опять двумя фрагментами, одним не влезает
Апрельский перелом 1948 года. Часть VI (фрагмент 1)
Дов Конторер
Окончание. Начало в номере "Вестей" от 22 марта
Случившееся Дейр-Ясине до сих пор нередко называют "резней", вопреки исторической правде и известным фактическим обстоятельствам десятичасового боя в этой деревне. Даже и арабскими исследователями давно установлено, что истинное число погибших в Дейр-Ясине было в два с половиной раза меньше цифры, запущенной в оборот по свежим следам событий. Опровергнуты все без исключения росказни об изнасилованиях, отрезанных женских грудях, вспоротых животах и т.п. Среди погибших в Дейр-Ясине было действительно много женщин и детей, но почти все они погибли в условиях жестокого уличного боя с применением гранат и взрывчатки, а не в результате преднамеренной расправы.
Единственный подтвержденный эпизод с расстрелом пленных был делом рук одного человека и носил спонтанный характер: молодой боец ЭЦЕЛа, стоявший над телом своего смертельно раненого друга-пулеметчика Йегуды Сегаля, неожиданно для всех схватил его пулемет и прежде, чем кто-то успел отреагировать, он с криком "За Ифтаха!" (такова была подпольная кличка Сегаля) дал длинную очередь по выведенным из соседних домов арабам. Если бы не эта вспышка ярости, немедленно пресеченная командиром, погибшие тогда одиннадцать человек были бы отправлены в Эйн-Карем или вывезены грузовиками в арабские кварталы Иерусалима вместе с остальными пленными.
"Резни", т.е. хладнокровной и преднамеренной расправы над мирными жителями, в Дейр-Ясине не было. Напротив, приказом Менахема Бегина командирам и бойцам иерусалимского ЭЦЕЛа строго предписывалось обращаться с гражданским населением противника и с его прекратившими сопротивление бойцами "в соответствии с Женевской конвенцией". Местные командиры ЛЕХИ не любили напыщенную риторику Бегина, но, приняв к исполнению данное условие ЭЦЕЛа, они не собирались его нарушать. Уже и тот факт, что атака сопровождалась использованием броневика с громкоговорителем, через который к жителям обращались по-арабски с призывом покинуть деревню, убедительно говорит о том, что целью операции был захват Дейр-Ясина, а не убийство его жителей. Броневик свалился в ров, прорытый на подступах к деревне со стороны иерусалимского квартала Гиват-Шауль и не замеченный еврейскими лазутчиками при планировании операции; в результате он сразу же оказался под огнем, оставаясь на значительном расстоянии от ближайших домов Дейр-Ясина, и звучавшие из установленного на нем громкоговорителя призывы покинуть деревню не были слышны всем ее жителям.
Случившееся в Дейр-Ясине более или менее отвечало общему характеру жестокой войны, которая велась между евреями и арабами Эрец-Исраэль в 1947-1948 гг. Характеризовавший атаку на эту деревню модус боевых действий присутствовал в некоторых операциях Хаганы и Пальмаха, не говоря уже об арабах, многократно проявлявших куда бóльшую жестокость в ходе своих операций и до, и после атаки на Дейр-Ясин.
Упоминавшаяся в начале данного очерка и благодарно использовавшаяся при работе над ним биография Абдель-Кадера Хусейни написана Дани Рубинштейном с недоступной автору этих строк эмпатией по отношению к ее главному герою и к палестинскому национальному движению в целом, но при этом и Рубинштейн признает, что бой в Дейр-Ясине превратился в хрестоматийную "резню" лишь потому, что это оказалось - или показалось - выгодным сразу нескольким сторонам, каждая из которых преследовала свои интересы. Однако наиболее полным и, можно сказать, исчерпывающим исследованием в связи с данным эпизодом Войны за независимость является книга "Дейр-Ясин: конец мифа", написанная профессором Бар-Иланского университета Элиэзером Таубером и вышедшая в прошлом году в издательстве "Киннерет-Змора-Битан". Близкая по своим выводам к известной работе Ури Мильштейна "Кровавый навет в Дейр-Ясине" (2007), книга Таубера выигрывает в сравнении с этой работой большей выверенностью деталей, широким использованием арабских источников и столь важным для академического исследования спокойствием тона.
То, что в Дейр-Ясине погибло не более 107 арабских бойцов и мирных жителей, а не 254, как утверждалось на протяжении многих лет, давно известно самим арабам. Рубинштейн пришел к такому же выводу задолго до написания биографии Абдель-Кадера; работая обозревателем по арабским вопросам в газетах "Давар" и "Гаарец", он вскоре после Шестидневной войны получил возможность обстоятельно опросить об атаке на Дейр-Ясин бывших жителей этой деревни, живших с 1948 года в примыкающем к Иерусалиму с востока поселке Эль-Азария. Но в книге профессора Таубера детализация доходит до того, что на основании четырнадцати публиковавшихся арабскими источниками списков убитых и производившихся арабами же исследований в ней приводятся точные данные о 101 погибшем жителе деревни: имя, возраст, пол, конкретные обстоятельства гибели.
Элиэзер Таубер достаточно точно установил, что к началу войны в Дейр-Ясине было порядка тысячи жителей; таким образом доля погибших составила около десяти процентов от общего числа жителей этой деревни, и примерно такой же была доля раненых. Учитывая, что в атаке на Дейр-Ясин участвовало немногим больше 120 бойцов ЭЦЕЛа и ЛЕХИ, из которых пятеро погибли в бою и свыше тридцати получили ранения, Таубер отмечает, что доля погибших у них составила четыре процента, доля раненых - четверть от общего числа участвовавших в атаке. Это сравнительная статистика жестокого боя, а не резни.
Вопреки расхожим утверждениям о том, что 75 процентов погибших в Дейр-Ясине составили женщины и дети, Таубер установил, что на долю мужчин в возрасте от 14 до 60 лет пришлось 42 процента убитых в этой деревне. Тем не менее, доля погибших в Дейр-Ясине женщин и детей действительно оказалась весьма велика. Здесь можно, конечно, еще раз вспомнить о том, что на мирных жителей приходилось более половины еврейских потерь в первые четыре месяцы войны, но, рассуждая о составе арабских потерь в Дейр-Ясине, разумнее остановиться на фактических условиях случившегося там боя.
