(no subject)
Апрельский перелом 1948 года. Часть V
Дов Конторер
Продолжение. Начало в номере "Вестей" от 22 марта
В последнюю неделю марта 1948 года, когда Армия священной войны добилась наибольших успехов, полностью изолировав Иерусалим от других еврейских районов страны, Абдель-Кадер Хусейни выехал в Дамаск, где он вместе с прибывшим туда из Каира муфтием должен был провести переговоры с военным комитетом Лиги арабских государств. Целью дамасских переговоров для обоих Хусейни, муфтия и командующего АСВ, было принятие решения о передаче в непосредственное распоряжение Верховного арабского комитета собранных Лигой запасов оружия и денежных средств.
С принятием такого решения у Абдель-Кадера появились бы ресурсы для рекрутирования и вооружения новых бойцов. В общем контексте данной задачи особым значением для Абдель-Кадера обладал вопрос о передаче формированиям АСВ артиллерийских орудий, которые могли быть использованы при штурме еврейских поселений, в чем его силы еще ни разу не добивались успеха. Конкурентной стороной в борьбе за указанные средства была Арабская освободительная армия Фаузи Каукджи.
Декларативная позиция ЛАГ отвечала устремлениям обоих Хусейни: "Арабские государства и Верховный арабский комитет решительно отказываются рассматривать любые предложения о прекращении огня в Палестине иначе как на основе официального решения о прекращении еврейской иммиграции в Палестину и отмены плана раздела этой страны... Мир вернется в Палестину только с превращением всей ее территории в независимое арабское государство". Однако в практической сфере позиция военного комитета ЛАГ глубоко разочаровала муфтия и Абдель-Кадера. Им было предложено смириться с тем, что практически все ресурсы Лиги поступят в распоряжение Каукджи, и терпеливо дожидаться даты окончания мандата 15 мая, с наступлением которой регулярные арабские армии смогут начать вторжение в Палестину.
Хуже того, над муфтием и командующим АСВ в Дамаске откровенно издевались, обвиняя палестинцев в том, что они "только и умеют, что выпрашивать оружие и деньги". Одной из причин такого отношения было то, что председателем военного комитета ЛАГ был Таха Хашими, возглавлявший в начале 1941 года правительство Ирака, свергнутое пронацистской группой Рашида Али Гайлани, активными и влиятельными членами которой были муфтий Хадж-Амин и Абдель-Кадер Хусейни.
Находясь в Дамаске, Абдель-Кадер узнал о захвате Кастеля еврейскими силами. Он сразу же понял, насколько эта потеря угрожает его стратегии удушения Иерусалима, и потребовал от своего заместителя Камаля Ариката и других командиров АСВ отбить Кастель любой ценой. Обращаясь к руководителям военного комитета ЛАГ, он попытался использовать Кастель как аргумент в пользу передачи артиллерийских орудий формированиям АСВ и обвинил Каукджи в том, что его артиллерия "всегда находится в десятках километров от зоны боев с евреями". Это не было правдой: в тот самый день, когда Абдель-Кадер яростно критиковал Каукджи на переговорах в Дамаске, семь пушек и несколько 81-мм минометов АОА били по зданиям, бункерам и траншеям киббуца Мишмар ха-Эмек.
* * *
За полтора месяца до этого батальон АОА, насчитывавший около 600 бойцов и находившийся под командованием сирийского майора Мухаммеда Цафы, предпринял попытку захватить киббуц Тират-Цви, созданный в 1937 году в Бейт-Шеанской долине группой религиозных сионистов из Германии как одно из поселений проекта "Хомá у-мигдáль" ("Стена и башня") и названный в честь раввина Цви-Гирша Калишера, одного из провозвестников сионизма, идеи которых привели к созданию движения "Ховевей Цион" ("Сионофилов") в конце семидесятых - начале восьмидесятых годов XIX века. В 1942 году неподалеку от Тират-Цви появился еще один религиозный киббуц Сдэ-Элиягу, получивший свое название в честь раввина Элиягу Гутмахера, также принадлежавшего к числу провозвестников сионизма. Третий религиозный киббуц в этом районе, Эйн ха-Нацив, был создан в 1946 году в четырех километрах к северо-востоку от Сдэ-Элиягу группой переживших Катастрофу европейского еврейства активистов молодежного движения "Бней-Акива" из Германии; в названии этого киббуца увековечена память знаменитого воложинского раввина Нафтали Цви-Йегуды Берлина, имя которого складывается в акроним Нацив. Таким образом, в поселенческом комплексе Бейт-Шеанской долины, как и в районе Гуш-Эцион к югу от Иерусалима, религиозные киббуцы обладали намного большим весом, чем в киббуцном и мошавном движении в целом.
В ночь на 16 февраля силы АОА начали обстрел киббуца Эйн ха-Нацив, расположенного у дороги из Бейт-Шеана в Иерихон, и взорвали несколько мостов в ближайшем к нему районе; этими действиями планировалось блокировать переброску еврейских подкреплений к Тират-Цви, крупнейшему поселению в южной части Бейт-Шеанской долины. Вслед за тем начался минометный обстрел Тират-Цви и Сдэ-Элиягу, за которым последовала первая атака на Тират-Цви, отбитая восемьюдесятью защитниками киббуца. Обнаружив, что именно Тират-Цви пытаются захватить силы противника, местное командование направило на помощь ему небольшой отряд из Сдэ-Элиягу, но тот не смог пробиться через арабские полевые заслоны.
В полседьмого утра полил сильный дождь, затруднивший продолжение арабских атак, а из расположенного к западу от Бейт-Шеана киббуца Месиллот тем временем выступил отряд Йешаягу Гавиша из состава первого батальона Пальмаха, и ему удалось внезапно атаковать осаждавшие Тират-Цви арабские силы. Вслед за тем взвод "Голани" (в него входили бойцы, проходившие обучение на курсе командиров отделений в одном из батальонов этой бригады), выдвинувшийся из расположенного к востоку от Бейт-Шеана киббуца Маоз-Хаим, атаковал арабские силы вблизи Тират-Цви с другой стороны.
АОА потеряла в бою за Тират-Цви 57 солдат и офицеров убитыми и несколько десятков ранеными, тогда как у еврейской стороны были один убитый и один раненый. Мухаммед Цафа понял, что он не в состоянии продолжать операцию; сохранить лицо ему помогли англичане, выславшие из Бейт-Шеана патрульную группу, командир которой предложил ему увести свои силы обратно в Тубас. Это вмешательство, последовавшее через шесть часов после начала ночного боя, позволило Цафе утверждать, что свернуть наступление на Тират-Цви его заставили англичане. Каукджи не находился на поле боя и, не получив своевременно сведений о случившемся в Бейт-Шеанской долине, он успел опубликовать заявление, которое дорого стоило его репутации: "Тират-Цви уничтожен. В бою убито триста евреев".
После этой травмы Каукджи долго готовился к следующей фронтальной атаке на еврейское поселение, тщательно выбирая точку, захват которой будет иметь понятный стратегический смысл и позволит ему восстановить свое "доброе имя". Такой точкой стал Мишмар ха-Эмек.
Это был большой киббуц, созданный в середине двадцатых годов членами социалистического движения "Ха-Шомер ха-Цаир" из Польши и бывшей австрийской Галиции; к началу Войны за независимость его население достигало шестисот человек, половину из которых составляли дети. Расположенный у дороги Дженин - Хайфа, киббуц прикрывал путь к шоссе, идущему через вади Милек от Зихрон-Яакова на северо-восток к Йокнеаму и далее в Галилею; по этому шоссе в то время осуществлялось все транспортное сообщение между еврейской полосой в Приморской равнине и северными районами страны. Таким образом, захватив Мишмар ха-Эмек, Каукджи оказался бы близок к тому, чтобы отрезать Приморскую равнину от Галилеи, и получил бы превосходную позицию для дальнейшего наступления из Изреэльской долины в направлении Хайфы.
