(no subject)
"Чудаки". Продолжение
XV
ОСУЖДЕННЫЙ
- Красота молодой баронессы заставила васъ забыть, графъ, обязанности вѣжливаго кавалера, - насмѣшливо и зло проговорила Сюзанна Мельвиль.
Графъ поднялся нѣсколько блѣдный. Нетактичность возлюбленной ставила его въ неловкое положеніе.
- Я не совсѣмъ васъ понимаю, Сюзанна Леонтьевна.
- Вѣдь вы меня пригласили на вторую мазурку. Первый ритурнель проиграли, и визави уже на мѣстѣ.
- Въ такомъ случаѣ мнѣ только остается извиниться.
- И поспѣшить на мѣсто... А Максимъ Сергѣевичъ займетъ вашу даму. Вѣдь вы можете вернуться послѣ мазурки.
- Глубоко извиняюсь, баронесса, что долженъ васъ покинуть. Ничего не подѣлаешь - обязанности танцующаго кавалера! Но, если позволите, я вернусь.
- Пожалуйста...
- Монологъ графа, - вмѣшалась Сюзанна, - нельзя сказать, чтобы былъ мнѣ пріятенъ, но я смиряюсь, такъ какъ никто изъ насъ не можетъ конкурировать съ вашей красотой.
Муся покраснѣла, раздосадованная грубыми "комплиментами". Но графъ Грегоровъ прекратилъ непріятную для него сцену.
- Я слышу второй ритурнель... поспѣшите, Сюзанна Леонтьевна.
- У васъ удивительный слухъ, графъ, - вы слышите то, чего никто изъ насъ не слышитъ... - насмѣшливо проговорила Сюзанна, опираясь на его руку.
Муся смотрѣла имъ вслѣдъ, пока они не скрылись за портьерой. Передъ ея столикомъ, робко переминаясь съ ноги на ногу, стоялъ красивый богатырь, съ которымъ случай столкнулъ ее въ первый же день ея пріѣзда въ материнскій домъ. Въ его большихъ голубыхъ глазахъ отражался такой восторгъ, что даже неопытная молодая дѣвушка его замѣтила и невольно покраснѣла.
- Садитесь, - застѣнчиво проговорила она. - Можетъ быть, вамъ тоже жарко и вы тоже выпьете холоднаго крюшона? Онъ очень вкусный, гораздо вкуснѣе, чѣмъ нашъ провинціальный квасъ.
Максимъ Сергѣевичъ отъ крюшона отказался. Онъ постарался сѣсть такъ, чтобы широкіе пальмовые листья хотя бы отчасти скрывали его крупную фигуру отъ глазъ любопытныхъ.
- Вы какъ будто меня боитесь? - улыбнулась Муся.
- Нѣтъ, - сконфуженно пробормоталъ онъ, - это не страхъ. Я просто еще къ вамъ не приглядѣлся.
- Мнѣ провинціалкѣ, простительно "приглядываться", а вы, петербуржцы, должны быть смѣлыми... Вотъ, напримѣръ, эта особа, которая къ намъ подходила... Какая она смѣлая.
- Противная!
- Ну, нѣтъ, она очень красивая, какъ фарфоровая куколка. Только не симпатичная. На меня она произвела впечатлѣніе холодной и злой эгоистки.
- Вы угадали. Самъ Господь учитъ васъ читать въ сердцахъ, - торжественно проговорилъ Максимъ Сергѣевичъ.
- Но кто же она?
- Нехорошая... И, будь я на мѣстѣ вашей матери, я не сталъ бы васъ знакомить съ нею.
- Но разъ она и прежде бывала въ маминомъ домѣ?! Я не хочу, чтобы ради меня мама хотя бы что-нибудь мѣняла.
- Вашими устами говоритъ ангельская доброта, но... баронессѣ многое придется измѣнить въ жизни съ вашимъ пріѣздомъ. Волей-неволей.
- Этого не будетъ! Все-таки, кто же эта госпожа?
- Она - фарсовая артистка и провела бурную жизнь. Я не могу васъ посвящать въ подробности этихъ бурь, - вы слишкомъ чисты, Марія Николаевна.
- Не можете и не надо. А что представляетъ изъ себя графъ Грегоровъ?
- Человѣкъ, которого должны ненавидѣть мужчины и любить женщины.
- Почему?
- Красавецъ, богатъ, знатенъ... молодъ...
