел на защиту Белого дома, было и так видно - они были возбуждены и воодушевлены, как революционные матросы, громко обсуждали между собой, как они "взяли власть".
Я ни разу не видела сама, чтобы людей не выпускали с площади перед выходом из "Баррикадной", но говорили, что время от времени оцепление оттесняло направляющихся к Белому дому обратно в метро. Я этим разговорам верила, чувствовалось, что бесконечно милиция занимать наблюдательную позицию не будет, и, в общем, было понятно, что малой кровью, как в 1991 году, вряд ли обойдется.
Некоторые, особо осторожные студенты, ходили в эти дни в МГЮА не со стороны Баррикадной, а со стороны Маяковки, вниз по садовому кольцу - идти было дольше, зато безопаснее, правда, в последние дни, по тому же садовому, и, что характерно, в ту же сторону, ехала бронетехника, не то, чтобы непрерывной колонной и все время, но кто-то, нервно смеясь, рассказывал, как бежал на лекцию наперегонки с БТРом.
Вообще, Маяковка тогда была территориально "глазом бури", поскольку на Тверской, от Пушкинской до Манежной, тоже стояли баррикады - но уже сторонников Ельцина.
Егор Тимурович Гайдар тогда выступил с телеобращением к москвичам и к чему-то призвал, к чему именно, я не помню, но поняли это все как призыв к строительству ответных баррикад. "Традиционная" площадка баррикадостроителей у Белого дома уже была занята, стали строить на Тверской. Почему именно на Тверской - не очень понятно. Скорее всего, потому что там мэрия, и Лужков в тех событиях поддерживал Ельцина. Однако тверская баррикада по сравнению с белодомовской производила впечатление опереточной, как-то было очевидно, что на Тверской люди ничем не рискуют, да и на рожон не лезут.
Наверно, сейчас это представить сложно, но тогда разрешения на митинги, строительство баррикад, перекрытие улиц, разжигание костров посреди Москвы ни у кого не спрашивали. Центр Москвы был страшен и весел истерическим весельем предконца, и иногда становилось не совсем понятно, ради чего мы учимся, окружающая реальность демонстрировала ненужность права вообще и правоведов в частности. Кодексом от пули не прикроешься.
В МГЮА, разумеется, тоже понимали, что происходит, и как неудачно расположено здание Академии, и когда стало совсем дико, нам разрешили свободное посещение. Можно было не ходить на занятия.Но на лекции по гражданскому праву, по сравнению с посещаемостью других лекций, все равно ходили многие студенты, их читал наш любимый профессор Александр Григорьевич Калпин - блестящий цивилист, человек очень харизматичный и остроумный.
Калпину все происходящее не нравилось - это было заметно. Причем, не нравилось именно как профессору. Было в его возмущении происходящим что-то булгаковское, напоминающее и профессора Персикова из "Роковых яиц", и профессора Преображенского из "Собачьего сердца". Калпину не нравилось, что весь этот хаос с перестрелками мешает нормальному учебному процессу.
На одну из последних перед расстрелом Белого дома 4 октября лекций пришла хорошо, если половина курса - было действительно страшно добираться. Окна лекционного зала выходили на Садовое кольцо. Александр Григорьевич, читая лекцию, расхаживал перед аудиторией, кидая взгляд то на поредевшие ряды студентов, то на окна, за которыми грохотала какая-то бронетехника. Наконец, видимо, не выдержав всего этого безобразия, он, указывая в сторону окна, раздраженно сказал:
- Вот ЭТО нас не касается! Мы ЦИВИЛИСТЫ!
С заднего ряда какой-то студент тоскливо возразил:
- А сейчас если ка-а-ак долбанут по окнам - нас ТАК коснется...
Позволить себе вступить в дискуссию с Калпиным во время лекции, если он не задал вопроса, в другое время никому бы и в голову не пришло - но тут все понимали, что окна у нас большие, свет в них горит, а после лекции и вовсе придется добираться домой по этим улицам.
Калпин, мгновенно среагировав, ответил:
- Да! И как мы это квалифицируем с точки зрения гражданского права?
Мы растерялись. Все эти события как-то не сочетались с гражданским правом. Собственно, само слово "гражданское" уже странно звучало применительно к ним.
Выдержав мхатовскую паузу, Калпин завершил фразу:
- Как КАЗУС!
Этот "казус" я на всю жизнь запомнила, это безотказная психотерапия, и даже в самой стрессовой ситуации она никогда меня не подводила. Когда вокруг твориться что-то совсем уж невообразимое, я всегда вспоминаю, что мы цивилисты и с точки зрения гражданского права квалифицируем это как казус. Казус. Вещь случайная, проходящая. Не повод бросать, разбивать, ломать и сжигать. В жизни случаются казусы. Казус может быть страшен - но он никогда не станет системой. Значит, надо не накручивать эмоции, а мыслить логически.
И дай Бог здоровья и сил профессору Александру Григорьевичу Калпину, которого я помню и безмерно уважаю.
В 1993 году в страну пришел очередной звездец, люди делали революцию, а я училась в Московской государственной юридической академии.
Здание МГЮА находится на Садово-Кудринской, 9, до Белого дома пешком минут 10, и когда противостояние Парламента и Президента Ельцина дошло до кульминационной точки, ездить на учебу стало просто небезопасно.