С целью нападения на Мишмар ха-Эмек командующий АОА выступил 4 апреля из Дженина с двумя батальонами пехоты, двумя артиллерийскими батареями и шестью бронемашинами; стянутые к киббуцу силы Каукджи насчитывали порядка тысячи бойцов, и к ним, как обычно, присоединилось значительное число вооруженных волонтеров из окрестных деревень. Первая атака на киббуц началась около пяти часов пополудни и захлебнулась непосредственно на окружавшей Мишмар ха-Эмек линии траншей и проволочных заграждений.
За день до этой атаки с Каукджи тайно встретился в Нур-Шамсе, неподалеку от Туль-Карема, Йегошуа (Джош) Пальмон, опытный сотрудник разведслужбы Хаганы. Предъявив своему собеседнику материалы об интригах, которые плелись против него муфтием в период их совместного пребывания в Германии и после Второй мировой войны, Пальмон попытался прозондировать его реакцию на начавшуюся операцию Хаганы против сил АСВ в районе Иерусалима. Из разговора стало понятно, что Каукджи не возражает против того, чтобы евреи намяли бока Абдель-Кадеру; он не собирался на помощь воинству муфтия. Впрочем, дело было не только в том, что предъявленные Пальмоном документы вызвали у командующего АОА предсказуемый приступ ярости: планируя собственную атаку на Мишмар ха-Эмек, он не хотел распылять свои силы.
В ночь на 5 апреля к защитникам Мишмар ха-Эмека присоединилась рота бойцов "Голани" под командованием Меира Амита, скрытно пробравшаяся в киббуц по полям Изреэльской долины. Утром артобстрел возобновился, но новых значительных атак не последовало, а 6 апреля Каукджи предложил защитникам киббуца через англичан 24-часовое прекращение огня; киббуцники согласились и воспользовались неожиданной передышкой, чтобы вывезти из своего поселения раненых и детей. Тем временем командование Хаганы назначило Ицхака Садэ командующим обороной Мишмар ха-Эмека, и тот прибыл в расположенную неподалеку от атакованного киббуца Джуару, давнюю тренировочную базу командиров Пальмаха.
Под начало Садэ были переданы первый батальон Пальмаха, которым командовал Дан Ланер, и две сводные роты из состава бригад "Кармели" и "Александрони". Британское предложение продлить прекращение огня еще на 24 часа было отвергнуто еврейской стороной, и 8 апреля подчиненные Садэ силы контратаковали противника, заняв значительное пространство вокруг киббуца. Продолжавшиеся до 12 апреля бои в данном районе закончились установлением еврейского военного контроля над треугольником Мишмар ха-Эмек - киббуц Ха-Зореа - Джуара; все находившиеся в этом треугольнике и южнее него до Мегиддо арабские деревни были покинуты своими жителями и разрушены. Еврейские потери в боях за Мишмар ха-Эмек составили восемнадцать человек убитыми; АОА потеряла в этих боях порядка сотни бойцов убитыми и одно артиллерийское орудие.
Отступивший Каукджи впоследствии заявлял, что его наступление остановили "пятнадцать тысяч еврейских солдат под командованием русского генерала"; эти утверждения не имели никакого отношения к действительности. Пассивность Каукджи в сражении за Мишмар ха-Эмек, видимо, объясняется тем, что друзский батальон АОА, вступивший в Эрец-Исраэль 28 марта и разместившийся в поселке Шфарам, не поддержал его наступление: первая атака на ближайший к Шфараму киббуц Рамат-Йоханан была предпринята этим батальоном только 12 апреля, когда основные силы Каукджи уже потерпели поражение в боях за Мишмар ха-Эмек.
С захватом Рамат-Йоханана была бы перерезана северная дорога из Хайфы в Изреэльскую долину и Нижнюю Галилею. Таким образом, в предлагавшейся Каукджи параллельной атаке на Мишмар ха-Эмек и Рамат-Йоханан заключалась несомненная логика.
Друзским батальоном командовал Шахиб Вахаб, добившийся создания этого подразделения в составе АОА несмотря на то, что Султан Атраш, лидер сирийских друзов, населяющих провинцию Эс-Сувейда, долго колебался в связи с данным вопросом. Атраш опасался, что в случае победы евреев над палестинскими арабами участие сирийских друзов в войне на стороне последних негативно скажется на судьбе друзского населения Эрец-Исраэль. В конце концов Атраш поддержал идею создания друзского батальона, и в него было набрано около пятисот волонтеров. Точнее в этом случае было бы говорить о наемниках: главным стимулом к мобилизации в АОА для друзов была оплата; в населенной ими области Сирии в то время царило тяжелое экономическое положение.
Киббуц Рамат-Йоханан, который предлагалось атаковать друзскому батальону, был создан в 1931 году как объединение нескольких халуцианских групп, самой значительной из которых была группа молодых репатриантов из Галиции, учившихся в сельскохозяйственной школе "Микве Исраэль"; заметной по своему влиянию была также и группа репатриантов из США. Название киббуцу было дано в честь Яна Христиана Смэтса, возглавлявшего правительство Южно-Африканского Союза в первой половине двадцатых годов; Смэтс был убежденным сторонником сионизма и личным другом Хаима Вейцмана.
В организационном плане Рамат-Йоханан принадлежал к киббуцному объединению "Хéвер ха-квуцóт", в котором доминантным влиянием пользовались Бен-Гурион и возглавлявшаяся им Рабочая партия Эрец-Исраэль (МАПАЙ), тогда как в движении "Ха-Киббуц ха-Меухáд" преобладали сторонники Ицхака Табенкина, составлявшие в МАПАЙ отдельную фракцию; им в целом была присуща бóльшая приверженность радикальному социализму. Еще левее на идеологической линейке стояло движение "Ха-Шомер ха-Цаир", возглавлявшееся Яаковом Хазаном и Меиром Яари; с ним было тесно связано объединение сельскохозяйственных коммун "Ха-Киббуц ха-Арци", однако сторонники движения "Ха-Шомер ха-Цаир" имелись и во многих других местах, включая киббуц Рамат-Йоханан. В 1940 году конфликт между ними и местными сторонниками МАПАЙ привел к расколу на идеологической почве.
Аналогичная ситуация наблюдалась тогда в киббуце Бейт-Альфа, и оптимальным способом преодоления кризиса оказался обмен населением: жившие в Рамат-Йоханане сторонники "Ха-Шомер ха-Цаир" перебрались в Бейт-Альфу, тогда как из Бейт-Альфы в Рамат-Йоханан ушли сторонники МАПАЙ. Много позже, в начале пятидесятых годов, уже опробованная модель обмена людьми была использована десятками сельскохозяйственных коммун в контексте большого раскола в киббуцном движении, ставшего результатом острых противоречий между сторонниками МАПАЙ и Объединенной рабочей партии (МАПАМ), в числе учредителей которой было движение "Ха-Шомер ха-Цаир", существовавшее с 1946 года как политическая партия марксистского толка и безоговорочно просоветской ориентации.
Итак, по замыслу командующего АОА, киббуцы Мишмар ха-Эмек и Рамат-Йоханан должны были одновременно подвергнуться нападению, но этого не случилось. С чем были связаны колебания друзского командира Шахиба Вахаба в первые дни апреля, в точности не известно; начав боевые действия, его батальон проявил большое упорство: 16 апреля, в основной день боев за Рамат-Йоханан, друзы девять раз подряд атаковали киббуц, несмотря на значительные потери. Для защищавших свое поселение киббуцников и присланных им на помощь двух рот бригады "Кармели" ситуация также была исключительно трудной: в определенный момент у бойцов на позициях оставалось всего по четыре патрона, в наступающих приходилось кидать камнями, дело не раз доходило до рукопашных схваток. Судя по всему, мужество защитников киббуца убедило друзов в том, что вероятность еврейской победы в войне не так уж мала; в связи с этим им должны были вспомниться опасения Султана Атраша, казавшиеся прежде совершенно беспочвенными.
