Две войны. Иван Патук
Ещё о ветеранах ВОВ
Иван Иванович Патук
Две войны: ветераны о ВОВ и национализме
74 года назад народ многомилионной страны встал на защиту своей Родины. Плечом к плечу сражались воины-освободители против фашизма: украинцы и русские, грузины и татары, чеченцы и евреи. У ветеранов разных национальностей - разная история борьбы, но одна на всех победа. Герои нашего проекта рассказывают не только о своём военном опыте, но и отвечают на вопрос «есть ли на фронте национализм». ©Другие ветераны проекта
Иван Патук
Иван Иванович Патук:
92 года, украинец, звание: капитан 1 ранга. Награды:
- Орден Красного Знамени,
- Орден Красной Звезды,
- Орден Красной Звезды,
- Орден Отечественной войны I степени,
- Орден Отечественной войны II степени,
- Медаль «За боевые заслуги» и др.
Родился: с. Копти, Черниговская область. Призван и воевал: Харьков (училище). Воевал: Винница (Украина); Донецк (Украина); города Туапсе и Майкоп; Керчь; Севастополь; Шауляй; Мемель (Клайпеда) и Кёнигсберг. Демобилизировался: в Севастополе в 1971г.Иван Патук: - Родился я 11 июня 1922 года в селе Копти Козелецкого района Черниговской области. Учился там до седьмого класса.
По национальности я украинец, но по-украински говорю плохо. Так получилось, что учительница по русскому языку в средней школе у нас была очень сильная, а вот украинский преподавала жена главного врача, и ей не хотелось нас перегружать, она нас жалела. Русский мы сдавали на отлично, а украинским она нас не пичкала. Хотя количество часов на украинском было даже больше, чем на русском. В семье дома я говорил на украинском. А когда после войны в отпуск приезжал - уже на русском. Я не знаю даже, кем я себя чувствовал - русским, украинцем или кем-то еще. В деревне старались жениться на своих, но потому что знали друг друга от и до, а не потому что кто-то русский, а кто-то украинец.
Про национальность у нас абсолютно никто никого не спрашивал. Вот к нам приехали переселенцы из Мурома, две семьи. Они говорили на русском языке, а украинский даже не понимали. Но всячески старались выучить украинский - пусть он у них был ломаный, но старались. И никто их не упрекал в том, что они муромчане или татары. Наоборот, всячески помогали им. Помогали им подобрать хороший скот и так далее.
Родители были крестьяне, занимались хозяйством своим. Трудились круглыми сутками. Папа был секретарем поселкового сельсовета. Нас было пятеро детей. Папа старался, чтобы все получили хорошее образование, так оно и получилось.
В 37-м году папе предложили переехать в Олишевский районный центр Черниговской области. Там его назначили секретарем райсовета. Учился я там до 39-го года. После того, как почувствовали, что пахнет керосином, принял решение поступать в военное училище. Родители между собой говорили, что наступает период войны. Даже раньше 39-го года стало понятно.
Патук Иван Иванович
Поступил в Харьковское пехотное училище. 15 мая 1941 года поступил приказ о назначении нашего батальона. Командир учебного взвода из моего училища был начальником эшелонов наших выпускников. Когда приехали, скелет дивизии уже был в лесу расположен и поступало пополнение. Назначили меня командиром стрелкового взвода. Он хотел, чтобы меня назначили командиром роты сразу. 223-я стрелковая дивизия. 1077-й полк. Первая рота первого батальона.
С нашей дивизии остались в живых человек 20-30, потому что отдельными группами дивизия попадала в окружение. Выходили с большими потерями. Но самое страшное, что штаб этой дивизии вместе со знаменем, вместе с типографией сразу схватили. Как знамя схватили - уже все. В конце августа я был контужен, в начале сентября попали в окружение.
Старший брат Ивана Ивановича погиб в 1943 г. в Орловской области
О войне никто не объявлял, сразу понятно было. Нас вывели в лес, выдали технику, сказали рыть окопы. Это было еще раньше 22 июня 1941 года. А 22-го уже бомбежка началась, мы, правда, не попали под нее, но взрывы авиабомб были слышны. Когда погрузили нашу дивизию в эшелоны, я задумался: вооружен я был пистолетом, а что я могу сделать с пистолетом в обороне или наступлении? Пришлось в процессе оборонительного боя взять винтовку у первого, кто был ранен или убит. И сразу настроение другое - ты можешь оказать сопротивление. Нас в училище тренировали штыковому бою каждый день по часу. Самое главное - не отвлекаться, а смотреть в глаза противнику. И я всегда делал звериные глаза.