* * *
Арабскими источниками неизменно подчеркивается, что Дейр-Ясин был "мирной деревней", которую с евреями связывал договор о добрососедстве. Такой договор с жителями соседнего еврейского квартала Гиват-Шауль у жителей Дейр-Ясина действительно был, но весной 1948 года он уже не соблюдался арабской стороной, чему в книге Элиэзера Таубера дается немало примеров. Вместе с тем Дейр-Ясин, находившийся в уязвимом положении из-за того, что его сообщение с Иерусалимом осуществлялось через Гиват-Шауль, не был самой зловредной арабской деревней, и с началом реализации Четвертого плана, о котором подробно говорилось в одной из частей данного очерка, он не входил в число первоочередных объектов, которые Хагана собиралась атаковать с целью обеспечения свободного транспортного сообщения с Иерусалимом и защиты еврейских кварталов этого города.
В конце марта разведкой Хаганы было получено сообщение о появлении в Дейр-Ясине 150 сирийских и иракских бойцов АОА; сообщение оказалось недостоверным, иностранных и даже просто неместных вооруженных формирований в деревне не было, но к началу атаки на Дейр-Ясин только что уточненная информация не была доведена до сведения правых военных организаций. Справедливости ради признáем, что ЭЦЕЛ и ЛЕХИ могли проигнорировать эти уточненные данные, даже если бы они были получены ими в последний момент. Так или иначе, выбор в пользу нападения на Дейр-Ясин был сделан иерусалимским командованием правых военных организаций, опасавшимся, что предложенные Хаганой объекты для атаки, в числе которых была деревня Эйн-Карем с базировавшимся в ней подразделением АОА, окажутся слишком трудны для захвата имевшимися у них силами. ЭЦЕЛ и ЛЕХИ также не хотели отправлять своих бойцов для участия в общей с Хаганой операции в Кастеле, настаивая на осуществлении собственной акции.
В рассматриваемый период сотрудничество военных организаций Ишува, каждая из которых подчинялась собственному политическому руководству, все еще давалось с большим трудом, несмотря на общую для всего Ишува опасность. Уже ставшее объективно необходимым, такое сотрудничество встречало серьезное сопротивление в каждой из организаций; уровень взаимного недоверия был чрезвычайно высок. Даже совместное участие в одной операции ЭЦЕЛа и ЛЕХИ сталкивалось с существенными трудностями, не говоря уже об их участии в общей с Хаганой операции, которая производилась бы под командованием Хаганы и лишала бы правых самостоятельности, которой они дорожили.
Политическое руководство Ишува было твердо намерено отстоять еврейский Иерусалим для будущего Государства Израиль, но его осторожность в ранний период войны, о причинах которой подробно говорилось в четвертой части данного очерка, трактовалась лидерами ЭЦЕЛа и ЛЕХИ как предательская готовность принять план ООН о выделении Иерусалима в отдельную зону под международным контролем. В связи с этим правые организации особо настаивали на сохранении своих вооруженных структур в Иерусалиме даже и после того, как будет провозглашено еврейское государство, если Иерусалим не окажется его частью.
Давид Шалтиэль, назначенный в феврале 1948 года комбригом "Эциони" и командующим силами Хаганы в районе Иерусалима, отстаивал идею сотрудничества с ЭЦЕЛом и ЛЕХИ, имея своим основным оппонентом Исраэля Галили, главу общенационального командования Хаганы. Действовать по своему усмотрению Шалтиэлю помогало то, что у него был прямой канал связи с Бен-Гурионом, но, несмотря на приверженность Шалтиэля идее сотрудничества с правыми организациями, лидеры их иерусалимских отделений враждебно относились к нему. О Мордехае Кауфмане, стоявшем во главе иерусалимского ЭЦЕЛа, говорили, что он питает сильнейшее отвращение к Шалтиэлю, тогда как командовавший иерусалимской ЛЕХИ Йегошуа Зетлер ограничивался холодной неприязнью к комбригу.
Иерусалимский ЭЦЕЛ насчитывал до четырехсот активных членов, из которых более или менее подготовленными бойцами были около ста человек. В их числе выделялся Бенцион Коэн, ветеран британского подразделения морских коммандос, командовавший главной базой ЭЦЕЛа в городе (она находилась в квартале Эц-Хаим). Иерусалимская ЛЕХИ насчитывала порядка восьмидесяти активных членов, из которых половина считалась подготовленными бойцами. Таким образом, в созданный для атаки на Дейр-Ясин сводный отряд вошли почти все иерусалимские силы правых организаций; две трети его бойцов составляли члены ЭЦЕЛа и одну треть члены ЛЕХИ.
Переговоры о сотрудничестве правых организаций с иерусалимской Хаганой неоднократно прерывались и возобновлялись в марте по причинам, которые сегодня покажутся совершенно нелепыми, но которым в то время придавалось большое значение. В конце концов стороны сумели прийти к соглашению, и 7 апреля Шалтиэль направил следующее послание Кауфману и Зетлеру:
Мне стало известно, что вы планируете провести операцию в Дейр-Ясине. Хочу обратить ваше внимание на то, что захват Дейр-Ясина и его дальнейшее удержание являются одним из элементов нашего общего плана. У меня нет возражений против вашей операции при условии, что вы будете способны удерживать эту деревню. В противном случае ее не следует взрывать, поскольку это приведет к уходу жителей, вместо которых там появятся внешние вооруженные силы, и оставленные дома и руины станут им базой. Такое положение вещей не облегчит, а усложнит ход общей кампании, поскольку в этом случае придется производить повторный захват с большими потерями для наших сил. Хочу также обратить ваше внимание на то, что появление в деревне внешних [арабских] сил помешает плану создания нашего аэродрома.
Упомянутый Шалтиэлем аэродром был действительно создан впоследствии; напоминанием о нем является совершенно прямая улица Канфей-Нешарим, соединяющая Гиват-Шауль с расположенной на месте Дейр-Ясина и в его уцелевших зданиях психиатрической больницей "Кфар-Шауль". Но использовать этот аэродром в условиях блокады Иерусалима оказалось невозможно, поскольку он, во-первых, простреливался с арабских позиций в Наби-Самуэле и, во-вторых, из-за сильного бокового ветра, затруднявшего взлет и посадку на высокой (800 метров над уровнем моря) и открытой со всех сторон полосе.
