Алексею Маресьеву не хватало денег даже на лекарства
Его имя в одном ряду с Василием Чапаевым, Юрием Гагариным, Георгием Жуковым. Как и они, Алексей Маресьев - не просто герой, а герой народный. Он долгие годы был примером для тех, кто отчаялся, попав в сложную ситуацию. О нем говорили - Настоящий Человек. Скоро две даты: 95 лет со дня рождения Маресьева и 10 лет, как его не стало. Сын героя Виктор Маресьев почти уверен: вряд ли официальные структуры вспомнят о подвиге его отца. Он умер, с горечью глядя на произошедшие в стране перемены...
Виктор Маресьев, сын легендарного героя Великой Отечественной, живет в Подмосковье. На том самом участке в 50 соток, который он, как и многие другие офицеры, получил по распоряжению Сталина. Теперь старый сруб - в современной обшивке. В конце 90-х Виктор Алексеевич отремонтировал ветхий, заброшенный дом.
- Родители привыкли жить в Москве и редко сюда приезжали, - рассказывает он. - Отец даже ругал меня, зачем я затеял ремонт, боялся, что, преувеличив, скажут: вот и Маресьев обзавелся особняком. Я его успокаивал: да что ты, наш домишко по сравнению с хоромами нынешних хозяев жизни - землянка.
Последние годы были самыми тяжелыми для Алексея Петровича.
- Когда я 18 дней голодный полз по снежной целине с обмороженными ногами, и потом, когда учился ходить на протезах и, преодолевая боль, бомбил фашистов, мне было страшно, трудно, но я понимал, за что воюю - за родину, за народ нашей большой страны, за счастливое будущее наших детей. А что теперь… Не за это я воевал, - такие горькие слова часто повторял Маресьев в 90-е годы, уверяет его сын.
После развала Советского Союза Маресьев получал пенсию (в пересчете на нынешние цены) немногим больше тысячи рублей. На лекарства и то не хватало. А у него на содержании было еще два инвалида - жена и младший сын. Конечно, старший сын не мог позволить ему бедствовать. Но Алексей Петрович привык сам содержать семью и переживал, что не в состоянии прокормить близких. Его персональная пенсия союзного значения стала просто смешной. Ему посоветовали переоформить ее на обычную военную. Прибавилась всего-то пара сотен.
- Конечно, такое отношение новой власти к герою ужасает и возмущает. Но, Виктор Алексеевич, ваш отец, как ни крути, был все же обласкан в советские годы, неужели на момент перестройки не оставалось старых запасов?
- До развала Союза он, конечно, не нуждался. Еще в 60-70-е годы у него была зарплата 200 рублей и 200 рублей пенсия. Он копил деньги в сберкассе - для моего младшего брата Алексея. Он пятилетним заболел эпилепсией. Пенсия по инвалидности у него была маленькой - всего 38 рублей. Отец хотел, чтобы и после его смерти Лёша мог снимать деньги со счета в банке. Так он накопил 40 тысяч, но они в один день сгорели во время павловской реформы, когда заморозили вклады. Затем деньги обесценились, и того, что он копил десятилетиями, в итоге хватило лишь на ящик водки.
Но дело даже не в том, что на исходе лет герою войны приходилось считать копейки. Рушилось, обесценивалось дело всей его жизни.
- Как-то отец пришел домой, а на нем лица нет, - рассказывает Виктор Алексеевич. - «Представляешь, они в Комитете ветеранов войны открыли частный ресторан. Да ладно, если бы заработанные деньги шли на помощь фронтовикам. Но ведь все финансы мимо бухгалтерии расходятся по карманам». Как-то помешать отец не мог, он был в комитете только ответственным секретарем, а возглавлял его сын одного уважаемого военачальника. Потом государство выдало комитету беспроцентный кредит: мол, езжайте за рубеж, покупайте машины, водку, реализуйте - и вот вам деньги на благотворительность. И всё опять дельцы, что развелись вокруг комитета, растащили. Отцу это - нож по горлу. Он пробовал ходить по высшим инстанциям, везде его выслушивали, кивали и выпроваживали вежливо. А бюджетное финансирование тем временем вовсе сняли. Помогать больным, израненным войной старикам стало и вовсе нечем. А тут еще Лужков надумал отнять здание комитета, видишь ли, приглянулся кому-то из нуворишей особняк на Суворовском бульваре. Сколько сил отец потратил, но отстоял его.
Впрочем, бороться с черствым отношением к ветеранам Маресьеву приходилось и в прежние годы.
- Еще в 56-м его вызвали и сказали: «Алексей Петрович, не превращай комитет в собес», - рассказывает Виктор Алексеевич. - Но он все равно старался помочь - кому машину, кому квартиру. Это он добился, чтобы инвалидам давали бесплатные «Запорожцы». Но и тут ему пришлось повоевать. Пришел он к министру, тот ему говорит: мы решили выделять ветеранам мотоциклы с коляской. Отец в ярости. Заприметил на столе министра указку, схватил ее, задрал брюки и давай стучать по протезам: «Людей, у которых вместо ног деревяшки, ты хочешь мотоциклами облагодетельствовать?!» Добился-таки машин. А сам бесплатный «Запорожец» себе никогда не брал. Ему Сталин выделил пожизненно автомобиль. Сначала за ним «Эмка» приезжала, потом «Победа» из автобазы Министерства обороны, позже «Волга» совминовская. Ну а на 50 лет в 66-м году ЦК партии ему подарок сделал - «Москвич». Он мог менять его каждые семь лет. Сам за руль садился редко. Но до 75 лет мог водить машину без помощи ручного управления.
