29 мая, 7 июня 1977 года
29.05.77
В пятницу утром позвонил Бобров. Я уходил в город, боялся, что с работы позвонят, - придётся вдруг идти в институт, а у меня занятия с 4-х до 10-ти вечера. Мать сказала [Боброву] - только что ушёл. Тот обещал позвонить ещё, до 4-х часов. Я тогда ничего особенного не заподозрил, правда, странно было несколько, что ему вдруг так хотелось именно в этот день со мной поговорить.
Но он не позвонил...
[Бобров - бывший одногруппник; стукач; после университета окончил годичную школу КГБ в Минске и стал кадровым сотрудником. Потом признался при случайной (подозреваю: совсем не случайной) встрече, что за год там учился больше, чем за пять лет в уни. Язык знал настолько плохо, что диплом писал не на немецком по специальности, а по истории партии и на русском языке.]
В субботу я опять проспал за 9 часов. Вдруг мама разбудила: Бобров звонит. Это мне уже не понравилось. Что это с утра такая настойчивость?
Встал. Взял трубку:
- А, это ты, Юра.
- Привет, что ты сейчас делаешь?
- Да вот на работу собираюсь - зачёты, занятия...
- А во сколько?
- К 11-ти. Точнее, около 11-ти.
- Подъезжай сюда, тут вот товарищи хотят с тобой поговорить.
- О чём?
- Не знаю. Приедешь - скажут. Хотел за тобой машину прислать, да все заняты. К десяти.
(А до десяти оставалось 20-25 мин.)
- Да я не успею.
- Да что там, автобус всего 12 мин. идёт.
- Да я же не завтракал, не брит, не одет.
- Приезжай, что там выряжаться.
- О чём же хотят поговорить?
- Я не знаю. Вот тут ребята спросили: знаешь такого? - знаю. Позвони ему, пригласи.
- Зачем же, всё-таки?
- Приезжай. Да сухари захватить не забудь. (Хороша шутка?! Я тоже хотел в том же духе, мол, портфель со сменой белья захвачу.) Вот я сейчас трубку передам.
Кто-то взял трубку: (назвал меня по имени-отчеству). Это (назвал себя - я не запомнил). Приезжайте сейчас, в 10 ждём.
- Я не гарантирую, что смогу в 10, но сейчас соберусь...
Приехал довольно быстро, в начале 11-го был там. Вошёл. Наверху лестницы в несколько ступенек, на площадке - солдат. Из коридора справа (наверное) появился в штатском, небольшого роста, лет 35-38, редкие волосы, зачёсанные набок. Я поднялся было на пару ступенек, но он сам шагнул ко мне, протянул руку: (вопросительно назвал фамилию).
[Я подтвердил:]
- Да.
Я всё ещё продолжал движение вверх по лестнице, но он увлёк меня вниз и отвёл в комнату рядом с лестницей, направо от входа, кажется, - приёмная. Пропустил меня вперёд. Я вошёл, в комнате никого не было. (Я подумал почему-то, что там ещё кто-то есть.) Стол вдоль (или два?), стол поперёк. За столом вдоль - один стул - наискосок от двери. А за столом поперёк - по обе стороны - по стулу. Портфель поставил на стул - ближний ко мне. Он прошёл по другую сторону. Вынул удостоверение, открыл: фото; Шмаков и. о. Назвал себя одновременно полностью, но и. о. я так и не понял. К-н [капитан]. (Когда я уходил из дома, высказал предположение: работу дадут, [ведь всякая работа за границей, даже гражданская, через КГБ идёт] - но это вряд ли, возможно, осведомителем [предложат]...) Увидел удостоверение, точнее, то, что он его предъявил, говорило о том, что неспроста всё это.
- Не предполагаете, о чём будет разговор?
- Нет.
- Вам во сколько на работу?
- Скоро. Maximum 20 мин.
- Это мало. Нам час примерно нужен. Придётся в другой раз. Вот мы с вами почти ещё и не говорили, а 5 мин. прошло. В пон.[едельник] можете? С утра...
- Сейчас посмотрю...
Поднял портфель на колени, вынул тетрадь:
- У меня после обеда. Могу.
- Тогда к 9-ти.
- О чём же всё-таки речь?
- Это касается вашего окружения в пединституте.
(Вот сволочи, доносить требуют.)
- Да я там только год...
- За год можно хорошо людей узнать.
- Я же приду, занятия проведу, запишу [их в журнал]...
- И до свидания? Вы почасовик?
- Да.
Тут я пустил пробный шар:
- Только я хочу сказать, что людей я мало знаю, и если кого-то куда-то рекомендовать, то я...
- Речь идёт скорее не о рекомендации, а о другом. Мы поговорим и о старых товарищах по учёбе.
(Вот оно!)
Я встал.
- Только никому ничего... Об этом только мы знаем, да Бобров.
(Сволочи!)
Руку друг другу уже не жали.
Вышел. Пошёл было к остановке, но небритым не хотелось идти на занятия (не успел побриться - забыл в спешке).