Так или иначе, через день пять офицеров друзского батальона во главе с командиром одной из его рот Исмаилом Кабаланом встретились на нейтральной полосе с Гиорой Зайдом, сыном ставшего легендой еще при жизни Александра Зайда, одного из создателей первых еврейских военизированных групп "Бар-Гиора" (1907) и "Ха-Шомер" (1909). К организации этой встречи также приложил руку Йегошуа Пальмон. Зайд доставил друзских офицеров в Кирьят-Амаль на встречу с Моше Даяном, занимавшим тогда пост старшего офицера по арабским вопросам при главном штабе Хаганы. В ходе этой встречи было достигнуто соглашение о дальнейшем нейтралитете друзов в войне между евреями и арабами, ставшее первым шагом к созданию особой модели взаимоотношений друзской общины с Государством Израиль. Заключивший это соглашение Моше Даян потерял в бою за Рамат-Йоханан своего младшего брата Зохара (Зорика) Даяна, комроты в бригаде "Кармели", вместе с которым при обороне киббуца погиб еще двадцать один человек.
* * *
Всего этого, и даже только того, что происходило 4 апреля на линии огня у киббуца Мишмар ха-Эмек, не мог знать Абдель-Кадер Хусейни, заочно обвинявший Каукджи в том, что его пушки вечно находятся вдали от зоны боев с евреями. На руководителей военного комитета ЛАГ взрыв его бешенства не произвел впечатления, 5 апреля переговоры оставались столь же бесплодными, и 6 апреля Абдель-Кадер в глубоком унынии покинул Дамаск во главе группы из 56 охранявших его бойцов АСВ и присоеденившихся к ним волонтеров.
Полученный им грузовик, в кузов которого были уложены 50 винтовок, 300 ручных гранат, 110 тысяч патронов и несколько ящиков взрывчатки, казался ему насмешкой; такой же насмешкой была в его глазах сумма в 500 палестинских фунтов, которую он получил от военного комитета ЛАГ. Еще 800 фунтов и пистолет с выгравированной на нем дарственной надписью были пожалованы Абдель-Кадеру "на джихад" лично премьер-министром Ливана, но это не могло изменить его настроение. С точки зрения обоих Хусейни, переговоры с ЛАГ завершились полным провалом. Дело было не только в том, что Лига незаслуженно высоко ценила военные дарования Каукджи (или делала вид, что ценит их высоко, желая уязвить Абдель-Кадера); ставка делалась на интервенцию регулярных армий, а это означало, что даже в случае полной победы политический вес местного, палестинского руководства в глазах арабских правителей будет ничтожен.
Кортеж Абдель-Кадера пересек сирийскую границу с Трансиорданией вблизи города Даръа и въехал на территорию западной Эрец-Исраэль по мосту Алленби утром 7 апреля. У моста к спутникам Абдель-Кадера присоединилась созванная движением "Братьев-мусульман" группа волонтеров во главе с Юсуфом Сибауи, и около пяти часов пополудни кортеж прибыл в Иерусалим. Абдель-Кадер проспал несколько часов в доме своего брата Фарида, посетил штаб АСВ в Старом городе, встретился там с командирами арабских отрядов из различных районов Иерусалима и потребовал собрать для решительной атаки на Кастель как можно больше бойцов в Катамоне, Мальхе, Эйн-Кареме, Дейр-Ясине и Цубе. Сразу же после этого Абдель-Кадер выехал к Кастелю и разместил свой полевой штаб в захваченной арабскими силами каменоломне семьи Эльяшар.
Как помнит читатель, к исходу дня 7 апреля под контролем еврейских защитников Кастеля оставалась только застроенная часть в центре этой деревни. Накануне им удалось отбить несколько атак, сопровождавшихся обстрелом их позиций из трехдюймовых и двухдюймовых минометов, но общее положение оборонявшихся было уже критическим. Изначально под началом Мордехая Газита в удерживавшем Кастель отряде было около семидесяти бойцов; к концу четвертого дня боев многие из них были убиты, многие ранены. Остававшихся у Газита сил было слишком мало для отражения новых серьезных атак, а батальон Йосефа Табенкина так и не выслал обещанное подкрепление. Но за Кастель держались, поскольку эта точка обладала наибольшим значением для обеспечения транзита на ближайшем к Иерусалиму участке шоссе из Приморской равнины.
Несмотря на успехи, достигнутые осаждавшими Кастель силами АСВ, Абдель-Кадер остался недоволен тем, что деревня все еще остается в еврейских руках. Он понимал, что после того, как в Иерусалим прорвался 6 апреля большой транспортный конвой, у еврейского населения города открылось второе дыхание, и не хотел допустить ситуации, при которой в Иерусалим сумеет пройти еще одна автоколонна. Для этого следовало как можно скорее закрепиться на вершине и на обращенном к дороге склоне горы Кастель. Планируя наступательные действия своих сил на следующий день, Абдель-Кадер решил совершить обход их переднего края и, сопровождаемый двумя охранниками, он вышел из каменоломни около двух часов ночи 8 апреля.
Осмотрев несколько позиций, Абдель-Кадер подошел к дому мухтара, который атаковавшие безуспешно пытались взорвать накануне. Вблизи этого дома располагался еврейский пост, на котором находились два бойца Хаганы. Абдель-Кадер и его охранники подошли к дозорной позиции, не распознав ее в предрассветной тьме; один из находившихся на ней бойцов, Меир Кармиоль, заметил приближающиеся силуэты и, уверенный в том, что это присланное своими подкрепление, обратился к Абдель-Кадеру и его спутникам со словами приветствия. Эти слова - "Мархаба, йа джамаа!" ("Привет, ребята!") - были произнесены им по-арабски.
Данное обстоятельство, как и прозвучавший ответ Абдель-Кадера, стало позже источником замысловатых конспирологических теорий, но в действительности никакого тайного умысла у Кармиоля не было; он не знал и не мог знать, кто находится перед ними. Сам Кармиоль погиб в бою уже через несколько часов после этого инцидента, но находившийся вместе с ним в дозоре Яаков Салман подтвердил, что оба они были в первый момент совершенно уверены: перед ними свои. Использование отдельных арабских фраз и приветствий было тогда в ходу у еврейских солдат - особенно у пальмахников, но не только у них. Защитники Кастеля ждали пальмаховского подкрепления; кажется вероятным, что Кармиоль, уроженец Германии, живший в Эрец-Исраэль с 1935 года, уволенный из британской полиции поселений (нотрим) вследствие язвы желудка и еще недавно работавший администратором в иерусалимской больнице "Хадасса", захотел прифасониться, обратившись к пришедшим, принятым им за пальмахников, с лингвистической лихостью бывалого местного бойца.
Следующим обознался Абдель-Кадер. Уловив акцент в прозвучавшей фразе, он, очевидно, заключил, что перед ним находится группа британских дезертиров, присоединившихся к АСВ и воевавших на стороне арабов. В числе осаждавших Кастель британские дезертиры были, и Абдель-Кадер об этом знал. Так или иначе, он ответил окликнувшим его еврейским бойцам по-английски: "Hello, boys!". Возникло секундное замешательство, Салман первым понял, что стороны обознались, но у него к тому времени уже не оставалось патронов, и он крикнул: "Меир, это арабы!". Еще до того, как затихли его слова, Кармиоль дал очередь в темноту, которой Абдель-Кадер был тяжело ранен. Его охранники бежали, а сам он еще несколько часов истекал кровью, пока не умер.