На этом аэродроме лишь однажды приземлился легкий самолет Хаганы, после чего от его дальнейшего использования пришлось отказаться, однако к началу апреля на месте будущего авиаполя была расчищена полоса длиной 300 и шириной 40 метров, которую требовалось удлинить хотя бы до 700 метров. Этим диктовалась необходимость исключить ситуацию, при которой Дейр-Ясин будет использоваться как база противника, и в день атаки на эту деревню Меир Бац, командовавший инженерным отрядом бригады "Эциони", писал своему комбригу: "Совершенно необходимо сделать все возможное для того, чтобы Дейр-Ясин был покинут своими жителями".
* * *
Против запланированной и уже согласованной с командованием "Эциони" атаки решительно выступил Меир Паиль, командовавший подразделением Хаганы, созданным специально для борьбы с "раскольниками", как называли в то время членов ЭЦЕЛа и ЛЕХИ. Когда Паиль явился к Шалтиэлю с протестом, тот ответил ему, что правые военные организации наверняка осуществят запланированную атаку, даже если он отменит свое разрешение на ее проведение. "У меня и так хватает забот, - сказал Шалтиэль Паилю. - Стрелять им в спину я не стану, всё же евреи". По одной из версий, Паиль предлагал именно это: стрелять им в спину.
Ицхак Леви, командовавший разведкой Хаганы в Иерусалиме, также возражал против атаки на Дейр-Ясин, и в разговоре с ним Шалтиэль использовал те же аргументы, что и в беседе с Паилем. Он, кроме того, упомянул о только что совершившемся захвате Кастеля арабскими силами и выразил опасение в связи с тем, что в новой ситуации Дейр-Ясин окажется очень опасен. И напротив, одновременный штурм Кастеля силами Пальмаха и Дейр-Ясина силами ЭЦЕЛа и ЛЕХИ сулил, по мнению Шалтиэля, наилучшие шансы. Выслушав эти соображения, Леви предложил заранее обратиться к жителям Дейр-Ясина с призывом покинуть деревню, но комбриг отверг его предложение, сказав, что он не станет подвергать опасности внезапность и успех утвержденной им операции. Как следствие, адресованный жителям Дейр-Ясина призыв покинуть деревню был оглашен с помощью установленного на броневике громкоговорителя уже с началом атаки.
Впоследствии Меир Паиль более, чем кто-либо другой в еврейском лагере, содействовал распространению лживой версии о зверствах ЭЦЕЛа и ЛЕХИ в Дейр-Ясине. Отдавая ему должное как военному историку (отмечу, что его публикации о процессе формирования вооруженных сил Ишува использовались при работе над одной из частей данного очерка), нельзя не признать, что в случае с Дейр-Ясином он выступил в крайне неприглядной роли идеологически ангажированного басенника. Паиль врал, утверждая, что он находился в Дейр-Ясине с начала боя, тогда как в действительности он прибыл в эту деревню через два часа после того, как бой завершился, и находился в ней в течение одного часа. Он не мог видеть событий, за свидетеля которых себя выдавал и которые часто не имели иных подтверждений, помимо его показаний.
Заявления Паиля о том, что, находясь в Дейр-Ясине, он встретился с группой пальмахников, присланной в критический момент на помощь бойцам ЭЦЕЛа и ЛЕХИ, опровергаются тем, что ни командир этой группы Яаков Вег, ни его заместитель Моше Вахман не сообщали в своих отчетах о встрече с Паилем. По словам Паиля, стихийная "резня" началась после того, как пальмахники покинули Дейр-Ясин; о якобы совершивших ее бойцах ЭЦЕЛа и ЛЕХИ он отзывался как о "погромщиках с остекленевшими глазами". Вег героически погиб 31 мая 1948 года при второй попытке штурма Латруна, а Вахман определенно утверждал впоследствии, что, находясь в деревне, он не видел никого из людей Хаганы, за исключением бойцов своего отряда.
Меир Паиль неоднократно менял свою версию, уравнявшую Дейр-Ясин с чешской деревней Лидице, причем менял в важных частностях; в том, например, проник ли он в Дейр-Ясин в составе отряда ЭЦЕЛа или с отрядом ЛЕХИ - при том, что эти отряды наступали из разных и удаленных друг от друга точек. Желая придать бóльшую правдоподобность своему рассказу, он вносил в него новые красочные подробности даже по прошествии сорока лет со времени релевантных событий, так что в итоге из его показаний, заявлений и публикаций невозможно вычленить наималейшее зерно правды, даже если таковое вообще в них присутствовало. Тем более бессмысленно искать такое зерно у арабских и западных авторов, основывавших свои описания на утверждениях Паиля или, хуже того, на абсолютно лживом заявлении Хусейна Халиди, о котором будет подробно сказано ниже. В то же время полезно отметить столь часто подчеркиваемое Элиэзером Таубером совпадение свидетельских показаний о случившемся в Дейр-Ясине, дававшихся уцелевшими жителями этой деревни (а уцелевших, как уже знает читатель, было порядка 90 процентов) и штурмовавшими ее бойцами ЭЦЕЛа и ЛЕХИ. Сделав это предуведомление, остановимся теперь на конкретных обстоятельствах боя.
* * *
Деревня Дейр-Ясин не была безоружной. Местное ополчение, периодически высылавшее небольшие отряды для участия в антиеврейских акциях в других местах, включая атаку на Кастель, насчитывало порядка восьмидесяти человек, в распоряжении которых было около 60 винтовок разных моделей, 4 пистолета-пулемета, не менее 20 пистолетов, 2 пулемета и значительное количество ручных гранат, взрывчатки и боеприпасов. Разница с атаковавшим деревню сводным отрядом ЭЦЕЛа и ЛЕХИ не была особенно велика; этот отряд насчитывал немногим более 120 человек, а его вооружение, пополненное Хаганой накануне операции, включало 36 винтовок, около 40 пистолетов-пулеметов, до 30 пистолетов, 3 пулемета, около 240 ручных гранат и значительное количество взрывчатки, включая динамитные патроны. Из этого видно, что треть наступающих шла на штурм, имея своим единственным стрелковым оружием пистолеты, что, конечно, не соответствовало стоявшей перед ними задаче. Главным преимуществом атаковавших была внезапность, тогда как преимущество оборонявшихся обеспечивалось крепкими стенами каменных домов.
Отряд ЭЦЕЛа, которым командовал Бенцион Коэн, начал скрытное выдвижение к Дейр-Ясину со стороны иерусалимского квартала Бейт ха-Керем около двух часов ночи; этот отряд должен был вплотную подобраться к деревне с юго-запада, атаковать ее восточную часть и, выставив заслон на ведущей в Эйн-Карем дороге, блокировать возможную переброску оттуда арабских подкреплений. Отряд ЛЕХИ под командованием Петахьи Заливанского выступил со стороны кожевенного завода, находившегося на северной окраине квартала Гиват-Шауль, и, совершив обходной маневр, атаковал западную часть Дейр-Ясина с северного направления. Кратчайшей дорогой, с запада на восток, из Гиват-Шауля к деревне направился броневик с громковорителем.