После некоторых колебаний пошёл к Володе, может, дома у него побреюсь. Он с ведром мусора как раз из квартиры в дверях стоял Борис [пасынок].
- А вот и...
(Назвал меня по имени.)
- Бритва есть?
Отвёл в квартиру, дал.
(К этому моменту я уже узнал, что и его вызывали, за неделю до меня, поэтому [он] мне и не звонил. Там проводит времени больше, чем на работе.)
Потом пошли с ним к автобусу - он с матерью куда-то ехать собрался или провожал её - по пути как раз - с одной остановки ехать. Поговорили...
Завтра, вернее, сегодня, в понед., идти - уже без 20 час [ночи]...
P. S. Ведь не зря несколько месяцев в Massmedien компания бушевала: опровергали обвинения в нарушении прав человека...
7.06.77
Надо всё-таки написать о том понедельнике...
30 мая под утро пошёл дождь. Около 7-ми проснулся: а может, не идти? Что в дождь тащиться. Надо - ещё позовут. Но к моменту выхода еле капало. Вышел мин. без 5 девять. Синий пиджак, свитер. Плащ не надел, зонт не взял у мамы (о чём потом очень пожалел). Приехал в десятом часу. Вошёл. По ступенькам вверх. Солдат навстречу, преграждая путь:
- К кому?
- Капитан Шмаков.
Шмыгов. (12.06.77) после разговора с В. Д.
- Подождите там.
Указал в угол возле лестницы слева от гл. входа. Жду. Через неск. минут появился; повёл уже в др. комнату: 1-й эт., налево. Пропустил вперёд. Небольшая комната. Одно окно, два стола: побольше, поперёк окна, и небольшой, ближе к двери. Сели по обе стороны стола побольше. Следом почти - ещё один. Постарше. Лет за 50.
Ш.:
- Так и не догадываетесь, о чём будет речь.
- Нет, но, возможно, о Студеникине и Воронове... Чтобы их в кадры брать...
[Мы с Володей с ними в одной группе учились. После окончания университета их КГБ сразу направил в ГДР переводчиками при своих «конторах».]
- Не столько о них.
Поговорили чуть о них, о том, когда, что, где кончил, кто ещё?
- Бобров и Володя.
Вот они и вышли на то, о чём хотели говорить.
(Всё дословно и подробно не смогу описать. Но суть...)
- Дру́жите?
- Да поддерживаю по старой памяти отношения.
- А Бобров сказал, что Вы с ним дружите.
Больше двух часов валял дурака: ничего не видел, ничего не знаю, интересовался только книгами. Вместе ходили...
- На «чёрный» рынок?
(В любом случае не было смысла отрицать: [мы, конечно, понимали, что ГБ имеет там свои глаза и уши].)
- Да, раза два. Я там «Нибелунгов» приобрёл...
Собственно, действительно пришлось только в том соврать, что не видел фото д.[яди] Саши [так я Солженицына шифровал]. Ребят его знакомых я видел 1-2 раза.
Сказали, мол, мы хотим узнать, как он дошёл до того, что распространяет антисов.[етские] вещи: архипелаги там в фотокопиях и плёнках, даже первокурсникам даёт читать. Что его толкнуло, когда это началось. С кем связан и пр. (Не слышали ли, мол, ещё студентом от него чего-то? - Нет.
- А Бобров говорит: допускал высказывания...), с кем связан и пр. А что я мог сказать, если о фотокопиях впервые слышал?.. Идиоты... Сказали, мол, у него это всё взяли. Компр.[ометирующего] материала (компра, жаргон ГБ) достаточно, чтобы дело по ст. 70 (?) УК (мол, везде продаётся, только сейчас под рукой нет, а то мы эту ст. Вам показали) могут и без меня возбудить, я же свидетелем пройду.
Да если даже всё так, что из того? Либре в речи на май.[ском] пленуме упомянул репрессии и т. д. после Конституции [19]36 г.[ода], а за чтение вещей, в кот.[орых] на фактах документально описываются эти деяния Сталина и его братии, людей преследуют, травят, грозят посадить, в лучшем случае не дать работать по специальности. Сначала нужно доказать, что эти вещи - клевета, а потом травить людей...
А Бондарев, а Стаднюк, а Холопов - они что, тоже врали, писали о том, чего не было?..
Я, не покривив душой, сказал, что об этом ничего не знаю [мне даже врать не пришлось: «Архипелаг»-то я у Надежды Ивановны, нашей бывшей преподавательницы, брал, живьём, а не фотокопией]; на протяжение 2,5 часов выражал сомнение в их словах, так что пожилой в конце концов рассердился:
- Да что мы, - врём, по-вашему? Компр. материала у нас достаточно...
И опять слова о любви к человеку, о желании разобраться, когда, что, кто, где, откуда началось, развивалось, двигало, толкало. Может, неустройка личная?
- Где он работает, а раньше, почему ушёл из педа [пединститута]?
