Ленинградский рок-клуб и другие / 1980-е, Ч.2/2
Начало
Константин Кинчев
лидер группы «Алиса», род. в 1958-м, в рок-клубе с 1984 года
Импульс начала, мяч в игре,
Поиски контакта, поиски рук.
Я начал петь на своем языке,
Уверен, это не вдруг…
(«Мы вместе» из альбома «Энергия», 1985)
Когда я стал лидером «Алисы», группа уже была при рок-клубе, так что и я автоматически стал обладателем корки члена Ленинградского рок-клуба.
Самое яркое воспоминание - это, конечно, мой первый концерт. Мне эта площадка казалась огромной: в рок-клубе было, кажется, мест пятьсот. Это был космос! Ну и сразу «...на рассвете звездой я встал», вот так.
Только благодаря рок-клубу меня не «закрыли» власти: клуб в лице Коли Михайлова, Нины Барановской, Джорджа Гуницкого и многих людей впрягся за меня и отстоял. Меня даже на поруки трудового коллектива рок-клуба передали, что само по себе является некоторым идиотизмом со стороны власти.
Между группами была конкуренция, но она была исключительно в том, чтобы стать лауреатами фестиваля, хоть это звание разве что тешило самолюбие, которого у всех было выше крыши. У «Алисы» никаких конкурентов не было, мы были сами по себе. Но считалось, что «Алиса», «Кино» и «Телевизор» - конкуренты. Лично я никакого соперничества не ощущал: это был клуб единомышленников, где все занимались одним делом. Мы все были настолько самобытны и интересны, настолько непохожи друг на друга, что говорить о конкуренции просто смешно. Мы выживали вместе. Все друг другу помогали и поддерживали. Один был за всех, и все за одного.
Максим Леонидов
лидер группы «Секрет», род. в 1962-м, в рок-клубе с 1984 года
Твой папаша твердил тебе с детских лет:
«В жизни, детка, не главное - звон монет.
В жизни, детка, есть вещи куда поважней,
В жизни деньги - последнее дело, ей-ей!»
Но что такое советы и что тебе в них,
Если вдруг подвернулся престижный жених
И пришел тот час, когда встал вопрос:
Либо деньги всерьез, либо счастье всерьез…
(«Твой папа был прав» из альбома «Секрет», 1986)
Одно из первых наших выступлений накануне вступления в клуб состоялось в зале московского часового завода «Слава», где мы играли на разогреве у Майка. А наше пребывание в рок-клубе было очень недолгим. Началось все с того, что Майк Науменко услышал нас и рекомендовал в клуб. Через месяц мы уже участвовали в фестивале. Мы заняли одно из первых мест, я стал лучшим вокалистом. Было это вроде бы в 1984 году. Вскоре после этого мы попали в армию, потом на телевидение и вскоре стали профи, что автоматически исключало нас из любительской организации, каковой являлся рок-клуб.
Что касается русского рока вообще, то он был и есть. Просто изменились запросы общества. Люди потеряли надежду на перемены, и в результате самой популярной музыкой вновь стала кабацкая песня.
Андрей Отряскин
лидер и гитарист группы «Джунгли», род. в 1964-м, в рок-клубе с 1984 года. С 1992 года живет в США
В то время можно было играть музыку на танцах, и мы, естественно, именно так и начинали. Но свою музыку - нетанцевальную - исполнять было негде, а рок-клуб как раз давал такую возможность. Нужно было подать заявку с текстами песен, если такие были, чтобы их залитовал специальный отдел. Мы не пели, так что нам было несколько проще. Это потом у нас появилось несколько текстов, которые мой друг Илья Бояшов, сейчас известный писатель, написал и читал со сцены под нашу музыку.
Существуя внутри рока, мы хотели делать другую, свою музыку. Когда ты молодой, тебе хочется покорить мир и никаких ограничений для творчества ты не видишь. Бывало, что некоторые уходили с наших концертов, но люди уходят с любых концертов. А такого, чтобы кто-то кричал: «Рок давай!», не было. Энергетика, с которой мы подавали нашу музыку, была скорее роковой: много напора. И люди начинали вслушиваться.
Мы тоже все время ходили на концерты, слушали. Однажды в Ленинград приехала группа UB40, они играли в «Юбилейном», а потом пришли на выступление «Аквариума» в рок-клуб. Мы с друзьями тоже были там. Но до концерта милиция нас повязала, потому что мы распивали портвейн в туалете. Когда остальные музыканты узнали об этом, они сказали: если не отпустите ребят, мы не будем играть и уйдем. Милиция побоялась беспорядков, потому что народу было очень много, и нас отпустили.
А потом все стало меняться. Союз расползался по швам. Когда мы в последний раз ездили с группой в Кишинев, на улицах уже стояли танки. Мне кажется, с русским роком проблема в том, что изначально он был заточен под некий социальный месседж - на Западе такого практически не было. А те «протестанты», которые там появлялись, точно так же увяли, пытаясь что-то делать на старых дрожжах. И это естественно.
Все заканчивается одним и тем же - вопросом «Как заработать на жизнь?». В современном мире этот вопрос стал еще острее, чем раньше. Сейчас ведь не 60-е, и сколько бы ты ни притворялся хиппи, ты живешь в жестоких экономических реалиях: аренда растет, клубы закрываются, музыка уходит в Сеть. Но все равно что-то интересное появляется, просто оно не всегда слышно. Что касается меня, то музыкой я не занимаюсь уже семь лет. Я реставрирую старые дома.
Евгений «Ай-яй-яй» Федоров
участник групп «Объект насмешек» и «АУ», род. в 1965-м, в рок-клубе с 1986 года
Я выбрал дорогу для своих ног,
Я бы строил корабли, но я люблю рок.
Я бы пел о любви, но мне не снятся сны,
Я бы повернул назад, но я сжег мосты…
(«Тот, кто не с нами» из альбома «Гласность», 1987)
Мы вступили в рок-клуб зимой 1986 года. К тому моменту у нас уже была бодрая программа, и мы, естественно, собирались всех уделать. Рикошет тогда очень сдружился с Костей Кинчевым, тот был кем-то вроде греческого божества - самой популярной, загадочной и притягательной личностью: совсем недавно вышла «Энергия».
И вот появилась идея давать совместные концерты - речь, по-моему, шла даже о каком-то конкретном выступлении в ДК им. Крупской, чуть ли не о том, которое вошло в фильм «Взломщик». Но чтобы давать концерты такого уровня, необходимо было вступить в рок-клуб, залитовать тексты и прочее. Это была единственная причина, побудившая нас подать заявку.
Нам назначили день, мы приехали в какой-то НИИ на Ленинском проспекте, там в актовом зале и произошло прослушивание. Мы выступили отлично и были очень разочарованы, когда услышали, что в концерте «Алисы» нам участие принимать не разрешают. Однако нас, безусловно, принимают в рок-клуб и дебютировать предлагают непосредственно на предстоящем фестивале. Об этом мы не могли даже и мечтать! Члены комиссии объяснили, что хотят ради пущего эффекта выпустить нас как некую новую «бомбу» - так в итоге и случилось. Забавно, это был чисто «продюсерский» ход, нехарактерный для того времени.