Около четырех часов утра, еще до начала открытой атаки, фактор внезапности был утрачен. Встревоженный шорохом арабский часовой окликнул своего товарища именем Махмуд, а находившийся неподалеку от его поста боец ЭЦЕЛа Йосеф Днух принял это имя за первое слово пароля, использовавшегося участниками операции. В качестве пароля было выбрано словосочетание ахдýт лохéмет ("боевое единство"), второе слово которого служило отзывом. Схожее звучание имени Махмуд и слова ахдýт привело к тому, что, услышав арабский оклик, Днух немедленно ответил: "Лохемет!". Арабский часовой сразу же понял, что ему ответили на иврите, и стал стрелять в темному, выкрикивая сигнал тревоги. Вместе с ним открыли огонь охранники, находившиеся на ближайших постах, их выстрелами был ранен в бедро один из бойцов ЭЦЕЛа, необходимость в дальнейшей максировке отпала, и Бенцион Коэн приказал дать трассирующую пулеметную очередь по арабским позициям. Это был сигнал к началу общей атаки, который последовал бы значительно позже, если бы приближение еврейских сил к Дейр-Ясину не было раскрыто.
Сразу же оказавшись под огнем, отряд ЭЦЕЛа прорвался через арабские сторожевые посты, благо тех было немного, и вступил в бой за первый ряд деревенских домов. Почти никто из бойцов отряда не был обучен тактике уличных боев, многие вообще не имели сколько-нибудь существенной боевой подготовки, и дело у наступающих пошло туго. Это были городские подпольщики; некоторые из них впервые увидели друг друга, собравшись накануне вечером на инструктаж перед атакой. Другие были знакомы, но прежде не знали друг друга в качестве членов ЭЦЕЛа. Никакого намека на боевую сколоченность подразделения в отряде не было. За два часа, продвигаясь от дома к дому и теряя убитыми и ранеными многих своих бойцов, отряд сумел пробиться к третьему ряду домов, но тут был ранен Бенцион Коэн, и старшим на поле боя остался менее опытный командир, девятнадцатилетний Йегуда Лапидот. К этому времени половину отряда составляли убитые, раненые и те, кто оказывал раненым помощь; в дополнение ко всем бедам у бойцов кончались боеприпасы.
На участке наступления ЛЕХИ дело шло несколько легче: там, за исключением свалившегося в ров броневика, на раннем этапе операции не было неприятных сюрпризов. Около семи часов утра до находившегося вблизи этого броневика Мордехая Бен-Узиягу, офицера-оперативника ЛЕХИ, добрался гонец из восточной части деревни, сообщивший ему, что ЭЦЕЛ взвешивает возможность отхода. Бен-Узиягу передал через гонца просьбу продолжить натиск и заверение в том, что основной отряд ЛЕХИ уже находится в центральной части деревни.
Так оно и было в действительности: бойцы ЛЕХИ пробились в центральную часть Дейр-Ясина уже к шести часам утрам, почти на три часа раньше своих товарищей из ЭЦЕЛа. Их сравнительный успех был обеспен не только внезапностью удара на их направлении, но и тем, что бойцы ЛЕХИ намного раньше своих товарищей из ЭЦЕЛа стали использовать наиболее действенный метод штурмовой атаки.
Огнем из стрелкового оружия каменные стены домов Дейр-Ясина было можно разве что поцарапать, и почти единственным способом захвата домов, крыши и окна которых служили позициями стрелкам противника, было использование следующего приема: прикрываемые огнем своих товарищей, один или двое еврейских бойцов подползали к железной двери дома, проделывали отверстие в ней с помощью динамитных патронов и затем забрасывали в это отверстие взрывпакеты и ручные гранаты. Лишь после этого в здание врывалась штурмовая группа. Ясно, что такая тактика оставляла минимальные шансы выжить находившимся в здании, будь то вооруженные мужчины или женщины и дети. Желая облегчить свою задачу и в то же время сократить потери из числа мирного населения противника, ЭЦЕЛ доставил в деревню из Гиват-Шауля портативный громкоговоритель на батарейках, с помощью которого к жителям вновь обратились с призывом покинуть деревню.
Встретившись в центре Дейр-Ясина около девяти часов утра, наступавшие отряды ЭЦЕЛа и ЛЕХИ обнаружили, что не могут преодолеть открытый участок, за которым в северо-западной части деревни находилось несколько высоких домов; крыша одного из них эффективно использовалась в качестве пулеметной позиции, подступы к которой надежно прикрывались ружейным огнем из соседних строений. На этом этапе Хагана уже оказывала наступающим помощь боеприпасами и вывозом раненых, но эвакуация раненых из простреливаемой части деревни столкнулась с большими трудностями. Попытка использовать пленных для выноса раненых с поля боя ничего не дала: остававшиеся на позициях арабы без колебаний стреляли в своих односельчан, привлекавшихся к этой работе.
Значительная часть деревни все еще оставалась незахваченнной, когда около десяти часов утра снова встал вопрос об отходе. Все командиры и рядовые участники этого боя утверждали впоследствии, что они не ожидали встретить в Дейр-Ясине столь яростное сопротивление; по опыту Шейх-Бадра и Лифты они рассчитывали на то, что арабы уйдут, как только им станет понятно, что деревня атакована еврейскими силами. С другой стороны, со слов уцелевших жителей деревни можно заключить: многие из них не поняли, что эта атака - не вылазка, предпринятая евреями в ответ на враждебные арабские действия, а штурм, рассчитанный на захват и последующее удержание населенного пункта. К такой стратегии Хагана только что перешла в рамках реализации Четвертого плана; действия ЭЦЕЛа и ЛЕХИ в Дейр-Ясине объективно лежали в логике этого плана, но арабы еще не осознавали, что правила игры изменились после долгих месяцев, на протяжении которых евреи ограничивались защитой своих поселений, реагируя на арабские атаки локальными контрударами. Если бы понимание этого вовремя пришло к жителям Дейр-Ясина, они не ввязались бы в тяжелый бой, который им пришлось вести рядом со своими женами и детьми. В 1948 году такое поведение было обычным для евреев, но не для арабов.