От передовой еврейской позиции до точки, где он находился, было порядка двадцати метров; Салман и Кармиоль слышали его стоны, но не решались к нему подойти. Лишь после того, как солнце взошло и позволило убедиться в том, что к убитому можно приблизиться, не рискуя попасть под арабские пули, бойцы "Эциони" осмотрели труп Абдель-Кадера. Убитый был одет в британскую армейскую куртку, т.н. battledress, препоясанную ремнем и портупеей; при нем были найдены Коран в золоченой обложке, водительское удостоверение и пистолет с рукояткой, выполненной из слоновой кости; на рукоятке был выгравирована дарственная надпись, прочитать которую еврейские бойцы не смогли. Мордехай Газит, командовавший силами "Эциони" в деревне, передал в иерусалимский штаб Хаганы сообщение: "Мы убили жирную рыбу. Имя: Абдель-Кадер Сулейм. Повторяю: Сулейм".
Газит запутался в обычном у арабов длинном списке имен и вместо фамилии убитого передал в своем сообщении имя его деда. Прошло еще несколько часов прежде, чем разведка Хаганы установила, что убитым является Абдель-Кадер Хусейни. Тем временем в полевом штабе АСВ узнали от добравшихся туда охранников Абдель-Кадера, что тот ранен и остался вблизи передовых еврейских позиций. У Кастеля собрались подкрепления, созыва которых Абдель-Кадер потребовал накануне при посещении Старого города. Дополнительные арабские силы стали стягиваться к деревне, когда весть о ранении и возможном пленении знаменитого военачальника распространилась в Иерусалиме, Рамалле, Халхуле, Хевроне. Разведка Хаганы отслеживала тревожные сообщения противника; одно из них гласило: "Птичка в клетке, и кто знает, что с ней теперь делают вóроны". В десять часов утра, когда у Кастеля собралось около 1200 бойцов АСВ и вооруженных волонтеров, последовала большая атака; ее участникам было предписано вернуть Абдель-Кадера живым или мертвым.
Высланный на помощь защитникам Кастеля из киббуца Кирьят-Анавим взвод пальмахников под командованием Нахума (Джони) Ариэли оставил одно из своих отделений заслоном на ближайшем к деревне участке шоссе; основная часть взвода поднялась в Кастель около двух часов дня, но этот отряд - двадцать два бойца - был слишком невелик для того, чтобы спасти положение. Ко времени его прибытия дом мухтара и другие позиции Хаганы в центральной части деревни уже были захвачены противником, и Ариэли совместно с Газитом принял решение об отступлении. Его заместитель Шимон Альфаси отдал приказ: "Рядовые отходят, командиры прикрывают отход!"; эта спонтанная фраза стала впоследствии одной из легенд ЦАХАЛа и принципом воспитания его командиров. Ариэли остался в деревне вместе с Альфаси, оба погибли в бою. Вместе с ними и при отходе погибли восемнадцать из двадцати двух пальмахников, пришедших на помощь защитникам Кастеля.
Мордехай Газит, получивший ранение в голову, сумел добраться до еврейских позиций у Арзы с тремя своими бойцами; в его роте за пять дней боев погиб двадцать один человек. Никто из прикрывавших отход не уцелел, раненых добивали на месте, пленных не брали. Арабские потери при штурме Кастеля составили не менее девяноста человек убитыми. К исходу дня 8 апреля деревня снова была в арабских руках. Найденное в одном из ее домов тело Абдель-Кадера Хусейни было доставлено в Иерусалим.
* * *
Арабы вывесили над Кастелем свой флаг и, может быть, спели посвященную ему песню с истолкованием хиджазского квадриколора: "Белый - как наши праведные дела, черный - как наша война, зеленый - как наши поля, красный - как наши мечи". Однако в деревне следовало оставить силы, достаточные для ее защиты от неизбежных еврейских контратак, и с этим они справиться не смогли. У них тем более не нашлось воли к тому, чтобы развить свой успех захватом Арзы и Моцы или даже ударом во западным окраинам Иерусалима, для чего было вполне достаточно стянутых к Кастелю сил. Все очень устали, всем хотелось домой, одним казалось необходимым принять участие в ожидавшихся назавтра похоронах национального героя, другие объясняли свой уход тем, что теперь, когда Кастель освобожден, им необходимо позаботиться о своих семьях.
Оставшийся в деревне гарнизон насчитывал сорок бойцов. Из Моцы по захваченной арабами деревне несколько раз ударил миномет, вслед за тем легкий самолет Хаганы сбросил на Кастель самодельные бомбы. Около девяти часов вечера в Кастель прибыл из Эйн-Карема караван из нескольких ослов, нагруженных провизией и боеприпасами; его сопровождала небольшая группа бойцов АОА под командованием египетского офицера; только эта группа согласилась присоединиться к оставшемуся в деревне гарнизону. Ночь прошла тревожно, с передовых позиций поступали сообщения о еврейских броневиках, пытающихся подняться на гору со стороны Моцы и Кирьят-Анавим. В действительности под прикрытием этих машин евреи собирали с дороги и с обращенного к ней склона горы тела своих погибших. В Цубу был послан гонец с просьбой прислать подкрепление, гонец не вернулся.
Наступило утро 9 апреля. Со стороны находившихся к западу от Кастеля деревень Сарис и Бейт-Махсир доносились отголоски взрывов: теперь уже и они подверглись бомбардировке с легких самолетов Хаганы. Вскоре звуки взрывов и выстрелов послышались из деревни Дейр-Ясин на востоке. Транспортный конвой, прорвавшийся в Иерусалим три дня назад, вышел в обратный путь; когда он появился на изгибе дороги у Лифты и стал виден наблюдателям в Кастеле, те решили, что большая колонна с бронемашинами идет на штурм охраняемой ими деревни. На самом же деле Кастель было поручено атаковать единственной роте Пальмаха, той самой роте (ею командовал Элиягу Сэла), что впервые взяла его внезапным ударом шесть дней назад. По деревне ударили минометы, и этого оказалось достаточно, чтобы оставленный в ней гарнизон разбежался.
Когда ждавшие серьезного сопротивления пальмахники ворвались в Кастель, по ним не было сделано ни единого выстрела. Пальмахники взорвали дома деревни, за исключением дома мухтара. Вокруг этого единственного дома, оставшегося на вершине горы, в настоящее время находится парк, принадлежащий к числу объектов израильского национального наследия. В скалу у дома мухтара вмонтированы плиты с именами бойцов Хаганы и Пальмаха, погибших в боях за Кастель и вблизи этой деревни с декабря 1947-го по апрель 1948 года. У ведущей к нему тропы расположено несколько тематических станций, используемых при проведении молодежных экскурсий: "Решимость", "Товарищество", "Надежность", "Качества командира". Частью мемориального парка является сеть глубоких траншей и бункеров, но к событиям Войны за независимость эти укрепления прямого касательства не имеют: они были созданы ЦАХАЛом уже в пятидесятые годы, когда находившийся вблизи иорданской границы Кастель предполагалось использовать в случае войны как один из узлов израильской обороны.
...Зато похороны Абдель-Кадеру Хусейни в самом деле достались пышные. У дома его брата Фарида вблизи Шхемских ворот Старого города собрались десятки тысяч людей. В их числе были многие сотни вооруженных мужчин, то и дело стрелявших в воздух. Похороны были долгими, и еще до их завершения стало известно о новом захвате Кастеля еврейскими силами. Когда одного из оставленных в этой деревне полевых командиров спросили, что он делает в городе и пришла ли другая группа на смену его отряду, он угрюмо ответил: "Нас сменили". Кто вас сменил? - переспросили его, и он так же угрюмо ответил: "Евреи". Примерно в те же часы в арабские кварталы Иерусалима стали прибывать первые беженцы из Дейр-Ясина.