Собственно, выступление на фестивале и было нашим первым концертом как рок-клубовской группы. И это была фантастика: просто попасть как зрителю на единственный в Союзе регулярный фестиваль - это уже большая удача, а мы еще и выступали. Тут тебе и «Кино», и «Аквариум», и «Телевизор». И мы! В общем, по тогдашним меркам проснулись звездами.
Конкуренция была только внутривидовая: нью-вейверы ревниво наблюдали за успехами друг друга, хорошим тоном считалось поругивать «Кино», в тысячный раз списывать со счетов Гребенщикова, ну и прочая ерунда. Металлисты казались более сплоченными. Единого движения как такового не было никогда - было несколько абсолютно обособленных компаний, пересекавшихся в рок-клубе, как звери во время водопоя. К концу деятельности рок-клуба все обособились окончательно, и это продолжается до сих пор.
Рок-клуб давал уникальную возможность выступать и иногда даже записываться, и это сводило вместе абсолютно разных персонажей. Поэтому, мне кажется, русского рока как такового и не было никогда: просто в годы перестройки был мощный выплеск абсолютно разной и непривычной музыки на русском языке. Артисты, наиболее близкие к мифологизированному образу русского святого/юродивого/опасного/безумного, положили начало так называемому русскому року, каким он видится сейчас. Остальные музыканты - и их было большинство - пытались делать что-то иное.
Федор Чистяков
лидер группы «Ноль», род. в 1967-м, в рок-клубе с 1986 года
Ты спросишь меня, почему иногда я молчу,
Почему не смеюсь и не улыбаюсь.
Или же, наоборот, я мрачно шучу
И так же мрачно и ужасно кривляюсь.
Просто я живу на улице Ленина,
И меня зарубает время от времени…
(«Улица Ленина» из альбома «Песни о безответной любви к Родине», 1991)
Для вступления нужно было сыграть перед рок-клубовской комиссией. Помню, что играли в каком-то ДК в пустом зале перед комиссией, если я ничего не путаю, из двух человек - один из них был Константин Кинчев. Сыграли. Комиссия сказала: «Нормально». Так нас приняли в рок-клуб.
На начальном этапе нам помогали группы «Телевизор» и «Опасные соседи»: пускали на свою точку репетировать и даже устроили там концерт для своих - забесплатно. Это было общее дело, шоу-бизнес начался после.
Первый крупный концерт, который дал нам «путевку в жизнь», состоялся на пятом фестивале Ленинградского рок-клуба в мае 1987 года. Это было очень масштабное и значимое по тем временам событие. На фестиваль съезжалась вся рок-общественность Советского Союза. Выступление группы «Ноль» прошло с большим успехом, тогда все много об этом говорили. А я был очень стеснительным. Сидел за кулисами на лестнице рядом с Цоем и не знал, о чем с ним поговорить. И мы молчали. А потом его не стало. Вот так я и пообщался с Цоем.
Нужен ли сейчас такой «профсоюз», как рок-клуб? Не знаю. Сейчас, мне кажется, есть много возможностей играть, по крайней мере в столицах. Да и инструменты можно купить любые, не то что тогда. Главное - делать что-нибудь стоящее. А помогает ли в этом вопросе «профсоюз», не знаю.
За последние 30 лет очень изменилась жизнь. И русский рок - такой, каким он был тогда, - сегодня просто невозможен. Я бы назвал это кризисом культуры вообще и рок-музыки в частности. Переизбыток всего, девальвация ценностей. Заходишь в магазин - а там этой музыки завались. Одних названий не перечитать, не то что переслушать. Уже и магазины скоро умрут, потому что все теперь бесплатно в интернете. У каждого пользователя гигабайты МР3, да вот слушать это некогда. Вот раньше люди книги коллекционировали, а теперь от этого хлама не знаешь как избавиться. И дальше будет еще интересней.
Игорь «Пиночет» Покровский
участник первого состава группы «АУ», род. в 1959-м, в рок-клубе с 1987 года
Я маленькая мышка,
Я мышка-шалунишка.
Я ничего не знаю,
Моя норка с краю.
А в норке я живу одна,
Мне квартира не нужна.
Скучно - соберу друзей,
Вместе будет веселей…
(«Мышка» из альбома «На Москву!», 1981)
Нам вообще не за чем было вступать в рок-клуб. К концу 80-х уже чуть ли не все считались участниками рок-клуба. И «АУ» туда пошли одними из последних. Я не говорю, что рок-клуб был совершенно бесполезен. В те времена туда можно было, например, отнести трудовую книжку, что немаловажно. Мы все где-то работали, иначе никак. Конечно, кто-то сидел дома, но недолго - ровно до того момента, пока милиция не нагрянет. А при Горбачеве как раз появились все эти законы, что человек, трижды попавший в милицию - за пьянство или тунеядство, - автоматически «уезжал на отдых».
На самом деле, сколько бы ни было шумихи вокруг прослушиваний в рок-клубе, многие концерты проходили на уровне домашних выступлений. Мы сами тогда играли ужасно, но это было нашей принципиальной позицией: мы же как бы панки! Но даже те группы, у которых подход к музыке изначально должен был быть серьезным, играли хуже нас.
Все говорят, что рок-клуб был «профсоюзом» русских рокеров. А я никогда не понимал, что такое русский рок. Я вообще не понимаю, как можно музыку слушать по национальному признаку. Считается, что русский рок - это в первую очередь тексты. Но людей, которые как-то особенно жгли глаголом, были единицы. В основном все занимались чистым плагиатом: брали песни Дилана и по-своему рифмовали.
Так что я стал оценивать уровень музыкантов с точки зрения исполнительского мастерства. У меня был свой топ русскоязычных групп, которые играли, с моей точки зрения, рок-музыку мирового уровня. Это свердловские «Трек» и «Урфин Джюс», «Альянс» из Москвы. Единственный концерт питерской группы, который произвел на меня впечатление, - выступление «Россиян» в ЦПКиО. Еще в Ленинграде была группа «Зеркало», которая играла очень круто и качественно. Но от них, кажется, сегодня даже записей не осталось.
За все время я, кажется, ни разу в рок-клуб не вошел через дверь. А попасть туда можно было тремя способами. Или ты умудрялся достать «проходку» через музыкантов, или проходил через черный ход, если твоим друзьям удавалось его открыть. Но самый верный способ был третий: в маленький двор выходило окошко мужского туалета, оно было прямо над аркой, довольно низко, а рядом - водосточная труба. Внизу меня кто-то подсаживал, а наверху кто-то помогал влезть внутрь. Этот способ за годы использования перестал казаться экзотическим.
