Living Dolls Natasha Walter

Sep 22, 2012 09:12



«Не ожидала, что мы кончим здесь» - подумала я про себя несколько лет назад, зайдя в магазин игрушек в Лондоне.  Я поднялась на эскалаторе от красочной суеты первого этажа, который был полон теплых оттенков и округлых форм мягких игрушек, к сказочному миру четвертого этажа.  Когда я очутилась там, мне показалось, что я надела розовые очки, это скорее вызывало отвращение, чем радовало глаз.  Все было розовым, начиная с лавандово-розовой Барби и заканчивая вишнево-розовой диснеевской Спящей Красавицей, от светло-розовой Беби Анабель до лососево-розовой Hello Kitty. Там был нейл-бар, где маленькие девочки могли накрасить ногти, розовая стойка с сережками и колье, куклы в розовых коробках, в комплекте к которым шла розовая мебель и розовые домики.



Многие феминистки раньше утверждали, что мальчиков и девочек нужно поощрять преодолевать возводимые половыми различиями границы, что нет абсолютно никаких причин, чтобы ограничивать девочек этой розовой сферой. Но граница между миром «розовых» девочек и миром «голубых» мальчиков не только продолжает существовать, в этом поколении она становится шире, чем была когда-либо.  Сейчас часто кажется, что куклы убегают из магазинов и перенимают жизни девочек. От маленьких девочек не только ожидают, что они будут играть с куклами, предполагается, что они будут подражать своим любимым игрушкам.  Сияющая розовая эстетика проникает почти в каждую сферу жизни девочек. Всеохватывающая сущность техник современного маркетинга озночает, что сейчас маленькая девочка может смотреть, сидя дома, свою Спящую Красавицу, играя с куклой Спящей Красавицы в таком же платье,  будучи одетой в блестящую копию платья Спящей Красавицы.  Она может пойти в школу с Барби или Братз на всех своих вещах: штанишках, заколках, портфеле. А когда она придет домой, то сможет посмотреться в зеркало на туалетном столике диснеевских принцесс.

Великолепные маркетинговые стратегии этих брендов смогли слить девочек и кукол воедино таким способом, который был немыслим поколение назад.

Этот странный синтез куклы и реальной девочки выходит за рамки детства.  Кажется, многие молодые женщины стремятся жить кукольной жизнью, как будто они выросли только для того, чтобы начать сидеть на диетах, ходить по магазинам и наводить лоск, а их цель - стать похожими на кукол Барби и Братз. В романтических комедиях, которые они смотрят, героинями являются женщины, делающие такую преувеличенную женственность желанной, селебрити, о которых они читают в модных журналах, зачастую являются известными поборницами таких крайностей, как жестокие диеты и пластическая хирургия.

Слияние женщин и кукол временами становится практически сюрреалистическим. Когда певицы из группы Girls Aloud выпустили в продажу свои кукольные копии, было практически невозможно понять кто из них кто. И куклы, и настоящие девушки были так ужасно совершенны с их разукрашенной кожей, блестящими волосами и прекрасными телами. Когда две молодые близняшки с обесцвеченными волосами и одетые в одинаковые розовые мини-юбки появились на шоу «Большой Брат» в Англии в 2007 году, то они сказали, что Барби была для них источником вдохновения. Актриса и певица Хилари Дафф сказала: «Когда я была моложе, Барби меня так вдохновляла, она была ролевой моделью для меня и моих подруг, я любила ее стиль и дух». Даже когда связь между женщиной и куклой не так сильно видна, многие из так называемых ролевых моделей таких, как Пэрис Хилтон и Виктория Бекхэм, вышагивающих с напыщенным видом под светом рампы, так переусердствовали с внешним видом, что их теперь не отличить от кукол Маттел.

Свыше двух столетий феминистки критиковали  искусственные образы женской красоты, считающиеся образцами, к достижению которых должна стремиться каждая женщина. От Мэри Уоллстоункрафт и ее работы 1792 года «В защиту прав женщины» до Симоны Бовуар и ее книге «Второй пол» 1949 года, от «Женщины-евнуха» Германи Грир 1970 года до «Мифа о красоте» Наоми Вульф 1991 года, блистательные и яростные женщины требовали изменений в этих идеалах. Сейчас эти идеалы далеки от угасания, они лишь стали более строгими и более узкими. Более того, для большинства нашего общества образ женского совершенства, к которому женщин поощряют стремиться, стал больше определяться сексуальной привлекательностью. Конечно, желание быть сексуально привлекательным всегда было и будет естественным желанием как для мужчин, так и для женщин, но для этого поколения определенный взгляд на женскую сексуальность транслируется через рекламу, музыку, телевизионные программы, фильмы и журналы. Образ женской сексуальности стал больше чем когда-либо определяться секс-индустрией.