В пехоте не так просто остаться в живых. Я покомандовал месяц-полтора взводом, а потом контузило. Когда вылечился, меня сразу назначили командиром роты. Можете представить - девятнадцатилетний лейтенантик, а уже командир роты. Это 130-140 человек. В 20 лет я уже получил батальон. Но опять долго не повоевал во главе батальона - четыре месяца, и ранение. Так что я за период войны набрал контузию и три ранения. Начал войну лейтенантом, а закончил капитаном.
Первый бой хорошо помню. Наш полк вышел, занял оборону. Немец появился где-то суток через двое. Разведчики пришли на танках и бронетранспортерах. Они пощупали нас, а мы им нанесли сразу большие поражения. Ошибка была в том, что полк занял большую широкую площадь в одну цепь, а это очень просто прервать можно было. И они разведкой это увидели в этом бою. Тут слабая оборона, а тут вообще никого нет. Наш полк сразу попал в окружение. Правый фланг входил в лесной массив. Раз в лесном массиве, то и нам трудно ориентироваться, и противнику. Побыли двое суток в окружении, повели бой, а потом принято было решение прорываться - прорвались в глубину леса. Это было в районе Винницы. И вот в 70-80 км от Винницы мы и заняли оборону. А когда усилилось наступление, поменяли позиции, километров 10-12 отошли. Мой первый бой был где-то в начале августа месяца.
После контузии меня отправили в госпиталь в Днепропетровск. Контузило меня в августе, полная потеря сознания. Потом в Донецке назначили командиром роты. Когда оборонительные бои вели, меня отправили на армейские курсы повышения квалификации из Донецка. В Донецке я повоевал с октября по июнь месяц 42-го года. Когда в Сухуми прибыли, перешли в распоряжение 18-й армии Северо-Кавказского фронта. Там меня назначили командиром батальона. И в этих боях - это Туапсинское направление - я провоевал три-четыре месяца. Был тяжело ранен, и отправили меня на лечение в Цхалтубу, в глубину Грузинской республики.
Учебная дивизия Киевского военного округа
С курсов меня зачислили в 32-ю Гвардейскую стрелковую дивизию. Наша дивизия охраняла перевал Елизаветы Польской. Недели две все атаки отражали, а потом стали заканчиваться боеприпасы, продовольствие. Не смогли, в общем, удержать этот перевал. И там я был ранен в ногу - вот сюда осколок попал. Кувырком оттуда покатился под обрыв, и там меня уже подобрали. Когда мы отступали, все равно были уверены, что наступит время и будет победа.
Приходилось ли мне участвовать в рукопашном бое? Да, еще как. Это еще вначале, когда я взял винтовку первую у раненого или убитого, не помню. Немцы пошли в наступление и ворвались в траншеи. Вот там пошла потасовка. Но тут уже не только штык, а и приклад, и все только в глаза. Кстати, немцы не подготовлены были к рукопашному бою. Их как цыплят кололи. Они, когда понимали, что не могут справиться, бросали оружие и бежали. Реальный штыковой бой был как на занятии. Главное - не поддаваться страху. Человека убивать неприятно, но деваться некуда. Если не ты, так тебя.
Участвовал в форсировании Керченского пролива. После того, как освободили Севастополь, перебросили в Белоруссию, дальше - Прибалтика, Восточная Пруссия и Кенигсберг. А потом война закончилась. Мы прикрывали морские десанты там же, за Кенигсбергом, чтобы немцы не высадили с моря свои войска.
Разведчик должен высадиться первым, захватить пленного, и тут же мы его допрашиваем. У нас четыре переводчика были, которые в совершенстве владели немецким языком. Только захватили- и уже через 15 минут знаем, какая там группировка. Я немецким не владел. Я немецкий язык в футбол проиграл. Когда в 8 классе учились, пришел к нам преподавать немецкий язык после института молодой преподаватель-спортсмен - любил футбол. Пока сезон футбольный не закончился, мы ни одного занятия по немецкому языку не провели. Тогда ж еще не думали о войне - зачем тратить время на немецкий язык, если еще русский есть, алгебра. А оказалось, что нужен был.
Сослуживец, разведчик Павлик Собода
Подготовка по захвату пленного могла месяц занимать. Начинаешь с того, что наблюдаешь из укрытия с перископчиком. Так изучали передний край противника. И как-то под станицей Крымской нашли мы слабое место. Ну, мы штурманули и всех их пленили. Ни одного не убили. Человек двадцать я брал для этой операции. Или были случаи такие, что привлекали крупнокалиберную артиллерию, делали проволочное заграждение и с саперами минные поля. При помощи самоходных орудий на скорости высаживались в этом месте - и мы уже в их траншее.