Когда рок-клуб умер в первый раз, многие его хотели восстановить. В 90-е мы собирали деньги, чтобы рассчитаться с долгами, с арендой. Но срок, установленный для оплаты долга, прошел, и мы потеряли помещение. Мы не хотели, чтобы рок-клуб умирал. Но он постепенно терял свою привлекательность для молодых групп. Сам я уже давно не играю. В основном занимаюсь тем, что коллекционирую виниловые пластинки. Езжу постоянно по ярмаркам, ищу всякие редкости. Это интересно.
Сергей Паращук
лидер группы «НЭП», род. в 1966-м, в рок-клубе с 1988 года
Будет терпким вином наслаждаться душа,
Похожим на черную кровь…
(«Слезы» из альбома «Ветер вагонов», 1993)
Группа «НЭП» до сих пор состоит в рок-клубе, потому что организация никогда не прекращала существование. У некоторых музыкантов там до сих пор трудовые книжки лежат. А у меня, например, все еще есть членский билет. Так что мы живее всех живых.
Рок-клуб для меня был чем-то вроде пирамиды Хеопса - что-то такое на запредельной высоте. Знаю, что в то время было достаточно коллективов, которым казалось, что попасть туда - раз плюнуть. Мы же целый год репетировали, прежде чем осмелились подать заявку на вступление.
Наш первый рок-клубовский концерт был одновременно и прослушиванием. В вечер нашего прослушивания в рок-клуб приехали Scorpions. Они даже выступили бесплатно. У них с собой инструментов не было - пришлось играть на тех, что им выдали. Есть запись Scorpions in Leningrad, куда даже я попал со своей музычкой. Это было в 1988-м, народу набилось под завязку. Scorpions хотели сыграть всего пару песен, но завелись и дали полноценный концерт. Такое у нас было боевое крещение.
Перемены в нашей жизни начались сразу же после вступления в рок-клуб. Пошли гастроли, выступления на фестивалях, о нас писали, нас снимали. Собственно, нас бы и не знал никто без рок-клуба. Куда бы мы ни приехали, если на афишах было написано, что группу представляет Ленинградский рок-клуб, народ шел просто толпами.
На наших первых гастролях - это был Николаев - нам на четвертой песне обрубили электричество. Пели мы достаточно антисоветские песни, и организаторы хотели сразу нас вырубить, но им удачно противостоял наш директор. Хотя на четвертой песне он вынужден был сдаться. А пели мы, в частности, такие слова: «Кто-то запомнит матери плач, а кто-то забудет, что Сталин - палач». Еще там было про то, что «семьдесят всадников скачут в ночи». Все это мы приурочили к 70-летию ВЛКСМ. Зал заходился в диком экстазе.
Через рок-клуб мы и за границу в первый раз попали, а в общей сложности на Западе провели порядка трех лет. Пели исключительно по-русски, но для нерусской публики. В Германии за нами по автобану из города в город ездило машин 15-20 немецких фанатов. Они покупали билеты, были в наших футболках, значках, шарфах. Еще в свое время одна французская компания снимала нам клип на песню «Я болен СПИДом» - в то время такого видео не было даже у поп-исполнителей. Или вот взять группу «АукцЫон»: мы с ними пересекались в Германии, они суперпопулярны были, и их тоже слушали именно европейцы.
Александр «Сантер» Лукьянов
лидер группы «Бригадный подряд», род. в 1967-м, в рок-клубе с 1988 года
Языком болтая, быстро убегаю,
Ну-ка, серый дядька - догони!
Слышу топот сзади и сопение дядек,
Впереди сирены и синие огни!
(«Трезвость - норма жизни» из альбома «Бригадный подряд», 1986)
Когда нашу группу принимали в рок-клуб, я служил в армии, так что парни без меня туда вступали. А потом я из армии возвращаюсь - а группа моя на Зимнем стадионе играет, мама дорогая! И песни, которые мы два года назад записали, несколько тысяч человек хором поют.
Вообще, панков к тому моменту было уже изрядно, вполне достаточно для кайфового времяпрепровождения. Может, недостаточно для организации анархического бунта, а так - нормальное такое количество. Относились к нам хорошо, Питер все-таки. Били редко. И в милиции мы чаще раза в неделю не бывали: перестройка же началась, ветер перемен, вашу мать, и все такое. Ну и мы, соответственно, тоже хорошо относились к окружающим. Это у современных панков сплошные идеи в голове, а тогда штаны надел чуть другого цвета, чем у остальных - и все, экстремал!
Когда мы в первый раз играли в рок-клубе, это был акустический сейшен, без барабанов. Сыграли несколько песен, и тут через толпу пролезает Дусер и начинает у нас за спинами барабаны расставлять. Вступает тихонечко и доигрывает концерт до конца, хотя мы его не просили и не репетировали ни разу до этого. Сейчас так уже вряд ли получится: заматерели все, профи...
Иногда мне этого рок-клубовского раздолбайства очень не хватает. Хоть и панк-рок играю, а серьезный я какой-то стал. Мы в рок-клуб приезжали выпить с кем-нибудь или денег занять, там всегда кто-нибудь знакомый ошивался. А мероприятия их - собрания там всякие, обсуждения - нас слабо интересовали. Там во двор парадная еще одна выходила, подоконники такие широкие и удобные были, так мы в ней, наверное, больше времени проводили, чем в самом клубе.
Рок-клуб был хоть и жутко неформальной по тем временам, но все-таки организацией. Сделанной, естественно, по подобию всех советских организаций. Это напрягало. И сейчас на мероприятия всякие, связанные с Ленинградским рок-клубом, я не сильно стремлюсь. Впрочем, к Коле Михайлову отношусь очень хорошо. Просто не люблю этих «А вот помнишь…». Мемуаристы, блин…
Вот вы говорите - «русский рок». Это, я так понимаю, рок на русском языке. За последние 30 лет он в этом отношении абсолютно не изменился и китайским не стал. Изменилось только то, что рок-музыканты теперь имеют гипотетическую возможность зарабатывать. А влияет ли это на их творчество в лучшую или в худшую сторону - у всех по-разному.
Инна Волкова
участница группы «Колибри», в рок-клубе не состояла
О темочка избитая та
Про крылья голубые самолета,
Которые уносят выше солнца
И растворяют где-то в облаках
Знакомые черты любимого лица.
Никого нет вокруг…
(«Темочка» из альбома «Маленькие трагедии», 1992)
Мы начали пытаться что-то делать в 1988 году, но определили себя как группу «Колибри» в 90-м. А в 90-е Ленинградский рок-клуб уже не был таким восхитительным, со смешными правилами вступления, над которыми все время хохотали, но и исполняли их строго.
Поначалу рок-клуб отчитывался перед какими-то там обкомами комсомола, но все инстанции рушились на глазах. Правила стали куда-то деваться, потому что расхлябанность, которая началась в стране, и там тоже брала свои права. Люди уже не вступали в рок-клуб, а вываливались из этой сетки, потому что можно было жить шире и свободнее.