Сейчас в нашем обществе видна тенденция установления очень строгих рамок для женской сексуальности, часто за идеал принимают стройную девушку с большой грудью, подпрыгивающей на ходу. Это происходит из-за того, что секс-индустрия стала гораздо более приемлема. Продвижение секс-индустрии с задворков нашего общества в мейнстрим можно увидеть во многих местах. Происходит неожиданное возрождение гламурного моделирования, а это значит, что многих молодых женщин поощряют верить в то, что раздеваться до трусов для мужских журналов - лучший путь к успеху. В центрах городов внезапно начинает расти количество стриптиз-клубов, появляются новые стили танца, ассоциирующиеся с этими клубами, танцы на пилоне. Пользуются популярностью статьи о проституции, которые утверждают, что продажа секса - прекрасный способ зарабатывать на жизнь для женщины.  Но, главное, стремительно увеличивается количество порнографии в жизни молодых людей, чему способствует интернет.  Развитию этого помогают публикации в газетах и журналах, реклама, телевидение и музыка, многие сферы которых начали делиться эстетическими ценностями легкой порнографии. Послания и ценности этой обновленной секс-индустрии глубоко укоренились в умах многих молодых мужчин и женщин.

Желание быть сексуальной для женщины не ново, зато в новинку мысль, что даже детские игрушки должны быть такими сексуальными. Хотя феминистки 1970-х порицали неестественно худую талию Барби, большую грудь и чересчур  правильные черты лица, тогда Барби могла быть пилотом, врачом или астронавткой, причем к ней прилагались соответствующие аксессуары. Куклы Братз, недавно потеснившие самую продаваемую модную куклу Барби с ее трона, были созданы с гардеробом для походов в клуб и по магазинам, они одеты в сетчатую ткань и перья, топы и мини-юбки, их лица сильно накрашены.

Когда вы забредаете в магазин игрушек и видите этот новый и более распутный, развратный идеал, тысячи фигурок, надувающих на вас губки, вы понимаете, что для молодых девушек в культуре произошли серьезные изменения. Девочек всегда поощряли сделать заботу о внешности центральной частью своей жизни, сейчас на их головы с самого раннего возраста обрушивается поток посланий, говорящих о необходимости быть сексуально привлекательной. Эти куклы только фрагмент культуры, в которых девушкам внушают, что их сексуальная привлекательность - главный путь к успеху.

Эта крайне сексуализированная культура часто преподносится позитивно, ее выдают за показатель освобождения и за расширение прав и возможностей женщин. Это, конечно, было целью женского движения 1970-х годов, женщин хотели освободить от ограничений традиционной сексуальной морали, которая предусматривала для женщине только 2 варианта - идеализированное целомудрие или грязный промискуитет. Тот факт, что сейчас женщина может быть сексуально активной и опытной, при этом не будучи порицаемой обществом,  является заслугой второй волны феминизма. Это действительно нечто хорошее.  Но странно, что все аспекты современной гиперсексуальной культуры рассматриваются в качестве доказательства растущей свободы и улучшения положения женщин. Поэтому возрождение гламурной индустрии многими участниками этой индустрии рассматривается не как закоренелый сексизм, а  как новая самоуверенность женщин. Например, один из бывших редакторов мужского журнала сказал мне: «Это женщины управляют всем этим, все поменялось… Я думаю, для людей моего возраста очень непривычно видеть девушку, которая сексуально раскрепощена в таком юном возрасте». О моде на танцы с шестом также говорят, что она является символом освобождения женщин. Сайт танцев на пилоне Hen Weekends утверждает: «Эти занятия помогают освободить себя от ограничений, которые налагают на тебя в повседневной жизни, и придают уверенности». Даже такие занятия вроде стриптиза и проституции окружают квази-феминистской риторикой. Одна молодая стриптизерша, которую цитируют в 2008 в The Times, сказала: “Никогда раньше у меня не было работы, на которой я бы чувствовала себя такой свободной», а актриса Билли Пайпер, сыгравшая лондонскую проститутку в телевизионной адаптации мемуаров  «Belle de jour», сказала в интервью: «Когда я играю Бель, я должна изображать сексуально раскрепощенную, свободную молодую проститутку»

Все это означает, что современная секс-индустрия вместо того, чтобы рассматриваться как негативное явление для женщин, считается высшим показателем свободы, которую искали феминистки. Одна писательница написала в  Guardian: «Вместо того чтобы отчаянно стремиться считаться людьми, девочки сегодня играются со старыми представлениями о себе как о сексуальных объектах. Это не такие ужасные новости. Я считаю это конечным идеалом феминизма».