Штаб корпуса г. Белая церковь
Пленных я брал 42 человека, это с окопа. Это за весь период. А при наступлении - ну, 250 человек, например, сразу захватили. Под Феодосией перебили всех вместе с партизанами, а пленили только около 300 человек. А сколько перебили, даже не знаем. А этих 300 человек мы отдали партизанам. После войны я встречался с командиром этого партизанского отряда и спросил, как он поступил с этими пленными. А он ответил: «Что они с нами делали, то и мы». Я говорю: «Так у вас же боеприпасов мало было». А он: «А зачем? Мы их перерезали».
Были случаи, что и наши ребята в плен попадали. Их обычно жестоко убивали. На этот случай у меня был парабеллум. Убитых из моих разведчиков за весь период было человек 20-25.
Семья: племянник, жена с дочкой, отец, мать и сам Иван Иванович, примерно 1949г.
После войны мне было 23 года. Я был капитаном, и меня послали в Высшую разведшколу вооруженных сил в Подмосковье. А я понимал, что это такое - твоя жизнь будет постоянно на волоске. Потом будешь сам не свой, потому что тебя пошлют куда-то настоящим шпионом - без семьи, без ничего.
Я понял, что оттуда надо мотать - чем раньше, тем лучше. Начал по ночам кричать, в атаку ходить во сне - за нами же наблюдали, когда мы спали. В конце концов вызвали меня и спросили - у вас желание есть учиться? Я сказал, что нервы у меня очень расшатаны, и на следующий год я готов приехать, а пока надо здоровье укрепить. А генерал мне отвечает: «Ну, ты правду скажи, если не хочешь». Я подтвердил. Он мне сказал, чтобы я не волновался - под сокращение не попаду.
Меня послали в отдел кадров Московского военного округа. Стал офицером управления боевой подготовки, инспектировал воинские соединения. Потом меня перевели в Киевский военный округ, а оттуда поехал учиться в Академию имени Фрунзе. В 60-х я был в Севастополе, служил начальником штаба гражданской обороны города. Я женат, есть дочь, внук и два правнука. На пенсию я ушел в 71-м году, по болезни. Война сказалась на здоровье.
Текст: Василий Колотилов, фото: Антон Педько
проект «Две войны: ветераны о ВОВ и национализме», 2015Окончание следует...
Иван Иванович Патук
Две войны: ветераны о ВОВ и национализме
74 года назад народ многомилионной страны встал на защиту своей Родины. Плечом к плечу сражались воины-освободители против фашизма: украинцы и русские, грузины и татары, чеченцы и евреи. У ветеранов разных национальностей - разная история борьбы, но одна на всех победа. Герои нашего проекта рассказывают не только о своём военном опыте, но и отвечают на вопрос «есть ли на фронте национализм». ©Другие ветераны проекта
Иван Патук
Иван Иванович Патук:
92 года, украинец, звание: капитан 1 ранга. Награды:
- Орден Красного Знамени,
- Орден Красной Звезды,
- Орден Красной Звезды,
- Орден Отечественной войны I степени,
- Орден Отечественной войны II степени,
- Медаль «За боевые заслуги» и др.
Родился: с. Копти, Черниговская область. Призван и воевал: Харьков (училище). Воевал: Винница (Украина); Донецк (Украина); города Туапсе и Майкоп; Керчь; Севастополь; Шауляй; Мемель (Клайпеда) и Кёнигсберг. Демобилизировался: в Севастополе в 1971г.Иван Патук: - Родился я 11 июня 1922 года в селе Копти Козелецкого района Черниговской области. Учился там до седьмого класса.
По национальности я украинец, но по-украински говорю плохо. Так получилось, что учительница по русскому языку в средней школе у нас была очень сильная, а вот украинский преподавала жена главного врача, и ей не хотелось нас перегружать, она нас жалела. Русский мы сдавали на отлично, а украинским она нас не пичкала. Хотя количество часов на украинском было даже больше, чем на русском. В семье дома я говорил на украинском. А когда после войны в отпуск приезжал - уже на русском. Я не знаю даже, кем я себя чувствовал - русским, украинцем или кем-то еще. В деревне старались жениться на своих, но потому что знали друг друга от и до, а не потому что кто-то русский, а кто-то украинец.
Про национальность у нас абсолютно никто никого не спрашивал. Вот к нам приехали переселенцы из Мурома, две семьи. Они говорили на русском языке, а украинский даже не понимали. Но всячески старались выучить украинский - пусть он у них был ломаный, но старались. И никто их не упрекал в том, что они муромчане или татары. Наоборот, всячески помогали им. Помогали им подобрать хороший скот и так далее.