Маресьев, по словам его сына, никогда не требовал себе особых льгот и привилегий. После войны герой с женой и маленьким ребенком жил в скромном однокомнатном номере гостиницы «Балчуг». А в 48-м году ему на четверых дали четырехкомнатную квартиру около станции метро «Пушкинская» - 67 кв. м жилой и 103 кв. м общей площади.
- Обстановка в доме была очень скромной, - вспоминает Виктор Петрович. - Когда к нам приходили журналисты брать интервью, они удивлялись: «Это квартира специально для интервью? У вас, наверное, есть еще жилье, побогаче?»
Из льгот ему еще полагался кремлевский паек.
- Давали книжечку - маленькую, величиной со спичечный коробок. В ней перфорированные листочки и написано: обед, ужин. Но по ней можно было брать заказы: на неделю. К примеру, колбаса - 1 кг, сосиски молочные - 2 кг, говядина, икра, масло… В месяц за заказы семья платила 70 рублей. Нам на четверых этого пайка хватало с лихвой, - рассказывает сын Маресьева. - И стоило все дешевле, чем в магазинах для простых смертных. Тогда среди номенклатуры ходила шутка: остальное профсоюз за нас доплачивает. В перестройку в этих магазинах стало отовариваться невыгодно из-за скудного ассортимента. Так кормушка сама собой отпала.
- Маресьев был обласкан советской властью, ведь он был одним из ее символов.
- Да, и даже настолько, что ЦК готов был ему идти навстречу во многом. Всем известно, как доставалось женатым коммунистам за амурные похождения. Из партии исключали, должностей лишали без разговоров. Но к отцу и в этом проявили снисхождение. В 76-м он отдыхал в санатории «Дорохово». У него одного в номере стоял цветной телевизор. Ну, к нему народ и приходил посмотреть кино. Так он сблизился с одной женщиной. А у матери моей острый нюх на эти дела был, она нагрянула неожиданно и застукала их. Надавала отцу пощечин, а потом принялась выяснять, кто же ее соперница. Звонила под видом уголовного розыска в санаторий, навела справки о ней. Отец после санатория попытался было продолжить любовное приключение. Мать нагрянула к его любовнице. И объяснила, что мужа не отдаст, да еще ославит ее как следует. Разговоры о семейном скандале дошли до ЦК. Отца вызвали на ковер. Он готов был к худшему. Но ему сказали: «Алексей Петрович, надумаешь разводиться, мы возражать не будем. Да и с жильем новым поможем». Но отец и не собирался бросать жену с детьми. Гуленой он не был, может, еще и потому, что много работал. А как мужчину понять его могу. Мама была суровой очень, ворчала, все недовольная чем-то: «Лёша, посмотри, вырезку дали нам какую-то темную!» А он: «Как тебе не стыдно! Народ вообще не знает, что такая вырезка вообще есть!» Мать была типичной женой номенклатурного работника, властная. Я таких много повидал среди соседей. Мужья у них на работе - гроза, а дома… Я говорил отцу: «Ты подкаблучник! Во всем мать слушаешь». Он, правда, злился на меня за эти слова…
- В годы переосмысления советского прошлого Маресьева, как и других героев, пытались низвести с пьедестала. Говорили, что таких, как он, были десятки, если не сотни. А слава и почет достались лишь ему. Как Алексей Петрович реагировал на эти высказывания?
- Да, он прекрасно понимал, что не на каждого героя, к сожалению, нашлось по Борису Полевому, писателю, который рассказал о нем в «Повести о настоящем человеке». Но раз так вышло, что он мог поделать? Держал себя в рамках, привилегий не требовал, даже от многого отказывался. Осознавал, что его прославил Полевой, но воспринимал это как обязанность внушать своим примером волю к жизни. Ведь сколько ему приходило писем подобного содержания: хотел наложить на себя руки, но прочитал повесть и отказался от этой мысли. Ему, конечно, больно было, что всех героев советской эпохи пытались опорочить. А он многих знал лично. С Гагариным у него и вовсе вышла интересная история. У отца была мечта - купить катер. Но катера не продавались в личное пользование. Он добивался разрешения, и с большим трудом ему все же позволили. Поставил его на прикол на базе ЦСК. А тут как раз Гагарину датская королева дарит тоже катер. Но космонавта тут же позвали на Лубянку, мол, подарите его нам, потому что у нас в стране не принято катер личный иметь. А когда захотите семью покатать, мы вам будем давать на время. Гагарин кинулся к отцу: помоги. Долго пришлось упрашивать начальников, но Маресьеву отказать не смогли…
Незадолго до смерти Алексей Петрович создал Фонд помощи ветеранам и инвалидам Великой Отечественной войны. В 2006 году, после его смерти, выдавали премию имени А. П. Маресьева «За волю к жизни» - по 100 тысяч рублей каждому номинанту. Сейчас офис по улице Гиляровского закрыт. И дело не только в том, что продолжатель дела отца 65-летний Виктор Маресьев болен - ему сделали серьезную операцию на глазах, и еще предстоит лечение.
- Тогда же, в 2006 году, ко мне пришли незнакомые люди с предложением: «Мы даем вам 2 миллиона долларов, а вы за это обязуетесь подписывать все бумаги и ставить печати от имени фонда». Я, конечно, отказал. Был и другой случай: общественным организациям давали в качестве помощи от бюджета по миллиону рублей на развитие. Пока я оформлял документы, мне объяснили, что 200 тысяч я должен отдать нужным людям. Но я именем отца не торгую и никакой нечисти присасываться не позволю. В общем, теперь у меня репутация неудобного человека. Но ничего, выздоровею и попробую восстановить работу фонда. Он нужен не для того, чтобы прославить Маресьева, а затем, чтобы вытащить из забвения героев былых времен и поддержать нынешних. Глядишь, и выправится сознание тех, у кого оно исковеркано.
Ольга Ходаева.