Каватина Валентина из оперы "Фауст"
В раннем и лучшем своем романе "Белая Гвардия" Булгаков вспоминает любимую каватину Валентина из оперы Шарля Гуно "Фауст":
"Пианино показало уютные белые зубы и партитуру Фауста там, где черные нотные закорючки идут густым черным строем и разноцветный рыжебородый Валентин поет:
Я за сестру Тебя молю,
Сжалься, о, сжалься Ты над ней!
Ты охрани ее.
Даже Тальбергу, которому не были свойственны никакие сентиментальные чувства, запомнились в этот миг и черные аккорды, и истрепанные страницы вечного Фауста. Эх, эх... Не придется больше услышать Тальбергу каватины про Бога Всесильного, не услышать, как Елена играет Шервинскому аккомпанемент! Все же, когда Турбиных и Тальберга не будет на свете, опять зазвучат клавиши, и выйдет к рампе разноцветный Валентин, в ложах будет пахнуть духами, и дома будут играть аккомпанемент женщины, окрашенные светом, потому что Фауст, как Саардамский Плотник, - совершенно безсмертен".
Фауст и Маргарита - это, конечно, герои позднейшего романа "Мастер и Маргарита". Но и в "Театральном романе" Максудов-Фауст под звуки оперы Гуно замышляет самоубийство, и избавлен явлением Мефистофеля - издателя Рудольфи.
И мотив братской заботы и жертвенности необычайно значим в "БГ".
В исполнении Ивана Бурлака:
А вот как другой любимый мною автор, Томас Манн, говорит о той же каватине Валентина:
"Речь идет о вставном номере, о сольной арии, о молитве из оперы Гуно «Фауст». Выступал какой-то удивительно симпатичный юноша, его звали Валентин, но Ганс Касторп про себя называл его иначе, именем родным и овеянным печалью, носителя которого он отождествлял с персонажем, певшим из шкатулки, хотя голос у этого персонажа был гораздо красивее. Арию исполнял сильный, бархатный баритон, она делилась на три части и состояла из двух сходных строф, имевших благочестивый характер, выдержанных почти в стиле протестантских хоралов, и средней строфы, рыцарски-задорной и отважной, воинственной и легкомысленной, но все же благочестивой: в этом и состоял французский и военный элемент этого номера. Незримый певец пел:
Я покинуть принужден
Мой любимый край родной…
По случаю предстоящего отъезда он обращался к Господу Богу с мольбой, чтобы Тот в его отсутствие охранял его милую сестру! Ведь он уходил на войну, и ритм вдруг менялся, становился смелым, к черту печаль и заботы, незримый солдат жаждал, там, где битва будет всего беспощадней, опасность всего грозней, - лихо, благочестиво и чисто по-французски ринуться навстречу врагу! Но если Господь призовет его на небо, пел солдат, тогда он, твой защитник, будет оттуда взирать на тебя. Под этим «твой» и «тебя» он разумел сестру; однако все это глубоко трогало Ганса Касторпа, и волнение не покидало его до самого конца, когда честный вояка пел внутри шкатулки под мощные аккорды, подобные аккордам хорала:
Бог Всесильный, Бог любви,
Я за сестру тебя молю.
Эта пластинка больше ничем не была примечательна, однако мы решили упомянуть о ней потому, что Гансу Касторпу она очень нравилась, и еще потому, что, позднее, в связи с одним странным случаем, она тоже сыграла особую роль.
…Произошла эта перемена, когда он в часы вечернего одиночества поставил опять ту пластинку, на которой был запечатлен симпатичнейший образ Валентина, и Ганс Касторп, сидя в кресле, снова слушал солдатскую молитву уходящего на войну честного малого. Его влекло на поле чести, и он пел:
А призовет меня Господь -
Тебя я буду охранять,
О Маргарита!
И тут опять, как всегда, когда он слышал эту песню, Ганс Касторп почувствовал себя растроганным, а ввиду некоторых возможностей - на этот раз особенно глубоко; волнение вызвало определенное желание, и он сказал себе: «Пусть это занятие праздное и даже греховное, но такая встреча была бы все же удивительным и необычайно радостным событием. Если он имеет к этому отношение, насколько я его знаю, он не рассердится».
С помощью медиума и этой каватины, как помнят читатели "Волшебной горы", скучающие больные в санатории вызвали дух Иоакима - его умершего кузена. Да и сама пластинка оказалась в распоряжении нечестивых спиритов прямо-таки мистическим образом...
В исполнении Павла Лисициана здесь:
http://video.yandex.ru/search?text=%D0%BA%D0%B0%D0%B2%D0%B0%D1%82%D0%B8%D0%BD%D0%B0%20%D0%B2%D0%B0%D0%BB%D0%B5%D0%BD%D1%82%D0%B8%D0%BD%D0%B0%20%D0%B8%D0%B7%20%D0%BE%D0%BF%D0%B5%D1%80%D1%8B%20%D1%84%D0%B0%D1%83%D1%81%D1%82&where=all&filmId=aqTPC3KU0Cw
(А вот англоязычный Валентин - в исполнении Дмитрия Хворостовского - мне совсем не нравится.)
