Мой день (попытка дневниковой записи)
Последний месяц я проживаю на острове Бохол (местные зовут его Бохоль). Это такой довольно маленький кусочек земли в центре филиппинского архипелага, со всех сторон окруженный островами покрупнее и познаменитее. Проехать его из конца в конец можно за три часа (именно столько надо неторопливым местным таратайкам, чтобы преодолеть эти несчастные 90 км). Попасть на остров можно самолетом либо паромом. Столица Тагбиларан находится на его западной оконечности - там есть аэропорт для домашних перелетов, крупнейший на острове порт и паромный терминал. А также имеется единственный на весь остров крупный торговый центр. И самый дорогой местный пляж, засранный туристами. От туристов я в последнее время шарахаюсь. Поэтому мы с Леной обогнули остров по периметру и бросили кости в самом удаленном от столицы приморском городке -- Анде (я бы даже сказал, что это деревня, но раз тут есть церковь, то так уж и быть -- пусть будет село.)
Вообще, мы целились в крохотный островок Камигин, до которого с Бохола надо часов пять плыть паромом. Но паром ходит только из Джагны (это городок примерно посредине между Тагбилараном и Андой, местные читают его название на испанский манер -- Хагна), причем ходит не каждый день и неясно в какое время. Так что мы решили повисеть немного в Анде, где уже бывали раньше, и там уже на месте выяснить, что и как. В итоге, как случается у лентяев, залипли аж на месяц. Тут неплохо, удобно. Море под рукой. И есть вай-фай, которого, скорее всего, нет на Камигине.
Сегодня ночью я не спал, царапая статью, а с самого утра убрался кокосовой брагой. Ночью мне лучше пишется, потом что деревня -- довольно шумное место. Дом, в котором мы снимаем комнату, весь какой то картонный: когда кошка бежит по крыше, звук такой, будто началось землетрясение. Хлопают двери, бегают дети, а с трех часов ночи и до следующего вечера по всей деревне верещат и хлопают крыльями петухи (однажды я посчитал - в худшие часы они орут каждые 5 секунд, черт меня возьми, причем временами делают это хором). В пять часов вчера и пять часов утра вдобавок врубается назойливая запись колокольных переливов в местной церкви (правда, хвала Господу, не каждый день). Поэтому, наверное, местные в шесть часов уже на ногах, а в 9 вечера уже отправляются спать. Есть, конечно, и плюсы: мы живем в самом центре, до рынка и десятка местных лавок рукой подать, а до моря две минуты ходу. Но работать я всё же предпочитаю ночью.
По утрам я обычно высыпаюсь (что совсем непросто делать под вопли петухов), но сегодня эту затею пришлось отложить. За комнату не было плочено уже десять дней, и дед, у которого мы снимаем жилье, начал волноваться: надо бы, мол, уже и того. Хотя я перед тем спрашивал, платить ли наперед, а он ответил "как хотите". Ну ладно, зачем расстраивать старого человека, заплатим, чего уж. Но! Дело в том, что в провинции очень плохо с банкоматами. Единственный банкомат, который есть в Анде, принадлежит какому-то мелкому банку, работающему только на десяти островах (из семи тысяч!), и принимает только карты этого банка. А международный банкомат находится аж в Джагне, туда надо ехать целый час, и когда я явился туда пару дней назад, этот банкомат не работал -- вероятно, кончилась наличка, потому что начало месяца, время зарплат.
...Вообще весь тот день как-то не задался: проведав неработающий банкомат, я поскользнулся на скользкой тротуарной плитке и чуть не сломал пальцы на левой ноге, потом на подходе домой меня окликнул какой-то местный олух (они вечно окликают приезжих -- просто так, от нечего делать), я отвлекся на него и разбил большой палец правой ноги о попавшийся под ноги кирпич. А через 10 минут, чистя рыбу на кухне и будучи укушен за левую ногу каким-то насекомым, я попытался почесать ее правой ногой и угодил коленом в незаметно торчавшую из-под умывальника ржавую шляпку гвоздя. От прозвучавших проклятий нож дрогнул, ловко выскочил из рыбьей требухи и порезал мне руку. В довершение всего этого на сковороде, поставленной на дрова (они тут готовят еду на дровах, да), вспыхнуло масло, и я попытался снять ее с огня голой рукой, впопыхах забыв о законе теплопроводности. В общем, такого количества травм в течение одного часа я еще не получал. Так что следующие пару дней я отлеживался, а новую вылазку к банкомату решил совершить только сегодня.
