Статья ДК про Даяна и протоколы
Моше Даян, сравнить и помнить
Дов Конторер
Результатом отсутствия средств у Первого канала израильского ТВ стал в последние годы марафон старых программ, отснятых в те времена, когда Первый канал еще не имел конкурентов и был единственным ярким костром, вокруг которого собиралось по вечерам разноликое израильское племя. Этот регулярный ночной nostalgie имеет в моем лице преданного зрителя. Объяснить притягательность старых израильских телепрограмм - музыкальных, развлекательных, общественно-политических (разумеется, черно-белых) - я бы не смог. О таких пристрастиях говорят: чудачество.
Благодаря этому своему пристрастию я увидел недавно юбилейный вечер Хаима Хефера, отснятый, по всей видимости, в конце семидесятых или в начале восьмидесятых годов. Хефер был некогда талантливым поэтом-песенником, подарившим израильскому вокалу несколько настоящих шедевров и значительное число добротно написанных песен. Затем он много десятилетий подряд сочинял еженедельные рифмованные колонки для "Едиот ахронот", так называемые макамы, приурочивая их всякий раз к какому-нибудь актуальному поводу. Утром в газете - вечером в куплете.
Дух поколения 1948 года, к которому принадлежит Хаим Хефер, постепенно мельчал - и вместе с ним мельчал талант Хефера, так что он в конце концов превратился в околопартийного рифмоплета, всё менее остроумного и всегда предсказуемого. Но поэту - и, тем более, поэту, сумевшему выразить нечто глубокое и яркое в те давние уже времена, когда и его собственный талант, и дух его поколения достигли подлинных вершин национального творчества, - прощается многое. Политические макамы Хефера становились с годами всё глупее, однако их по-прежнему регулярно печатали. Возможно, редакция руководствовалась при этом пушкинским "Поэзия, прости Господи, должна быть глуповата". Или - чем черт не шутит? - видела в них достойное украшение своей газеты.
Так или иначе, юбилейный вечер Хаима Хефера проходил при большем стечении публики. В зале сидели ветераны Пальмаха и представители артистической богемы, киббуцный хор исполнял старые песни на слова юбиляра, и всё было бы хорошо, если бы не натужный юмор и не назойливая кокетливость Дана Бен-Амоца, выступавшего, как тогда было принято, в роли конферансье Бенгальского. Впрочем, истинным ценителям израильской nostalgie даже и Бен-Амоц помешать не в силах.
Ближе к концу торжества, когда все добрые слова юбиляру уже были сказаны, Бен-Амоц решил позволить себе смелую шутку. "А ведь правда, - сказал он, обращаясь к Хаиму Хеферу, - что в твоих макамах никогда не бывает колкостей в адрес Игаля и Ицхака, тогда как Моше Даян постоянно становится жертвой твоей сатиры?" Игаль (Алон) и Ицхак (Рабин), сидевшие тут же в зале, были, кажется, смущены этим вопросом. Но Хефер не смутился и бойко ответил, что, во-первых, он верит в дружбу и, во-вторых, несмотря на дружбу, он, кажется, уколол пару раз Ицхака, и даже было однажды - Игаля. "Что же до Моше Даяна, то для него у меня всегда найдется подходящее шило, - сказал юбиляр в заключение. - Равно как и для Шарона, и для МАФДАЛ".
Это признание стоило бы иметь в виду тем, кто кинулся смаковать и перепевать на все лады мерзкую реплику Эйтана Хабера, брошенную на прошлой неделе в адрес Моше Даяна. После публикации протокола совещания у Голды Меир, состоявшегося 7 октября 1973 года, через сутки после начала Войны Судного дня, Хабер заявил, что Даян проявил себя на этом совещании "настоящей тряпкой". Большинство из тех, кто вслед за Хабером провопил "Даян - тряпка!", не дали себе труда прочитать полный текст протокола и других документов 1973 года, рассекреченных на прошлой неделе. И, тем более, немногим известна история давней неприязни Хабера, бывшего всю свою жизнь человеком Ицхака Рабина (и, соответственно, Игаля Алона) к Моше Даяну. Подобно Хаиму Хеферу, всегда носившему в кармане ядовитое шило для Даяна, Хабер не нуждается в специальном поводе для того, чтобы сказать какую-нибудь гадость в адрес бывшего министра обороны.