Спрашивали, у кого диплом писал.
- Он по лит-ре [литературе], значит, или у Дзидры [латышка высланная из Латвии в Воронеж из-за неблагонадёжности, кажется] или у Надежды. Только у них по лит-ре.
- Как относитесь к Н.[адежде] И.[вановне], ходите часто?
- Как ко всем, цветы иногда в праздник, всё реже... Через неск. лет встретишь на улице - не узнаешь.
(Ведь правда! В этом году лишь один раз дома был, да раз в городе видел.)
- А в Москве знакомые?
(Назвали потом Копелева, а что мне о нём сказать, я понаслышке о нём знал [да в книге хрущёвских времён о нём впервые прочитал].)
До этого спрашивали и о др.[угих] : Гришин (я подумал о Юрке, а это, оказывается, «Пушкин»), Титов, Дима, ещё кто-то. А мне о них и сказать-то нечего. Здравствуй - прощай, как дела - и всё.
Связи с иностранцами: англичанами (Сёма - Simon - он знаком всей группе, с ком.[мунистическими] взглядами... - А, они все себя за коммунистов выдают, а сами лит-ру провозят, шпионят и пр.), неграми, африканцами (Не знаю). Булгакова брал (нашего). Возможно, у англ.[ичан] купил. Они привозят, в Москве покупают.
В основном об этом говорили. Припугнули: если Вы не были откровенны, то мы по-другому разговаривать будем.
Да, когда говорили о работе В.[олоди], - сказали, если он захочет и будет в вуз устраиваться, то как же можно такому доверять такую работу?
(Vgl. Berufsverbot in der BRD [сравни запрет на профессии в ФРГ] и наши вопли по этому поводу.)
[Я им на прощанье: «Сейчас же не 1937 год...»]
По дороге туда троллейбус застрял минут на 5...
А с погодой творилось что-то символическое. Понимаю, что чистое совпадение, но уж очень странное...
Дождь усилился. Когда я вышел оттуда, - проливной. Пришлось бежать под дождём. Проехал в книжный, заскочил, ничего нет, - побежал к Дому офицеров, сел на двойку [троллейбус], поехал, а она из-за перекопанной дороги поехала мимо пл. Ленина 10 и как 1, 3 [троллейбусы]. Выскочил у гост.[иницы] «Воронеж» (если бы знал, что он как 7 [троллейбус] пойдёт - не вышел бы!) и побежал к и-ту [институту] связи, долго мок, домой попал весь мокрый. Несколько часов дождя не было. Поздно вечером начало молниями вспыхивать небо. Потом хлынул ливень. Гром и молния. Жуть! Ужас! Кошмар!
На следующий день с отцом вечером на четверть часа ездили в сад: всё в порядке. Вечером (все уже легли) - опять ливень, правда, не столь сильный и без грома и молнии.
А в среду, когда возвращался с занятий в половине десятого, сворачивая в переулок, оглянулся и увидел луну, окружённую широким ореолом кровавым цвета сырого мяса, среди синего широкого просвета в облаках...
(В этот день я мин. на 10 опаздывал на занятия и - надо же - около пед. ин-та «нарвался» на [завкафедрой] Панёвину.)
Приложение от 12 марта 2013 года
В прошлом году случайно наткнулся на материал о Саймоне Франклине, английском стажёре, за которого вышла замуж моя одногруппница Наташа. Это в моей дневниковой записи как раз о Саймоне:
Связи с иностранцами: англичанами (Сёма - Simon - он знаком всей группе, с ком.[мунистическими] взглядами... - А, они все себя за коммунистов выдают, а сами лит-ру провозят, шпионят и пр.), неграми, африканцами (Не знаю). Булгакова брал (нашего). Возможно, у англ.[ичан] купил. Они привозят, в Москве покупают.
Мне тогда рассказывали, что отец Саймона был крупным книгоиздателем. Когда Евтушенко в 1970-х был в Англии (в составе какой-то советской делегации вроде бы), он после окончания срока пребывания захотел ещё на недельку остаться - и отец Саймона приютил его у себя дома. Потом Евтушенко помог Саймону с женитьбой на Наташе.
Профессор Саймон Франклин: «Россия - это вирус»
Семидесятые годы. Электричка «Москва-Загорск». Молодой человек выходит в тамбур покурить, и завязывает разговор со стоящим там же военным. «Извините, а Вы не из Москвы?» - что-то в выговоре молодого человека, представившегося Семёном, показалось военному непривычным. «Нет, - говорит Семён. - Я из Воронежа». - «А-a, ну тогда, понятно».
Семён, он же заведующий кафедрой славистики в Кембриджском университете профессор Саймон Франклин, по-русски говорит всё же скорее с московским акцентом, нежели с воронежским. Но никак не с английским.
