Поэзия народного костюма. Сарафан
Мерцалова М.Н. Поэзия народного костюма, 1988
Автор в цикле новелл и очерков раскрывает поэтические черты народного костюма, рассказывает о том, как связан костюм с природой и народными обычаями. Издание богато иллюстрировано и рассчитано на широкий круг читателей. Уникальные цветные съёмки были произведены в различных областях РСФСР в основном в начале 70-х годов. ©
ОглавлениеСеверные лебёдушки
Из-под той страны, из-под восточныя,
выставала туча темная, грозная,
да из той тучи грозной,
темныя выпадала книга голубиная...
Великая книга голубиная!
В долину книга сорок локот,
поперег книга тридцати локот,
в толщину книга десяти локот... -
так протяжно и таинственно пели слепцы - «калики перехожие» на переправах, где всегда толпился народ, на ярмарках, среди оживленного шума и гомона торговцев и покупателей.
107. Костюм новобрачной Торопецкого уезда Псковской губернии
(белая рубашка, штофный сарафан и душегрея, отделанные золотым позументом, кокошник и вышитый золотом платок).
Первая половина XIX века. Ленинград, ГЭМ.
Раскатистый смех, выкрики зазывал, визг поросят заглушались по временам нетерпеливым серебристым ржанием лошадей и дребезжащим блеянием овец. И вдруг все это пестрое многоголосье покрывал трубный, мощный, как призыв к сражению, голос обеспокоенного ярмарочной суетой быка, и трепетное ощущение жути внезапным порывом северного ветра пробегало по рядам людей. Среди смолкнувшей на мгновение толпы отчетливее звучали странные, щемящие душу, далекие от видимого мира голоса слепцов. Несчастье, постигшее и объединившее этих людей, вызывало у народа особое к ним отношение. Считалось, что слепому человеку открывается многое, скрытое от полноценных людей повседневной суетой, что удивительная способность узнавать приближение людей, время дня, настроение другого человека, не видя всего этого, - особый дар, помогавший слепцам постигать судьбы и тайны мироздания. И пение стихов «Голубиной книги» - этой наивной системы мироздания в понимании древнерусского человека - волновало умы слушателей, вызывало манящее чувство прикосновения к великим и малопонятным тайнам, было особой привилегией слепцов. Но широкая река жизни, разливаясь на неисчислимое множество ручейков, творила свою «Глубинную», или, как переиначил ее народ, «Голубиную», все еще не изученную, все еще не прочитанную до конца книгу. Исчезли в веках не только имена отдельных людей, но племена и народы, населявшие нашу родную землю. Забвение справедливо постигло многие обычаи, созданные нашими предками. Скоротечность жизни еще больше сказалась в вещах, сделанных человеком, сделанных с любовью, с желанием украсить свою и чужую жизнь. И трудно, а иногда и невозможно проследить появление и весь путь развития даже одного предмета, хотя бы и самого близкого человеку,- одежды.
«За семью печатями», как страницы «Голубиной книги», скрыто от нас время, когда появился сарафан, ставший символом русской женской одежды. Название это не русское, а персидское и обозначает «одетый с головы до ног» и впервые в русских источниках упоминается в XIV веке. Но какого вида одежда скрывалась за этими семью буквами, что было в ней такого, что уже тогда определило ее будущую исключительную роль в русском национальном костюме, нам неизвестно.
Тайна - основа познания. Она будоражит воображение людей, привлекает возможной многозначностью открытий. И постепенно по крохам собирают любознательные самые разнообразные сведения, из которых потом складывается стройная система знаний.
108. Женский костюм для улицы - сарафан и шугай из штофа. Кичка и шерстяной платок с тканым цветным рисунком.
Костромская губерния. Первая половина XIX века. Костромской государственный объединенный историко-архитектурный музей-заповедник.
Древние народы гадали по полету птиц. Ежегодное их возвращение на родину, строгий порядок в отлете и прилете заставляли предполагать, что жизнь птиц подчинена каким-то неизвестным законам, влияющим и на судьбы людей. А сами же люди, часто даже не придавая этому большого значения, подобно птицам, покидали одни места и искали другие. И в этом передвижении народов тоже были свои закономерности, которые так же, как и перелеты птиц, до сих пор во многом остаются неразгаданными. Куда бы ни передвигались люди, всегда неразлучны с ними были их обычаи, обряды и костюм. Конечно, жизнь на новых местах всегда привносила что-то новое - от соседей ли, обитавших бок о бок с пришельцами, от окружающей природы, невольно влиявшей на эстетическое чувство человека, но то, с чем пришли поселенцы, они всегда особенно тщательно хранили. И это свойство помогает нам, людям XX века, восстанавливать историю культуры наших далеких предков.
Однако были значительные переселения, исторические причины которых хорошо известны. Сильные, могучие княжества Древней Руси стремились овладеть новыми, необжитыми землями, чаще всего малонаселенными. Древний Новгород потянулся к Белому морю, и в непроходимых чащах Заонежья, по Терскому берегу, на Кандалакше и в других местах северного сурового края стали селиться выходцы из Новгородской земли.
Вода - это кровь земли. Ее благодатная сила нужна людям не только для жизни, но и для процветания народов и государств. Так куда же могло устремиться Владимиро-Суздальское княжество, как не к многоводной Волге? И Московская Русь обживала берега Волги в XV -XVII веках. Во всех этих местах прочно, в течение веков, бытовал сарафан.