- Но вѣдь онъ былъ женатъ и жена его бросила?
- Да, онъ былъ женатъ на красавицѣ и не сумѣлъ удержать ее, потому что былъ слишкомъ ей преданъ. Я все это говорю вамъ с чужихъ словъ. Тогда онъ сидѣлъ около своей жены, и другія женщины имъ не интересовались. Да и трудно было соперничать съ красотой молодой графини. Только красавица жестоко поступила со своимъ мужемъ.
- Ну?
- Она... какъ бы это вамъ сказать... Она его разлюбила, чтобы полюбить другого. Она его обманывала... но онъ раскрылъ обманъ и оттолкнулъ ее отъ себя. Далъ ей разводъ, и теперь она жена другого. Вся эта исторія "передѣлала" графа Грегорова. Онъ сталъ кутить, сумасшествовать и сталъ безпощаденъ къ женщинамъ. Онъ многихъ обманывалъ, онѣ ловились на удочку его богатства, красоты, знатности. Я думаю, немало онѣ пролили слезъ... изъ-за него, всѣ эти женщины, которымъ онъ кружилъ головы!
- И теперь... тоже? - спросила заинтересованная Муся.
- Теперь... онъ увлеченъ Сюзанной Мельвиль, и она старательно его ловитъ, хотя сомнѣваюсь, чтобы послѣ исторіи съ первой женой онъ вообще на комъ-нибудь женился, тѣмъ болѣе на форсовой актрисѣ съ такимъ "туманнымъ" прошлымъ.
- Я его понимаю. Разъ его такъ страшно обманули, трудно себѣ представить, чтобы вообще кому-нибудь онъ могъ бы вѣрить. А безъ вѣры какая же любовь?
Голубые глаза богатыря внимательно посмотрѣли на Мусю.
- Какъ вы разсуждаете о любви? Развѣ вамъ знакомо это чувство?..
- Нѣтъ! - просто отвѣтила Муся, - я разсуждаю только теоретически... и вхожу въ положеніе графа. Мнѣ даже какъ-то дико думать, что я могу кого-нибудь полюбить... какого-нибудь чужого человѣка. Но еслибъ это чудо случилось и меня бы обманулъ мой избранникъ, то другого уже навѣрно я не полюбила бы.
- А вы когда-нибудь думали о любви, баронесса? - робко, заикаясь, спросилъ Максимъ Сергѣевичъ.
Муся пожала плечами.
- О своей будущей любви я не думала, а вообще о любви приходилось думать. И это все случалось послѣ того, какъ я прочитывала какой-нибудь романъ. Я всегда удивлялась, какъ часто въ романахъ хорошія дѣвушки любятъ плохихъ людей. И продолжаютъ ихъ любить даже тогда, когда знакомятся сх ихъ пороками. Я еще допускаю возможность любви къ честному, хорошему человѣку, а людей порочныхъ и грязныхъ можно только презирать.
Муся спокойно высказывала свое мнѣніе, помѣшивая ложечкой крюшонъ, и не глядѣла на Максима Сергѣевича. Но если-бы она на него взглянула, то, пожалуй, замѣтила бы странное впечатлѣніе, произведенное ея словами. Онъ то краснѣлъ, то блѣднѣлъ, тяжело дыша. Какъ безпощадный бичъ, хлестали его правдивыя слова. Сама того не замѣчая, Муся попадала ему не въ бровь, а въ глазъ. Закончивъ свою тираду, молодая дѣвушка спокойными мелкими глотками выпила до дна крюшонъ.
Липарскій заговорилъ, волнуясь:
- И вы думаете, что в Петербургѣ вы встрѣтите чистыхъ и честныхъ людей?
Ясные глаза молодой дѣвушки, разсыпая лучистыя искры, поднялись и встрѣтились съ его беспокойнымъ взоромъ.
- А развѣ въ Петербургѣ все плохіе люди? Вы безпощадны къ самому себѣ, Максимъ Сергѣевичъ.
Онъ нервно теребилъ край салфетки и голосъ его прозвучалъ глухо, словно сдавленный волненіемъ:
- Я - очень плохой человѣкъ, баронесса, но тотъ, кто знаетъ, какъ сложилась моя жизнь, тотъ найдетъ для меня смягчающія обстоятельства.
Лучистыя глаза съ искреннимъ сочувствіемъ покоились на красивомъ смущенномъ лицѣ богатыря.
- Вамъ много пришлось выстрадать?