Он изучает русский с 17 лет, в середине 70-х действительно год провёл в Воронеже, где учился в университете, жил в студенческом общежитии и встретил будущую жену Наташу. Тридцать с лишним лет спустя он читает со студентами «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева и сочинения Митрополита Иллариона, не мыслит жизни без букинистического отдела «Дома Книги» на Арбате и копчёного сала из русского магазина. Он был на Смоленской набережной во время путча в августе 1991 года, дружил с Евгением Евтушенко и без запинки выговаривает «расовая стереотипизация». Он пространно и запутанно отвечает на мой вопрос о познании загадочной русской души, а потом вдруг говорит: «Россия, русскость - это как вирус. Заболеешь, и всё. Причём вирус очень мощный, англичане никогда так не заразятся французским, или, например, немецким...» Диагноз, похоже, поставлен пожизненный. Нелепо русского спрашивать о русской душе, не правда ли?
Историк культуры, медиевист, профессор одного из самых знаменитых университетов в мире, он сетовал на ненаучность моих вопросов, но отвечал с академической обстоятельностью, русской эмоциональностью и английским юмором. Я слушала и завидовала его студентам.
<…>
Работа в университете - особая, у неё нет начала и конца рабочего дня, она не оставляет на лекции и в тишине собственного кабинета, на велосипеде и дома за ужином. Жена Наташа понимает. Будучи коллегой-филологом, она сама зачастую проводит выходные за работой.
«Скажу, что влюбилась - вы ж не поверите?!»
Мы сидим за большим столом на кухне их викторианского дома. Наташа угощает меня помидорами собственного посола и объясняет, где продаётся лучший в Кембридже чёрный хлеб. Странно думать, что когда зарождалась их уютная русско-английская семья, железный занавес ещё даже не скрипел. Стоял насмерть, сверкая на солнце. Каково, спросила я Наташу, было выходить замуж за иностранца в застойные годы?
...Они оба учились на последнем курсе университета. Саймон по окончании семестра уехал в Англию - виза кончилась. Наташа по распределению должна была поехать в село Чернавка Воронежской области. Когда в назначенное время она не появилась в сельской школе, её искали ни много ни мало с милицией: с распределением тогда шутить было не принято. Она в это время была в Воронеже, пытаясь оформить документы для вызова жениха из-за границы. В Воронежском ОВИРе на просьбу о приглашении ей любезно заявили: «У вас есть два варианта: либо он приезжает учиться, либо по частному приглашению, навещать родственников».
Учёба его закончена. Несмотря на то, что университет предоставляет приглашение, ОВИР всё равно отказывает. Родственников нет, невеста не в счёт. Свадьба откладывается на неопределённый срок. Комсомольская организация задаёт Наташе извечный вопрос: «И зачем тебе это надо?!» - «Если я скажу, что влюбилась, не поверите ведь? Могу сказать, что хочу к капиталистам, чтобы ни в чём себе не отказывать - но это, боюсь, будет неправдой...» Им помогла дружба Саймона с Джан Батлер, третьей женой Евгения Евтушенко. Один звонок знаменитого поэта в ЦК, и Саймон едет в Воронеж. Двери в официальные заведения открывались перед ними настежь, с поклонами и «не желаете ли?».
Свадьбу сыграли в Воронеже, после чего у молодых был «медовый месяц» - три дня, и Саймон вернулся на родину. В Воронеже Наташа, держа свою недавнюю свадьбу в секрете, устроилась работать в библиотеку и делила комнату с подругой в общежитии. Когда пришло время уезжать в Англию, местная партийная организация провела с гражданкой Франклин просветительскую работу, предупредив, что «как только приедешь, он тебя на панель отправит».
- Ах, - Саймон со смехом хлопает себя по колену, - как же я упустил такую возможность! Не отправил!
Они вспоминают, что британские паспорта тогда давали быстро, без хлопот и лишних вопросов. Стоило удовольствие стать подданным Её Величества ровно один фунт.
Они регулярно возвращались в Россию, их дети, Андрей и Марина, год жили в Санкт-Петербурге. В августе 1991 года они жили у знакомых в Москве, когда однажды утром Саймона разбудил телефонный звонок. На проводе была газета Cambridge Evening News. От них-то Саймон и узнал про путч, танки и Горбачёва на даче.
- Мы посмотрели новости, сели в машину и поехали в центр. На следующий день уезжать, а мне обязательно нужно было заехать в институт Русского языка, проверить у них несколько ещё не изданных словарных статей по картотеке. На улице Горького - БТР-ы, но магазины работают, люди спешат по своим делам, утро понедельника, короче. Странно было!
На сделанной им тогда фотографии - люди, дети, цветы, танки. Новейшая история России. На книжных полках в его кабинете - первое издание «Евгения Онегина», «Героя нашего времени», грамматики Ломоносова и Смотрицкого, старославянские тексты, иллюстрированная кулинарная книга 1960-х годов и в отдельной кожаной папочке - оригинал одного из писем Льва Толстого: «Дорогая графиня...» Века российской культуры во всём великолепии, трепетно хранимые в небольшой комнате с камином и в русской душе её английского хозяина.