Но как узнать, как разгадать, чем хорош был для девушек и женщин Новгородской земли и ее далеких окраин этот древний вид сарафана? Придавал ли он их внешнему облику ту своеобразную привлекательность, женственную прелесть, столь характерную для северного народного костюма конца XVIII - первой половины XIX века?
109-110. Праздничный костюм молодой жительницы города Галича Костромской губернии
(малиновый штофный сарафан с выкройной спинкой из нескольких частей и шугай, обшитый понизу золотым позументом.
Головной убор - высокий кокошник и белый платок из прозрачной ткани, шитый золотом).
Первая половина XIX века. Ленинград, ГЭМ.
В эпоху монгольского ига общение Руси с западными странами было почти сведено на нет, и в борьбе с угнетателями сохранение всего русского имело глубокий смысл. Но богатая Киевская Русь не только свободно общалась с Западной Европой, а была в родстве с некоторыми королевскими домами - Ярослав Мудрый свою внешнюю политику укреплял браками дочерей с наследными принцами. И в это время, то есть до монгольского ига, западноевропейская и русская одежды были однотипны. С середины же XIII века, столь трагичного для Древней Руси, западноевропейский костюм постепенно теряет сходство с русским и развивается по иным законам и в иных формах.
Меньше всего пострадали от монгольского нашествия северо-западные русские земли. Особенно повезло Новгороду: он не платил дани ханам и продолжал торговать с западными странами. Вражда с соседями или со своими «лучшими людьми» казалась забавой на фоне диких расправ с населением, чинимых татарами. Торговые гости подолгу живут в Новгороде, общаются с новгородцами и любят показать себя перед русскими как хороший добротный товар. Остаются ли безучастными новгородцы к своеобразию западных костюмов, теперь решить трудно, но... на западноевропейских миниатюрах XIV века мы часто видим мужскую и женскую верхнюю одежду без рукавов, называемую «блио», очень близкую к русскому сарафану XVIII- первой половины XIX века. Это соблазнительное предположение о сходных моментах развития западноевропейского и северо-западнорусского костюмов в XIV веке или о возможных заимствованиях - всего лишь догадка. Но она открывает многое - могла ведь существовать и в XVI веке в вольном Новгороде женская накладная одежда без рукавов, стройный, расширяющийся книзу силуэт которой предпочитали всем остальным жительницы города и новгородских посадов. Со слезами отправляясь вслед за своими предприимчивыми мужьями и отцами, они увозили в неприветливые северные края это живое воспоминание о родных местах.
А в маленькой, но цепкой и жизнеспособной Москве, так ловко и умно ладившей с татарскими ханами, умевшей задобрить их дорогими подарками, среди которых всегда было искусно сшитое платье, в этом отнюдь еще не самом большом древнерусском княжестве сложилась одежда такого же, как у новгородцев, силуэта, только распашная и с откидными рукавами. И эти два вида одного и того же сарафана существовали одновременно, развиваясь и видоизменяясь каждый по-своему на протяжении веков.
Рачительные и хозяйственные московские великие князья заставляют вести подробные и тщательные записи всех своих расходов и доходов. Так до нас дошли «Кроельные книги» (бесценный источник для изучения истории русского костюма), куда изо дня в день дьяки заносили расходы всех видов материалов для изготовления великокняжеской одежды или одежды для подарков разным лицам. Из них мы узнаем, что еще в XVII веке женский сарафан носили с рукавами, а как мужская одежда он перестал бытовать уже в XVI веке.
Наступал XVII век. Разоренная польским нашествием, как в бреду, металась крестьянская Русь в погоне за желанной свободой. Голодный люд, гонимый ужасом войны, бродил по большим дорогам. Вымирали целые селенья. Но не истощились народные силы, и победа над иноземцами снова возродила страну. Однако относительное внутреннее благополучие, царившее больше пятидесяти лет, таило в себе страшные беды. Как от маленькой искорки в те времена сгорал дотла целый город, так, казалось бы, от невинной на первый взгляд узкой и специфичной церковной реформы буря горя и страданий охватила всю Русь. Началась эпоха раскола. Гонимые официальной никоновской церковью и царской властью раскольники двинулись на север и на Урал. Как птицы из охваченного пожаром леса, со стенаниями и воплями, большими толпами брели они в пустынные, недоступные, необжитые места, чтобы скрыться от преследователей, чтобы жить «по совести», чтобы осуществить постоянную мечту людей - справедливую жизнь. Страстная, неистовая вера в нерушимую правду, полученную от отцов, передаваемую из поколения в поколение, поглощала все существо людей.
Сквозь огонь и дым самосожжения проступают образы протопопа Аввакума, боярыни Морозовой и ее сестры княгини Урусовой, братьев Мышецких и многих, многих других. И отблеск пламени горящего Повенца, как и смерть в заточении, освещают все, все, что связано со старым укладом, со старым любимым бытом. После падения Соловецкого монастыря - твердыни и надежды раскольников - волна фанатизма начинает спадать.