Но мы выступали на сцене рок-клуба. Вернее, не на сцене, а во дворе - это, возможно, был первый open air. А впервые я попала в рок-клуб на фестиваль 1984 года - это был полный переворот головы. Шквал самых прекрасных лиц, которые тогда существовали и которые уже не родятся больше на нашей земле.
Конечно, хотелось бы надеяться, что драйв где-то жив. Но мне кажется, в обществе случился интеллектуальный коллапс, который не обошел никого. Понятно, что есть тьма людей, которые много чем интересуются и много чем живут. Но почему-то прямо сейчас это не находит выхода в музыке, в текстах - возможно, это просто немодно. Я, честно говоря, не очень слежу за тем, что происходит. И это, кстати, очень определяет нас всех: мы перестали испытывать интерес друг к другу. Рок-клуб был хорош тем, что существовало азартное соревнование друг с другом, и главной задачей было поразить тех, кого ты уважаешь. Так музыканты повышали планку, так они росли.
Но не думаю, что сейчас надо кого-то объединять. В те времена это было необходимостью, рок-клуб оказался способом выжить. А теперь… В атмосфере нет специальных составляющих. Я не говорю, что это плохо или хорошо. Просто не время такого способа жизни, вот и все.
Зачатки клубной демократии
Председатель Ленинградского рок-клуба Николай Михайлов - о свободе и несвободе в музыке. ©
~~~~~~~~~~~
Рок-клуб ведь был не первым в своем роде?
Нет. Он стал то ли пятой, то ли шестой попыткой создания рок-объединения в Ленинграде. Первую предпринял в начале 70-х Коля Васин. Называлось его детище Поп-федерация, все концерты маскировались под съемки фильмов и проходили под грифом «массовка». Проводилось все это дело в школах. Директриса одной из них как-то изъявила желание посмотреть, как снимается кино, и пришла. Сначала у нее был легкий сердечный приступ, а потом она написала соответствующую телегу, и начались репрессии. Организатор всех этих действий (Сергей Артемьев. - «РР») оказался в тюрьме по статье «Организация подпольных концертов», а Васин в панике закопал свою коллекцию пластинок в лесу.
А вы как оказались в гуще событий?
Я был музыкальным руководителем студенческого театра Политехнического института. Именно там сформировалась группа «Пикник». Тогда же примерно появилась очередная организация, называвшаяся Городской экспериментальный клуб любителей современной молодежной музыки. У нас не было никакого официального патрона, и мы активно искали, кому бы, что называется, отдаться.
Тогда в стране правили три культуры: комсомольская, государственная и профсоюзная. Комсомольцы нас сразу невзлюбили, государство вообще не замечало, а вот профсоюзы начали нами интересоваться.
В ту пору уже проявлялись какие-то зачатки клубной демократии. От каждого коллектива направлялся представитель в совет клуба. И меня как самого никчемного музыканта «Пикника» (флейтист в хард-роковой группе - довольно странное явление) отправили в этот совет.
Но тот клуб рухнул из-за противоречий среди руководства. Образовалась пауза, примерно на год. А потом инициативная группа, в которую уже и я входил, потопала в Дом самодеятельности на Рубинштейна - его как раз представляли профсоюзы. Там недавно сменилось руководство, у руля встали женщины. Они долго нас мурыжили, но, видимо, им дали отмашку пустить эту гопоту к себе. Мы вообще удачное время выбрали: как раз к тому моменту выросла «отрицательная статистика», сложилась почти революционная ситуация. Всем органам надзора дико не нравилось огромное количество нелегальных концертов, но контролировать их было практически невозможно, и потому они решили создать рок-резервацию.
То есть это не слухи, что рок-клуб контролировался КГБ?
Это неверно. Инициатива шла исключительно снизу. Просто она понравилась властям. Так мы начали функционировать при Театре народного творчества. Статус наш был на уровне кружка кактусоводов. Хотя рок-клуб объединил громадное количество самых разных людей - не только музыкантов, но и художников, поэтов, техников, журналистов, фотографов. У нас проводились самые разные семинары, открылась музыкальная школа.
Зачем вам понадобилось вводить членство для музыкантов?
Никаких бонусов от этого коллективы не получали. Особенно вначале. Разве что корочки давали право проходить на концерт. Зал ведь у нас был маленький, всего на 500 человек, и все попасть внутрь не могли: велся строжайший учет девушек, друзей и родственников.
Я так понимаю, билеты вы не продавали.
Мы не зарабатывали на концертах. Это все было строго бесплатно, как для музыкантов, так и для публики. Конечно, мы тайком продавали некоторое количество пригласительных. Прикупали потом на эти деньги лишний динамик, микрофон, делали какой-нибудь мелкий ремонт.
А как вы боролись с цензурой?
В какой-то момент в Театре народного творчества появился штатный сотрудник - Нина Барановская. Она была постарше нас, но к тому, чем мы занимались, относилась с сочувствием и под разными предлогами литовала практически все. Какую-то майковскую песню описывала как «посвящение агрессии США в Никарагуа». Это все нам здорово помогало, как и деятельность Андрея Тропилло. Он записывал рокеров в своей студии на Ржевке, и эти записи расходились по всей стране. Благодаря этому к нам начали приезжать из разных городов гонцы. А у нас уже к тому моменту выработался пакет нормативных документов: устав, протокол. Гонцы возвращались к себе и говорили: «Смотрите, в городе трех революций есть такое объединение. Чем мы хуже?»
Свердловский рок-клуб организовался на основе наших документов, так же появилась Московская рок-лаборатория. После нас это было уже не остановить. В какой-то момент в стране насчитывалось порядка ста рок-клубов. Настоящее общественное движение.
Вы рассказываете об этом как о чуть ли не безоблачном периоде. Но ведь были же и облавы?
Особенно по первости. Работали комсомольские оперативники. Конечно, кагэбэшники при этом тоже присутствовали. Но роль КГБ, как ни странно, была позитивной. Комсомольцы хотели нас пригнобить, профсоюзы боялись, а госкультура просто избегала. Чекисты же сказали, что, раз назад дороги нет, то «пускай они в одном месте бесятся - хоть присмотрим».
Вообще много было гонений на рок-клуб?
Самый пик был, как ни странно, не в 81-м, а в 84-м, когда члены Союза композиторов почуяли реальную угрозу своему благосостоянию. Они тогда продавили постановление, что в репертуаре коллективов должно быть не больше 20% песен собственного сочинения - остальные членов СК. Пошли разгромные статьи вроде «Рагу из синей птицы». Но эта кампания быстренько свернулась, как и все прочие.
В рок-клубе с момента основания на балкончике сидели люди, которые за нами надзирали - из КГБ, профсоюзов и других организаций. А в 88-м балкон вдруг опустел. Тогда я понял, что перестройка началась - им стало не до нас.