М. Кинг-Королёва
В пятницу утром позвонил Бобров. Я уходил в город, боялся, что с работы позвонят, - придётся вдруг идти в институт, а у меня занятия с 4-х до 10-ти вечера. Мать сказала [Боброву] - только что ушёл. Тот обещал позвонить ещё, до 4-х часов. Я тогда ничего особенного не заподозрил, правда, странно было несколько, что ему вдруг так хотелось именно в этот день со мной поговорить.
Но он не позвонил...
[Бобров - бывший одногруппник; стукач; после университета окончил годичную школу КГБ в Минске и стал кадровым сотрудником. Потом признался при случайной (подозреваю: совсем не случайной) встрече, что за год там учился больше, чем за пять лет в уни. Язык знал настолько плохо, что диплом писал не на немецком по специальности, а по истории партии и на русском языке.]
В субботу я опять проспал за 9 часов. Вдруг мама разбудила: Бобров звонит. Это мне уже не понравилось. Что это с утра такая настойчивость?
Встал. Взял трубку:
- А, это ты, Юра.
- Привет, что ты сейчас делаешь?
- Да вот на работу собираюсь - зачёты, занятия...
- А во сколько?
- К 11-ти. Точнее, около 11-ти.
- Подъезжай сюда, тут вот товарищи хотят с тобой поговорить.
- О чём?
- Не знаю. Приедешь - скажут. Хотел за тобой машину прислать, да все заняты. К десяти.
(А до десяти оставалось 20-25 мин.)
- Да я не успею.
- Да что там, автобус всего 12 мин. идёт.
- Да я же не завтракал, не брит, не одет.
- Приезжай, что там выряжаться.
- О чём же хотят поговорить?
- Я не знаю. Вот тут ребята спросили: знаешь такого? - знаю. Позвони ему, пригласи.
- Зачем же, всё-таки?
- Приезжай. Да сухари захватить не забудь. (Хороша шутка?! Я тоже хотел в том же духе, мол, портфель со сменой белья захвачу.) Вот я сейчас трубку передам.
Кто-то взял трубку: (назвал меня по имени-отчеству). Это (назвал себя - я не запомнил). Приезжайте сейчас, в 10 ждём.
- Я не гарантирую, что смогу в 10, но сейчас соберусь...
Приехал довольно быстро, в начале 11-го был там. Вошёл. Наверху лестницы в несколько ступенек, на площадке - солдат. Из коридора справа (наверное) появился в штатском, небольшого роста, лет 35-38, редкие волосы, зачёсанные набок. Я поднялся было на пару ступенек, но он сам шагнул ко мне, протянул руку: (вопросительно назвал фамилию).
[Я подтвердил:]
- Да.
Я всё ещё продолжал движение вверх по лестнице, но он увлёк меня вниз и отвёл в комнату рядом с лестницей, направо от входа, кажется, - приёмная. Пропустил меня вперёд. Я вошёл, в комнате никого не было. (Я подумал почему-то, что там ещё кто-то есть.) Стол вдоль (или два?), стол поперёк. За столом вдоль - один стул - наискосок от двери. А за столом поперёк - по обе стороны - по стулу. Портфель поставил на стул - ближний ко мне. Он прошёл по другую сторону. Вынул удостоверение, открыл: фото; Шмаков и. о. Назвал себя одновременно полностью, но и. о. я так и не понял. К-н [капитан]. (Когда я уходил из дома, высказал предположение: работу дадут, [ведь всякая работа за границей, даже гражданская, через КГБ идёт] - но это вряд ли, возможно, осведомителем [предложат]...) Увидел удостоверение, точнее, то, что он его предъявил, говорило о том, что неспроста всё это.
- Не предполагаете, о чём будет разговор?
- Нет.
- Вам во сколько на работу?
- Скоро. Maximum 20 мин.
- Это мало. Нам час примерно нужен. Придётся в другой раз. Вот мы с вами почти ещё и не говорили, а 5 мин. прошло. В пон.[едельник] можете? С утра...
- Сейчас посмотрю...
Поднял портфель на колени, вынул тетрадь:
- У меня после обеда. Могу.
- Тогда к 9-ти.
- О чём же всё-таки речь?
- Это касается вашего окружения в пединституте.
(Вот сволочи, доносить требуют.)
- Да я там только год...
- За год можно хорошо людей узнать.
- Я же приду, занятия проведу, запишу [их в журнал]...
- И до свидания? Вы почасовик?
- Да.
Тут я пустил пробный шар:
- Только я хочу сказать, что людей я мало знаю, и если кого-то куда-то рекомендовать, то я...
- Речь идёт скорее не о рекомендации, а о другом. Мы поговорим и о старых товарищах по учёбе.
(Вот оно!)
Я встал.
- Только никому ничего... Об этом только мы знаем, да Бобров.
(Сволочи!)
Руку друг другу уже не жали.
Вышел. Пошёл было к остановке, но небритым не хотелось идти на занятия (не успел побриться - забыл в спешке).