И на пустынных берегах северных озер в ясные летние вечера навстречу бесшумно скользящим по воде лебедям появляются несмелые стайки девушек в сарафанах. Горе, перенесенное их семьями, наложило запрет на все развлечения и игры, и только лишь вполголоса поют они любимые песни... Кто знает, быть может, среди них звучала и мелодия старинной нижегородской песни: «Вылетала голубина на долину, выроняла сизы перья на травину...»
Столько в ней трагической силы отдаленных времен.
Воспоминания, легенды, действительность и мечта теперь неразрывно связаны с одним видом женской одежды - с сарафаном. Ему придают настолько большое значение, что в ряде раскольничьих «согласий» сарафан становится культовой женской одеждой.
Трудно обживать новые места, особенно в Северном крае, но природа Севера бросала людям и блестки удачи - поморские баркасы, полные дорогих лакомых пород рыбы, доходили даже до южной части Балтийского моря. Каждый рыбак старался привезти жене и дочкам в подарок дорогие штофные и парчовые ткани на сарафаны. За этими тканями укоренилось название «персидские». Но как бы далеко ни плавали с товарами крепкие суденышки северян, до знойной Персии все же им было далеко. Однако живое воображение женщин следовало за всеми трудными перипетиями путешествий их мужей, такими же опасными, как поиски пера сказочной жар-птицы, и блеск далекого Востока сиял и переливался на привезенных шелках. В выборе цветов этих материй сказывалось тонкое художественное чутье северян, воспитанное природой Севера, с ее скромными весенними и летними цветами, отблесками северного сияния на темном зимнем небе и голубеющими далями озерных вод. Среди всей этой лучезарной гаммы особенной любовью пользовался малиновый - в оттенке, точно воспроизводящем цветущие пирамидки иван-чая,- в Архангельской области их можно увидеть еще в конце сентября (см. илл. 22). Легкой, прозрачной малиново-лиловатой дымкой колышутся заросли иван-чая то на высоких склонах обрывов, то на обочинах дорог. И кажется в солнечный день, что это радостно трепещет пропитанный терпкими лесными запахами северный воздух, ревниво хранящий отсветы зимних сполохов.
А там, на опушке леса, начинают краснеть плоды рябины. Стройная и тонкая, как юная девушка, наполняет она весной леса сладостным благоуханием и осенью дарит людям свои радостно-яркие целебные плоды. И в честь этого дерева северяне не только слагали песни, но часто украшали они синие набойчатые холщовые сарафаны небогатых невест рисунками кистей спелой рябины (илл. 28).
Как бы упорно ни хранили люди заветы старины, если изменяется жизнь всего общества, то новое всегда проникает в их быт. Особенности покроя сарафана XVII века нам малоизвестны, но в XVIII веке, когда Петром I был насильственно введен европейский костюм, а право носить русскую одежду было оставлено лишь за податным населением, наступает время нового расцвета сарафана.
111. Костюм невесты Вологодской губернии (рубашка, сарафан, высоко подвязанный передник, платок из холста с цветной пришитой каймой).
XIX век. Загорский государственный историко-художественный музей-заповедник.
Уже в 80-х годах XVIII века две московские фабрики ткут шелковые на бумажной основе материи для сарафанов. Эти ткани и теперь поражают самобытным характером сочных форм рисунков, удивительной гармоничностью цветовых сочетаний и соотношений фона («земли») и орнамента, чарующим многоцветием гирлянд или отдельных букетов. Первые материи русских фабрик действительно были созданы для русских народных сарафанов, настолько они соответствовали его покрою, его динамичной форме, настолько в цветовом решении тканей был угадан народный вкус. В XVIII веке значительная часть горожан также одевается в русское платье - ремесленники, мещане, купцы, жители слобод сохраняют приверженность старине, несмотря на многократные правительственные напоминания об обязательном ношении иностранного платья. Теперь становятся более доступными фабричные ткани, различные отделки, а показная пышность дворянского костюма и быта начинает влиять на одежду горожан.
112. Северное богатство - созревающая ягода.
В XVII веке ни одна русская женщина не обходилась без верхней, длинной, распашной одежды с рукавами - «телогреи». Само название вызывает у нас представление об уюте и тепле, о добротно сделанной защите от холода. В боярском быту телогреи шили на меху, и они были парадной одеждой. В петровские же времена телогрея превращается в короткую (выше колен) распашную, чаще всего на лямках, расширенную книзу одежду, которую носят на роспуск (илл. 115). Ее пирамидальный силуэт повторяет линии сарафана и создает новые пропорции костюма. Стремление облегчить женский костюм, сделать его еще более пышным и этим удовлетворить свою любовь к подчеркнуто декоративным решениям ярко сказалось в появлении и широком распространении «душегреи», «шугая» и «полушугая» (илл. 113).
113. Костюм горожанки северных городов России (белая рубашка, сарафан и шитый золотом полушугай, бархатный кокошник, шитый золотом).
Первая половина XIX века. Костромской государственный объединенный историко-архитектурный музей-заповедник.
114. Поздравление новобрачной. Жительницы города Галича в местных костюмах. Первая половина XIX века.
Костромской государственный объединенный историко-архитектурный музей-заповедник.
115. Костюм девушки из села Холмогоры Архангельской губернии (кисейная рубашка, сарафан, душегрея, почелка). XIX век. Город Холмогоры.