- Безконечно много. Почти съ колыбели я былъ одинокимъ, заброшеннымъ ребенкомъ. Всякій, кто только могъ, меня билъ и обижалъ... Но эти обиды и пробудили во мнѣ жажду борьбы. Я боролся и бился какъ рыба объ ледъ... Ни въ комъ я не встрѣчалъ ни помощи, ни сочувствія... Напротивъ, кто только могъ, лягалъ меня... И когда я, наконецъ, закончилъ среднее образованіе, силы мои изсякли и я гибнулъ въ нищетѣ... Это был самый ужасный моментъ въ моей жизни и, чтобъ спастись, я нравственно палъ... Паденіе помогло мнѣ встать на ноги, но наложило на меня тяжелыя цѣпи, и сниметъ ихъ только могила.
Липарскій "темно" говорилъ о соемъ паденіи, но въ голосѣ его и въ лицѣ было столько отчаянія, что невольное сочувствіе зажглось въ чистомъ сердцѣ молодой дѣвушки.
- Вы - плохой христіанинъ, Максимъ Сергѣевичъ. Нѣтъ грѣха, котораго не простилъ бы Господь, если раскаянье искренно.
- Баронесса, бывают случаи, когда раскаяніе можетъ помочь только въ будущей вѣчной жизни... Когда рука отрублена, то она отрублена и ея уже не будетъ. Ничѣмъ вы ея не вернете... Чистое и свѣтлое существо, подобное вамъ, оттолкнетъ падшаго, подобнаго мнѣ.
- Не сгущаете ли вы вы краски, такъ осуждая свое прошлое?
- И прошлое, и настоящее, и будущее... Но, къ сожалѣнію, Петербургъ наполненъ людьми, подобными мнѣ и еще худшими. Худшими, говорю я, потому, что тѣхъ не тяготитъ ужасъ ихъ паденія, какъ тяготитъ онъ меня... А у васъ, въ провинціи, развѣ много видѣли вы хорошихъ людей?
- Первый и лучшій - былъ мой отец, - съ гордостью произнесла молодая дѣвушка. - Если-бы вы знали, что это былъ за человѣкъ. Чистый, нѣжный, трудолюбивый, самоотверженный... Какъ онъ меня любилъ и какъ я его любила!
- Вотъ видите, - вырвалась неосторожная фраза у Липарскаго, - и такого человѣка не оцѣнили.
Муся гордо закинула головку.
- Не будемъ этого касаться. я могу любить своихъ родителей, но судьею ихъ не буду... Часто, очень часто виноваты не "стороны", а обстоятельства... И я вѣрю, что моихъ родителей разлучили именно злыя обстоятельства, и что если-бы я раньше объ этомъ подумала, мнѣ удалось бы ихъ соединить, и теперь мы всѣ трое были бы вмѣстѣ. Разлука съ мамой унесла отца въ преждевременную могилу. Вѣрный, свѣтлый рыцарь, онъ угасъ съ ея именемъ на устахъ.
Максимъ Сергѣевичъ прислушивался къ ея словамъ и думалъ:
"Какъ ты прекрасна! И душа твоя такъ же честна и свѣтла, какъ твоя внѣшность, моя нѣжная принцесса Греза. Какъ я люблю тебя, хотя и не смѣю любить... Какъ я несчастливъ теперь потому, что мое сердце проснулось и пробудило мою совѣсть."
Но вотъ онъ вздрогнулъ всѣмъ тѣломъ и яркая краска залила его лицо. Въ дверяхъ онъ увидѣлъ высокую, царственную фигуру баронессы фонъ-Саксъ. Ея огненные, страстные глаза не отрывались отъ юной парочки.
"Эхъ, будь, что будетъ, но я не встану, не уйду," - подумалъ Липарскій.
Молодая дѣвушка тоже замѣтила свою мать и ласково ей улыбнулась, когда Долли Евграфовна подошла къ столику.
- Что ты тутъ дѣлаешь, дѣтка, въ обществѣ самаго скучнаго кавалера?
- О, нѣтъ, мама, онъ очень милый, Максимъ Сергѣевичъ, и мы съ нимъ разговорились по душѣ.
Улыбка медузы мелькнула по губамъ баронессы фонъ-Саксъ, когда она повернулась къ своему любовнику.
- Что же вы не благодарите мою дочь за комплиментъ? - спросила она дрожавшимъ отъ бѣшенства голосомъ.