Прямо с утра, встретив меня во дворе, дед пытался направить мои стопы к банкомату, но я лишь посмеялся - было семь утра, а я в такое время нетранспортабелен. Узнав, что банкмат в Джагне не дал мне денег, дедушка Додон (для семьи - Додо) посоветовал поехать в городок Кандыхай (для местных - Кандигай), где, как он знал, тоже есть международный банкомат. Туда я и отправился в обед, закончив свои журналистские дела и выпив литрушку браги.
Едва выйдя из калитки, наткнулся на едущий по улице трехколесный драндулет с парой пассажиров-работяг в заднем отсеке. «Гиндельман» -- сказал водила. Гиндельман был пересадочным пунктом, откуда можно было уехать в Кандыхай. Я сказал «30 песо, окей?» и полез внутрь. Поймать такую «маршрутку» (назовем ее на тайский манер - тук-туком) - это хорошо, поскольку не надо идти на автобусную остановку и там ждать «полной загрузки», но цену надо сразу уточнять, иначе в итоге с тебя слупят все 50.
Где заканчивается Анда, и где начинается Гиндельман, сказать сложно. То есть, сначала ты видишь знак о выезде из Анды, а потом, спустя совсем малое время - приветственный борд Гиндельмана с улыбающейся мордой мэра (они тут любят персонифицировать провинциальные города вот таким образом). Но ряды домов по бокам дороги не редеют даже между этими знаками, что наводит на мысли о фактической смычке двух населенных пунктов.
Прибрежные городки вытянуты вдоль шоссе, потому что в другие стороны им развиваться некуда: с одной стороны накатывает море, с другой - горная гряда, порой почти вплотную подступающая к воде. Центр такого городка опознается по рыночной площади - дорога в этом месте расширяется вбок в залитое бетоном пространство, на которое смотрит двухэтажный торговый центр с разными лавчонками и крытым рынком. Между городскими центрами сразу начинаются переходящие друг в друга пригороды: на фоне слюдяного моря колосятся правильными рядами банановые джунгли, засеянные сорняками частных домиков, а там, где джунгли пробриты, блестят водяной пленкой квадраты рисовых полей. Домики встречаются самые разнообразные - от некрашенных фанерных (или даже плетеных из какого-то тростника) бедняцких халуп на курьих ножках-шестках до добротных шлакоблочных виллочек под черепичной крышей. И чем дальше от городского центра, тем легкомысленный люди относятся к заборам. У кого-то их нет вообще, кто-то сколотил их из кривых палок, кто-то заморочился на красивый штакетик до пояса или на основательную ковку. Но ни одного забора, замкнутого по всему периметру двора, я так и не увидел - так что, очевидно, реальной надобности в них просто нет. Так, декоративный элемент.
Наконец приехали в Гиндельман. Этот городок был крупней Анды, и площадь возле рынка в нем была куда многолюдней. Тарахтели, подъезжая и отъезжая, трехколесные такси и минивэны, переминались в ожидании автобусов местные жители, шаркали туда-сюда мороженщики с пенопластовыми ящиками через плечо. Стайки торговцев подруливали к каждому проходящему автобусу, предлагая пассажирам через открытые окна разные закусоны. Послеобеденное солнце еще жарило прилично, так что захваченная мною из дома шляпа пришлась весьма кстати. Я присел на бордюрчик на остановке и уставился на дорогу в ожидании транспорта до Кандихая. Обзор закрывала группа местных студенток, ловивших автобус - у каждой у руках было что-то вроде общей тетради. Некоторое время я угрюмо смотрел сквозь них, пока не сообразил, что их белые зауженные брюки мощно просвечивают в косых закатных лучах, а белья девушки не носят. В этот момент подъехал мой автобус.
Ехать в филиппинском автобусе в час пик - далеко не самое приятное занятие. Все места заняты, ты потеешь в проходе, где даже ногу некуда переставить, на остановках постоянно набиваются новые люди. Проход очень узкий, и по нему постоянно скользит туда-сюда билетер - передавать за проезд тут не принято, т.к. универсальной таксы за проезд нет, цена зависит от расстояния. Билетеры - обычно молодые парнишки. Переезд до Кандихая стоил мне всего 10 песо. Пока билетер дырявил талон специальными щипцами, я рассмотрел у него на тыльной стороне ладони вытатуированные цифры (видимо, отсылка к какому-то евангельскому псалму). За шиворот рубашки он заправил сложенное полотенце, край которого торчал наружу - видимо, чтобы пот не тек по спине.