Это смешение освобождения и расширения прав и возможностей с сексуальной объективизацией сейчас можно увидеть повсюду, это оказывает существенное воздействие на амбиции молодых женщин. Когда я брала интервью у женщины, работающей в секс-индустрии, для этой книги, я была ошеломлена, когда узнала, что многие из них соблазняются идеей, что эта работа может помочь им почувствовать ощущение собственной силы. Элли - хорошо образованная женщина, посещавшая частную школу и хороший университет, ее вырастили в уверенности, что она не сможет добиться ничего путного ни в медицине, ни в политике, ни работая с законом, ни в одной другой профессии. Вместо этого она решила стать актрисой, но работу было трудно найти, она совсем отчаялась, а затем пошла по окольному пути, в свои двадцать устроившись на работу в стриптиз-клуб в Лондоне. Сначала она не думала, что это будет очень трудно. Она рассказала мне, что в нашей культуре она получала сообщения о легкости этой профессии, даже о ее выгоде для женщин. «Люди действительно так говорят, не так ли?» - глубокомысленно сказала она, когда мы встретились. «Существует миф, что женщины таким образом свободно выражают свою сексуальность, получают много денег, это дает им власть над мужчиной, который им платит.

Конечно, она всего этого не нашла. Она была в шоке, обнаружив унизительность этой работы, узнав, насколько она лишает человеческого достоинства. В клубах женщины становятся больше куклами, а не живыми людьми. «Что-то такое есть в этих клубах: свет, макияж, твоя одежда, эти огромные каблуки, фальшивая грудь у многих женщин. Ты похожа на мультяшку. Ты берешь себе фальшивое кукольное имя. Не удивительно, что мужчины не видят в тебе человека».

Хотя слово «эмпаурмент» часто привязывается к этой культуре, это выглядит  странным извращением, учитывая, что он когда-то значил для феминисток. Когда мы говорили об эмпаурменте в прошлом, то мы совсем не имели в виду молодую женщину, крутящуюся на шесте, но попытки женщин достичь экономического и политического равенства. К концу девятнадцатого века мы действительно верили, что такую силу получит гораздо больше женщин чем когда-либо, а женщины смогут свободно реализовать свой истинный потенциал, освободиться от тянущего вниз ярма неравенства.

Это может показаться странным, что мы говорим такое после политического разочарования последнего десятилетия, но администрацию Блэра в Англии в ее ранние годы администрацию Клинтона в США в ранние годы, приветствовали во многих местах, т.к. считали их предлагающими новые перспективы для женщин, которые хотели войти в коридоры власти.  Наоми Вульф, американская феминистка, писала в 1993: «В 1992 г. рекордное число женщин пришли во власть в США… Гендерное потрясение переориентировало президентские выборы. А я писала в Observer как раз перед выборами 1997 в Великобритании: « Если 6 процентов склонятся к лейбористам, количество женщин-парламентариев должно будет увеличиться в два раза… Это еще не равенство, но не стоит недооценивать, что это будет значить. Мы увидим, как клуб джентльменов начнет разваливаться, мы начнем видеть политическую культуру, учитывающую женские приоритеты. Мы не должны рассматривать с недоверием эту предстоящую революцию в женской власти. Этот сдвиг к большему равенству в политике означал, что аргументы феминисток, которые до той поры считались маргинальными, станут слышны на политических дебатах. В течение первых пяти лет нового лейбористского правительства, мы слышали от политиков заявления о том, что нужно более эффективно пресекать такие преступления против женщин, как изнасилования и домашнее насилие. Мы слышали много речей о необходимости перемен в рабочем мире. Они установили МРОТ, а это повлияло на женщин сильнее, чем на мужчин. Они также расширили права связанные с отпуском по уходу за ребенком, улучшили охрану детства, дали больше возможностей для работы с гибким графиком. В эти ранние годы лейбористское правительство удвоило выплаты матерям, ввело отпуск по уходу за ребенком для отцов, ввело бесплатные ясли на неполный рабочий день для трехлетних и четырехлетних детей, а его министры обсудили, как они могут продвинуть революцию на рабочих местах. Было улучшение не только в жизнях женщин, но и перемены в жизнях мужчин. Когда Тони Блэр взял отпуск на пару недель после рождения его четвертого ребенка в 2000, его уход приветствовали: «Если один из самых могущественных мужчин подает такой пример, это окажет огромное влияние на количество мужчин, взявших отпуск».