См. следующий фрагмент
"Вести", 26 апреля 2018
Дов Конторер
Окончание. Начало в номере "Вестей" от 22 марта
Случившееся Дейр-Ясине до сих пор нередко называют "резней", вопреки исторической правде и известным фактическим обстоятельствам десятичасового боя в этой деревне. Даже и арабскими исследователями давно установлено, что истинное число погибших в Дейр-Ясине было в два с половиной раза меньше цифры, запущенной в оборот по свежим следам событий. Опровергнуты все без исключения росказни об изнасилованиях, отрезанных женских грудях, вспоротых животах и т.п. Среди погибших в Дейр-Ясине было действительно много женщин и детей, но почти все они погибли в условиях жестокого уличного боя с применением гранат и взрывчатки, а не в результате преднамеренной расправы.
Единственный подтвержденный эпизод с расстрелом пленных был делом рук одного человека и носил спонтанный характер: молодой боец ЭЦЕЛа, стоявший над телом своего смертельно раненого друга-пулеметчика Йегуды Сегаля, неожиданно для всех схватил его пулемет и прежде, чем кто-то успел отреагировать, он с криком "За Ифтаха!" (такова была подпольная кличка Сегаля) дал длинную очередь по выведенным из соседних домов арабам. Если бы не эта вспышка ярости, немедленно пресеченная командиром, погибшие тогда одиннадцать человек были бы отправлены в Эйн-Карем или вывезены грузовиками в арабские кварталы Иерусалима вместе с остальными пленными.
"Резни", т.е. хладнокровной и преднамеренной расправы над мирными жителями, в Дейр-Ясине не было. Напротив, приказом Менахема Бегина командирам и бойцам иерусалимского ЭЦЕЛа строго предписывалось обращаться с гражданским населением противника и с его прекратившими сопротивление бойцами "в соответствии с Женевской конвенцией". Местные командиры ЛЕХИ не любили напыщенную риторику Бегина, но, приняв к исполнению данное условие ЭЦЕЛа, они не собирались его нарушать. Уже и тот факт, что атака сопровождалась использованием броневика с громкоговорителем, через который к жителям обращались по-арабски с призывом покинуть деревню, убедительно говорит о том, что целью операции был захват Дейр-Ясина, а не убийство его жителей. Броневик свалился в ров, прорытый на подступах к деревне со стороны иерусалимского квартала Гиват-Шауль и не замеченный еврейскими лазутчиками при планировании операции; в результате он сразу же оказался под огнем, оставаясь на значительном расстоянии от ближайших домов Дейр-Ясина, и звучавшие из установленного на нем громкоговорителя призывы покинуть деревню не были слышны всем ее жителям.
Случившееся в Дейр-Ясине более или менее отвечало общему характеру жестокой войны, которая велась между евреями и арабами Эрец-Исраэль в 1947-1948 гг. Характеризовавший атаку на эту деревню модус боевых действий присутствовал в некоторых операциях Хаганы и Пальмаха, не говоря уже об арабах, многократно проявлявших куда бóльшую жестокость в ходе своих операций и до, и после атаки на Дейр-Ясин.
Упоминавшаяся в начале данного очерка и благодарно использовавшаяся при работе над ним биография Абдель-Кадера Хусейни написана Дани Рубинштейном с недоступной автору этих строк эмпатией по отношению к ее главному герою и к палестинскому национальному движению в целом, но при этом и Рубинштейн признает, что бой в Дейр-Ясине превратился в хрестоматийную "резню" лишь потому, что это оказалось - или показалось - выгодным сразу нескольким сторонам, каждая из которых преследовала свои интересы. Однако наиболее полным и, можно сказать, исчерпывающим исследованием в связи с данным эпизодом Войны за независимость является книга "Дейр-Ясин: конец мифа", написанная профессором Бар-Иланского университета Элиэзером Таубером и вышедшая в прошлом году в издательстве "Киннерет-Змора-Битан". Близкая по своим выводам к известной работе Ури Мильштейна "Кровавый навет в Дейр-Ясине" (2007), книга Таубера выигрывает в сравнении с этой работой большей выверенностью деталей, широким использованием арабских источников и столь важным для академического исследования спокойствием тона.
То, что в Дейр-Ясине погибло не более 107 арабских бойцов и мирных жителей, а не 254, как утверждалось на протяжении многих лет, давно известно самим арабам. Рубинштейн пришел к такому же выводу задолго до написания биографии Абдель-Кадера; работая обозревателем по арабским вопросам в газетах "Давар" и "Гаарец", он вскоре после Шестидневной войны получил возможность обстоятельно опросить об атаке на Дейр-Ясин бывших жителей этой деревни, живших с 1948 года в примыкающем к Иерусалиму с востока поселке Эль-Азария. Но в книге профессора Таубера детализация доходит до того, что на основании четырнадцати публиковавшихся арабскими источниками списков убитых и производившихся арабами же исследований в ней приводятся точные данные о 101 погибшем жителе деревни: имя, возраст, пол, конкретные обстоятельства гибели.
Элиэзер Таубер достаточно точно установил, что к началу войны в Дейр-Ясине было порядка тысячи жителей; таким образом доля погибших составила около десяти процентов от общего числа жителей этой деревни, и примерно такой же была доля раненых. Учитывая, что в атаке на Дейр-Ясин участвовало немногим больше 120 бойцов ЭЦЕЛа и ЛЕХИ, из которых пятеро погибли в бою и свыше тридцати получили ранения, Таубер отмечает, что доля погибших у них составила четыре процента, доля раненых - четверть от общего числа участвовавших в атаке. Это сравнительная статистика жестокого боя, а не резни.
Вопреки расхожим утверждениям о том, что 75 процентов погибших в Дейр-Ясине составили женщины и дети, Таубер установил, что на долю мужчин в возрасте от 14 до 60 лет пришлось 42 процента убитых в этой деревне. Тем не менее, доля погибших в Дейр-Ясине женщин и детей действительно оказалась весьма велика. Здесь можно, конечно, еще раз вспомнить о том, что на мирных жителей приходилось более половины еврейских потерь в первые четыре месяцы войны, но, рассуждая о составе арабских потерь в Дейр-Ясине, разумнее остановиться на фактических условиях случившегося там боя.