Здесь не место рассказывать долгую историю соперничества между Игалем Алоном и Моше Даяном, командирами 1-й и 2-й рот Пальмаха. Опубликованные на прошлой неделе документы лишний раз доказывают, что характер их отношений не исключал корректного коллегиального общения, согласия по ключевым вопросам и общей уважительности в отношении друг к другу. Но, как это часто бывает, оба имели свое "окружение", в котором всегда находилось место энтузиастам, готовым плюнуть в патрона противоположного лагеря. Одним из таких энтузиастов в лагере Игаля Алона является Хаим Хефер, другим - Эйтан Хабер.
Алона и Даяна давно нет в живых, но смачным плевкам это не мешает.
Впрочем, разнузданная агрессивность израильской публицистики определенного толка в отношении Моше Даяна и всего политического руководства 1973 года (частью которого был, кстати сказать, и Игаль Алон) имеет во множестве и другие причины. Одним ненавистен гордый Израиль, вышедший победителем из Шестидневной войны и еще не заучивший унылую песню про "ограниченность силы" и "неизбежность уступок". Старательные исполнители этой песни давно превратили в политическое поражение военную победу, одержанную Израилем в 1973 году, и с тех пор они не упускают случая подсыпать соли на рану, связанную с началом Войны Судного дня. Для других всё еще представляется важным тот факт, что правительство Голды Меир, допустившее накануне войны роковые ошибки, было "левым" (хотя к сегодняшней израильской левизне его политический подход давно не имеет никакого отношения). И тем, и другим было с руки говорить на прошлой неделе о "протоколах позора".
Нет сомнения в том, что Голда Меир, Моше Даян, израильская военная разведка и, шире, командование ЦАХАЛа в межвоенный период 1967-1973 гг. заслуживают многих упреков за допущенные ими ошибки. Для каких-то претензий к ним рассекреченные на прошлой неделе протоколы дают дополнительные основания. Но говорить о том, что знакомство с опубликованными документами открыло нашему взору бездарное поведение ничтожного и трусливого руководства, могут лишь записные болтуны или вовсе бессовестные люди.
Первый (по времени) из рассекреченных теперь протоколов был составлен в ходе совещания, проведенного Голдой Меир утром 6 октября 1973 года, за несколько часов до начала египетско-сирийской агрессии, когда неизбежность войны уже ясно осознавалась военно-политическим руководством Израиля. В ходе этого совещания, помимо множества второстепенных вопросов (эвакуация детей с Голанских высот, гражданского персонала с израильских аэродромов на Синае, политика в отношении арабов Иудеи и Самарии в ходе ожидаемой войны и т.п.), решалось два основных вопроса: нанесение превентивного удара и призыв резервистов. Даян был против полной мобилизации (полагая при этом необходимым призвать резервистов ВВС и две дивизии ЦАХАЛа) и считал, что Израиль не может позволить себе нанесение превентивного удара с целью уничтожения сирийских ВВС и зенитно-ракетных комплексов до начала военных действий противником.
Как отмечает Яаков Хисдай, бывший некогда следователем в комиссии Аграната, расследовавшей причины израильских неудач в начальный период Войны Судного дня, призыв резервистов был в конце концов произведен в соответствии с пожеланиями начальника израильского Генштаба Давида (Дадо) Эльазара. По состоянию дел на утро 6 октября этот шаг уже не мог оказать решающего влияния, и потому наиболее привлекательной для общественной критики является позиция Даяна и Голды Меир по вопросу о превентивном ударе.
Оба они понимали, что без такого удара Израиль будет обречен на дополнительные жертвы. Но при этом позиция США, всё еще заявлявших, что они не видят у арабов никаких приготовлений к войне, привела Голду Меир и Моше Даяна к выводу о том, что "сейчас не 1967 год, когда арабские приготовления носили совершенно открытый характер". Опасение оказаться в роли агрессора и тот факт, что "мир предстал теперь во всей своей низости" (выражение Голды Меир) побудили израильское руководство отказаться от превентивного удара. Позже это решение стало восприниматься как безусловно ошибочное, но тем, кто любит поговорить об "ограниченности силы", побуждая при этом Израиль к территориальным уступкам, следовало бы задуматься как раз над этим решением.