Евгений Коган, Катя Щербакова
«Русский репортёр», №18 (196), 11 мая 2011
Константин Кинчев
лидер группы «Алиса», род. в 1958-м, в рок-клубе с 1984 года
Импульс начала, мяч в игре,
Поиски контакта, поиски рук.
Я начал петь на своем языке,
Уверен, это не вдруг…
(«Мы вместе» из альбома «Энергия», 1985)
Когда я стал лидером «Алисы», группа уже была при рок-клубе, так что и я автоматически стал обладателем корки члена Ленинградского рок-клуба.
Самое яркое воспоминание - это, конечно, мой первый концерт. Мне эта площадка казалась огромной: в рок-клубе было, кажется, мест пятьсот. Это был космос! Ну и сразу «...на рассвете звездой я встал», вот так.
Только благодаря рок-клубу меня не «закрыли» власти: клуб в лице Коли Михайлова, Нины Барановской, Джорджа Гуницкого и многих людей впрягся за меня и отстоял. Меня даже на поруки трудового коллектива рок-клуба передали, что само по себе является некоторым идиотизмом со стороны власти.
Между группами была конкуренция, но она была исключительно в том, чтобы стать лауреатами фестиваля, хоть это звание разве что тешило самолюбие, которого у всех было выше крыши. У «Алисы» никаких конкурентов не было, мы были сами по себе. Но считалось, что «Алиса», «Кино» и «Телевизор» - конкуренты. Лично я никакого соперничества не ощущал: это был клуб единомышленников, где все занимались одним делом. Мы все были настолько самобытны и интересны, настолько непохожи друг на друга, что говорить о конкуренции просто смешно. Мы выживали вместе. Все друг другу помогали и поддерживали. Один был за всех, и все за одного.
Максим Леонидов
лидер группы «Секрет», род. в 1962-м, в рок-клубе с 1984 года
Твой папаша твердил тебе с детских лет:
«В жизни, детка, не главное - звон монет.
В жизни, детка, есть вещи куда поважней,
В жизни деньги - последнее дело, ей-ей!»
Но что такое советы и что тебе в них,
Если вдруг подвернулся престижный жених
И пришел тот час, когда встал вопрос:
Либо деньги всерьез, либо счастье всерьез…
(«Твой папа был прав» из альбома «Секрет», 1986)
Одно из первых наших выступлений накануне вступления в клуб состоялось в зале московского часового завода «Слава», где мы играли на разогреве у Майка. А наше пребывание в рок-клубе было очень недолгим. Началось все с того, что Майк Науменко услышал нас и рекомендовал в клуб. Через месяц мы уже участвовали в фестивале. Мы заняли одно из первых мест, я стал лучшим вокалистом. Было это вроде бы в 1984 году. Вскоре после этого мы попали в армию, потом на телевидение и вскоре стали профи, что автоматически исключало нас из любительской организации, каковой являлся рок-клуб.
Что касается русского рока вообще, то он был и есть. Просто изменились запросы общества. Люди потеряли надежду на перемены, и в результате самой популярной музыкой вновь стала кабацкая песня.
Андрей Отряскин
лидер и гитарист группы «Джунгли», род. в 1964-м, в рок-клубе с 1984 года. С 1992 года живет в США
В то время можно было играть музыку на танцах, и мы, естественно, именно так и начинали. Но свою музыку - нетанцевальную - исполнять было негде, а рок-клуб как раз давал такую возможность. Нужно было подать заявку с текстами песен, если такие были, чтобы их залитовал специальный отдел. Мы не пели, так что нам было несколько проще. Это потом у нас появилось несколько текстов, которые мой друг Илья Бояшов, сейчас известный писатель, написал и читал со сцены под нашу музыку.
Существуя внутри рока, мы хотели делать другую, свою музыку. Когда ты молодой, тебе хочется покорить мир и никаких ограничений для творчества ты не видишь. Бывало, что некоторые уходили с наших концертов, но люди уходят с любых концертов. А такого, чтобы кто-то кричал: «Рок давай!», не было. Энергетика, с которой мы подавали нашу музыку, была скорее роковой: много напора. И люди начинали вслушиваться.
Мы тоже все время ходили на концерты, слушали. Однажды в Ленинград приехала группа UB40, они играли в «Юбилейном», а потом пришли на выступление «Аквариума» в рок-клуб. Мы с друзьями тоже были там. Но до концерта милиция нас повязала, потому что мы распивали портвейн в туалете. Когда остальные музыканты узнали об этом, они сказали: если не отпустите ребят, мы не будем играть и уйдем. Милиция побоялась беспорядков, потому что народу было очень много, и нас отпустили.
А потом все стало меняться. Союз расползался по швам. Когда мы в последний раз ездили с группой в Кишинев, на улицах уже стояли танки. Мне кажется, с русским роком проблема в том, что изначально он был заточен под некий социальный месседж - на Западе такого практически не было. А те «протестанты», которые там появлялись, точно так же увяли, пытаясь что-то делать на старых дрожжах. И это естественно.
Все заканчивается одним и тем же - вопросом «Как заработать на жизнь?». В современном мире этот вопрос стал еще острее, чем раньше. Сейчас ведь не 60-е, и сколько бы ты ни притворялся хиппи, ты живешь в жестоких экономических реалиях: аренда растет, клубы закрываются, музыка уходит в Сеть. Но все равно что-то интересное появляется, просто оно не всегда слышно. Что касается меня, то музыкой я не занимаюсь уже семь лет. Я реставрирую старые дома.
Евгений «Ай-яй-яй» Федоров
участник групп «Объект насмешек» и «АУ», род. в 1965-м, в рок-клубе с 1986 года
Я выбрал дорогу для своих ног,
Я бы строил корабли, но я люблю рок.
Я бы пел о любви, но мне не снятся сны,
Я бы повернул назад, но я сжег мосты…
(«Тот, кто не с нами» из альбома «Гласность», 1987)
Мы вступили в рок-клуб зимой 1986 года. К тому моменту у нас уже была бодрая программа, и мы, естественно, собирались всех уделать. Рикошет тогда очень сдружился с Костей Кинчевым, тот был кем-то вроде греческого божества - самой популярной, загадочной и притягательной личностью: совсем недавно вышла «Энергия».
И вот появилась идея давать совместные концерты - речь, по-моему, шла даже о каком-то конкретном выступлении в ДК им. Крупской, чуть ли не о том, которое вошло в фильм «Взломщик». Но чтобы давать концерты такого уровня, необходимо было вступить в рок-клуб, залитовать тексты и прочее. Это была единственная причина, побудившая нас подать заявку.
Нам назначили день, мы приехали в какой-то НИИ на Ленинском проспекте, там в актовом зале и произошло прослушивание. Мы выступили отлично и были очень разочарованы, когда услышали, что в концерте «Алисы» нам участие принимать не разрешают. Однако нас, безусловно, принимают в рок-клуб и дебютировать предлагают непосредственно на предстоящем фестивале. Об этом мы не могли даже и мечтать! Члены комиссии объяснили, что хотят ради пущего эффекта выпустить нас как некую новую «бомбу» - так в итоге и случилось. Забавно, это был чисто «продюсерский» ход, нехарактерный для того времени.