В такой обстановке мне было легко писать в моей предыдущей книге «Новый феминизм», которая была опубликована в конце 1990-х, что даже если женское движение затихнет, феминизм основательно укрепится в наших жизнях. Я так же легко и с радостью утверждала, что феминистки сейчас могут сконцентрироваться на достижении политического и экономического равенства. В прошлом феминизм во многом концентрировался на вопросах личной жизни: как женщины занимаются любовью, как они одеваются, кого они желают.  Я думала, что эти времена прошли. Я верила, что нам осталось только создать условия, чтобы стереть остатки сексизма в нашем обществе.

Я готова подтвердить, что тотально ошиблась. Сейчас многие женщины расслабились и верят, что большинство проблем решено, нет значимых барьеров для дальнейшего прогресса, куклы снова на марше. Подъем гиперсексуальной культуры не является доказательством того, что мы добились полного равенства, он, скорее, отразил глубокий дисбаланс власти в нашем обществе. Без радикальных экономических и политических перемен то, что мы видим сейчас вокруг себя, еще не является равенством, которое мы когда-то искали, это заглохшая революция.

Мужчины и женщины могут стараться доползти до гендерного равенства дома и на работе, но давление перемен и чувство оптимизма ушло. Неослабевающий мачизм британской политики - маркер сокрушительного провала  в попытке достижения равноправия полов. Выборы 1997 удвоили количество женщин-парламентариев  с 60 до 120 из 646, а затем перемены постепенно сошли на нет. Следующие две пары выборов увеличили число женщин-парламентариев только на 8, а в шотландском парламенте их число вообще снизилось с 40 процентов в 2003 до 35 в 2009. Новые лейбористы начали широко ассоциироваться с нарушенными обещаниями для женщин в политике. Многие женщины-министры ушли в отставку летом 2009, а одна пошла в ожесточенное нападение на премьер-министра из-за его неспособности поддержать женщин в парламенте, она утверждала, что ее просто использовали для создания иллюзии равенства.

Также как женщины не особо продвинулись во власти, как ожидалось, так и мужчины не спешат делать шаги по направлению к дому. Хотя по прежнему полно разговоров о равном разделении обязанностей по уходу за детьми и гибком рабочем графике, в 2009 мужчины просидели в отпуске только 2 недели, получая 123 фунта в неделю. Планы об уравнивании прав на отпуск по уходу за ребенком за счет введения схемы, где женщина и мужчина могут поделить 12 месяцев, были отложены правительством в долгий ящик под предлогом «тяжелого экономического положения».  Из-за несоответствия между существующими у женщин правами проводить время дома и недостатком таких прав у мужчин не кажется чем-то удивительным ситуация, когда домашний труд в основном висит на женщинах. Даже если женщина работает полный рабочий день, согласно одному исследованию, 23 часа в неделю они посвящают домашней работе, а женщины работающие на неполный день - 33 часа. Автор того исследования сообщает, что именно груз домашней работы на плечах мешает женщинам устроиться на более высокооплачиваемую работу с большим количеством часов.

Хотя девочки на всех ступенях образования успевают не хуже мальчиков, на рабочем месте не видно перемен, которые мы когда-то ожидали.  Тогда как мужчины и женщины с маленькими детьми имеют право требовать гибкий график работы, для женщин решение не работать полный день все еще влечет огромные последствия. Для женщины, работающей на полную ставку, почасовой пробел в зарплате составляет 17 процентов, а для работающей на неполную - около 35, иначе говоря, среднестатистическая женщина, работающая неполный рабочий день, зарабатывает только две трети от почасовой з/п мужчины, работающего на полную ставку. Больше всего удручает тот факт, что прогресс в выравнивании з/п также остановился, с 2007 по 2008 г. разрыв только увеличился. Для женщин на руководящих постах это равенство должно быть еще незаметней, чем показало исследование 2007 года: «Исследование The Price Waterhouse Coopers среди 350 компаний FTSE в 2002 показало, что в практически 40% руководящих должностей занимают женщины. Когда исследование повторили в 2007, их число упало до 22%». Одна женщина-менеджер, когда ее спросили о причинах массового ухода ее коллег, попыталась обрисовать проблему.  Тогда как люди могут уместить в голове идеи о необходимости равенства, «важно то, что у них в сердцах».