После некоторых колебаний пошёл к Володе, может, дома у него побреюсь. Он с ведром мусора как раз из квартиры в дверях стоял Борис [пасынок].
- А вот и...
(Назвал меня по имени.)
- Бритва есть?
Отвёл в квартиру, дал.
(К этому моменту я уже узнал, что и его вызывали, за неделю до меня, поэтому [он] мне и не звонил. Там проводит времени больше, чем на работе.)
Потом пошли с ним к автобусу - он с матерью куда-то ехать собрался или провожал её - по пути как раз - с одной остановки ехать. Поговорили...
Завтра, вернее, сегодня, в понед., идти - уже без 20 час [ночи]...
P. S. Ведь не зря несколько месяцев в Massmedien компания бушевала: опровергали обвинения в нарушении прав человека...
7.06.77
Надо всё-таки написать о том понедельнике...
30 мая под утро пошёл дождь. Около 7-ми проснулся: а может, не идти? Что в дождь тащиться. Надо - ещё позовут. Но к моменту выхода еле капало. Вышел мин. без 5 девять. Синий пиджак, свитер. Плащ не надел, зонт не взял у мамы (о чём потом очень пожалел). Приехал в десятом часу. Вошёл. По ступенькам вверх. Солдат навстречу, преграждая путь:
- К кому?
- Капитан Шмаков.
Шмыгов. (12.06.77) после разговора с В. Д.
- Подождите там.
Указал в угол возле лестницы слева от гл. входа. Жду. Через неск. минут появился; повёл уже в др. комнату: 1-й эт., налево. Пропустил вперёд. Небольшая комната. Одно окно, два стола: побольше, поперёк окна, и небольшой, ближе к двери. Сели по обе стороны стола побольше. Следом почти - ещё один. Постарше. Лет за 50.
Ш.:
- Так и не догадываетесь, о чём будет речь.
- Нет, но, возможно, о Студеникине и Воронове... Чтобы их в кадры брать...
[Мы с Володей с ними в одной группе учились. После окончания университета их КГБ сразу направил в ГДР переводчиками при своих «конторах».]
- Не столько о них.
Поговорили чуть о них, о том, когда, что, где кончил, кто ещё?
- Бобров и Володя.
Вот они и вышли на то, о чём хотели говорить.
(Всё дословно и подробно не смогу описать. Но суть...)
- Дру́жите?
- Да поддерживаю по старой памяти отношения.
- А Бобров сказал, что Вы с ним дружите.
Больше двух часов валял дурака: ничего не видел, ничего не знаю, интересовался только книгами. Вместе ходили...
- На «чёрный» рынок?
(В любом случае не было смысла отрицать: [мы, конечно, понимали, что ГБ имеет там свои глаза и уши].)
- Да, раза два. Я там «Нибелунгов» приобрёл...
Собственно, действительно пришлось только в том соврать, что не видел фото д.[яди] Саши [так я Солженицына шифровал]. Ребят его знакомых я видел 1-2 раза.
Сказали, мол, мы хотим узнать, как он дошёл до того, что распространяет антисов.[етские] вещи: архипелаги там в фотокопиях и плёнках, даже первокурсникам даёт читать. Что его толкнуло, когда это началось. С кем связан и пр. (Не слышали ли, мол, ещё студентом от него чего-то? - Нет.
- А Бобров говорит: допускал высказывания...), с кем связан и пр. А что я мог сказать, если о фотокопиях впервые слышал?.. Идиоты... Сказали, мол, у него это всё взяли. Компр.[ометирующего] материала (компра, жаргон ГБ) достаточно, чтобы дело по ст. 70 (?) УК (мол, везде продаётся, только сейчас под рукой нет, а то мы эту ст. Вам показали) могут и без меня возбудить, я же свидетелем пройду.
Да если даже всё так, что из того? Либре в речи на май.[ском] пленуме упомянул репрессии и т. д. после Конституции [19]36 г.[ода], а за чтение вещей, в кот.[орых] на фактах документально описываются эти деяния Сталина и его братии, людей преследуют, травят, грозят посадить, в лучшем случае не дать работать по специальности. Сначала нужно доказать, что эти вещи - клевета, а потом травить людей...
А Бондарев, а Стаднюк, а Холопов - они что, тоже врали, писали о том, чего не было?..
Я, не покривив душой, сказал, что об этом ничего не знаю [мне даже врать не пришлось: «Архипелаг»-то я у Надежды Ивановны, нашей бывшей преподавательницы, брал, живьём, а не фотокопией]; на протяжение 2,5 часов выражал сомнение в их словах, так что пожилой в конце концов рассердился:
- Да что мы, - врём, по-вашему? Компр. материала у нас достаточно...
И опять слова о любви к человеку, о желании разобраться, когда, что, кто, где, откуда началось, развивалось, двигало, толкало. Может, неустройка личная?
- Где он работает, а раньше, почему ушёл из педа [пединститута]?