Родители были крестьяне, занимались хозяйством своим. Трудились круглыми сутками. Папа был секретарем поселкового сельсовета. Нас было пятеро детей. Папа старался, чтобы все получили хорошее образование, так оно и получилось.
В 37-м году папе предложили переехать в Олишевский районный центр Черниговской области. Там его назначили секретарем райсовета. Учился я там до 39-го года. После того, как почувствовали, что пахнет керосином, принял решение поступать в военное училище. Родители между собой говорили, что наступает период войны. Даже раньше 39-го года стало понятно.
Патук Иван Иванович
Поступил в Харьковское пехотное училище. 15 мая 1941 года поступил приказ о назначении нашего батальона. Командир учебного взвода из моего училища был начальником эшелонов наших выпускников. Когда приехали, скелет дивизии уже был в лесу расположен и поступало пополнение. Назначили меня командиром стрелкового взвода. Он хотел, чтобы меня назначили командиром роты сразу. 223-я стрелковая дивизия. 1077-й полк. Первая рота первого батальона.
С нашей дивизии остались в живых человек 20-30, потому что отдельными группами дивизия попадала в окружение. Выходили с большими потерями. Но самое страшное, что штаб этой дивизии вместе со знаменем, вместе с типографией сразу схватили. Как знамя схватили - уже все. В конце августа я был контужен, в начале сентября попали в окружение.
Старший брат Ивана Ивановича погиб в 1943 г. в Орловской области
О войне никто не объявлял, сразу понятно было. Нас вывели в лес, выдали технику, сказали рыть окопы. Это было еще раньше 22 июня 1941 года. А 22-го уже бомбежка началась, мы, правда, не попали под нее, но взрывы авиабомб были слышны. Когда погрузили нашу дивизию в эшелоны, я задумался: вооружен я был пистолетом, а что я могу сделать с пистолетом в обороне или наступлении? Пришлось в процессе оборонительного боя взять винтовку у первого, кто был ранен или убит. И сразу настроение другое - ты можешь оказать сопротивление. Нас в училище тренировали штыковому бою каждый день по часу. Самое главное - не отвлекаться, а смотреть в глаза противнику. И я всегда делал звериные глаза.
В пехоте не так просто остаться в живых. Я покомандовал месяц-полтора взводом, а потом контузило. Когда вылечился, меня сразу назначили командиром роты. Можете представить - девятнадцатилетний лейтенантик, а уже командир роты. Это 130-140 человек. В 20 лет я уже получил батальон. Но опять долго не повоевал во главе батальона - четыре месяца, и ранение. Так что я за период войны набрал контузию и три ранения. Начал войну лейтенантом, а закончил капитаном.
Первый бой хорошо помню. Наш полк вышел, занял оборону. Немец появился где-то суток через двое. Разведчики пришли на танках и бронетранспортерах. Они пощупали нас, а мы им нанесли сразу большие поражения. Ошибка была в том, что полк занял большую широкую площадь в одну цепь, а это очень просто прервать можно было. И они разведкой это увидели в этом бою. Тут слабая оборона, а тут вообще никого нет. Наш полк сразу попал в окружение. Правый фланг входил в лесной массив. Раз в лесном массиве, то и нам трудно ориентироваться, и противнику. Побыли двое суток в окружении, повели бой, а потом принято было решение прорываться - прорвались в глубину леса. Это было в районе Винницы. И вот в 70-80 км от Винницы мы и заняли оборону. А когда усилилось наступление, поменяли позиции, километров 10-12 отошли. Мой первый бой был где-то в начале августа месяца.
После контузии меня отправили в госпиталь в Днепропетровск. Контузило меня в августе, полная потеря сознания. Потом в Донецке назначили командиром роты. Когда оборонительные бои вели, меня отправили на армейские курсы повышения квалификации из Донецка. В Донецке я повоевал с октября по июнь месяц 42-го года. Когда в Сухуми прибыли, перешли в распоряжение 18-й армии Северо-Кавказского фронта. Там меня назначили командиром батальона. И в этих боях - это Туапсинское направление - я провоевал три-четыре месяца. Был тяжело ранен, и отправили меня на лечение в Цхалтубу, в глубину Грузинской республики.
Учебная дивизия Киевского военного округа
С курсов меня зачислили в 32-ю Гвардейскую стрелковую дивизию. Наша дивизия охраняла перевал Елизаветы Польской. Недели две все атаки отражали, а потом стали заканчиваться боеприпасы, продовольствие. Не смогли, в общем, удержать этот перевал. И там я был ранен в ногу - вот сюда осколок попал. Кувырком оттуда покатился под обрыв, и там меня уже подобрали. Когда мы отступали, все равно были уверены, что наступит время и будет победа.