Неторопливо текла жизнь в русских деревянных городах XVIII века. Старые обычаи и обряды устанавливали внешний распорядок существования, резко разграничивали будни - время труда - и праздники. И природная склонность русских к яркой декоративности, свойственная также многим народностям и нациям, сказывалась в праздничных гуляньях и играх. Места для гулянья всегда выбирали на краю города, по городскому валу, на широких пространствах пологих речных берегов, на больших полянах у пригородных рощиц. Солнце еще ярко освещало землю, но уже появлялись легкие тени, когда после обеда и полуденного отдыха выходили горожане и жители слобод на праздничное гулянье. Чинно и плавно выступали, а не просто шли небольшими группами девушки и женщины - группы эти невольно складывались по возрасту, и в таком подборе был свой смысл. Навстречу, обтекая с двух сторон, двигались игривой, молодцеватой походкой парни и молодые мужчины. У многих из них замирало сердце при виде этой радужной процессии. В напоенном солнцем воздухе, среди зеленых просторов девушки и женщины в разноцветных сарафанах, в девичьих повязках, кичках, кокошниках и шелковых платках были подобны сказочным птицам - так ярок и гармоничен был их наряд, столько величавости было в их облике. Силуэтное сходство с птицей особенно выявляла трубчатая жесткая, шитая золотом или серебром баска душегреи (илл. 108) или полушугая. Подобная баска была и у шугая - «коротёны», как называли эту одежду в других местах (илл. 113, 109). И здесь интересно отметить, как влияла городская европейская мода на этот костюм,- когда глаз жительниц городских окраин привыкал к высокой талии дворянских модниц, то и в традиционной народной одежде на душегреях и шугаях баску пришивали чуть ниже подмышек, если же линия талии занимала естественное место, то подобное изменение происходило и в праздничном наряде купеческо-мещанской среды и зажиточного крестьянства.
116. Краски природы.
Между жителями северных городов и деревень существовали родственные и деловые связи - так проникало в деревню влияние города. Продолжали хранить верность традиционному наряду старообрядцы Поволжья, казачество Урала, жители Архангельской губернии, ряда глухих мест Вологодской, Костромской и других губерний (илл. 117, 118). А на тех землях, куда помещики в XVIII - начале XIX века переселяли целые села и деревни, часто с севера на юг, сарафан стал вытеснять поневу, привлекая окрестных жительниц заманчивой стройностью своего силуэта. Старинная одежда на новом месте, как это часто бывает, породила новые варианты покроев сарафанов, новое сочетание цветов, и это придавало костюму особый местный характер, в котором так ярко сказываются и связь с природой, и общение с новыми людьми, и сложный процесс становления новой жизни.
117. Праздничный костюм уральской казачки
(шелковая рубашка, шелковый сарафан, маленькая головная наколка из черного шелкового платка, обшитого черным кружевом -
«косынка с бантом» или «мода»). Вторая половина XIX века. Ленинград, ГЭМ.
118. Костюм молодой крестьянки Тверской губернии. Головной убор - шитая золотом «сорока» и набивной хлопчатобумажный платок.
Истра, Московский областной краеведческий музей.
Росли города, все более шумной и оживленной становилась городская жизнь в XIX веке, и под натиском городской культуры уходили в прошлое парчовые и штофные сарафаны, шитые жемчугом кички и сверкающие золотыми узорами бархатные и шелковые душегреи. Изменились и идеалы женской красоты. Очарование женского облика для людей новых поколений заключалось уже не в великолепии и декоративности костюма, а в человеческих достоинствах, все больше ценимых людьми XX века.
Так исчез, улетел из жизни русских людей образ сказочной птицы, образ, порожденный, быть может, таинственной стрефил-птицей, о которой пели «калики перехожие» в стихах «Голубиной книги»:
Сидит стрефил-птица посреди моря;
она плод плодит во синё море,
а полет сама держит по поднебесью.
После полуночи во втором часу,
как стрефил-птица - она трепехнется,
запоют куры у нас по всей земли;
просвещается тогда вся вселенная;
потому стрефил-птица всем птицам мать.
И только лишь на далеком Севере сохранились и в наши дни отблески сияния стрефил-птицы - парчовые и штофные сарафаны с яркими головными уборами у современных потомков, выходцев из Новгорода в XVI веке. Костюмы эти, бережно хранимые в старинных укладках, надевают девушки и женщины на летние народные гулянья.
119. Девичий праздничный костюм Бронницкого уезда Московской губернии
(сарафан - так называемый «шувалик», по фамилии бывшего владельца крепостных графа Шувалова,
цветная рубашка с узкими внизу рукавами, богато орнаментированный цветной передник, девичья повязка).
Вторая половина XIX века. Ленинград, ГЭМ.
Старинные напевы песен, замысловатые, как плетение кружев, фигуры хороводов, красочное богатство костюмов производят неизгладимое впечатление, и ощущение прикосновения к сказке остается на всю жизнь.
120. Синий холщовый сарафан Юхновского уезда Смоленской губернии. Вторая половина XIX - начало XX века. Ленинград, ГЭМ.
121. Подвенечный наряд богатой крестьянки Заволжья. Форма венца подобна кокошникам Владимирской губернии.
Горьковский государственный историко-архитектурный музей-заповедник.
122. Сарафан и шугай - верхняя праздничная одежда женщин севера России. Конец XVIII начало XIX века.
Костромской государственный объединенный историко-архитектурный музей-заповедник.