© О.Бебутова, 1930 г.
XV
ОСУЖДЕННЫЙ
- Красота молодой баронессы заставила васъ забыть, графъ, обязанности вѣжливаго кавалера, - насмѣшливо и зло проговорила Сюзанна Мельвиль.
Графъ поднялся нѣсколько блѣдный. Нетактичность возлюбленной ставила его въ неловкое положеніе.
- Я не совсѣмъ васъ понимаю, Сюзанна Леонтьевна.
- Вѣдь вы меня пригласили на вторую мазурку. Первый ритурнель проиграли, и визави уже на мѣстѣ.
- Въ такомъ случаѣ мнѣ только остается извиниться.
- И поспѣшить на мѣсто... А Максимъ Сергѣевичъ займетъ вашу даму. Вѣдь вы можете вернуться послѣ мазурки.
- Глубоко извиняюсь, баронесса, что долженъ васъ покинуть. Ничего не подѣлаешь - обязанности танцующаго кавалера! Но, если позволите, я вернусь.
- Пожалуйста...
- Монологъ графа, - вмѣшалась Сюзанна, - нельзя сказать, чтобы былъ мнѣ пріятенъ, но я смиряюсь, такъ какъ никто изъ насъ не можетъ конкурировать съ вашей красотой.
Муся покраснѣла, раздосадованная грубыми "комплиментами". Но графъ Грегоровъ прекратилъ непріятную для него сцену.
- Я слышу второй ритурнель... поспѣшите, Сюзанна Леонтьевна.
- У васъ удивительный слухъ, графъ, - вы слышите то, чего никто изъ насъ не слышитъ... - насмѣшливо проговорила Сюзанна, опираясь на его руку.
Муся смотрѣла имъ вслѣдъ, пока они не скрылись за портьерой. Передъ ея столикомъ, робко переминаясь съ ноги на ногу, стоялъ красивый богатырь, съ которымъ случай столкнулъ ее въ первый же день ея пріѣзда въ материнскій домъ. Въ его большихъ голубыхъ глазахъ отражался такой восторгъ, что даже неопытная молодая дѣвушка его замѣтила и невольно покраснѣла.
- Садитесь, - застѣнчиво проговорила она. - Можетъ быть, вамъ тоже жарко и вы тоже выпьете холоднаго крюшона? Онъ очень вкусный, гораздо вкуснѣе, чѣмъ нашъ провинціальный квасъ.
Максимъ Сергѣевичъ отъ крюшона отказался. Онъ постарался сѣсть такъ, чтобы широкіе пальмовые листья хотя бы отчасти скрывали его крупную фигуру отъ глазъ любопытныхъ.
- Вы какъ будто меня боитесь? - улыбнулась Муся.
- Нѣтъ, - сконфуженно пробормоталъ онъ, - это не страхъ. Я просто еще къ вамъ не приглядѣлся.
- Мнѣ провинціалкѣ, простительно "приглядываться", а вы, петербуржцы, должны быть смѣлыми... Вотъ, напримѣръ, эта особа, которая къ намъ подходила... Какая она смѣлая.
- Противная!
- Ну, нѣтъ, она очень красивая, какъ фарфоровая куколка. Только не симпатичная. На меня она произвела впечатлѣніе холодной и злой эгоистки.
- Вы угадали. Самъ Господь учитъ васъ читать въ сердцахъ, - торжественно проговорилъ Максимъ Сергѣевичъ.
- Но кто же она?
- Нехорошая... И, будь я на мѣстѣ вашей матери, я не сталъ бы васъ знакомить съ нею.
- Но разъ она и прежде бывала въ маминомъ домѣ?! Я не хочу, чтобы ради меня мама хотя бы что-нибудь мѣняла.
- Вашими устами говоритъ ангельская доброта, но... баронессѣ многое придется измѣнить въ жизни съ вашимъ пріѣздомъ. Волей-неволей.
- Этого не будетъ! Все-таки, кто же эта госпожа?
- Она - фарсовая артистка и провела бурную жизнь. Я не могу васъ посвящать въ подробности этихъ бурь, - вы слишкомъ чисты, Марія Николаевна.
- Не можете и не надо. А что представляетъ изъ себя графъ Грегоровъ?
- Человѣкъ, которого должны ненавидѣть мужчины и любить женщины.
- Почему?
- Красавецъ, богатъ, знатенъ... молодъ...
- Но вѣдь онъ былъ женатъ и жена его бросила?