И что же в наших сердцах? Пора установить связь между культурными изменениями, котрорые мы видим в последние годы и этой заглохшей  революцией. Хотя для женщин сейчас больше возможностей, чем было поколение назад, мы видим возрождение старого сексизма в новых личинах. Еще далеко от возможностей для полной реализации свободы и потенциала женщин, новая гиперсексуальная культура ограничила женский успех узкими рамками сексуальной привлекательности.

Более того, мы видим не только смешение воедино эмпаурмента и преувеличения роли сексуальной привлекательности, но также мы недавно увидели возрождение старой идеи, что традиционная женственность  не является социальным конструктом, а больше связана с биологией. Наше общество потрясает новый всплеск интереса к биологическому детерминизму. Конечно, связь между маленькими девочками и всем розовым и блестящим не является просто культурным феноменом, на который можно как-то повлиять, как нам повсюду объясняют, но неизбежное следствие наших биологических особенностей, а посему сопротивление бесполезно. Некие нейробиологи недавно провели эксперимент который, как они заявили, подтверждает биологическую предрасположенность девочек к розовому цвету. Весь эксперимент состоял в том, что мужчинам и женщинам показывали пары разноцветных прямоугольников и просили выбрать понравившиеся больше. Исследователи обнаружили, что женщинам больше нравятся красноватые оттенки, чем мужчинам. Из всего этого они сделали вывод, что это как-то связано с биологическими различиями между мужчиной и женщиной, которые возможно сформировались в далеком прошлом. Женщины много тысячелетий назад собирали спелые красные фрукты вместо того, чтобы охотиться под голубым  небом, поэтому у них развилась особая любовь к розовому цвету.

Это утверждение, не долго думая, подхватила большая часть национальной прессы. «Мальчики любят голубой, девочки розовый, все дело в наших генах» гласил заголовок газеты Independent. «Голубой цвет для мальчиков и розовый цвет для девочек, это уходит корнями в эволюцию» гласил заголовок Guardian. Писатель из этой газеты сразу же нашел связь с игрушками современных детей: «Эта теория придаст сил сторонникам куклы Барби, которые видели атаки на нее за «антифеминистские» розовые одежды и стиль». И только пара одиноких комментаторов указала на то, что абсолютно ничего в исследовании не могло подтвердить, что предпочтение этого цвета - особенность, которая сформировалась в женских мозгах много лет назад, а не просто поддерживается современной культурой.

Это всего лишь одно отдельное исследование, но его популярность послужила источником вдохновения для многих подобных современных исследований.  В последние годы был просто шквал исследований половых различий, этим занимались дисциплины от нейробиологии до лингвистики и психологии. Некоторые из этих исследований пристально изучали структуру и активность мужского и женского мозга, некоторые обращались к гормонам, некоторые рассматривали интеллектуальные способности и достижения мужчин и женщин, а последние размышляли над способностями к сопереживанию и воспитанию. Выводы перемешались, но благодаря способу подачи информации в СМИ и популярным писателям, постоянно поддерживающим идею, что различия между полами определяются биологией.

Эти верования проникли в большинство областей культуры, в которой сейчас растут наши дети. Образовательные учреждения часто некритично транслируют их, так что сайт Girls School Assosiation утверждает, что исследования развития мозга в последние 10 лет говорят о том, что различия в химических процессах и структуре мозга оказывают влияние равное особенностям воспитания. Тенденция девочек быть более спокойными, общительными, склонными к сотрудничеству, более развитая интуиция,  тенденция у мальчиков быть более агрессивными, физически активными, независимыми в образовательном процессе, обе они проистекают от развития и функционирования мозга. Пока родители и учителя проникаются этими идеями, компании, производящие игрушки, рьяно поддерживают их. Докладчик Диснея сказал недавно, объясняя успех бренда диснеевских принцесс, который включает в себя кукол, нарядную одежду и аксессуары: «Мы верим, что быть принцессой - это врожденное желание подавляющего большинства девочек. Им нравится одеваться соответствующим образом и разыгрывать соответствующие роли. Это заложенное на генетическом уровне любовь к розовому, замкам, желание превратить своих отцов в принцев.