* * *
Арабскими источниками неизменно подчеркивается, что Дейр-Ясин был "мирной деревней", которую с евреями связывал договор о добрососедстве. Такой договор с жителями соседнего еврейского квартала Гиват-Шауль у жителей Дейр-Ясина действительно был, но весной 1948 года он уже не соблюдался арабской стороной, чему в книге Элиэзера Таубера дается немало примеров. Вместе с тем Дейр-Ясин, находившийся в уязвимом положении из-за того, что его сообщение с Иерусалимом осуществлялось через Гиват-Шауль, не был самой зловредной арабской деревней, и с началом реализации Четвертого плана, о котором подробно говорилось в одной из частей данного очерка, он не входил в число первоочередных объектов, которые Хагана собиралась атаковать с целью обеспечения свободного транспортного сообщения с Иерусалимом и защиты еврейских кварталов этого города.
В конце марта разведкой Хаганы было получено сообщение о появлении в Дейр-Ясине 150 сирийских и иракских бойцов АОА; сообщение оказалось недостоверным, иностранных и даже просто неместных вооруженных формирований в деревне не было, но к началу атаки на Дейр-Ясин только что уточненная информация не была доведена до сведения правых военных организаций. Справедливости ради признáем, что ЭЦЕЛ и ЛЕХИ могли проигнорировать эти уточненные данные, даже если бы они были получены ими в последний момент. Так или иначе, выбор в пользу нападения на Дейр-Ясин был сделан иерусалимским командованием правых военных организаций, опасавшимся, что предложенные Хаганой объекты для атаки, в числе которых была деревня Эйн-Карем с базировавшимся в ней подразделением АОА, окажутся слишком трудны для захвата имевшимися у них силами. ЭЦЕЛ и ЛЕХИ также не хотели отправлять своих бойцов для участия в общей с Хаганой операции в Кастеле, настаивая на осуществлении собственной акции.
В рассматриваемый период сотрудничество военных организаций Ишува, каждая из которых подчинялась собственному политическому руководству, все еще давалось с большим трудом, несмотря на общую для всего Ишува опасность. Уже ставшее объективно необходимым, такое сотрудничество встречало серьезное сопротивление в каждой из организаций; уровень взаимного недоверия был чрезвычайно высок. Даже совместное участие в одной операции ЭЦЕЛа и ЛЕХИ сталкивалось с существенными трудностями, не говоря уже об их участии в общей с Хаганой операции, которая производилась бы под командованием Хаганы и лишала бы правых самостоятельности, которой они дорожили.
Политическое руководство Ишува было твердо намерено отстоять еврейский Иерусалим для будущего Государства Израиль, но его осторожность в ранний период войны, о причинах которой подробно говорилось в четвертой части данного очерка, трактовалась лидерами ЭЦЕЛа и ЛЕХИ как предательская готовность принять план ООН о выделении Иерусалима в отдельную зону под международным контролем. В связи с этим правые организации особо настаивали на сохранении своих вооруженных структур в Иерусалиме даже и после того, как будет провозглашено еврейское государство, если Иерусалим не окажется его частью.
Давид Шалтиэль, назначенный в феврале 1948 года комбригом "Эциони" и командующим силами Хаганы в районе Иерусалима, отстаивал идею сотрудничества с ЭЦЕЛом и ЛЕХИ, имея своим основным оппонентом Исраэля Галили, главу общенационального командования Хаганы. Действовать по своему усмотрению Шалтиэлю помогало то, что у него был прямой канал связи с Бен-Гурионом, но, несмотря на приверженность Шалтиэля идее сотрудничества с правыми организациями, лидеры их иерусалимских отделений враждебно относились к нему. О Мордехае Кауфмане, стоявшем во главе иерусалимского ЭЦЕЛа, говорили, что он питает сильнейшее отвращение к Шалтиэлю, тогда как командовавший иерусалимской ЛЕХИ Йегошуа Зетлер ограничивался холодной неприязнью к комбригу.
Иерусалимский ЭЦЕЛ насчитывал до четырехсот активных членов, из которых более или менее подготовленными бойцами были около ста человек. В их числе выделялся Бенцион Коэн, ветеран британского подразделения морских коммандос, командовавший главной базой ЭЦЕЛа в городе (она находилась в квартале Эц-Хаим). Иерусалимская ЛЕХИ насчитывала порядка восьмидесяти активных членов, из которых половина считалась подготовленными бойцами. Таким образом, в созданный для атаки на Дейр-Ясин сводный отряд вошли почти все иерусалимские силы правых организаций; две трети его бойцов составляли члены ЭЦЕЛа и одну треть члены ЛЕХИ.
Переговоры о сотрудничестве правых организаций с иерусалимской Хаганой неоднократно прерывались и возобновлялись в марте по причинам, которые сегодня покажутся совершенно нелепыми, но которым в то время придавалось большое значение. В конце концов стороны сумели прийти к соглашению, и 7 апреля Шалтиэль направил следующее послание Кауфману и Зетлеру:
Мне стало известно, что вы планируете провести операцию в Дейр-Ясине. Хочу обратить ваше внимание на то, что захват Дейр-Ясина и его дальнейшее удержание являются одним из элементов нашего общего плана. У меня нет возражений против вашей операции при условии, что вы будете способны удерживать эту деревню. В противном случае ее не следует взрывать, поскольку это приведет к уходу жителей, вместо которых там появятся внешние вооруженные силы, и оставленные дома и руины станут им базой. Такое положение вещей не облегчит, а усложнит ход общей кампании, поскольку в этом случае придется производить повторный захват с большими потерями для наших сил. Хочу также обратить ваше внимание на то, что появление в деревне внешних [арабских] сил помешает плану создания нашего аэродрома.
Упомянутый Шалтиэлем аэродром был действительно создан впоследствии; напоминанием о нем является совершенно прямая улица Канфей-Нешарим, соединяющая Гиват-Шауль с расположенной на месте Дейр-Ясина и в его уцелевших зданиях психиатрической больницей "Кфар-Шауль". Но использовать этот аэродром в условиях блокады Иерусалима оказалось невозможно, поскольку он, во-первых, простреливался с арабских позиций в Наби-Самуэле и, во-вторых, из-за сильного бокового ветра, затруднявшего взлет и посадку на высокой (800 метров над уровнем моря) и открытой со всех сторон полосе.
На этом аэродроме лишь однажды приземлился легкий самолет Хаганы, после чего от его дальнейшего использования пришлось отказаться, однако к началу апреля на месте будущего авиаполя была расчищена полоса длиной 300 и шириной 40 метров, которую требовалось удлинить хотя бы до 700 метров. Этим диктовалась необходимость исключить ситуацию, при которой Дейр-Ясин будет использоваться как база противника, и в день атаки на эту деревню Меир Бац, командовавший инженерным отрядом бригады "Эциони", писал своему комбригу: "Совершенно необходимо сделать все возможное для того, чтобы Дейр-Ясин был покинут своими жителями".