Продолжение следует...
Автор в цикле новелл и очерков раскрывает поэтические черты народного костюма, рассказывает о том, как связан костюм с природой и народными обычаями. Издание богато иллюстрировано и рассчитано на широкий круг читателей. Уникальные цветные съёмки были произведены в различных областях РСФСР в основном в начале 70-х годов. ©
ОглавлениеСеверные лебёдушки
Из-под той страны, из-под восточныя,
выставала туча темная, грозная,
да из той тучи грозной,
темныя выпадала книга голубиная...
Великая книга голубиная!
В долину книга сорок локот,
поперег книга тридцати локот,
в толщину книга десяти локот... -
так протяжно и таинственно пели слепцы - «калики перехожие» на переправах, где всегда толпился народ, на ярмарках, среди оживленного шума и гомона торговцев и покупателей.
107. Костюм новобрачной Торопецкого уезда Псковской губернии
(белая рубашка, штофный сарафан и душегрея, отделанные золотым позументом, кокошник и вышитый золотом платок).
Первая половина XIX века. Ленинград, ГЭМ.
Раскатистый смех, выкрики зазывал, визг поросят заглушались по временам нетерпеливым серебристым ржанием лошадей и дребезжащим блеянием овец. И вдруг все это пестрое многоголосье покрывал трубный, мощный, как призыв к сражению, голос обеспокоенного ярмарочной суетой быка, и трепетное ощущение жути внезапным порывом северного ветра пробегало по рядам людей. Среди смолкнувшей на мгновение толпы отчетливее звучали странные, щемящие душу, далекие от видимого мира голоса слепцов. Несчастье, постигшее и объединившее этих людей, вызывало у народа особое к ним отношение. Считалось, что слепому человеку открывается многое, скрытое от полноценных людей повседневной суетой, что удивительная способность узнавать приближение людей, время дня, настроение другого человека, не видя всего этого, - особый дар, помогавший слепцам постигать судьбы и тайны мироздания. И пение стихов «Голубиной книги» - этой наивной системы мироздания в понимании древнерусского человека - волновало умы слушателей, вызывало манящее чувство прикосновения к великим и малопонятным тайнам, было особой привилегией слепцов. Но широкая река жизни, разливаясь на неисчислимое множество ручейков, творила свою «Глубинную», или, как переиначил ее народ, «Голубиную», все еще не изученную, все еще не прочитанную до конца книгу. Исчезли в веках не только имена отдельных людей, но племена и народы, населявшие нашу родную землю. Забвение справедливо постигло многие обычаи, созданные нашими предками. Скоротечность жизни еще больше сказалась в вещах, сделанных человеком, сделанных с любовью, с желанием украсить свою и чужую жизнь. И трудно, а иногда и невозможно проследить появление и весь путь развития даже одного предмета, хотя бы и самого близкого человеку,- одежды.
«За семью печатями», как страницы «Голубиной книги», скрыто от нас время, когда появился сарафан, ставший символом русской женской одежды. Название это не русское, а персидское и обозначает «одетый с головы до ног» и впервые в русских источниках упоминается в XIV веке. Но какого вида одежда скрывалась за этими семью буквами, что было в ней такого, что уже тогда определило ее будущую исключительную роль в русском национальном костюме, нам неизвестно.
Тайна - основа познания. Она будоражит воображение людей, привлекает возможной многозначностью открытий. И постепенно по крохам собирают любознательные самые разнообразные сведения, из которых потом складывается стройная система знаний.
108. Женский костюм для улицы - сарафан и шугай из штофа. Кичка и шерстяной платок с тканым цветным рисунком.
Костромская губерния. Первая половина XIX века. Костромской государственный объединенный историко-архитектурный музей-заповедник.
Древние народы гадали по полету птиц. Ежегодное их возвращение на родину, строгий порядок в отлете и прилете заставляли предполагать, что жизнь птиц подчинена каким-то неизвестным законам, влияющим и на судьбы людей. А сами же люди, часто даже не придавая этому большого значения, подобно птицам, покидали одни места и искали другие. И в этом передвижении народов тоже были свои закономерности, которые так же, как и перелеты птиц, до сих пор во многом остаются неразгаданными. Куда бы ни передвигались люди, всегда неразлучны с ними были их обычаи, обряды и костюм. Конечно, жизнь на новых местах всегда привносила что-то новое - от соседей ли, обитавших бок о бок с пришельцами, от окружающей природы, невольно влиявшей на эстетическое чувство человека, но то, с чем пришли поселенцы, они всегда особенно тщательно хранили. И это свойство помогает нам, людям XX века, восстанавливать историю культуры наших далеких предков.
Однако были значительные переселения, исторические причины которых хорошо известны. Сильные, могучие княжества Древней Руси стремились овладеть новыми, необжитыми землями, чаще всего малонаселенными. Древний Новгород потянулся к Белому морю, и в непроходимых чащах Заонежья, по Терскому берегу, на Кандалакше и в других местах северного сурового края стали селиться выходцы из Новгородской земли.
Вода - это кровь земли. Ее благодатная сила нужна людям не только для жизни, но и для процветания народов и государств. Так куда же могло устремиться Владимиро-Суздальское княжество, как не к многоводной Волге? И Московская Русь обживала берега Волги в XV -XVII веках. Во всех этих местах прочно, в течение веков, бытовал сарафан.