Окончание следует
"Вести", 17 апреля 2018
Дов Конторер
Продолжение. Начало в номере "Вестей" от 22 марта
В последнюю неделю марта 1948 года, когда Армия священной войны добилась наибольших успехов, полностью изолировав Иерусалим от других еврейских районов страны, Абдель-Кадер Хусейни выехал в Дамаск, где он вместе с прибывшим туда из Каира муфтием должен был провести переговоры с военным комитетом Лиги арабских государств. Целью дамасских переговоров для обоих Хусейни, муфтия и командующего АСВ, было принятие решения о передаче в непосредственное распоряжение Верховного арабского комитета собранных Лигой запасов оружия и денежных средств.
С принятием такого решения у Абдель-Кадера появились бы ресурсы для рекрутирования и вооружения новых бойцов. В общем контексте данной задачи особым значением для Абдель-Кадера обладал вопрос о передаче формированиям АСВ артиллерийских орудий, которые могли быть использованы при штурме еврейских поселений, в чем его силы еще ни разу не добивались успеха. Конкурентной стороной в борьбе за указанные средства была Арабская освободительная армия Фаузи Каукджи.
Декларативная позиция ЛАГ отвечала устремлениям обоих Хусейни: "Арабские государства и Верховный арабский комитет решительно отказываются рассматривать любые предложения о прекращении огня в Палестине иначе как на основе официального решения о прекращении еврейской иммиграции в Палестину и отмены плана раздела этой страны... Мир вернется в Палестину только с превращением всей ее территории в независимое арабское государство". Однако в практической сфере позиция военного комитета ЛАГ глубоко разочаровала муфтия и Абдель-Кадера. Им было предложено смириться с тем, что практически все ресурсы Лиги поступят в распоряжение Каукджи, и терпеливо дожидаться даты окончания мандата 15 мая, с наступлением которой регулярные арабские армии смогут начать вторжение в Палестину.
Хуже того, над муфтием и командующим АСВ в Дамаске откровенно издевались, обвиняя палестинцев в том, что они "только и умеют, что выпрашивать оружие и деньги". Одной из причин такого отношения было то, что председателем военного комитета ЛАГ был Таха Хашими, возглавлявший в начале 1941 года правительство Ирака, свергнутое пронацистской группой Рашида Али Гайлани, активными и влиятельными членами которой были муфтий Хадж-Амин и Абдель-Кадер Хусейни.
Находясь в Дамаске, Абдель-Кадер узнал о захвате Кастеля еврейскими силами. Он сразу же понял, насколько эта потеря угрожает его стратегии удушения Иерусалима, и потребовал от своего заместителя Камаля Ариката и других командиров АСВ отбить Кастель любой ценой. Обращаясь к руководителям военного комитета ЛАГ, он попытался использовать Кастель как аргумент в пользу передачи артиллерийских орудий формированиям АСВ и обвинил Каукджи в том, что его артиллерия "всегда находится в десятках километров от зоны боев с евреями". Это не было правдой: в тот самый день, когда Абдель-Кадер яростно критиковал Каукджи на переговорах в Дамаске, семь пушек и несколько 81-мм минометов АОА били по зданиям, бункерам и траншеям киббуца Мишмар ха-Эмек.
* * *
За полтора месяца до этого батальон АОА, насчитывавший около 600 бойцов и находившийся под командованием сирийского майора Мухаммеда Цафы, предпринял попытку захватить киббуц Тират-Цви, созданный в 1937 году в Бейт-Шеанской долине группой религиозных сионистов из Германии как одно из поселений проекта "Хомá у-мигдáль" ("Стена и башня") и названный в честь раввина Цви-Гирша Калишера, одного из провозвестников сионизма, идеи которых привели к созданию движения "Ховевей Цион" ("Сионофилов") в конце семидесятых - начале восьмидесятых годов XIX века. В 1942 году неподалеку от Тират-Цви появился еще один религиозный киббуц Сдэ-Элиягу, получивший свое название в честь раввина Элиягу Гутмахера, также принадлежавшего к числу провозвестников сионизма. Третий религиозный киббуц в этом районе, Эйн ха-Нацив, был создан в 1946 году в четырех километрах к северо-востоку от Сдэ-Элиягу группой переживших Катастрофу европейского еврейства активистов молодежного движения "Бней-Акива" из Германии; в названии этого киббуца увековечена память знаменитого воложинского раввина Нафтали Цви-Йегуды Берлина, имя которого складывается в акроним Нацив. Таким образом, в поселенческом комплексе Бейт-Шеанской долины, как и в районе Гуш-Эцион к югу от Иерусалима, религиозные киббуцы обладали намного большим весом, чем в киббуцном и мошавном движении в целом.
В ночь на 16 февраля силы АОА начали обстрел киббуца Эйн ха-Нацив, расположенного у дороги из Бейт-Шеана в Иерихон, и взорвали несколько мостов в ближайшем к нему районе; этими действиями планировалось блокировать переброску еврейских подкреплений к Тират-Цви, крупнейшему поселению в южной части Бейт-Шеанской долины. Вслед за тем начался минометный обстрел Тират-Цви и Сдэ-Элиягу, за которым последовала первая атака на Тират-Цви, отбитая восемьюдесятью защитниками киббуца. Обнаружив, что именно Тират-Цви пытаются захватить силы противника, местное командование направило на помощь ему небольшой отряд из Сдэ-Элиягу, но тот не смог пробиться через арабские полевые заслоны.
В полседьмого утра полил сильный дождь, затруднивший продолжение арабских атак, а из расположенного к западу от Бейт-Шеана киббуца Месиллот тем временем выступил отряд Йешаягу Гавиша из состава первого батальона Пальмаха, и ему удалось внезапно атаковать осаждавшие Тират-Цви арабские силы. Вслед за тем взвод "Голани" (в него входили бойцы, проходившие обучение на курсе командиров отделений в одном из батальонов этой бригады), выдвинувшийся из расположенного к востоку от Бейт-Шеана киббуца Маоз-Хаим, атаковал арабские силы вблизи Тират-Цви с другой стороны.
АОА потеряла в бою за Тират-Цви 57 солдат и офицеров убитыми и несколько десятков ранеными, тогда как у еврейской стороны были один убитый и один раненый. Мухаммед Цафа понял, что он не в состоянии продолжать операцию; сохранить лицо ему помогли англичане, выславшие из Бейт-Шеана патрульную группу, командир которой предложил ему увести свои силы обратно в Тубас. Это вмешательство, последовавшее через шесть часов после начала ночного боя, позволило Цафе утверждать, что свернуть наступление на Тират-Цви его заставили англичане. Каукджи не находился на поле боя и, не получив своевременно сведений о случившемся в Бейт-Шеанской долине, он успел опубликовать заявление, которое дорого стоило его репутации: "Тират-Цви уничтожен. В бою убито триста евреев".
После этой травмы Каукджи долго готовился к следующей фронтальной атаке на еврейское поселение, тщательно выбирая точку, захват которой будет иметь понятный стратегический смысл и позволит ему восстановить свое "доброе имя". Такой точкой стал Мишмар ха-Эмек.
Это был большой киббуц, созданный в середине двадцатых годов членами социалистического движения "Ха-Шомер ха-Цаир" из Польши и бывшей австрийской Галиции; к началу Войны за независимость его население достигало шестисот человек, половину из которых составляли дети. Расположенный у дороги Дженин - Хайфа, киббуц прикрывал путь к шоссе, идущему через вади Милек от Зихрон-Яакова на северо-восток к Йокнеаму и далее в Галилею; по этому шоссе в то время осуществлялось все транспортное сообщение между еврейской полосой в Приморской равнине и северными районами страны. Таким образом, захватив Мишмар ха-Эмек, Каукджи оказался бы близок к тому, чтобы отрезать Приморскую равнину от Галилеи, и получил бы превосходную позицию для дальнейшего наступления из Изреэльской долины в направлении Хайфы.