Собственно, выступление на фестивале и было нашим первым концертом как рок-клубовской группы. И это была фантастика: просто попасть как зрителю на единственный в Союзе регулярный фестиваль - это уже большая удача, а мы еще и выступали. Тут тебе и «Кино», и «Аквариум», и «Телевизор». И мы! В общем, по тогдашним меркам проснулись звездами.
Конкуренция была только внутривидовая: нью-вейверы ревниво наблюдали за успехами друг друга, хорошим тоном считалось поругивать «Кино», в тысячный раз списывать со счетов Гребенщикова, ну и прочая ерунда. Металлисты казались более сплоченными. Единого движения как такового не было никогда - было несколько абсолютно обособленных компаний, пересекавшихся в рок-клубе, как звери во время водопоя. К концу деятельности рок-клуба все обособились окончательно, и это продолжается до сих пор.
Рок-клуб давал уникальную возможность выступать и иногда даже записываться, и это сводило вместе абсолютно разных персонажей. Поэтому, мне кажется, русского рока как такового и не было никогда: просто в годы перестройки был мощный выплеск абсолютно разной и непривычной музыки на русском языке. Артисты, наиболее близкие к мифологизированному образу русского святого/юродивого/опасного/безумного, положили начало так называемому русскому року, каким он видится сейчас. Остальные музыканты - и их было большинство - пытались делать что-то иное.
Федор Чистяков
лидер группы «Ноль», род. в 1967-м, в рок-клубе с 1986 года
Ты спросишь меня, почему иногда я молчу,
Почему не смеюсь и не улыбаюсь.
Или же, наоборот, я мрачно шучу
И так же мрачно и ужасно кривляюсь.
Просто я живу на улице Ленина,
И меня зарубает время от времени…
(«Улица Ленина» из альбома «Песни о безответной любви к Родине», 1991)
Для вступления нужно было сыграть перед рок-клубовской комиссией. Помню, что играли в каком-то ДК в пустом зале перед комиссией, если я ничего не путаю, из двух человек - один из них был Константин Кинчев. Сыграли. Комиссия сказала: «Нормально». Так нас приняли в рок-клуб.
На начальном этапе нам помогали группы «Телевизор» и «Опасные соседи»: пускали на свою точку репетировать и даже устроили там концерт для своих - забесплатно. Это было общее дело, шоу-бизнес начался после.
Первый крупный концерт, который дал нам «путевку в жизнь», состоялся на пятом фестивале Ленинградского рок-клуба в мае 1987 года. Это было очень масштабное и значимое по тем временам событие. На фестиваль съезжалась вся рок-общественность Советского Союза. Выступление группы «Ноль» прошло с большим успехом, тогда все много об этом говорили. А я был очень стеснительным. Сидел за кулисами на лестнице рядом с Цоем и не знал, о чем с ним поговорить. И мы молчали. А потом его не стало. Вот так я и пообщался с Цоем.
Нужен ли сейчас такой «профсоюз», как рок-клуб? Не знаю. Сейчас, мне кажется, есть много возможностей играть, по крайней мере в столицах. Да и инструменты можно купить любые, не то что тогда. Главное - делать что-нибудь стоящее. А помогает ли в этом вопросе «профсоюз», не знаю.
За последние 30 лет очень изменилась жизнь. И русский рок - такой, каким он был тогда, - сегодня просто невозможен. Я бы назвал это кризисом культуры вообще и рок-музыки в частности. Переизбыток всего, девальвация ценностей. Заходишь в магазин - а там этой музыки завались. Одних названий не перечитать, не то что переслушать. Уже и магазины скоро умрут, потому что все теперь бесплатно в интернете. У каждого пользователя гигабайты МР3, да вот слушать это некогда. Вот раньше люди книги коллекционировали, а теперь от этого хлама не знаешь как избавиться. И дальше будет еще интересней.
Игорь «Пиночет» Покровский
участник первого состава группы «АУ», род. в 1959-м, в рок-клубе с 1987 года
Я маленькая мышка,
Я мышка-шалунишка.
Я ничего не знаю,
Моя норка с краю.
А в норке я живу одна,
Мне квартира не нужна.
Скучно - соберу друзей,
Вместе будет веселей…
(«Мышка» из альбома «На Москву!», 1981)
Нам вообще не за чем было вступать в рок-клуб. К концу 80-х уже чуть ли не все считались участниками рок-клуба. И «АУ» туда пошли одними из последних. Я не говорю, что рок-клуб был совершенно бесполезен. В те времена туда можно было, например, отнести трудовую книжку, что немаловажно. Мы все где-то работали, иначе никак. Конечно, кто-то сидел дома, но недолго - ровно до того момента, пока милиция не нагрянет. А при Горбачеве как раз появились все эти законы, что человек, трижды попавший в милицию - за пьянство или тунеядство, - автоматически «уезжал на отдых».
На самом деле, сколько бы ни было шумихи вокруг прослушиваний в рок-клубе, многие концерты проходили на уровне домашних выступлений. Мы сами тогда играли ужасно, но это было нашей принципиальной позицией: мы же как бы панки! Но даже те группы, у которых подход к музыке изначально должен был быть серьезным, играли хуже нас.
Все говорят, что рок-клуб был «профсоюзом» русских рокеров. А я никогда не понимал, что такое русский рок. Я вообще не понимаю, как можно музыку слушать по национальному признаку. Считается, что русский рок - это в первую очередь тексты. Но людей, которые как-то особенно жгли глаголом, были единицы. В основном все занимались чистым плагиатом: брали песни Дилана и по-своему рифмовали.
Так что я стал оценивать уровень музыкантов с точки зрения исполнительского мастерства. У меня был свой топ русскоязычных групп, которые играли, с моей точки зрения, рок-музыку мирового уровня. Это свердловские «Трек» и «Урфин Джюс», «Альянс» из Москвы. Единственный концерт питерской группы, который произвел на меня впечатление, - выступление «Россиян» в ЦПКиО. Еще в Ленинграде была группа «Зеркало», которая играла очень круто и качественно. Но от них, кажется, сегодня даже записей не осталось.
За все время я, кажется, ни разу в рок-клуб не вошел через дверь. А попасть туда можно было тремя способами. Или ты умудрялся достать «проходку» через музыкантов, или проходил через черный ход, если твоим друзьям удавалось его открыть. Но самый верный способ был третий: в маленький двор выходило окошко мужского туалета, оно было прямо над аркой, довольно низко, а рядом - водосточная труба. Внизу меня кто-то подсаживал, а наверху кто-то помогал влезть внутрь. Этот способ за годы использования перестал казаться экзотическим.