Приходилось ли мне участвовать в рукопашном бое? Да, еще как. Это еще вначале, когда я взял винтовку первую у раненого или убитого, не помню. Немцы пошли в наступление и ворвались в траншеи. Вот там пошла потасовка. Но тут уже не только штык, а и приклад, и все только в глаза. Кстати, немцы не подготовлены были к рукопашному бою. Их как цыплят кололи. Они, когда понимали, что не могут справиться, бросали оружие и бежали. Реальный штыковой бой был как на занятии. Главное - не поддаваться страху. Человека убивать неприятно, но деваться некуда. Если не ты, так тебя.
Участвовал в форсировании Керченского пролива. После того, как освободили Севастополь, перебросили в Белоруссию, дальше - Прибалтика, Восточная Пруссия и Кенигсберг. А потом война закончилась. Мы прикрывали морские десанты там же, за Кенигсбергом, чтобы немцы не высадили с моря свои войска.
Разведчик должен высадиться первым, захватить пленного, и тут же мы его допрашиваем. У нас четыре переводчика были, которые в совершенстве владели немецким языком. Только захватили- и уже через 15 минут знаем, какая там группировка. Я немецким не владел. Я немецкий язык в футбол проиграл. Когда в 8 классе учились, пришел к нам преподавать немецкий язык после института молодой преподаватель-спортсмен - любил футбол. Пока сезон футбольный не закончился, мы ни одного занятия по немецкому языку не провели. Тогда ж еще не думали о войне - зачем тратить время на немецкий язык, если еще русский есть, алгебра. А оказалось, что нужен был.
Сослуживец, разведчик Павлик Собода
Подготовка по захвату пленного могла месяц занимать. Начинаешь с того, что наблюдаешь из укрытия с перископчиком. Так изучали передний край противника. И как-то под станицей Крымской нашли мы слабое место. Ну, мы штурманули и всех их пленили. Ни одного не убили. Человек двадцать я брал для этой операции. Или были случаи такие, что привлекали крупнокалиберную артиллерию, делали проволочное заграждение и с саперами минные поля. При помощи самоходных орудий на скорости высаживались в этом месте - и мы уже в их траншее.
Штаб корпуса г. Белая церковь
Пленных я брал 42 человека, это с окопа. Это за весь период. А при наступлении - ну, 250 человек, например, сразу захватили. Под Феодосией перебили всех вместе с партизанами, а пленили только около 300 человек. А сколько перебили, даже не знаем. А этих 300 человек мы отдали партизанам. После войны я встречался с командиром этого партизанского отряда и спросил, как он поступил с этими пленными. А он ответил: «Что они с нами делали, то и мы». Я говорю: «Так у вас же боеприпасов мало было». А он: «А зачем? Мы их перерезали».
Были случаи, что и наши ребята в плен попадали. Их обычно жестоко убивали. На этот случай у меня был парабеллум. Убитых из моих разведчиков за весь период было человек 20-25.
Семья: племянник, жена с дочкой, отец, мать и сам Иван Иванович, примерно 1949г.
После войны мне было 23 года. Я был капитаном, и меня послали в Высшую разведшколу вооруженных сил в Подмосковье. А я понимал, что это такое - твоя жизнь будет постоянно на волоске. Потом будешь сам не свой, потому что тебя пошлют куда-то настоящим шпионом - без семьи, без ничего.
Я понял, что оттуда надо мотать - чем раньше, тем лучше. Начал по ночам кричать, в атаку ходить во сне - за нами же наблюдали, когда мы спали. В конце концов вызвали меня и спросили - у вас желание есть учиться? Я сказал, что нервы у меня очень расшатаны, и на следующий год я готов приехать, а пока надо здоровье укрепить. А генерал мне отвечает: «Ну, ты правду скажи, если не хочешь». Я подтвердил. Он мне сказал, чтобы я не волновался - под сокращение не попаду.
Меня послали в отдел кадров Московского военного округа. Стал офицером управления боевой подготовки, инспектировал воинские соединения. Потом меня перевели в Киевский военный округ, а оттуда поехал учиться в Академию имени Фрунзе. В 60-х я был в Севастополе, служил начальником штаба гражданской обороны города. Я женат, есть дочь, внук и два правнука. На пенсию я ушел в 71-м году, по болезни. Война сказалась на здоровье.
Текст: Василий Колотилов, фото: Антон Педько
проект «Две войны: ветераны о ВОВ и национализме», 2015Окончание следует...