С целью нападения на Мишмар ха-Эмек командующий АОА выступил 4 апреля из Дженина с двумя батальонами пехоты, двумя артиллерийскими батареями и шестью бронемашинами; стянутые к киббуцу силы Каукджи насчитывали порядка тысячи бойцов, и к ним, как обычно, присоединилось значительное число вооруженных волонтеров из окрестных деревень. Первая атака на киббуц началась около пяти часов пополудни и захлебнулась непосредственно на окружавшей Мишмар ха-Эмек линии траншей и проволочных заграждений.
За день до этой атаки с Каукджи тайно встретился в Нур-Шамсе, неподалеку от Туль-Карема, Йегошуа (Джош) Пальмон, опытный сотрудник разведслужбы Хаганы. Предъявив своему собеседнику материалы об интригах, которые плелись против него муфтием в период их совместного пребывания в Германии и после Второй мировой войны, Пальмон попытался прозондировать его реакцию на начавшуюся операцию Хаганы против сил АСВ в районе Иерусалима. Из разговора стало понятно, что Каукджи не возражает против того, чтобы евреи намяли бока Абдель-Кадеру; он не собирался на помощь воинству муфтия. Впрочем, дело было не только в том, что предъявленные Пальмоном документы вызвали у командующего АОА предсказуемый приступ ярости: планируя собственную атаку на Мишмар ха-Эмек, он не хотел распылять свои силы.
В ночь на 5 апреля к защитникам Мишмар ха-Эмека присоединилась рота бойцов "Голани" под командованием Меира Амита, скрытно пробравшаяся в киббуц по полям Изреэльской долины. Утром артобстрел возобновился, но новых значительных атак не последовало, а 6 апреля Каукджи предложил защитникам киббуца через англичан 24-часовое прекращение огня; киббуцники согласились и воспользовались неожиданной передышкой, чтобы вывезти из своего поселения раненых и детей. Тем временем командование Хаганы назначило Ицхака Садэ командующим обороной Мишмар ха-Эмека, и тот прибыл в расположенную неподалеку от атакованного киббуца Джуару, давнюю тренировочную базу командиров Пальмаха.
Под начало Садэ были переданы первый батальон Пальмаха, которым командовал Дан Ланер, и две сводные роты из состава бригад "Кармели" и "Александрони". Британское предложение продлить прекращение огня еще на 24 часа было отвергнуто еврейской стороной, и 8 апреля подчиненные Садэ силы контратаковали противника, заняв значительное пространство вокруг киббуца. Продолжавшиеся до 12 апреля бои в данном районе закончились установлением еврейского военного контроля над треугольником Мишмар ха-Эмек - киббуц Ха-Зореа - Джуара; все находившиеся в этом треугольнике и южнее него до Мегиддо арабские деревни были покинуты своими жителями и разрушены. Еврейские потери в боях за Мишмар ха-Эмек составили восемнадцать человек убитыми; АОА потеряла в этих боях порядка сотни бойцов убитыми и одно артиллерийское орудие.
Отступивший Каукджи впоследствии заявлял, что его наступление остановили "пятнадцать тысяч еврейских солдат под командованием русского генерала"; эти утверждения не имели никакого отношения к действительности. Пассивность Каукджи в сражении за Мишмар ха-Эмек, видимо, объясняется тем, что друзский батальон АОА, вступивший в Эрец-Исраэль 28 марта и разместившийся в поселке Шфарам, не поддержал его наступление: первая атака на ближайший к Шфараму киббуц Рамат-Йоханан была предпринята этим батальоном только 12 апреля, когда основные силы Каукджи уже потерпели поражение в боях за Мишмар ха-Эмек.
С захватом Рамат-Йоханана была бы перерезана северная дорога из Хайфы в Изреэльскую долину и Нижнюю Галилею. Таким образом, в предлагавшейся Каукджи параллельной атаке на Мишмар ха-Эмек и Рамат-Йоханан заключалась несомненная логика.
Друзским батальоном командовал Шахиб Вахаб, добившийся создания этого подразделения в составе АОА несмотря на то, что Султан Атраш, лидер сирийских друзов, населяющих провинцию Эс-Сувейда, долго колебался в связи с данным вопросом. Атраш опасался, что в случае победы евреев над палестинскими арабами участие сирийских друзов в войне на стороне последних негативно скажется на судьбе друзского населения Эрец-Исраэль. В конце концов Атраш поддержал идею создания друзского батальона, и в него было набрано около пятисот волонтеров. Точнее в этом случае было бы говорить о наемниках: главным стимулом к мобилизации в АОА для друзов была оплата; в населенной ими области Сирии в то время царило тяжелое экономическое положение.
Киббуц Рамат-Йоханан, который предлагалось атаковать друзскому батальону, был создан в 1931 году как объединение нескольких халуцианских групп, самой значительной из которых была группа молодых репатриантов из Галиции, учившихся в сельскохозяйственной школе "Микве Исраэль"; заметной по своему влиянию была также и группа репатриантов из США. Название киббуцу было дано в честь Яна Христиана Смэтса, возглавлявшего правительство Южно-Африканского Союза в первой половине двадцатых годов; Смэтс был убежденным сторонником сионизма и личным другом Хаима Вейцмана.
В организационном плане Рамат-Йоханан принадлежал к киббуцному объединению "Хéвер ха-квуцóт", в котором доминантным влиянием пользовались Бен-Гурион и возглавлявшаяся им Рабочая партия Эрец-Исраэль (МАПАЙ), тогда как в движении "Ха-Киббуц ха-Меухáд" преобладали сторонники Ицхака Табенкина, составлявшие в МАПАЙ отдельную фракцию; им в целом была присуща бóльшая приверженность радикальному социализму. Еще левее на идеологической линейке стояло движение "Ха-Шомер ха-Цаир", возглавлявшееся Яаковом Хазаном и Меиром Яари; с ним было тесно связано объединение сельскохозяйственных коммун "Ха-Киббуц ха-Арци", однако сторонники движения "Ха-Шомер ха-Цаир" имелись и во многих других местах, включая киббуц Рамат-Йоханан. В 1940 году конфликт между ними и местными сторонниками МАПАЙ привел к расколу на идеологической почве.
Аналогичная ситуация наблюдалась тогда в киббуце Бейт-Альфа, и оптимальным способом преодоления кризиса оказался обмен населением: жившие в Рамат-Йоханане сторонники "Ха-Шомер ха-Цаир" перебрались в Бейт-Альфу, тогда как из Бейт-Альфы в Рамат-Йоханан ушли сторонники МАПАЙ. Много позже, в начале пятидесятых годов, уже опробованная модель обмена людьми была использована десятками сельскохозяйственных коммун в контексте большого раскола в киббуцном движении, ставшего результатом острых противоречий между сторонниками МАПАЙ и Объединенной рабочей партии (МАПАМ), в числе учредителей которой было движение "Ха-Шомер ха-Цаир", существовавшее с 1946 года как политическая партия марксистского толка и безоговорочно просоветской ориентации.
Итак, по замыслу командующего АОА, киббуцы Мишмар ха-Эмек и Рамат-Йоханан должны были одновременно подвергнуться нападению, но этого не случилось. С чем были связаны колебания друзского командира Шахиба Вахаба в первые дни апреля, в точности не известно; начав боевые действия, его батальон проявил большое упорство: 16 апреля, в основной день боев за Рамат-Йоханан, друзы девять раз подряд атаковали киббуц, несмотря на значительные потери. Для защищавших свое поселение киббуцников и присланных им на помощь двух рот бригады "Кармели" ситуация также была исключительно трудной: в определенный момент у бойцов на позициях оставалось всего по четыре патрона, в наступающих приходилось кидать камнями, дело не раз доходило до рукопашных схваток. Судя по всему, мужество защитников киббуца убедило друзов в том, что вероятность еврейской победы в войне не так уж мала; в связи с этим им должны были вспомниться опасения Султана Атраша, казавшиеся прежде совершенно беспочвенными.