Опора на «химические процессы и структуру мозга» и «генетически заложенное желание» используется не только для объяснения стереотипного женского поведения и того, как девочки играют и учатся, но и чтобы объяснить неравенство, которое мы видим во взрослой жизни. Такие писатели, как Симон Барон-Коэн, профессор психопатологии развития, очень много писал, что различия между полами во взрослой жизни, в равной степени зависят и от биологии, и от социальных факторов. В своей книге Essential Difference он утверждает, что женский или мужской мозг влияет не только на поведение в детстве, но и на выбор занятия во взрослом возрасте.  Он начинает с анекдотов про стереотипных девочек и мальчиков, рассказывает нам, что типичная девочка живет в мире кукол и маленьких игрушечных животных. Они могли бы часами одевать и раздевать Барби.  Он идет еще дальше, утверждая, что среднестатистическая взрослая женщина лучше ладит с людьми. Люди с женским мозгом становятся самыми лучшими консультантами, учителями младших классов, социальными работниками, нянями, медиаторами, посредниками. Люди с мужским мозгом становятся лучшими учеными, инженерами, механиками, техниками, архитекторами, электриками, водопроводчиками, банкирами, музыкантами, программистами или даже юристами.

Это поразительно, что занятия, которые считают подходящими для женских мозгов Симон Барон-Коэн и другими поборниками биологического объяснения гендерных различий, совпадают со старыми шовинистическими представлениями  о женской доле. Кончено, если вы решите посмотреть поближе на доказательства этого вида биологического детерминизма, трудно избежать вывода, что популярность опирается на старые дурные стереотипы наравне с научными исследованиями.  Наука есть и на другой стороне ринга, но СМИ зачастую стремятся рассмотреть только мнение первой стороны. Т.е. биологический детерминизм рассматривается так, словно он стал новым научным консенсусом в академических кругах. Но многие ученые высказываются против использования биологических объяснений для поддержания гендерного раскола общества. Если бы голоса несогласных были слышны лучше, мы бы смогли бы оспаривать не только тривиальные различия между мальчиками и девочками, но и неравенство взрослых мужчин и женщин.

Я думаю, пора бросить вызов дутой женственности, которая  навязывается среди этого поколения женщин, поставить под вопрос возрожденный биологический детерминизм, который говорит нам, что гены и гормоны загоняют нас в железные рамки традиционных ролей, оспорить полную клаустрофобии  сексуальную культуру, которая учит молодых женщин, что только эксплуатируя свою сексуальную привлекательность можно стать влиятельной. Конечно, это должно быть собственным выбором женщины, если она в какой-либо степени влезает в стереотипную женственность: носит высокие каблуки, танцует у шеста, занимается домашним хозяйством. Я более чем когда-либо уверена, что нам не нужно создавать некую политкорректную и суровую версию феминизма, чтобы начать уже движение по направлению к гендерному равенству. Мы должны стремиться к настоящему выбору в обществе, которое будут характеризовать свобода и равноправие. Сейчас же под риторикой выбора маскируется настоящее давление на это поколение женщин. Мы живем в мире, где аспекты женского поведения, которые могут быть свободно выбраны, часто превращаются в клетку для молодых женщин.

Исследуя данные аспекты женского опыта, я осознаю, что есть места, куда эта книга не дойдет. Я провела за последние несколько лет много времени, общаясь с женщинами, которые живут за пределами западного мейнстрима с его феминистскими дебатами. Я путешествовала в Афганистан, Саудовскую Аравию, Иран, чтобы узнать, что женщины думают о своих правах в разных частях мира, а в Великобритании я работала с женщинами, которые бежали из этих стран. Я научилась и продолжаю учиться у них о важности межкультурной работы. Эта книга не пытается выполнить эту задачу, я остаюсь прежде всего не только в пределах культуры Запада, но в пределах Британского и гетеросексуального опыта. Делая это, я вовсе не хочу сказать, что другой опыт менее существенен.

Нет времени поддаваться отчаянию или апатии. Феминистки на Западе уже сотворили мирную революцию, открыв для женщин многие двери, которые были закрыты для них прежде, расширив наши возможности, отстояв право на образование для женщин, работу и репродуктивный выбор. Мы уже продвинулись так далеко. Ради наших дочерей не позволим эскалатору остановиться на этаже с куклами.

Наташа Уолтер, феминистская литература

Previous post Next post
Up