* * *
Против запланированной и уже согласованной с командованием "Эциони" атаки решительно выступил Меир Паиль, командовавший подразделением Хаганы, созданным специально для борьбы с "раскольниками", как называли в то время членов ЭЦЕЛа и ЛЕХИ. Когда Паиль явился к Шалтиэлю с протестом, тот ответил ему, что правые военные организации наверняка осуществят запланированную атаку, даже если он отменит свое разрешение на ее проведение. "У меня и так хватает забот, - сказал Шалтиэль Паилю. - Стрелять им в спину я не стану, всё же евреи". По одной из версий, Паиль предлагал именно это: стрелять им в спину.
Ицхак Леви, командовавший разведкой Хаганы в Иерусалиме, также возражал против атаки на Дейр-Ясин, и в разговоре с ним Шалтиэль использовал те же аргументы, что и в беседе с Паилем. Он, кроме того, упомянул о только что совершившемся захвате Кастеля арабскими силами и выразил опасение в связи с тем, что в новой ситуации Дейр-Ясин окажется очень опасен. И напротив, одновременный штурм Кастеля силами Пальмаха и Дейр-Ясина силами ЭЦЕЛа и ЛЕХИ сулил, по мнению Шалтиэля, наилучшие шансы. Выслушав эти соображения, Леви предложил заранее обратиться к жителям Дейр-Ясина с призывом покинуть деревню, но комбриг отверг его предложение, сказав, что он не станет подвергать опасности внезапность и успех утвержденной им операции. Как следствие, адресованный жителям Дейр-Ясина призыв покинуть деревню был оглашен с помощью установленного на броневике громкоговорителя уже с началом атаки.
Впоследствии Меир Паиль более, чем кто-либо другой в еврейском лагере, содействовал распространению лживой версии о зверствах ЭЦЕЛа и ЛЕХИ в Дейр-Ясине. Отдавая ему должное как военному историку (отмечу, что его публикации о процессе формирования вооруженных сил Ишува использовались при работе над одной из частей данного очерка), нельзя не признать, что в случае с Дейр-Ясином он выступил в крайне неприглядной роли идеологически ангажированного басенника. Паиль врал, утверждая, что он находился в Дейр-Ясине с начала боя, тогда как в действительности он прибыл в эту деревню через два часа после того, как бой завершился, и находился в ней в течение одного часа. Он не мог видеть событий, за свидетеля которых себя выдавал и которые часто не имели иных подтверждений, помимо его показаний.
Заявления Паиля о том, что, находясь в Дейр-Ясине, он встретился с группой пальмахников, присланной в критический момент на помощь бойцам ЭЦЕЛа и ЛЕХИ, опровергаются тем, что ни командир этой группы Яаков Вег, ни его заместитель Моше Вахман не сообщали в своих отчетах о встрече с Паилем. По словам Паиля, стихийная "резня" началась после того, как пальмахники покинули Дейр-Ясин; о якобы совершивших ее бойцах ЭЦЕЛа и ЛЕХИ он отзывался как о "погромщиках с остекленевшими глазами". Вег героически погиб 31 мая 1948 года при второй попытке штурма Латруна, а Вахман определенно утверждал впоследствии, что, находясь в деревне, он не видел никого из людей Хаганы, за исключением бойцов своего отряда.
Меир Паиль неоднократно менял свою версию, уравнявшую Дейр-Ясин с чешской деревней Лидице, причем менял в важных частностях; в том, например, проник ли он в Дейр-Ясин в составе отряда ЭЦЕЛа или с отрядом ЛЕХИ - при том, что эти отряды наступали из разных и удаленных друг от друга точек. Желая придать бóльшую правдоподобность своему рассказу, он вносил в него новые красочные подробности даже по прошествии сорока лет со времени релевантных событий, так что в итоге из его показаний, заявлений и публикаций невозможно вычленить наималейшее зерно правды, даже если таковое вообще в них присутствовало. Тем более бессмысленно искать такое зерно у арабских и западных авторов, основывавших свои описания на утверждениях Паиля или, хуже того, на абсолютно лживом заявлении Хусейна Халиди, о котором будет подробно сказано ниже. В то же время полезно отметить столь часто подчеркиваемое Элиэзером Таубером совпадение свидетельских показаний о случившемся в Дейр-Ясине, дававшихся уцелевшими жителями этой деревни (а уцелевших, как уже знает читатель, было порядка 90 процентов) и штурмовавшими ее бойцами ЭЦЕЛа и ЛЕХИ. Сделав это предуведомление, остановимся теперь на конкретных обстоятельствах боя.
* * *
Деревня Дейр-Ясин не была безоружной. Местное ополчение, периодически высылавшее небольшие отряды для участия в антиеврейских акциях в других местах, включая атаку на Кастель, насчитывало порядка восьмидесяти человек, в распоряжении которых было около 60 винтовок разных моделей, 4 пистолета-пулемета, не менее 20 пистолетов, 2 пулемета и значительное количество ручных гранат, взрывчатки и боеприпасов. Разница с атаковавшим деревню сводным отрядом ЭЦЕЛа и ЛЕХИ не была особенно велика; этот отряд насчитывал немногим более 120 человек, а его вооружение, пополненное Хаганой накануне операции, включало 36 винтовок, около 40 пистолетов-пулеметов, до 30 пистолетов, 3 пулемета, около 240 ручных гранат и значительное количество взрывчатки, включая динамитные патроны. Из этого видно, что треть наступающих шла на штурм, имея своим единственным стрелковым оружием пистолеты, что, конечно, не соответствовало стоявшей перед ними задаче. Главным преимуществом атаковавших была внезапность, тогда как преимущество оборонявшихся обеспечивалось крепкими стенами каменных домов.
Отряд ЭЦЕЛа, которым командовал Бенцион Коэн, начал скрытное выдвижение к Дейр-Ясину со стороны иерусалимского квартала Бейт ха-Керем около двух часов ночи; этот отряд должен был вплотную подобраться к деревне с юго-запада, атаковать ее восточную часть и, выставив заслон на ведущей в Эйн-Карем дороге, блокировать возможную переброску оттуда арабских подкреплений. Отряд ЛЕХИ под командованием Петахьи Заливанского выступил со стороны кожевенного завода, находившегося на северной окраине квартала Гиват-Шауль, и, совершив обходной маневр, атаковал западную часть Дейр-Ясина с северного направления. Кратчайшей дорогой, с запада на восток, из Гиват-Шауля к деревне направился броневик с громковорителем.