Так или иначе, через день пять офицеров друзского батальона во главе с командиром одной из его рот Исмаилом Кабаланом встретились на нейтральной полосе с Гиорой Зайдом, сыном ставшего легендой еще при жизни Александра Зайда, одного из создателей первых еврейских военизированных групп "Бар-Гиора" (1907) и "Ха-Шомер" (1909). К организации этой встречи также приложил руку Йегошуа Пальмон. Зайд доставил друзских офицеров в Кирьят-Амаль на встречу с Моше Даяном, занимавшим тогда пост старшего офицера по арабским вопросам при главном штабе Хаганы. В ходе этой встречи было достигнуто соглашение о дальнейшем нейтралитете друзов в войне между евреями и арабами, ставшее первым шагом к созданию особой модели взаимоотношений друзской общины с Государством Израиль. Заключивший это соглашение Моше Даян потерял в бою за Рамат-Йоханан своего младшего брата Зохара (Зорика) Даяна, комроты в бригаде "Кармели", вместе с которым при обороне киббуца погиб еще двадцать один человек.
* * *
Всего этого, и даже только того, что происходило 4 апреля на линии огня у киббуца Мишмар ха-Эмек, не мог знать Абдель-Кадер Хусейни, заочно обвинявший Каукджи в том, что его пушки вечно находятся вдали от зоны боев с евреями. На руководителей военного комитета ЛАГ взрыв его бешенства не произвел впечатления, 5 апреля переговоры оставались столь же бесплодными, и 6 апреля Абдель-Кадер в глубоком унынии покинул Дамаск во главе группы из 56 охранявших его бойцов АСВ и присоеденившихся к ним волонтеров.
Полученный им грузовик, в кузов которого были уложены 50 винтовок, 300 ручных гранат, 110 тысяч патронов и несколько ящиков взрывчатки, казался ему насмешкой; такой же насмешкой была в его глазах сумма в 500 палестинских фунтов, которую он получил от военного комитета ЛАГ. Еще 800 фунтов и пистолет с выгравированной на нем дарственной надписью были пожалованы Абдель-Кадеру "на джихад" лично премьер-министром Ливана, но это не могло изменить его настроение. С точки зрения обоих Хусейни, переговоры с ЛАГ завершились полным провалом. Дело было не только в том, что Лига незаслуженно высоко ценила военные дарования Каукджи (или делала вид, что ценит их высоко, желая уязвить Абдель-Кадера); ставка делалась на интервенцию регулярных армий, а это означало, что даже в случае полной победы политический вес местного, палестинского руководства в глазах арабских правителей будет ничтожен.
Кортеж Абдель-Кадера пересек сирийскую границу с Трансиорданией вблизи города Даръа и въехал на территорию западной Эрец-Исраэль по мосту Алленби утром 7 апреля. У моста к спутникам Абдель-Кадера присоединилась созванная движением "Братьев-мусульман" группа волонтеров во главе с Юсуфом Сибауи, и около пяти часов пополудни кортеж прибыл в Иерусалим. Абдель-Кадер проспал несколько часов в доме своего брата Фарида, посетил штаб АСВ в Старом городе, встретился там с командирами арабских отрядов из различных районов Иерусалима и потребовал собрать для решительной атаки на Кастель как можно больше бойцов в Катамоне, Мальхе, Эйн-Кареме, Дейр-Ясине и Цубе. Сразу же после этого Абдель-Кадер выехал к Кастелю и разместил свой полевой штаб в захваченной арабскими силами каменоломне семьи Эльяшар.
Как помнит читатель, к исходу дня 7 апреля под контролем еврейских защитников Кастеля оставалась только застроенная часть в центре этой деревни. Накануне им удалось отбить несколько атак, сопровождавшихся обстрелом их позиций из трехдюймовых и двухдюймовых минометов, но общее положение оборонявшихся было уже критическим. Изначально под началом Мордехая Газита в удерживавшем Кастель отряде было около семидесяти бойцов; к концу четвертого дня боев многие из них были убиты, многие ранены. Остававшихся у Газита сил было слишком мало для отражения новых серьезных атак, а батальон Йосефа Табенкина так и не выслал обещанное подкрепление. Но за Кастель держались, поскольку эта точка обладала наибольшим значением для обеспечения транзита на ближайшем к Иерусалиму участке шоссе из Приморской равнины.
Несмотря на успехи, достигнутые осаждавшими Кастель силами АСВ, Абдель-Кадер остался недоволен тем, что деревня все еще остается в еврейских руках. Он понимал, что после того, как в Иерусалим прорвался 6 апреля большой транспортный конвой, у еврейского населения города открылось второе дыхание, и не хотел допустить ситуации, при которой в Иерусалим сумеет пройти еще одна автоколонна. Для этого следовало как можно скорее закрепиться на вершине и на обращенном к дороге склоне горы Кастель. Планируя наступательные действия своих сил на следующий день, Абдель-Кадер решил совершить обход их переднего края и, сопровождаемый двумя охранниками, он вышел из каменоломни около двух часов ночи 8 апреля.
Осмотрев несколько позиций, Абдель-Кадер подошел к дому мухтара, который атаковавшие безуспешно пытались взорвать накануне. Вблизи этого дома располагался еврейский пост, на котором находились два бойца Хаганы. Абдель-Кадер и его охранники подошли к дозорной позиции, не распознав ее в предрассветной тьме; один из находившихся на ней бойцов, Меир Кармиоль, заметил приближающиеся силуэты и, уверенный в том, что это присланное своими подкрепление, обратился к Абдель-Кадеру и его спутникам со словами приветствия. Эти слова - "Мархаба, йа джамаа!" ("Привет, ребята!") - были произнесены им по-арабски.
Данное обстоятельство, как и прозвучавший ответ Абдель-Кадера, стало позже источником замысловатых конспирологических теорий, но в действительности никакого тайного умысла у Кармиоля не было; он не знал и не мог знать, кто находится перед ними. Сам Кармиоль погиб в бою уже через несколько часов после этого инцидента, но находившийся вместе с ним в дозоре Яаков Салман подтвердил, что оба они были в первый момент совершенно уверены: перед ними свои. Использование отдельных арабских фраз и приветствий было тогда в ходу у еврейских солдат - особенно у пальмахников, но не только у них. Защитники Кастеля ждали пальмаховского подкрепления; кажется вероятным, что Кармиоль, уроженец Германии, живший в Эрец-Исраэль с 1935 года, уволенный из британской полиции поселений (нотрим) вследствие язвы желудка и еще недавно работавший администратором в иерусалимской больнице "Хадасса", захотел прифасониться, обратившись к пришедшим, принятым им за пальмахников, с лингвистической лихостью бывалого местного бойца.
Следующим обознался Абдель-Кадер. Уловив акцент в прозвучавшей фразе, он, очевидно, заключил, что перед ним находится группа британских дезертиров, присоединившихся к АСВ и воевавших на стороне арабов. В числе осаждавших Кастель британские дезертиры были, и Абдель-Кадер об этом знал. Так или иначе, он ответил окликнувшим его еврейским бойцам по-английски: "Hello, boys!". Возникло секундное замешательство, Салман первым понял, что стороны обознались, но у него к тому времени уже не оставалось патронов, и он крикнул: "Меир, это арабы!". Еще до того, как затихли его слова, Кармиоль дал очередь в темноту, которой Абдель-Кадер был тяжело ранен. Его охранники бежали, а сам он еще несколько часов истекал кровью, пока не умер.