Мы поехали обратно в сторону Анды, на полпути к ней вписались в дорожную развилку и свернули на север, где притаился между горами Кандыхай-Кандихай-Кандигай. Минут через 20 въехали в какой-то городок. Он, не он? Увидев на обочине толпу школьниц в белых рубашках и красно-клетчатых юбках, я вылез наружу. Школьницы с визгом и смехом стали паковаться в забитый автобус. «Да, это Кандихай, -- подтвердил скучавший на остановке таксист на мотоцикле. - А банкомат - вон там, в банке».
Я прошелся к банку. Кандихай оказался городком несколько нетипичным - без рыночной площади. Но наличие школы, банка и лавочек со жратвой все же говорило о том, что его центр находится именно тут. Кроме того, здесь, как и в любом филипппинском городском центре, нашлось место для придорожного скверика с памятником какому-то герою революции - типовой стоящей в полный рост фигуре на высоком постаменте - правда, без пояснительной таблички. Вероятно, предполагается, что народ и так знает своих героев в лицо.
Банк оказался закрыт глухим занавесом роллета. Причем вместе с банкоматом. «Вай, не повезло тебе, 4 часа уже, закрыли только что», -- прокомментировал таксист. Вашу мать, подумал я - что это за банки, которые работают только до четырех часов! И почему задраен банкомат?? Местные только пожали плечами - мол, а разве бывает как-то иначе?
Еще один банкомат возле местного муниципалитета, охранявшийся строгим парнем с автоматом, работал, но денег мне все равно не дал, ссылаясь на неверный код транзакции (что бы это ни означало). Я сделал четыре попытки и приуныл: если банк по какой-то причине заблокировал карту, дед расстроится, да и вообще налички осталось всего 5 долларов. Как-то хреново застрять, да еще с неоплаченными долгами, в такой глуши. А еще ведь надо что-то жрать.
Чтобы не возвращаться совсем уж с пустыми руками, я словил автобус и поехал в Джагну, в которой в прошлый раз не работал банкомат. Попытка не пытка. В дороге я обмозговывал альтернативные варианты выхода из ситуации. Можно было бы послать себе деньги через Вестерн Юнион. Кроме того, в Анде я успел свести шапочное знакомство с тремя завсегдатаями местного бара с битническим названием «На дороге» - татуированным финном, бородатым французом и лысым англичанином. Один держал тут гостиницу-ресорт, другой поддерживал местный волонтерский центр по присмотру за бедняцкими детьми, выстроенный из автопокрышек и пластиковых бутылок, третий тоже делал что-то в этом роде. Других иностранцев-лонгстееров тут не было, так что в дни, когда в Анду не заглядывали туристы, эти трое делали бару всю выручку.
В баре «На дороге» не было караоке, но был музыкальный центр с довольно странным набором песен (например, в папке «всякое говно» я увидел несколько треков раннего «Ленинграда»), и когда говорить было не о чем, приятели просто по очереди щелкали пультом, гоняя треки туда-сюда. В остальное время стареющий лысый англичанин Робин лениво троллил своих собеседников и рассказывал разные байки из своего британского, а затем эстонского прошлого (когда-то, я так понял, он был женат на эстонке). К себе домой на соседнюю улицу он, даже будучи пьяным, всегда добирался на велосипеде. Когда я однажды заглянул к ним на огонек со стаканом собственного бухла в руке, Робин отрекомендовался мне «музыкальным фриком» и рассказал, как сходил на концерт Роберта Фриппа - тот играл какую-то хрень в духе «спиричуэл» в арендованной для этого церкви - но не досидел, а потом гневно обосрал концерт во фрипповском фейбуке. Какое-то время спустя запись концерта издали в виде диска, на обороте которого он не без удивления нашел свой комментарий с указанием полного имени и ремаркой «Как видите, такая музыка нравится не всем».
У англичанина, насколько я понял, имелась карточка местного банка. Можно было бы договориться перевести деньги ему и обменять на кэш. Правда, меня несколько смущала его фиксация на сосках: неделю назад я стал свидетелем примечательного диалога между ним и французом, когда Робин, обзывая своего собутыльника «французским сукиным сыном», заявлял о своем желании пососать его соски. Мне он после этого сообщил, что не бисексуал, просто его неодолимо тянет к рельефным соскам. «А у твоей подруги, не носящей лифчиков, чтоб ты знал, они, кстати, очень рельефные». Я сдержанно поблагодарил его за ценную информацию. После этого бармен отозвал меня в сторонку и, стреляя глазами на англичанина, удивился шепотом, зачем я позволяю своей девушке общаться с «этим нехорошим человеком». По словам пацана, Робин напоил и трахнул какую-то его сердечную подругу, -- может быть, поэтому старый ловелас избегал теперь заказывать у него какие-либо коктейли, предпочитая собственноручно открывать принесенные из подсобки литровые бутыли с пивом.