Спрашивали, у кого диплом писал.
- Он по лит-ре [литературе], значит, или у Дзидры [латышка высланная из Латвии в Воронеж из-за неблагонадёжности, кажется] или у Надежды. Только у них по лит-ре.
- Как относитесь к Н.[адежде] И.[вановне], ходите часто?
- Как ко всем, цветы иногда в праздник, всё реже... Через неск. лет встретишь на улице - не узнаешь.
(Ведь правда! В этом году лишь один раз дома был, да раз в городе видел.)
- А в Москве знакомые?
(Назвали потом Копелева, а что мне о нём сказать, я понаслышке о нём знал [да в книге хрущёвских времён о нём впервые прочитал].)
До этого спрашивали и о др.[угих] : Гришин (я подумал о Юрке, а это, оказывается, «Пушкин»), Титов, Дима, ещё кто-то. А мне о них и сказать-то нечего. Здравствуй - прощай, как дела - и всё.
Связи с иностранцами: англичанами (Сёма - Simon - он знаком всей группе, с ком.[мунистическими] взглядами... - А, они все себя за коммунистов выдают, а сами лит-ру провозят, шпионят и пр.), неграми, африканцами (Не знаю). Булгакова брал (нашего). Возможно, у англ.[ичан] купил. Они привозят, в Москве покупают.
В основном об этом говорили. Припугнули: если Вы не были откровенны, то мы по-другому разговаривать будем.
Да, когда говорили о работе В.[олоди], - сказали, если он захочет и будет в вуз устраиваться, то как же можно такому доверять такую работу?
(Vgl. Berufsverbot in der BRD [сравни запрет на профессии в ФРГ] и наши вопли по этому поводу.)
[Я им на прощанье: «Сейчас же не 1937 год...»]
По дороге туда троллейбус застрял минут на 5...
А с погодой творилось что-то символическое. Понимаю, что чистое совпадение, но уж очень странное...
Дождь усилился. Когда я вышел оттуда, - проливной. Пришлось бежать под дождём. Проехал в книжный, заскочил, ничего нет, - побежал к Дому офицеров, сел на двойку [троллейбус], поехал, а она из-за перекопанной дороги поехала мимо пл. Ленина 10 и как 1, 3 [троллейбусы]. Выскочил у гост.[иницы] «Воронеж» (если бы знал, что он как 7 [троллейбус] пойдёт - не вышел бы!) и побежал к и-ту [институту] связи, долго мок, домой попал весь мокрый. Несколько часов дождя не было. Поздно вечером начало молниями вспыхивать небо. Потом хлынул ливень. Гром и молния. Жуть! Ужас! Кошмар!
На следующий день с отцом вечером на четверть часа ездили в сад: всё в порядке. Вечером (все уже легли) - опять ливень, правда, не столь сильный и без грома и молнии.
А в среду, когда возвращался с занятий в половине десятого, сворачивая в переулок, оглянулся и увидел луну, окружённую широким ореолом кровавым цвета сырого мяса, среди синего широкого просвета в облаках...
(В этот день я мин. на 10 опаздывал на занятия и - надо же - около пед. ин-та «нарвался» на [завкафедрой] Панёвину.)
Приложение от 12 марта 2013 года
В прошлом году случайно наткнулся на материал о Саймоне Франклине, английском стажёре, за которого вышла замуж моя одногруппница Наташа. Это в моей дневниковой записи как раз о Саймоне:
Связи с иностранцами: англичанами (Сёма - Simon - он знаком всей группе, с ком.[мунистическими] взглядами... - А, они все себя за коммунистов выдают, а сами лит-ру провозят, шпионят и пр.), неграми, африканцами (Не знаю). Булгакова брал (нашего). Возможно, у англ.[ичан] купил. Они привозят, в Москве покупают.
Мне тогда рассказывали, что отец Саймона был крупным книгоиздателем. Когда Евтушенко в 1970-х был в Англии (в составе какой-то советской делегации вроде бы), он после окончания срока пребывания захотел ещё на недельку остаться - и отец Саймона приютил его у себя дома. Потом Евтушенко помог Саймону с женитьбой на Наташе.
Профессор Саймон Франклин: «Россия - это вирус»
Семидесятые годы. Электричка «Москва-Загорск». Молодой человек выходит в тамбур покурить, и завязывает разговор со стоящим там же военным. «Извините, а Вы не из Москвы?» - что-то в выговоре молодого человека, представившегося Семёном, показалось военному непривычным. «Нет, - говорит Семён. - Я из Воронежа». - «А-a, ну тогда, понятно».
Семён, он же заведующий кафедрой славистики в Кембриджском университете профессор Саймон Франклин, по-русски говорит всё же скорее с московским акцентом, нежели с воронежским. Но никак не с английским.