От передовой еврейской позиции до точки, где он находился, было порядка двадцати метров; Салман и Кармиоль слышали его стоны, но не решались к нему подойти. Лишь после того, как солнце взошло и позволило убедиться в том, что к убитому можно приблизиться, не рискуя попасть под арабские пули, бойцы "Эциони" осмотрели труп Абдель-Кадера. Убитый был одет в британскую армейскую куртку, т.н. battledress, препоясанную ремнем и портупеей; при нем были найдены Коран в золоченой обложке, водительское удостоверение и пистолет с рукояткой, выполненной из слоновой кости; на рукоятке был выгравирована дарственная надпись, прочитать которую еврейские бойцы не смогли. Мордехай Газит, командовавший силами "Эциони" в деревне, передал в иерусалимский штаб Хаганы сообщение: "Мы убили жирную рыбу. Имя: Абдель-Кадер Сулейм. Повторяю: Сулейм".
Газит запутался в обычном у арабов длинном списке имен и вместо фамилии убитого передал в своем сообщении имя его деда. Прошло еще несколько часов прежде, чем разведка Хаганы установила, что убитым является Абдель-Кадер Хусейни. Тем временем в полевом штабе АСВ узнали от добравшихся туда охранников Абдель-Кадера, что тот ранен и остался вблизи передовых еврейских позиций. У Кастеля собрались подкрепления, созыва которых Абдель-Кадер потребовал накануне при посещении Старого города. Дополнительные арабские силы стали стягиваться к деревне, когда весть о ранении и возможном пленении знаменитого военачальника распространилась в Иерусалиме, Рамалле, Халхуле, Хевроне. Разведка Хаганы отслеживала тревожные сообщения противника; одно из них гласило: "Птичка в клетке, и кто знает, что с ней теперь делают вóроны". В десять часов утра, когда у Кастеля собралось около 1200 бойцов АСВ и вооруженных волонтеров, последовала большая атака; ее участникам было предписано вернуть Абдель-Кадера живым или мертвым.
Высланный на помощь защитникам Кастеля из киббуца Кирьят-Анавим взвод пальмахников под командованием Нахума (Джони) Ариэли оставил одно из своих отделений заслоном на ближайшем к деревне участке шоссе; основная часть взвода поднялась в Кастель около двух часов дня, но этот отряд - двадцать два бойца - был слишком невелик для того, чтобы спасти положение. Ко времени его прибытия дом мухтара и другие позиции Хаганы в центральной части деревни уже были захвачены противником, и Ариэли совместно с Газитом принял решение об отступлении. Его заместитель Шимон Альфаси отдал приказ: "Рядовые отходят, командиры прикрывают отход!"; эта спонтанная фраза стала впоследствии одной из легенд ЦАХАЛа и принципом воспитания его командиров. Ариэли остался в деревне вместе с Альфаси, оба погибли в бою. Вместе с ними и при отходе погибли восемнадцать из двадцати двух пальмахников, пришедших на помощь защитникам Кастеля.
Мордехай Газит, получивший ранение в голову, сумел добраться до еврейских позиций у Арзы с тремя своими бойцами; в его роте за пять дней боев погиб двадцать один человек. Никто из прикрывавших отход не уцелел, раненых добивали на месте, пленных не брали. Арабские потери при штурме Кастеля составили не менее девяноста человек убитыми. К исходу дня 8 апреля деревня снова была в арабских руках. Найденное в одном из ее домов тело Абдель-Кадера Хусейни было доставлено в Иерусалим.
* * *
Арабы вывесили над Кастелем свой флаг и, может быть, спели посвященную ему песню с истолкованием хиджазского квадриколора: "Белый - как наши праведные дела, черный - как наша война, зеленый - как наши поля, красный - как наши мечи". Однако в деревне следовало оставить силы, достаточные для ее защиты от неизбежных еврейских контратак, и с этим они справиться не смогли. У них тем более не нашлось воли к тому, чтобы развить свой успех захватом Арзы и Моцы или даже ударом во западным окраинам Иерусалима, для чего было вполне достаточно стянутых к Кастелю сил. Все очень устали, всем хотелось домой, одним казалось необходимым принять участие в ожидавшихся назавтра похоронах национального героя, другие объясняли свой уход тем, что теперь, когда Кастель освобожден, им необходимо позаботиться о своих семьях.
Оставшийся в деревне гарнизон насчитывал сорок бойцов. Из Моцы по захваченной арабами деревне несколько раз ударил миномет, вслед за тем легкий самолет Хаганы сбросил на Кастель самодельные бомбы. Около девяти часов вечера в Кастель прибыл из Эйн-Карема караван из нескольких ослов, нагруженных провизией и боеприпасами; его сопровождала небольшая группа бойцов АОА под командованием египетского офицера; только эта группа согласилась присоединиться к оставшемуся в деревне гарнизону. Ночь прошла тревожно, с передовых позиций поступали сообщения о еврейских броневиках, пытающихся подняться на гору со стороны Моцы и Кирьят-Анавим. В действительности под прикрытием этих машин евреи собирали с дороги и с обращенного к ней склона горы тела своих погибших. В Цубу был послан гонец с просьбой прислать подкрепление, гонец не вернулся.
Наступило утро 9 апреля. Со стороны находившихся к западу от Кастеля деревень Сарис и Бейт-Махсир доносились отголоски взрывов: теперь уже и они подверглись бомбардировке с легких самолетов Хаганы. Вскоре звуки взрывов и выстрелов послышались из деревни Дейр-Ясин на востоке. Транспортный конвой, прорвавшийся в Иерусалим три дня назад, вышел в обратный путь; когда он появился на изгибе дороги у Лифты и стал виден наблюдателям в Кастеле, те решили, что большая колонна с бронемашинами идет на штурм охраняемой ими деревни. На самом же деле Кастель было поручено атаковать единственной роте Пальмаха, той самой роте (ею командовал Элиягу Сэла), что впервые взяла его внезапным ударом шесть дней назад. По деревне ударили минометы, и этого оказалось достаточно, чтобы оставленный в ней гарнизон разбежался.
Когда ждавшие серьезного сопротивления пальмахники ворвались в Кастель, по ним не было сделано ни единого выстрела. Пальмахники взорвали дома деревни, за исключением дома мухтара. Вокруг этого единственного дома, оставшегося на вершине горы, в настоящее время находится парк, принадлежащий к числу объектов израильского национального наследия. В скалу у дома мухтара вмонтированы плиты с именами бойцов Хаганы и Пальмаха, погибших в боях за Кастель и вблизи этой деревни с декабря 1947-го по апрель 1948 года. У ведущей к нему тропы расположено несколько тематических станций, используемых при проведении молодежных экскурсий: "Решимость", "Товарищество", "Надежность", "Качества командира". Частью мемориального парка является сеть глубоких траншей и бункеров, но к событиям Войны за независимость эти укрепления прямого касательства не имеют: они были созданы ЦАХАЛом уже в пятидесятые годы, когда находившийся вблизи иорданской границы Кастель предполагалось использовать в случае войны как один из узлов израильской обороны.
...Зато похороны Абдель-Кадеру Хусейни в самом деле достались пышные. У дома его брата Фарида вблизи Шхемских ворот Старого города собрались десятки тысяч людей. В их числе были многие сотни вооруженных мужчин, то и дело стрелявших в воздух. Похороны были долгими, и еще до их завершения стало известно о новом захвате Кастеля еврейскими силами. Когда одного из оставленных в этой деревне полевых командиров спросили, что он делает в городе и пришла ли другая группа на смену его отряду, он угрюмо ответил: "Нас сменили". Кто вас сменил? - переспросили его, и он так же угрюмо ответил: "Евреи". Примерно в те же часы в арабские кварталы Иерусалима стали прибывать первые беженцы из Дейр-Ясина.
Окончание следует
"Вести", 17 апреля 2018