Но как узнать, как разгадать, чем хорош был для девушек и женщин Новгородской земли и ее далеких окраин этот древний вид сарафана? Придавал ли он их внешнему облику ту своеобразную привлекательность, женственную прелесть, столь характерную для северного народного костюма конца XVIII - первой половины XIX века?
109-110. Праздничный костюм молодой жительницы города Галича Костромской губернии
(малиновый штофный сарафан с выкройной спинкой из нескольких частей и шугай, обшитый понизу золотым позументом.
Головной убор - высокий кокошник и белый платок из прозрачной ткани, шитый золотом).
Первая половина XIX века. Ленинград, ГЭМ.
В эпоху монгольского ига общение Руси с западными странами было почти сведено на нет, и в борьбе с угнетателями сохранение всего русского имело глубокий смысл. Но богатая Киевская Русь не только свободно общалась с Западной Европой, а была в родстве с некоторыми королевскими домами - Ярослав Мудрый свою внешнюю политику укреплял браками дочерей с наследными принцами. И в это время, то есть до монгольского ига, западноевропейская и русская одежды были однотипны. С середины же XIII века, столь трагичного для Древней Руси, западноевропейский костюм постепенно теряет сходство с русским и развивается по иным законам и в иных формах.
Меньше всего пострадали от монгольского нашествия северо-западные русские земли. Особенно повезло Новгороду: он не платил дани ханам и продолжал торговать с западными странами. Вражда с соседями или со своими «лучшими людьми» казалась забавой на фоне диких расправ с населением, чинимых татарами. Торговые гости подолгу живут в Новгороде, общаются с новгородцами и любят показать себя перед русскими как хороший добротный товар. Остаются ли безучастными новгородцы к своеобразию западных костюмов, теперь решить трудно, но... на западноевропейских миниатюрах XIV века мы часто видим мужскую и женскую верхнюю одежду без рукавов, называемую «блио», очень близкую к русскому сарафану XVIII- первой половины XIX века. Это соблазнительное предположение о сходных моментах развития западноевропейского и северо-западнорусского костюмов в XIV веке или о возможных заимствованиях - всего лишь догадка. Но она открывает многое - могла ведь существовать и в XVI веке в вольном Новгороде женская накладная одежда без рукавов, стройный, расширяющийся книзу силуэт которой предпочитали всем остальным жительницы города и новгородских посадов. Со слезами отправляясь вслед за своими предприимчивыми мужьями и отцами, они увозили в неприветливые северные края это живое воспоминание о родных местах.
А в маленькой, но цепкой и жизнеспособной Москве, так ловко и умно ладившей с татарскими ханами, умевшей задобрить их дорогими подарками, среди которых всегда было искусно сшитое платье, в этом отнюдь еще не самом большом древнерусском княжестве сложилась одежда такого же, как у новгородцев, силуэта, только распашная и с откидными рукавами. И эти два вида одного и того же сарафана существовали одновременно, развиваясь и видоизменяясь каждый по-своему на протяжении веков.
Рачительные и хозяйственные московские великие князья заставляют вести подробные и тщательные записи всех своих расходов и доходов. Так до нас дошли «Кроельные книги» (бесценный источник для изучения истории русского костюма), куда изо дня в день дьяки заносили расходы всех видов материалов для изготовления великокняжеской одежды или одежды для подарков разным лицам. Из них мы узнаем, что еще в XVII веке женский сарафан носили с рукавами, а как мужская одежда он перестал бытовать уже в XVI веке.
Наступал XVII век. Разоренная польским нашествием, как в бреду, металась крестьянская Русь в погоне за желанной свободой. Голодный люд, гонимый ужасом войны, бродил по большим дорогам. Вымирали целые селенья. Но не истощились народные силы, и победа над иноземцами снова возродила страну. Однако относительное внутреннее благополучие, царившее больше пятидесяти лет, таило в себе страшные беды. Как от маленькой искорки в те времена сгорал дотла целый город, так, казалось бы, от невинной на первый взгляд узкой и специфичной церковной реформы буря горя и страданий охватила всю Русь. Началась эпоха раскола. Гонимые официальной никоновской церковью и царской властью раскольники двинулись на север и на Урал. Как птицы из охваченного пожаром леса, со стенаниями и воплями, большими толпами брели они в пустынные, недоступные, необжитые места, чтобы скрыться от преследователей, чтобы жить «по совести», чтобы осуществить постоянную мечту людей - справедливую жизнь. Страстная, неистовая вера в нерушимую правду, полученную от отцов, передаваемую из поколения в поколение, поглощала все существо людей.
Сквозь огонь и дым самосожжения проступают образы протопопа Аввакума, боярыни Морозовой и ее сестры княгини Урусовой, братьев Мышецких и многих, многих других. И отблеск пламени горящего Повенца, как и смерть в заточении, освещают все, все, что связано со старым укладом, со старым любимым бытом. После падения Соловецкого монастыря - твердыни и надежды раскольников - волна фанатизма начинает спадать.
И на пустынных берегах северных озер в ясные летние вечера навстречу бесшумно скользящим по воде лебедям появляются несмелые стайки девушек в сарафанах. Горе, перенесенное их семьями, наложило запрет на все развлечения и игры, и только лишь вполголоса поют они любимые песни... Кто знает, быть может, среди них звучала и мелодия старинной нижегородской песни: «Вылетала голубина на долину, выроняла сизы перья на травину...»