Он изучает русский с 17 лет, в середине 70-х действительно год провёл в Воронеже, где учился в университете, жил в студенческом общежитии и встретил будущую жену Наташу. Тридцать с лишним лет спустя он читает со студентами «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева и сочинения Митрополита Иллариона, не мыслит жизни без букинистического отдела «Дома Книги» на Арбате и копчёного сала из русского магазина. Он был на Смоленской набережной во время путча в августе 1991 года, дружил с Евгением Евтушенко и без запинки выговаривает «расовая стереотипизация». Он пространно и запутанно отвечает на мой вопрос о познании загадочной русской души, а потом вдруг говорит: «Россия, русскость - это как вирус. Заболеешь, и всё. Причём вирус очень мощный, англичане никогда так не заразятся французским, или, например, немецким...» Диагноз, похоже, поставлен пожизненный. Нелепо русского спрашивать о русской душе, не правда ли?
Историк культуры, медиевист, профессор одного из самых знаменитых университетов в мире, он сетовал на ненаучность моих вопросов, но отвечал с академической обстоятельностью, русской эмоциональностью и английским юмором. Я слушала и завидовала его студентам.
<…>
Работа в университете - особая, у неё нет начала и конца рабочего дня, она не оставляет на лекции и в тишине собственного кабинета, на велосипеде и дома за ужином. Жена Наташа понимает. Будучи коллегой-филологом, она сама зачастую проводит выходные за работой.
«Скажу, что влюбилась - вы ж не поверите?!»
Мы сидим за большим столом на кухне их викторианского дома. Наташа угощает меня помидорами собственного посола и объясняет, где продаётся лучший в Кембридже чёрный хлеб. Странно думать, что когда зарождалась их уютная русско-английская семья, железный занавес ещё даже не скрипел. Стоял насмерть, сверкая на солнце. Каково, спросила я Наташу, было выходить замуж за иностранца в застойные годы?
...Они оба учились на последнем курсе университета. Саймон по окончании семестра уехал в Англию - виза кончилась. Наташа по распределению должна была поехать в село Чернавка Воронежской области. Когда в назначенное время она не появилась в сельской школе, её искали ни много ни мало с милицией: с распределением тогда шутить было не принято. Она в это время была в Воронеже, пытаясь оформить документы для вызова жениха из-за границы. В Воронежском ОВИРе на просьбу о приглашении ей любезно заявили: «У вас есть два варианта: либо он приезжает учиться, либо по частному приглашению, навещать родственников».
Учёба его закончена. Несмотря на то, что университет предоставляет приглашение, ОВИР всё равно отказывает. Родственников нет, невеста не в счёт. Свадьба откладывается на неопределённый срок. Комсомольская организация задаёт Наташе извечный вопрос: «И зачем тебе это надо?!» - «Если я скажу, что влюбилась, не поверите ведь? Могу сказать, что хочу к капиталистам, чтобы ни в чём себе не отказывать - но это, боюсь, будет неправдой...» Им помогла дружба Саймона с Джан Батлер, третьей женой Евгения Евтушенко. Один звонок знаменитого поэта в ЦК, и Саймон едет в Воронеж. Двери в официальные заведения открывались перед ними настежь, с поклонами и «не желаете ли?».
Свадьбу сыграли в Воронеже, после чего у молодых был «медовый месяц» - три дня, и Саймон вернулся на родину. В Воронеже Наташа, держа свою недавнюю свадьбу в секрете, устроилась работать в библиотеку и делила комнату с подругой в общежитии. Когда пришло время уезжать в Англию, местная партийная организация провела с гражданкой Франклин просветительскую работу, предупредив, что «как только приедешь, он тебя на панель отправит».
- Ах, - Саймон со смехом хлопает себя по колену, - как же я упустил такую возможность! Не отправил!
Они вспоминают, что британские паспорта тогда давали быстро, без хлопот и лишних вопросов. Стоило удовольствие стать подданным Её Величества ровно один фунт.
Они регулярно возвращались в Россию, их дети, Андрей и Марина, год жили в Санкт-Петербурге. В августе 1991 года они жили у знакомых в Москве, когда однажды утром Саймона разбудил телефонный звонок. На проводе была газета Cambridge Evening News. От них-то Саймон и узнал про путч, танки и Горбачёва на даче.
- Мы посмотрели новости, сели в машину и поехали в центр. На следующий день уезжать, а мне обязательно нужно было заехать в институт Русского языка, проверить у них несколько ещё не изданных словарных статей по картотеке. На улице Горького - БТР-ы, но магазины работают, люди спешат по своим делам, утро понедельника, короче. Странно было!
На сделанной им тогда фотографии - люди, дети, цветы, танки. Новейшая история России. На книжных полках в его кабинете - первое издание «Евгения Онегина», «Героя нашего времени», грамматики Ломоносова и Смотрицкого, старославянские тексты, иллюстрированная кулинарная книга 1960-х годов и в отдельной кожаной папочке - оригинал одного из писем Льва Толстого: «Дорогая графиня...» Века российской культуры во всём великолепии, трепетно хранимые в небольшой комнате с камином и в русской душе её английского хозяина.
М. Кинг-Королёва