Мы доезжали до метро "Баррикадная", где стояло милицейское оцепление, и стайками шли к Садовому кольцу, держа наготове студенческие билеты, чтобы в случае чего показывать милиции, как доказательство, что мы идем на занятия, а не на революцию.
Впрочем, тех, кто шел на защиту Белого дома, было и так видно - они были возбуждены и воодушевлены, как революционные матросы, громко обсуждали между собой, как они "взяли власть".
Я ни разу не видела сама, чтобы людей не выпускали с площади перед выходом из "Баррикадной", но говорили, что время от времени оцепление оттесняло направляющихся к Белому дому обратно в метро. Я этим разговорам верила, чувствовалось, что бесконечно милиция занимать наблюдательную позицию не будет, и, в общем, было понятно, что малой кровью, как в 1991 году, вряд ли обойдется.
Некоторые, особо осторожные студенты, ходили в эти дни в МГЮА не со стороны Баррикадной, а со стороны Маяковки, вниз по садовому кольцу - идти было дольше, зато безопаснее, правда, в последние дни, по тому же садовому, и, что характерно, в ту же сторону, ехала бронетехника, не то, чтобы непрерывной колонной и все время, но кто-то, нервно смеясь, рассказывал, как бежал на лекцию наперегонки с БТРом.
Вообще, Маяковка тогда была территориально "глазом бури", поскольку на Тверской, от Пушкинской до Манежной, тоже стояли баррикады - но уже сторонников Ельцина.
Егор Тимурович Гайдар тогда выступил с телеобращением к москвичам и к чему-то призвал, к чему именно, я не помню, но поняли это все как призыв к строительству ответных баррикад. "Традиционная" площадка баррикадостроителей у Белого дома уже была занята, стали строить на Тверской. Почему именно на Тверской - не очень понятно. Скорее всего, потому что там мэрия, и Лужков в тех событиях поддерживал Ельцина. Однако тверская баррикада по сравнению с белодомовской производила впечатление опереточной, как-то было очевидно, что на Тверской люди ничем не рискуют, да и на рожон не лезут.
Наверно, сейчас это представить сложно, но тогда разрешения на митинги, строительство баррикад, перекрытие улиц, разжигание костров посреди Москвы ни у кого не спрашивали. Центр Москвы был страшен и весел истерическим весельем предконца, и иногда становилось не совсем понятно, ради чего мы учимся, окружающая реальность демонстрировала ненужность права вообще и правоведов в частности. Кодексом от пули не прикроешься.
В МГЮА, разумеется, тоже понимали, что происходит, и как неудачно расположено здание Академии, и когда стало совсем дико, нам разрешили свободное посещение. Можно было не ходить на занятия.Но на лекции по гражданскому праву, по сравнению с посещаемостью других лекций, все равно ходили многие студенты, их читал наш любимый профессор Александр Григорьевич Калпин - блестящий цивилист, человек очень харизматичный и остроумный.
Калпину все происходящее не нравилось - это было заметно. Причем, не нравилось именно как профессору. Было в его возмущении происходящим что-то булгаковское, напоминающее и профессора Персикова из "Роковых яиц", и профессора Преображенского из "Собачьего сердца". Калпину не нравилось, что весь этот хаос с перестрелками мешает нормальному учебному процессу.
На одну из последних перед расстрелом Белого дома 4 октября лекций пришла хорошо, если половина курса - было действительно страшно добираться. Окна лекционного зала выходили на Садовое кольцо. Александр Григорьевич, читая лекцию, расхаживал перед аудиторией, кидая взгляд то на поредевшие ряды студентов, то на окна, за которыми грохотала какая-то бронетехника. Наконец, видимо, не выдержав всего этого безобразия, он, указывая в сторону окна, раздраженно сказал:
- Вот ЭТО нас не касается! Мы ЦИВИЛИСТЫ!
С заднего ряда какой-то студент тоскливо возразил:
- А сейчас если ка-а-ак долбанут по окнам - нас ТАК коснется...
Позволить себе вступить в дискуссию с Калпиным во время лекции, если он не задал вопроса, в другое время никому бы и в голову не пришло - но тут все понимали, что окна у нас большие, свет в них горит, а после лекции и вовсе придется добираться домой по этим улицам.
Калпин, мгновенно среагировав, ответил:
- Да! И как мы это квалифицируем с точки зрения гражданского права?
Мы растерялись. Все эти события как-то не сочетались с гражданским правом. Собственно, само слово "гражданское" уже странно звучало применительно к ним.
Выдержав мхатовскую паузу, Калпин завершил фразу:
- Как КАЗУС!
Этот "казус" я на всю жизнь запомнила, это безотказная психотерапия, и даже в самой стрессовой ситуации она никогда меня не подводила. Когда вокруг твориться что-то совсем уж невообразимое, я всегда вспоминаю, что мы цивилисты и с точки зрения гражданского права квалифицируем это как казус. Казус. Вещь случайная, проходящая. Не повод бросать, разбивать, ломать и сжигать. В жизни случаются казусы. Казус может быть страшен - но он никогда не станет системой. Значит, надо не накручивать эмоции, а мыслить логически.
И дай Бог здоровья и сил профессору Александру Григорьевичу Калпину, которого я помню и безмерно уважаю.