- Да, онъ былъ женатъ на красавицѣ и не сумѣлъ удержать ее, потому что былъ слишкомъ ей преданъ. Я все это говорю вамъ с чужихъ словъ. Тогда онъ сидѣлъ около своей жены, и другія женщины имъ не интересовались. Да и трудно было соперничать съ красотой молодой графини. Только красавица жестоко поступила со своимъ мужемъ.
- Ну?
- Она... какъ бы это вамъ сказать... Она его разлюбила, чтобы полюбить другого. Она его обманывала... но онъ раскрылъ обманъ и оттолкнулъ ее отъ себя. Далъ ей разводъ, и теперь она жена другого. Вся эта исторія "передѣлала" графа Грегорова. Онъ сталъ кутить, сумасшествовать и сталъ безпощаденъ къ женщинамъ. Онъ многихъ обманывалъ, онѣ ловились на удочку его богатства, красоты, знатности. Я думаю, немало онѣ пролили слезъ... изъ-за него, всѣ эти женщины, которымъ онъ кружилъ головы!
- И теперь... тоже? - спросила заинтересованная Муся.
- Теперь... онъ увлеченъ Сюзанной Мельвиль, и она старательно его ловитъ, хотя сомнѣваюсь, чтобы послѣ исторіи съ первой женой онъ вообще на комъ-нибудь женился, тѣмъ болѣе на форсовой актрисѣ съ такимъ "туманнымъ" прошлымъ.
- Я его понимаю. Разъ его такъ страшно обманули, трудно себѣ представить, чтобы вообще кому-нибудь онъ могъ бы вѣрить. А безъ вѣры какая же любовь?
Голубые глаза богатыря внимательно посмотрѣли на Мусю.
- Какъ вы разсуждаете о любви? Развѣ вамъ знакомо это чувство?..
- Нѣтъ! - просто отвѣтила Муся, - я разсуждаю только теоретически... и вхожу въ положеніе графа. Мнѣ даже какъ-то дико думать, что я могу кого-нибудь полюбить... какого-нибудь чужого человѣка. Но еслибъ это чудо случилось и меня бы обманулъ мой избранникъ, то другого уже навѣрно я не полюбила бы.
- А вы когда-нибудь думали о любви, баронесса? - робко, заикаясь, спросилъ Максимъ Сергѣевичъ.
Муся пожала плечами.
- О своей будущей любви я не думала, а вообще о любви приходилось думать. И это все случалось послѣ того, какъ я прочитывала какой-нибудь романъ. Я всегда удивлялась, какъ часто въ романахъ хорошія дѣвушки любятъ плохихъ людей. И продолжаютъ ихъ любить даже тогда, когда знакомятся сх ихъ пороками. Я еще допускаю возможность любви къ честному, хорошему человѣку, а людей порочныхъ и грязныхъ можно только презирать.
Муся спокойно высказывала свое мнѣніе, помѣшивая ложечкой крюшонъ, и не глядѣла на Максима Сергѣевича. Но если-бы она на него взглянула, то, пожалуй, замѣтила бы странное впечатлѣніе, произведенное ея словами. Онъ то краснѣлъ, то блѣднѣлъ, тяжело дыша. Какъ безпощадный бичъ, хлестали его правдивыя слова. Сама того не замѣчая, Муся попадала ему не въ бровь, а въ глазъ. Закончивъ свою тираду, молодая дѣвушка спокойными мелкими глотками выпила до дна крюшонъ.
Липарскій заговорилъ, волнуясь:
- И вы думаете, что в Петербургѣ вы встрѣтите чистыхъ и честныхъ людей?
Ясные глаза молодой дѣвушки, разсыпая лучистыя искры, поднялись и встрѣтились съ его беспокойнымъ взоромъ.
- А развѣ въ Петербургѣ все плохіе люди? Вы безпощадны къ самому себѣ, Максимъ Сергѣевичъ.
Онъ нервно теребилъ край салфетки и голосъ его прозвучалъ глухо, словно сдавленный волненіемъ:
- Я - очень плохой человѣкъ, баронесса, но тотъ, кто знаетъ, какъ сложилась моя жизнь, тотъ найдетъ для меня смягчающія обстоятельства.
Лучистыя глаза съ искреннимъ сочувствіемъ покоились на красивомъ смущенномъ лицѣ богатыря.
- Вамъ много пришлось выстрадать?