"Пианино показало уютные белые зубы и партитуру Фауста там, где черные нотные закорючки идут густым черным строем и разноцветный рыжебородый Валентин поет:
Я за сестру Тебя молю,
Сжалься, о, сжалься Ты над ней!
Ты охрани ее.
Даже Тальбергу, которому не были свойственны никакие сентиментальные чувства, запомнились в этот миг и черные аккорды, и истрепанные страницы вечного Фауста. Эх, эх... Не придется больше услышать Тальбергу каватины про Бога Всесильного, не услышать, как Елена играет Шервинскому аккомпанемент! Все же, когда Турбиных и Тальберга не будет на свете, опять зазвучат клавиши, и выйдет к рампе разноцветный Валентин, в ложах будет пахнуть духами, и дома будут играть аккомпанемент женщины, окрашенные светом, потому что Фауст, как Саардамский Плотник, - совершенно безсмертен".
Фауст и Маргарита - это, конечно, герои позднейшего романа "Мастер и Маргарита". Но и в "Театральном романе" Максудов-Фауст под звуки оперы Гуно замышляет самоубийство, и избавлен явлением Мефистофеля - издателя Рудольфи.
И мотив братской заботы и жертвенности необычайно значим в "БГ".
В исполнении Ивана Бурлака:
Click to viewА вот как другой любимый мною автор, Томас Манн, говорит о той же каватине Валентина:
"Речь идет о вставном номере, о сольной арии, о молитве из оперы Гуно «Фауст». Выступал какой-то удивительно симпатичный юноша, его звали Валентин, но Ганс Касторп про себя называл его иначе, именем родным и овеянным печалью, носителя которого он отождествлял с персонажем, певшим из шкатулки, хотя голос у этого персонажа был гораздо красивее. Арию исполнял сильный, бархатный баритон, она делилась на три части и состояла из двух сходных строф, имевших благочестивый характер, выдержанных почти в стиле протестантских хоралов, и средней строфы, рыцарски-задорной и отважной, воинственной и легкомысленной, но все же благочестивой: в этом и состоял французский и военный элемент этого номера. Незримый певец пел:
Я покинуть принужден
Мой любимый край родной…
По случаю предстоящего отъезда он обращался к Господу Богу с мольбой, чтобы Тот в его отсутствие охранял его милую сестру! Ведь он уходил на войну, и ритм вдруг менялся, становился смелым, к черту печаль и заботы, незримый солдат жаждал, там, где битва будет всего беспощадней, опасность всего грозней, - лихо, благочестиво и чисто по-французски ринуться навстречу врагу! Но если Господь призовет его на небо, пел солдат, тогда он, твой защитник, будет оттуда взирать на тебя. Под этим «твой» и «тебя» он разумел сестру; однако все это глубоко трогало Ганса Касторпа, и волнение не покидало его до самого конца, когда честный вояка пел внутри шкатулки под мощные аккорды, подобные аккордам хорала:
Бог Всесильный, Бог любви,
Я за сестру тебя молю.
Эта пластинка больше ничем не была примечательна, однако мы решили упомянуть о ней потому, что Гансу Касторпу она очень нравилась, и еще потому, что, позднее, в связи с одним странным случаем, она тоже сыграла особую роль.
…Произошла эта перемена, когда он в часы вечернего одиночества поставил опять ту пластинку, на которой был запечатлен симпатичнейший образ Валентина, и Ганс Касторп, сидя в кресле, снова слушал солдатскую молитву уходящего на войну честного малого. Его влекло на поле чести, и он пел:
А призовет меня Господь -
Тебя я буду охранять,
О Маргарита!
И тут опять, как всегда, когда он слышал эту песню, Ганс Касторп почувствовал себя растроганным, а ввиду некоторых возможностей - на этот раз особенно глубоко; волнение вызвало определенное желание, и он сказал себе: «Пусть это занятие праздное и даже греховное, но такая встреча была бы все же удивительным и необычайно радостным событием. Если он имеет к этому отношение, насколько я его знаю, он не рассердится».
С помощью медиума и этой каватины, как помнят читатели "Волшебной горы", скучающие больные в санатории вызвали дух Иоакима - его умершего кузена. Да и сама пластинка оказалась в распоряжении нечестивых спиритов прямо-таки мистическим образом...
В исполнении Павла Лисициана здесь:
http://video.yandex.ru/search?text=%D0%BA%D0%B0%D0%B2%D0%B0%D1%82%D0%B8%D0%BD%D0%B0%20%D0%B2%D0%B0%D0%BB%D0%B5%D0%BD%D1%82%D0%B8%D0%BD%D0%B0%20%D0%B8%D0%B7%20%D0%BE%D0%BF%D0%B5%D1%80%D1%8B%20%D1%84%D0%B0%D1%83%D1%81%D1%82&where=all&filmId=aqTPC3KU0Cw
(А вот англоязычный Валентин - в исполнении Дмитрия Хворостовского - мне совсем не нравится.)