В дороге бессонница и кокосовая брага догнали меня, и я вырубился, так что, наверное, проспал бы Джагну, если бы не начался ливень и не вылил на меня ведро ледяной воды сквозь открытое окно. Автобус уже въехал в Джагну. Продрав глаза и отжав мокрую футболку, я вылез наружу. Понял, что дождь кончился так же резко, как и начался - и под последними редкими каплями побрел к банку. Миновал муниципалилет, церковь, сквер с памятником, парикмахерскую, киоск с курой-гриль (на логотипе - курица с нимбом, ну надо же), добротный мост через хилый ручеек. Вот и банк.
На этот раз -- аллилуйя! -- банкомат работал. Правда, отказался выдать мне больше 10 тыщ за раз. Еще утром это испортило бы мне настроение, но после неудачи в Кандихае я был рад и этой десятке. С облегчением забрав бабло, я повернулся и остолбенел - сзади за это время откуда-то успела собраться очередь человек в десять.
Уже стемнело. Джагну (Хагну) я неплохо изучил еще в прошлый раз. Собственно, и изучать было нечего: помимо вышеперечисленного в городке имелась стандартная площадь-остановка и торговый центр, с обратной стороны которого располагался паромный терминал. Шумно, грязно, многолюдно. Гриль-фудкорт с шашлыками заволок половину площади дымом. В тот раз, сфотографировав расписание паромов, я отбился от слетевшихся со всех сторон замарашек-попрошаек с малыми детьми на руках и быстро свалил в Анду, порадовавшись, что у нас там совсем нет нищих.
В этот раз я решил не возвращаться с пустыми руками: обогнул торговую площадь с неказистым центром местной цивилизации - набитым убогими лавчонками двухэтажным торговым центром, -- прошелся по крытому рынку и купил за 90 песо (пара долларов) килограммового ската, которого продавщица посоветовала зажарить с луком и черными бобами. На фудкорте позаглядывал в кастрюли и купил порцию печеных баклажанов с яйцом, кусок вареной свиной ноги, мягких крупных тушеных креветок, тарелку ухи, салат из прозрачных морских водорослей, напоминающих куст остекленевшей кровеносной системы, и нарезку из щупальца кальмара. Все это вместе с подливой мне увязали в пакетики. Отдал около 4 долларов, -- в Анде за такое же пришлось бы выложить вдвое больше. Там на фудкорте - цены «для туристов», хотя туристов сейчас очень мало. Но цены никто не снижает.
У торговых рядов два филиппинца грузили на мотороллер стреноженную свинью. Свинья страшно верещала. Я и не знал, что они умеют так орать. Покупатель пытался тащить ее за уши, отчего свинья визжала еще громче. В итоге они как-то умудрились уложить ее на сиденье сзади. Но как можно ехать со свиньей, да еще в темноте, я все же так и не смог представить.
Под руку меня тыркала какая-то баба с бутылкой от рома в руке: «Мистер, купите мед, всего 5 долларов». Присвистнув, я отказался. Я вообще не ем меда, а за такие деньги - тем паче.
Выйдя на площадь, я проводил взглядом свой автобус. Уже стемнело, было почти семь, по расписанию последний автобус до Анды был только через 45 минут. Его ожидание показалось мне вечностью. Крытой остановки тут не было - но, к счастью, не было и дождя. Посреди уложенной толстыми бетонными плитами площади горожане воткнули лысую клумбу с рекламой того, что они величали бизнес-центром. Сам «бизнес-центр», из которого я только что вышел, уже закрылся. Грохотали задраиваемые роллеты, продавцы расходились по домам. Через дорогу я углядел автомат по продаже питьевой воды. За один песо он наливает 100 граммов. В Таиланде, для сравнения, за примерно те же деньги можно выдоить из подобного автомата целый литр. Меня не удивляет, что европейцы предпочитают жить в Таиланде - там хоть на воде не экономят.
Высокий бордюр клумбы был сделан коварно - край его был сильно скошен, очевидно, чтобы никто на нем не сидел. А поверху шла оградка. Но больше сидеть было не на чем. Ожидание автобуса показалось мне маленькой вечностью. Вскоре подошел какой-то торговец с корзиной, принес с собой крошечный пластиковый стульчик и с комфортом уселся рядом. Я посмотрел на него завистливыми злыми глазами. Я был устал и голоден, ушибленные на днях пальцы ноги разболелись, хотелось в туалет. Чтобы не так сильно вышибало дно, я присел на неудобный покатый бордюр и стал потягивать брагу из заботливо упакованной мне Леной в дорогу бутылочки. Торговец куда-то ушел, оставив свой стульчик сиротливо стоять в свете фар. Я поборол соблазн и отвернулся.