- Безконечно много. Почти съ колыбели я былъ одинокимъ, заброшеннымъ ребенкомъ. Всякій, кто только могъ, меня билъ и обижалъ... Но эти обиды и пробудили во мнѣ жажду борьбы. Я боролся и бился какъ рыба объ ледъ... Ни въ комъ я не встрѣчалъ ни помощи, ни сочувствія... Напротивъ, кто только могъ, лягалъ меня... И когда я, наконецъ, закончилъ среднее образованіе, силы мои изсякли и я гибнулъ въ нищетѣ... Это был самый ужасный моментъ въ моей жизни и, чтобъ спастись, я нравственно палъ... Паденіе помогло мнѣ встать на ноги, но наложило на меня тяжелыя цѣпи, и сниметъ ихъ только могила.
Липарскій "темно" говорилъ о соемъ паденіи, но въ голосѣ его и въ лицѣ было столько отчаянія, что невольное сочувствіе зажглось въ чистомъ сердцѣ молодой дѣвушки.
- Вы - плохой христіанинъ, Максимъ Сергѣевичъ. Нѣтъ грѣха, котораго не простилъ бы Господь, если раскаянье искренно.
- Баронесса, бывают случаи, когда раскаяніе можетъ помочь только въ будущей вѣчной жизни... Когда рука отрублена, то она отрублена и ея уже не будетъ. Ничѣмъ вы ея не вернете... Чистое и свѣтлое существо, подобное вамъ, оттолкнетъ падшаго, подобнаго мнѣ.
- Не сгущаете ли вы вы краски, такъ осуждая свое прошлое?
- И прошлое, и настоящее, и будущее... Но, къ сожалѣнію, Петербургъ наполненъ людьми, подобными мнѣ и еще худшими. Худшими, говорю я, потому, что тѣхъ не тяготитъ ужасъ ихъ паденія, какъ тяготитъ онъ меня... А у васъ, въ провинціи, развѣ много видѣли вы хорошихъ людей?
- Первый и лучшій - былъ мой отец, - съ гордостью произнесла молодая дѣвушка. - Если-бы вы знали, что это былъ за человѣкъ. Чистый, нѣжный, трудолюбивый, самоотверженный... Какъ онъ меня любилъ и какъ я его любила!
- Вотъ видите, - вырвалась неосторожная фраза у Липарскаго, - и такого человѣка не оцѣнили.
Муся гордо закинула головку.
- Не будемъ этого касаться. я могу любить своихъ родителей, но судьею ихъ не буду... Часто, очень часто виноваты не "стороны", а обстоятельства... И я вѣрю, что моихъ родителей разлучили именно злыя обстоятельства, и что если-бы я раньше объ этомъ подумала, мнѣ удалось бы ихъ соединить, и теперь мы всѣ трое были бы вмѣстѣ. Разлука съ мамой унесла отца въ преждевременную могилу. Вѣрный, свѣтлый рыцарь, онъ угасъ съ ея именемъ на устахъ.
Максимъ Сергѣевичъ прислушивался къ ея словамъ и думалъ:
"Какъ ты прекрасна! И душа твоя такъ же честна и свѣтла, какъ твоя внѣшность, моя нѣжная принцесса Греза. Какъ я люблю тебя, хотя и не смѣю любить... Какъ я несчастливъ теперь потому, что мое сердце проснулось и пробудило мою совѣсть."
Но вотъ онъ вздрогнулъ всѣмъ тѣломъ и яркая краска залила его лицо. Въ дверяхъ онъ увидѣлъ высокую, царственную фигуру баронессы фонъ-Саксъ. Ея огненные, страстные глаза не отрывались отъ юной парочки.
"Эхъ, будь, что будетъ, но я не встану, не уйду," - подумалъ Липарскій.
Молодая дѣвушка тоже замѣтила свою мать и ласково ей улыбнулась, когда Долли Евграфовна подошла къ столику.
- Что ты тутъ дѣлаешь, дѣтка, въ обществѣ самаго скучнаго кавалера?
- О, нѣтъ, мама, онъ очень милый, Максимъ Сергѣевичъ, и мы съ нимъ разговорились по душѣ.
Улыбка медузы мелькнула по губамъ баронессы фонъ-Саксъ, когда она повернулась къ своему любовнику.
- Что же вы не благодарите мою дочь за комплиментъ? - спросила она дрожавшимъ отъ бѣшенства голосомъ.
© О.Бебутова, 1930 г.