Когда рок-клуб умер в первый раз, многие его хотели восстановить. В 90-е мы собирали деньги, чтобы рассчитаться с долгами, с арендой. Но срок, установленный для оплаты долга, прошел, и мы потеряли помещение. Мы не хотели, чтобы рок-клуб умирал. Но он постепенно терял свою привлекательность для молодых групп. Сам я уже давно не играю. В основном занимаюсь тем, что коллекционирую виниловые пластинки. Езжу постоянно по ярмаркам, ищу всякие редкости. Это интересно.
Сергей Паращук
лидер группы «НЭП», род. в 1966-м, в рок-клубе с 1988 года
Будет терпким вином наслаждаться душа,
Похожим на черную кровь…
(«Слезы» из альбома «Ветер вагонов», 1993)
Группа «НЭП» до сих пор состоит в рок-клубе, потому что организация никогда не прекращала существование. У некоторых музыкантов там до сих пор трудовые книжки лежат. А у меня, например, все еще есть членский билет. Так что мы живее всех живых.
Рок-клуб для меня был чем-то вроде пирамиды Хеопса - что-то такое на запредельной высоте. Знаю, что в то время было достаточно коллективов, которым казалось, что попасть туда - раз плюнуть. Мы же целый год репетировали, прежде чем осмелились подать заявку на вступление.
Наш первый рок-клубовский концерт был одновременно и прослушиванием. В вечер нашего прослушивания в рок-клуб приехали Scorpions. Они даже выступили бесплатно. У них с собой инструментов не было - пришлось играть на тех, что им выдали. Есть запись Scorpions in Leningrad, куда даже я попал со своей музычкой. Это было в 1988-м, народу набилось под завязку. Scorpions хотели сыграть всего пару песен, но завелись и дали полноценный концерт. Такое у нас было боевое крещение.
Перемены в нашей жизни начались сразу же после вступления в рок-клуб. Пошли гастроли, выступления на фестивалях, о нас писали, нас снимали. Собственно, нас бы и не знал никто без рок-клуба. Куда бы мы ни приехали, если на афишах было написано, что группу представляет Ленинградский рок-клуб, народ шел просто толпами.
На наших первых гастролях - это был Николаев - нам на четвертой песне обрубили электричество. Пели мы достаточно антисоветские песни, и организаторы хотели сразу нас вырубить, но им удачно противостоял наш директор. Хотя на четвертой песне он вынужден был сдаться. А пели мы, в частности, такие слова: «Кто-то запомнит матери плач, а кто-то забудет, что Сталин - палач». Еще там было про то, что «семьдесят всадников скачут в ночи». Все это мы приурочили к 70-летию ВЛКСМ. Зал заходился в диком экстазе.
Через рок-клуб мы и за границу в первый раз попали, а в общей сложности на Западе провели порядка трех лет. Пели исключительно по-русски, но для нерусской публики. В Германии за нами по автобану из города в город ездило машин 15-20 немецких фанатов. Они покупали билеты, были в наших футболках, значках, шарфах. Еще в свое время одна французская компания снимала нам клип на песню «Я болен СПИДом» - в то время такого видео не было даже у поп-исполнителей. Или вот взять группу «АукцЫон»: мы с ними пересекались в Германии, они суперпопулярны были, и их тоже слушали именно европейцы.
Александр «Сантер» Лукьянов
лидер группы «Бригадный подряд», род. в 1967-м, в рок-клубе с 1988 года
Языком болтая, быстро убегаю,
Ну-ка, серый дядька - догони!
Слышу топот сзади и сопение дядек,
Впереди сирены и синие огни!
(«Трезвость - норма жизни» из альбома «Бригадный подряд», 1986)
Когда нашу группу принимали в рок-клуб, я служил в армии, так что парни без меня туда вступали. А потом я из армии возвращаюсь - а группа моя на Зимнем стадионе играет, мама дорогая! И песни, которые мы два года назад записали, несколько тысяч человек хором поют.
Вообще, панков к тому моменту было уже изрядно, вполне достаточно для кайфового времяпрепровождения. Может, недостаточно для организации анархического бунта, а так - нормальное такое количество. Относились к нам хорошо, Питер все-таки. Били редко. И в милиции мы чаще раза в неделю не бывали: перестройка же началась, ветер перемен, вашу мать, и все такое. Ну и мы, соответственно, тоже хорошо относились к окружающим. Это у современных панков сплошные идеи в голове, а тогда штаны надел чуть другого цвета, чем у остальных - и все, экстремал!
Когда мы в первый раз играли в рок-клубе, это был акустический сейшен, без барабанов. Сыграли несколько песен, и тут через толпу пролезает Дусер и начинает у нас за спинами барабаны расставлять. Вступает тихонечко и доигрывает концерт до конца, хотя мы его не просили и не репетировали ни разу до этого. Сейчас так уже вряд ли получится: заматерели все, профи...
Иногда мне этого рок-клубовского раздолбайства очень не хватает. Хоть и панк-рок играю, а серьезный я какой-то стал. Мы в рок-клуб приезжали выпить с кем-нибудь или денег занять, там всегда кто-нибудь знакомый ошивался. А мероприятия их - собрания там всякие, обсуждения - нас слабо интересовали. Там во двор парадная еще одна выходила, подоконники такие широкие и удобные были, так мы в ней, наверное, больше времени проводили, чем в самом клубе.
Рок-клуб был хоть и жутко неформальной по тем временам, но все-таки организацией. Сделанной, естественно, по подобию всех советских организаций. Это напрягало. И сейчас на мероприятия всякие, связанные с Ленинградским рок-клубом, я не сильно стремлюсь. Впрочем, к Коле Михайлову отношусь очень хорошо. Просто не люблю этих «А вот помнишь…». Мемуаристы, блин…
Вот вы говорите - «русский рок». Это, я так понимаю, рок на русском языке. За последние 30 лет он в этом отношении абсолютно не изменился и китайским не стал. Изменилось только то, что рок-музыканты теперь имеют гипотетическую возможность зарабатывать. А влияет ли это на их творчество в лучшую или в худшую сторону - у всех по-разному.
Инна Волкова
участница группы «Колибри», в рок-клубе не состояла
О темочка избитая та
Про крылья голубые самолета,
Которые уносят выше солнца
И растворяют где-то в облаках
Знакомые черты любимого лица.
Никого нет вокруг…
(«Темочка» из альбома «Маленькие трагедии», 1992)
Мы начали пытаться что-то делать в 1988 году, но определили себя как группу «Колибри» в 90-м. А в 90-е Ленинградский рок-клуб уже не был таким восхитительным, со смешными правилами вступления, над которыми все время хохотали, но и исполняли их строго.
Поначалу рок-клуб отчитывался перед какими-то там обкомами комсомола, но все инстанции рушились на глазах. Правила стали куда-то деваться, потому что расхлябанность, которая началась в стране, и там тоже брала свои права. Люди уже не вступали в рок-клуб, а вываливались из этой сетки, потому что можно было жить шире и свободнее.
