Для сердца смертного таит неизъяснимы наслажденья
Какое счастье - стареть и понимать, что «красота», отсутствие которой (скорее - осознание отсутствия) так мучило в молодости - промучило и прожгло всю молодость! определило чёртову прорву жизненных стратегий и тактик! - больше уже не нужна. Даже если будет - не пригодится. Уже можно спокойно и свободно жить без неё, ничего (никого) не добиваясь, ничего никому не доказывая. В молодости человек - охотник, охотится на мир, измышляет и использует приманки. Больше не надо охотиться. Что поймалось - то поймалось, больше уже ничего не поймается.
Сколько воздуха образуется при этом вокруг!
Старея, человек всё больше остаётся с миром один на один: без кучи посредников, отношения с которыми надо как-то улаживать. Мир редеет, как осенние ветки деревьев, с которых облетают листья. Остаются крупные вещи жизни: небо, деревья, земля.
Да, конечно, за эту свободу платишь смертью. Но ведь оно и вообще так устроено: за всё платишь именно и только ею, в другой валюте просто не принимается, нет другой валюты. И чем дороже платишь - тем дороже приобретаемое, Господь не обманывает, уметь бы только увидеть.
Это очень приводит мне на ум фотографии Земли с самолёта, виденные в ЖЖурнале одного географа-путешественника (собственно, pavlyuk). Красота нечеловеческая, метафизическая какая-то. Но мне, до обморока боящейся всего связанного с высотой, невозможно было, конечно, не подумать и о том, что возможность видеть такую красоту, переживать её как факт собственной жизни можно получить исключительно ценой реальной возможности смерти (из-за падения с этой нечеловеческой высоты).
Вот со старостью происходит что-то очень подобное. Она поднимает нас на такую высоту - с которой видна невообразимая для молодости, может быть - чуждая молодости, немного нечеловеческая (чем дальше, тем всё больше нечеловеческая) красота мира. С одной небольшой разницей: с этой высоты непременно - и чем дальше, тем скорее - придётся упасть.
Сколько воздуха образуется при этом вокруг!
Старея, человек всё больше остаётся с миром один на один: без кучи посредников, отношения с которыми надо как-то улаживать. Мир редеет, как осенние ветки деревьев, с которых облетают листья. Остаются крупные вещи жизни: небо, деревья, земля.
Да, конечно, за эту свободу платишь смертью. Но ведь оно и вообще так устроено: за всё платишь именно и только ею, в другой валюте просто не принимается, нет другой валюты. И чем дороже платишь - тем дороже приобретаемое, Господь не обманывает, уметь бы только увидеть.
Это очень приводит мне на ум фотографии Земли с самолёта, виденные в ЖЖурнале одного географа-путешественника (собственно, pavlyuk). Красота нечеловеческая, метафизическая какая-то. Но мне, до обморока боящейся всего связанного с высотой, невозможно было, конечно, не подумать и о том, что возможность видеть такую красоту, переживать её как факт собственной жизни можно получить исключительно ценой реальной возможности смерти (из-за падения с этой нечеловеческой высоты).
Вот со старостью происходит что-то очень подобное. Она поднимает нас на такую высоту - с которой видна невообразимая для молодости, может быть - чуждая молодости, немного нечеловеческая (чем дальше, тем всё больше нечеловеческая) красота мира. С одной небольшой разницей: с этой высоты непременно - и чем дальше, тем скорее - придётся упасть.