Столько в ней трагической силы отдаленных времен.
Воспоминания, легенды, действительность и мечта теперь неразрывно связаны с одним видом женской одежды - с сарафаном. Ему придают настолько большое значение, что в ряде раскольничьих «согласий» сарафан становится культовой женской одеждой.
Трудно обживать новые места, особенно в Северном крае, но природа Севера бросала людям и блестки удачи - поморские баркасы, полные дорогих лакомых пород рыбы, доходили даже до южной части Балтийского моря. Каждый рыбак старался привезти жене и дочкам в подарок дорогие штофные и парчовые ткани на сарафаны. За этими тканями укоренилось название «персидские». Но как бы далеко ни плавали с товарами крепкие суденышки северян, до знойной Персии все же им было далеко. Однако живое воображение женщин следовало за всеми трудными перипетиями путешествий их мужей, такими же опасными, как поиски пера сказочной жар-птицы, и блеск далекого Востока сиял и переливался на привезенных шелках. В выборе цветов этих материй сказывалось тонкое художественное чутье северян, воспитанное природой Севера, с ее скромными весенними и летними цветами, отблесками северного сияния на темном зимнем небе и голубеющими далями озерных вод. Среди всей этой лучезарной гаммы особенной любовью пользовался малиновый - в оттенке, точно воспроизводящем цветущие пирамидки иван-чая,- в Архангельской области их можно увидеть еще в конце сентября (см. илл. 22). Легкой, прозрачной малиново-лиловатой дымкой колышутся заросли иван-чая то на высоких склонах обрывов, то на обочинах дорог. И кажется в солнечный день, что это радостно трепещет пропитанный терпкими лесными запахами северный воздух, ревниво хранящий отсветы зимних сполохов.
А там, на опушке леса, начинают краснеть плоды рябины. Стройная и тонкая, как юная девушка, наполняет она весной леса сладостным благоуханием и осенью дарит людям свои радостно-яркие целебные плоды. И в честь этого дерева северяне не только слагали песни, но часто украшали они синие набойчатые холщовые сарафаны небогатых невест рисунками кистей спелой рябины (илл. 28).
Как бы упорно ни хранили люди заветы старины, если изменяется жизнь всего общества, то новое всегда проникает в их быт. Особенности покроя сарафана XVII века нам малоизвестны, но в XVIII веке, когда Петром I был насильственно введен европейский костюм, а право носить русскую одежду было оставлено лишь за податным населением, наступает время нового расцвета сарафана.
111. Костюм невесты Вологодской губернии (рубашка, сарафан, высоко подвязанный передник, платок из холста с цветной пришитой каймой).
XIX век. Загорский государственный историко-художественный музей-заповедник.
Уже в 80-х годах XVIII века две московские фабрики ткут шелковые на бумажной основе материи для сарафанов. Эти ткани и теперь поражают самобытным характером сочных форм рисунков, удивительной гармоничностью цветовых сочетаний и соотношений фона («земли») и орнамента, чарующим многоцветием гирлянд или отдельных букетов. Первые материи русских фабрик действительно были созданы для русских народных сарафанов, настолько они соответствовали его покрою, его динамичной форме, настолько в цветовом решении тканей был угадан народный вкус. В XVIII веке значительная часть горожан также одевается в русское платье - ремесленники, мещане, купцы, жители слобод сохраняют приверженность старине, несмотря на многократные правительственные напоминания об обязательном ношении иностранного платья. Теперь становятся более доступными фабричные ткани, различные отделки, а показная пышность дворянского костюма и быта начинает влиять на одежду горожан.
112. Северное богатство - созревающая ягода.
В XVII веке ни одна русская женщина не обходилась без верхней, длинной, распашной одежды с рукавами - «телогреи». Само название вызывает у нас представление об уюте и тепле, о добротно сделанной защите от холода. В боярском быту телогреи шили на меху, и они были парадной одеждой. В петровские же времена телогрея превращается в короткую (выше колен) распашную, чаще всего на лямках, расширенную книзу одежду, которую носят на роспуск (илл. 115). Ее пирамидальный силуэт повторяет линии сарафана и создает новые пропорции костюма. Стремление облегчить женский костюм, сделать его еще более пышным и этим удовлетворить свою любовь к подчеркнуто декоративным решениям ярко сказалось в появлении и широком распространении «душегреи», «шугая» и «полушугая» (илл. 113).
113. Костюм горожанки северных городов России (белая рубашка, сарафан и шитый золотом полушугай, бархатный кокошник, шитый золотом).
Первая половина XIX века. Костромской государственный объединенный историко-архитектурный музей-заповедник.
114. Поздравление новобрачной. Жительницы города Галича в местных костюмах. Первая половина XIX века.
Костромской государственный объединенный историко-архитектурный музей-заповедник.
115. Костюм девушки из села Холмогоры Архангельской губернии (кисейная рубашка, сарафан, душегрея, почелка). XIX век. Город Холмогоры.