В отсутствии минимальной стратегической глубины превентивный удар окажется для Израиля единственным способом отражения возможной в будущем арабской агрессии. Но использовать это средство так, как его использовал Израиль в 1967 году, далеко не всегда возможно. Голда и Даян отвергли его 6 октября не потому, что надеялись избежать войны или не видели лишних потерь, которыми обернется для ЦАХАЛа необходимость дождаться первого вражеского удара. Их мотивы носили совершенно здравый характер, и зная, что затем, уже в ходе развязанной арабами войны, Израилю долго приходилось торговаться с американцами из-за каждого "Шрайка" (ракета для подавления радаров противника; упоминание о необходимости торговаться с американцами из-за каждой такой ракеты содержится в протоколе совещания 9 октября 1973 года), мы не можем счесть легковесными соображения Голды и Даяна по поводу рисков, связанных для Израиля с ролью агрессора.
Заметим, однако, что существо споров, которые велись на совещании у Голды Меир 6 октября 1973 года, было известно и ранее. Эйтан Хабер адресовал свою реплику Моше Даяну еще до публикации протокола, сделанного в ходе этого совещания. Повод назвать Даяна "настоящей тряпкой" ему дал опубликованный ранее протокол совещания, проведенного премьер-министром Израиля 7 октября 1973 года, через сутки после начала военных действий (именно он представлен теперь читателям "Вестей" в переводе на русский язык).
Однако именно этот протокол не дает вообще никаких оснований для критики в адрес Моше Даяна - и уж во всяком случае не дает оснований для столь хамской и разнузданной критики. Напротив, мы видим перед собой человека, полностью осознавшего трагизм нового положения, в котором оказался Израиль в результате успешного начала войны арабскими армиями. Признавая свои ошибки, Даян говорит о тех мерах, которые необходимо предпринять для спасения угрожающей ситуации на фронтах. Его решение прекратить бесплодные попытки прорваться к окруженным израильским гарнизонам на линии Бар-Лева было поддержано тогда всеми, включая начальника Генштаба. Это время не было временем лозунгов: армии надлежало спасать страну, а не растрачивать свои силы в кровопролитных и безуспешных контратаках, не имеющих общей стратегической цели. Кстати сказать, в своей книге "Форсирование Суэцкого канала" начальник египетского Генштаба Саад аль-Шазли пишет, что эти спонтанные контратаки стали ценным и неожиданным подарком ЦАХАЛа египетскому командованию.
Читая октябрьские протоколы 1973 года, мы видим Даяна, которому хватило одних суток, чтобы расстаться со всеми своими довоенными иллюзиями и взяться за поиск разумных стратегических решений, отвечающих новому характеру ситуации. Брутальная критика Даяна в Израиле просто смешна после Ольмерта, Переца и Халуца, две недели не умевших понять, что они уже начали войну, в которой надо искать победы, а не заниматься одной лишь эвакуацией раненых - в расчете на то, что авиация решит все проблемы.
Мы также видим Даяна, готового жертвовать одними позициями, но говорящего в других случаях о необходимости сражаться насмерть. Мы видим, что он восстает против настроения, уловленного им в штабе Северного фронта, где в определенный момент говорили об отступлении с Голан. И мы не можем даже задним числом сбрасывать со счетов опасения Даяна, относившиеся к возможному вступлению в войну Ирака и Иордании, если те сочтут, что Сирия добилась на Голанских высотах решающего успеха.
Вообще, мы видим перед собой адекватного, умного, мужественного политика и полководца. Не небожителя и не бога войны, каким он представлялся когда-то израильтянам, но человека, который даже в тот час, который считается точкой его падения, был в состоянии трезво смотреть на вещи, грамотно анализировать ситуацию и предлагать разумные решения. Убедиться в этом читатели "Вестей" смогут с публикаций дополнительных документов из рассекреченного на прошлой неделе собрания октябрьских протоколов 1973 года.
"Вести", 14 октября 2010