Подошел автобус, но не мой. Я долго смотрел на табличку на его боку, где мелкими буквами была описана его вместительность. До таблички было меньше двух метров. Но то ли из-за близорукости, то ли ввиду усталости и недосыпа, я не мог разобрать число сидячих пассажиров. В сумерках казалось, что цифры напротив этой строки постоянно меняются от 10 до 99, как на счетчике - чего, конечно, не могло быть. Я поморгал и потер глаза, но наваждение не проходило. Между тем количество стоячих пассажиров, написанное ниже, я видел четко - «0». Минут 10, пока стоял автобус, я напрягал зрение, злясь на чертову галлюцинацию. В итоге не выдержал, встал и подошел ближе. 39. Я успокоился.
Тут ко мне и прицепилась эта старуха с базара. В руках у нее все еще была бутылка с медом. Не знаю, то ли она была пьяна, то ли просто хотела почесать языком, но старуха сначала спросила мое имя, потом фамилию, откуда я приехал, возраст, социальный статус. Это выходило за рамки светской беседы - впрочем, я уже привык к нахальному любопытству местных. В итоге бабка попросила мой телефонный номер. Я решил, что ее общество начинает меня утомлять. К счастью, в это время наконец-то причалил мой автобус. С облегчением бросив, что у меня нет телефона, я полез внутрь и забился на заднее сиденье. Но бабке, к несчастью, оказалось со мной по пути. Она устроилась рядом и стала выпытывать мой украинский адрес. Я пожал плечами, но написал адрес на выданной ею бумажке, указав соседний дом. Название Днепропетровска вызвало у нее трудности. Впрочем, как я понял, она даже не знала, что такое Украина. Далее бабка стала интересоваться моим адресом в Анде. Я пояснил, что адреса не знаю. Тут на домах как-то не принято указывать номера. Бабку это признание почему-то позабавило, она очень смеялась. Она вообще всю дорогу заливисто хихикала - впрочем, в Азии несколько особенное отношение к смеху, к этому надо просто привыкнуть. Вероятно, смехом они сдабривают отсутствие бытового комфорта.
Чтобы отделаться от нее, я открыл айпэд и начал набрасывать вот эту заметку (интересно, найдется хотя бы пара человек, дочитавших до этого места?). Но бабку это не смутило. Она стала предлагать мне сойти в Гиндельмане и пойти к ней домой. Я не мог поверить, что меня клеит какая-то бомжеватая старуха. Такие вещи, знаете ли, бьют по самолюбию. То есть, может, она была еще не так стара. Наверное, ей могло быть и 50, и 40 - у азиатов своя шкала старения. Вместе с тем она была морщиниста, неопрятна, с огромной бородавкой возле носа. Нашу светскую беседу она все время прерывала, просмаркиваясь и выплевывая харкотину в окно. Я сказал ей, что дома меня ждет девушка, так что пойти с ней я никак не могу. После этого хихиканье бабки стало совсем уже бесперебойным. Невзирая на то, что я писал текст и всем своим видом демонстрировал занятость, она стала снова спрашивать про разную ерунду - кем я работаю, и давно ли работаю, и что я тут делаю, и женат ли я официально. Я что-то бурчал в ответ, стараясь не срываться на грубость. Но когда бабка стала спрашивать, нравится ли она мне («только отвечай честно - да или нет!»), я наконец счел нужным пояснить старой женщине, что приставать к незнакомым людям с подобными вещами - ну как минимум некрасиво.
Наверное, я сказал это громче, чем намеревался, потому что два подростка в середине автобуса страшно развеселились и сказали: «Отлично-отлично, продолжайте, пожалуйста». Не знаю, как я дотерпел до Гиндельмана. Бабка пыталась вытащить меня наружу за локоть, я вежливо отцепил ее лапу и помахал на прощание в окно. Хреново ей, наверно, живется. Я бывал в местных бедняцких домах, когда покупал брагу, -- это такие хлевообразные «кондо» с очень условным разделением на жилые отсеки, украшенные замурзанными евангельскими картинками, и, конечно, без барной стойки. В общем, совсем не то место, где хотелось бы встретить старость.
Через полчаса автобус въехал в Анду. Водитель не счел нужным тормозить возле рынка, так что мне пришлось его окликнуть, что вызвало новый взрыв смеха у всех оставшихся пассажиров (это же так смешно - иностранец проехал свою остановку!). Добрел до дома, распугивая снующих в сумерках крабов, вручил Лене деньги и еду, повалился на кровать и проспал следующие 17 часов.
Так завершился мой день.