Неторопливо текла жизнь в русских деревянных городах XVIII века. Старые обычаи и обряды устанавливали внешний распорядок существования, резко разграничивали будни - время труда - и праздники. И природная склонность русских к яркой декоративности, свойственная также многим народностям и нациям, сказывалась в праздничных гуляньях и играх. Места для гулянья всегда выбирали на краю города, по городскому валу, на широких пространствах пологих речных берегов, на больших полянах у пригородных рощиц. Солнце еще ярко освещало землю, но уже появлялись легкие тени, когда после обеда и полуденного отдыха выходили горожане и жители слобод на праздничное гулянье. Чинно и плавно выступали, а не просто шли небольшими группами девушки и женщины - группы эти невольно складывались по возрасту, и в таком подборе был свой смысл. Навстречу, обтекая с двух сторон, двигались игривой, молодцеватой походкой парни и молодые мужчины. У многих из них замирало сердце при виде этой радужной процессии. В напоенном солнцем воздухе, среди зеленых просторов девушки и женщины в разноцветных сарафанах, в девичьих повязках, кичках, кокошниках и шелковых платках были подобны сказочным птицам - так ярок и гармоничен был их наряд, столько величавости было в их облике. Силуэтное сходство с птицей особенно выявляла трубчатая жесткая, шитая золотом или серебром баска душегреи (илл. 108) или полушугая. Подобная баска была и у шугая - «коротёны», как называли эту одежду в других местах (илл. 113, 109). И здесь интересно отметить, как влияла городская европейская мода на этот костюм,- когда глаз жительниц городских окраин привыкал к высокой талии дворянских модниц, то и в традиционной народной одежде на душегреях и шугаях баску пришивали чуть ниже подмышек, если же линия талии занимала естественное место, то подобное изменение происходило и в праздничном наряде купеческо-мещанской среды и зажиточного крестьянства.
116. Краски природы.
Между жителями северных городов и деревень существовали родственные и деловые связи - так проникало в деревню влияние города. Продолжали хранить верность традиционному наряду старообрядцы Поволжья, казачество Урала, жители Архангельской губернии, ряда глухих мест Вологодской, Костромской и других губерний (илл. 117, 118). А на тех землях, куда помещики в XVIII - начале XIX века переселяли целые села и деревни, часто с севера на юг, сарафан стал вытеснять поневу, привлекая окрестных жительниц заманчивой стройностью своего силуэта. Старинная одежда на новом месте, как это часто бывает, породила новые варианты покроев сарафанов, новое сочетание цветов, и это придавало костюму особый местный характер, в котором так ярко сказываются и связь с природой, и общение с новыми людьми, и сложный процесс становления новой жизни.
117. Праздничный костюм уральской казачки
(шелковая рубашка, шелковый сарафан, маленькая головная наколка из черного шелкового платка, обшитого черным кружевом -
«косынка с бантом» или «мода»). Вторая половина XIX века. Ленинград, ГЭМ.
118. Костюм молодой крестьянки Тверской губернии. Головной убор - шитая золотом «сорока» и набивной хлопчатобумажный платок.
Истра, Московский областной краеведческий музей.
Росли города, все более шумной и оживленной становилась городская жизнь в XIX веке, и под натиском городской культуры уходили в прошлое парчовые и штофные сарафаны, шитые жемчугом кички и сверкающие золотыми узорами бархатные и шелковые душегреи. Изменились и идеалы женской красоты. Очарование женского облика для людей новых поколений заключалось уже не в великолепии и декоративности костюма, а в человеческих достоинствах, все больше ценимых людьми XX века.
Так исчез, улетел из жизни русских людей образ сказочной птицы, образ, порожденный, быть может, таинственной стрефил-птицей, о которой пели «калики перехожие» в стихах «Голубиной книги»:
Сидит стрефил-птица посреди моря;
она плод плодит во синё море,
а полет сама держит по поднебесью.
После полуночи во втором часу,
как стрефил-птица - она трепехнется,
запоют куры у нас по всей земли;
просвещается тогда вся вселенная;
потому стрефил-птица всем птицам мать.
И только лишь на далеком Севере сохранились и в наши дни отблески сияния стрефил-птицы - парчовые и штофные сарафаны с яркими головными уборами у современных потомков, выходцев из Новгорода в XVI веке. Костюмы эти, бережно хранимые в старинных укладках, надевают девушки и женщины на летние народные гулянья.
119. Девичий праздничный костюм Бронницкого уезда Московской губернии
(сарафан - так называемый «шувалик», по фамилии бывшего владельца крепостных графа Шувалова,
цветная рубашка с узкими внизу рукавами, богато орнаментированный цветной передник, девичья повязка).
Вторая половина XIX века. Ленинград, ГЭМ.
Старинные напевы песен, замысловатые, как плетение кружев, фигуры хороводов, красочное богатство костюмов производят неизгладимое впечатление, и ощущение прикосновения к сказке остается на всю жизнь.
120. Синий холщовый сарафан Юхновского уезда Смоленской губернии. Вторая половина XIX - начало XX века. Ленинград, ГЭМ.
121. Подвенечный наряд богатой крестьянки Заволжья. Форма венца подобна кокошникам Владимирской губернии.
Горьковский государственный историко-архитектурный музей-заповедник.
122. Сарафан и шугай - верхняя праздничная одежда женщин севера России. Конец XVIII начало XIX века.
Костромской государственный объединенный историко-архитектурный музей-заповедник.
Продолжение следует...