Около четырех часов утра, еще до начала открытой атаки, фактор внезапности был утрачен. Встревоженный шорохом арабский часовой окликнул своего товарища именем Махмуд, а находившийся неподалеку от его поста боец ЭЦЕЛа Йосеф Днух принял это имя за первое слово пароля, использовавшегося участниками операции. В качестве пароля было выбрано словосочетание ахдýт лохéмет ("боевое единство"), второе слово которого служило отзывом. Схожее звучание имени Махмуд и слова ахдýт привело к тому, что, услышав арабский оклик, Днух немедленно ответил: "Лохемет!". Арабский часовой сразу же понял, что ему ответили на иврите, и стал стрелять в темному, выкрикивая сигнал тревоги. Вместе с ним открыли огонь охранники, находившиеся на ближайших постах, их выстрелами был ранен в бедро один из бойцов ЭЦЕЛа, необходимость в дальнейшей максировке отпала, и Бенцион Коэн приказал дать трассирующую пулеметную очередь по арабским позициям. Это был сигнал к началу общей атаки, который последовал бы значительно позже, если бы приближение еврейских сил к Дейр-Ясину не было раскрыто.
Сразу же оказавшись под огнем, отряд ЭЦЕЛа прорвался через арабские сторожевые посты, благо тех было немного, и вступил в бой за первый ряд деревенских домов. Почти никто из бойцов отряда не был обучен тактике уличных боев, многие вообще не имели сколько-нибудь существенной боевой подготовки, и дело у наступающих пошло туго. Это были городские подпольщики; некоторые из них впервые увидели друг друга, собравшись накануне вечером на инструктаж перед атакой. Другие были знакомы, но прежде не знали друг друга в качестве членов ЭЦЕЛа. Никакого намека на боевую сколоченность подразделения в отряде не было. За два часа, продвигаясь от дома к дому и теряя убитыми и ранеными многих своих бойцов, отряд сумел пробиться к третьему ряду домов, но тут был ранен Бенцион Коэн, и старшим на поле боя остался менее опытный командир, девятнадцатилетний Йегуда Лапидот. К этому времени половину отряда составляли убитые, раненые и те, кто оказывал раненым помощь; в дополнение ко всем бедам у бойцов кончались боеприпасы.
На участке наступления ЛЕХИ дело шло несколько легче: там, за исключением свалившегося в ров броневика, на раннем этапе операции не было неприятных сюрпризов. Около семи часов утра до находившегося вблизи этого броневика Мордехая Бен-Узиягу, офицера-оперативника ЛЕХИ, добрался гонец из восточной части деревни, сообщивший ему, что ЭЦЕЛ взвешивает возможность отхода. Бен-Узиягу передал через гонца просьбу продолжить натиск и заверение в том, что основной отряд ЛЕХИ уже находится в центральной части деревни.
Так оно и было в действительности: бойцы ЛЕХИ пробились в центральную часть Дейр-Ясина уже к шести часам утрам, почти на три часа раньше своих товарищей из ЭЦЕЛа. Их сравнительный успех был обеспен не только внезапностью удара на их направлении, но и тем, что бойцы ЛЕХИ намного раньше своих товарищей из ЭЦЕЛа стали использовать наиболее действенный метод штурмовой атаки.
Огнем из стрелкового оружия каменные стены домов Дейр-Ясина было можно разве что поцарапать, и почти единственным способом захвата домов, крыши и окна которых служили позициями стрелкам противника, было использование следующего приема: прикрываемые огнем своих товарищей, один или двое еврейских бойцов подползали к железной двери дома, проделывали отверстие в ней с помощью динамитных патронов и затем забрасывали в это отверстие взрывпакеты и ручные гранаты. Лишь после этого в здание врывалась штурмовая группа. Ясно, что такая тактика оставляла минимальные шансы выжить находившимся в здании, будь то вооруженные мужчины или женщины и дети. Желая облегчить свою задачу и в то же время сократить потери из числа мирного населения противника, ЭЦЕЛ доставил в деревню из Гиват-Шауля портативный громкоговоритель на батарейках, с помощью которого к жителям вновь обратились с призывом покинуть деревню.
Встретившись в центре Дейр-Ясина около девяти часов утра, наступавшие отряды ЭЦЕЛа и ЛЕХИ обнаружили, что не могут преодолеть открытый участок, за которым в северо-западной части деревни находилось несколько высоких домов; крыша одного из них эффективно использовалась в качестве пулеметной позиции, подступы к которой надежно прикрывались ружейным огнем из соседних строений. На этом этапе Хагана уже оказывала наступающим помощь боеприпасами и вывозом раненых, но эвакуация раненых из простреливаемой части деревни столкнулась с большими трудностями. Попытка использовать пленных для выноса раненых с поля боя ничего не дала: остававшиеся на позициях арабы без колебаний стреляли в своих односельчан, привлекавшихся к этой работе.
Значительная часть деревни все еще оставалась незахваченнной, когда около десяти часов утра снова встал вопрос об отходе. Все командиры и рядовые участники этого боя утверждали впоследствии, что они не ожидали встретить в Дейр-Ясине столь яростное сопротивление; по опыту Шейх-Бадра и Лифты они рассчитывали на то, что арабы уйдут, как только им станет понятно, что деревня атакована еврейскими силами. С другой стороны, со слов уцелевших жителей деревни можно заключить: многие из них не поняли, что эта атака - не вылазка, предпринятая евреями в ответ на враждебные арабские действия, а штурм, рассчитанный на захват и последующее удержание населенного пункта. К такой стратегии Хагана только что перешла в рамках реализации Четвертого плана; действия ЭЦЕЛа и ЛЕХИ в Дейр-Ясине объективно лежали в логике этого плана, но арабы еще не осознавали, что правила игры изменились после долгих месяцев, на протяжении которых евреи ограничивались защитой своих поселений, реагируя на арабские атаки локальными контрударами. Если бы понимание этого вовремя пришло к жителям Дейр-Ясина, они не ввязались бы в тяжелый бой, который им пришлось вести рядом со своими женами и детьми. В 1948 году такое поведение было обычным для евреев, но не для арабов.
См. следующий фрагмент
"Вести", 26 апреля 2018