Но мы выступали на сцене рок-клуба. Вернее, не на сцене, а во дворе - это, возможно, был первый open air. А впервые я попала в рок-клуб на фестиваль 1984 года - это был полный переворот головы. Шквал самых прекрасных лиц, которые тогда существовали и которые уже не родятся больше на нашей земле.
Конечно, хотелось бы надеяться, что драйв где-то жив. Но мне кажется, в обществе случился интеллектуальный коллапс, который не обошел никого. Понятно, что есть тьма людей, которые много чем интересуются и много чем живут. Но почему-то прямо сейчас это не находит выхода в музыке, в текстах - возможно, это просто немодно. Я, честно говоря, не очень слежу за тем, что происходит. И это, кстати, очень определяет нас всех: мы перестали испытывать интерес друг к другу. Рок-клуб был хорош тем, что существовало азартное соревнование друг с другом, и главной задачей было поразить тех, кого ты уважаешь. Так музыканты повышали планку, так они росли.
Но не думаю, что сейчас надо кого-то объединять. В те времена это было необходимостью, рок-клуб оказался способом выжить. А теперь… В атмосфере нет специальных составляющих. Я не говорю, что это плохо или хорошо. Просто не время такого способа жизни, вот и все.
Зачатки клубной демократии
Председатель Ленинградского рок-клуба Николай Михайлов - о свободе и несвободе в музыке. ©
~~~~~~~~~~~
Рок-клуб ведь был не первым в своем роде?
Нет. Он стал то ли пятой, то ли шестой попыткой создания рок-объединения в Ленинграде. Первую предпринял в начале 70-х Коля Васин. Называлось его детище Поп-федерация, все концерты маскировались под съемки фильмов и проходили под грифом «массовка». Проводилось все это дело в школах. Директриса одной из них как-то изъявила желание посмотреть, как снимается кино, и пришла. Сначала у нее был легкий сердечный приступ, а потом она написала соответствующую телегу, и начались репрессии. Организатор всех этих действий (Сергей Артемьев. - «РР») оказался в тюрьме по статье «Организация подпольных концертов», а Васин в панике закопал свою коллекцию пластинок в лесу.
А вы как оказались в гуще событий?
Я был музыкальным руководителем студенческого театра Политехнического института. Именно там сформировалась группа «Пикник». Тогда же примерно появилась очередная организация, называвшаяся Городской экспериментальный клуб любителей современной молодежной музыки. У нас не было никакого официального патрона, и мы активно искали, кому бы, что называется, отдаться.
Тогда в стране правили три культуры: комсомольская, государственная и профсоюзная. Комсомольцы нас сразу невзлюбили, государство вообще не замечало, а вот профсоюзы начали нами интересоваться.
В ту пору уже проявлялись какие-то зачатки клубной демократии. От каждого коллектива направлялся представитель в совет клуба. И меня как самого никчемного музыканта «Пикника» (флейтист в хард-роковой группе - довольно странное явление) отправили в этот совет.
Но тот клуб рухнул из-за противоречий среди руководства. Образовалась пауза, примерно на год. А потом инициативная группа, в которую уже и я входил, потопала в Дом самодеятельности на Рубинштейна - его как раз представляли профсоюзы. Там недавно сменилось руководство, у руля встали женщины. Они долго нас мурыжили, но, видимо, им дали отмашку пустить эту гопоту к себе. Мы вообще удачное время выбрали: как раз к тому моменту выросла «отрицательная статистика», сложилась почти революционная ситуация. Всем органам надзора дико не нравилось огромное количество нелегальных концертов, но контролировать их было практически невозможно, и потому они решили создать рок-резервацию.
То есть это не слухи, что рок-клуб контролировался КГБ?
Это неверно. Инициатива шла исключительно снизу. Просто она понравилась властям. Так мы начали функционировать при Театре народного творчества. Статус наш был на уровне кружка кактусоводов. Хотя рок-клуб объединил громадное количество самых разных людей - не только музыкантов, но и художников, поэтов, техников, журналистов, фотографов. У нас проводились самые разные семинары, открылась музыкальная школа.
Зачем вам понадобилось вводить членство для музыкантов?
Никаких бонусов от этого коллективы не получали. Особенно вначале. Разве что корочки давали право проходить на концерт. Зал ведь у нас был маленький, всего на 500 человек, и все попасть внутрь не могли: велся строжайший учет девушек, друзей и родственников.
Я так понимаю, билеты вы не продавали.
Мы не зарабатывали на концертах. Это все было строго бесплатно, как для музыкантов, так и для публики. Конечно, мы тайком продавали некоторое количество пригласительных. Прикупали потом на эти деньги лишний динамик, микрофон, делали какой-нибудь мелкий ремонт.
А как вы боролись с цензурой?
В какой-то момент в Театре народного творчества появился штатный сотрудник - Нина Барановская. Она была постарше нас, но к тому, чем мы занимались, относилась с сочувствием и под разными предлогами литовала практически все. Какую-то майковскую песню описывала как «посвящение агрессии США в Никарагуа». Это все нам здорово помогало, как и деятельность Андрея Тропилло. Он записывал рокеров в своей студии на Ржевке, и эти записи расходились по всей стране. Благодаря этому к нам начали приезжать из разных городов гонцы. А у нас уже к тому моменту выработался пакет нормативных документов: устав, протокол. Гонцы возвращались к себе и говорили: «Смотрите, в городе трех революций есть такое объединение. Чем мы хуже?»
Свердловский рок-клуб организовался на основе наших документов, так же появилась Московская рок-лаборатория. После нас это было уже не остановить. В какой-то момент в стране насчитывалось порядка ста рок-клубов. Настоящее общественное движение.
Вы рассказываете об этом как о чуть ли не безоблачном периоде. Но ведь были же и облавы?
Особенно по первости. Работали комсомольские оперативники. Конечно, кагэбэшники при этом тоже присутствовали. Но роль КГБ, как ни странно, была позитивной. Комсомольцы хотели нас пригнобить, профсоюзы боялись, а госкультура просто избегала. Чекисты же сказали, что, раз назад дороги нет, то «пускай они в одном месте бесятся - хоть присмотрим».
Вообще много было гонений на рок-клуб?
Самый пик был, как ни странно, не в 81-м, а в 84-м, когда члены Союза композиторов почуяли реальную угрозу своему благосостоянию. Они тогда продавили постановление, что в репертуаре коллективов должно быть не больше 20% песен собственного сочинения - остальные членов СК. Пошли разгромные статьи вроде «Рагу из синей птицы». Но эта кампания быстренько свернулась, как и все прочие.
В рок-клубе с момента основания на балкончике сидели люди, которые за нами надзирали - из КГБ, профсоюзов и других организаций. А в 88-м балкон вдруг опустел. Тогда я понял, что перестройка началась - им стало не до нас.
Евгений Коган, Катя Щербакова
«Русский репортёр», №18 (196), 11 мая 2011