Операция
Утром меня разбудил телефонный звонок. Я вскочила с кровати, будто меня ударило током, и схватила трубку. Я не сомневалась, что звонят из больницы.
- Здравствуйте, это доктор Шена, - сказал мужской голос по-английски. - Вы не могли бы приехать в больницу к восьми утра?
- А что случилось? - я посмотрела на часы, они показывали 7.30 утра.
- У вашего сына на 8 утра назначена операция.
- Как на 8 утра?! Мне же вчера сказали, что она будет в 10!
- Мы решили её перенести и сделать немного раньше. Так будет лучше для вашего сына. Вам нужно приехать в больницу перед операцией, поговорить с анестезиологом и подписать кое-какие бумаги.
- Хорошо, я сейчас приеду, - ответила я, хотя не была уверена, что успею доехать за полчаса.
- Мы будем ждать вас у входа в операционную.
Я натянула на себя первое, что подвернулось под руку: старые джинсы и вытянутый свитер.
- Давай я тоже поеду! - предложил муж.
- Нет, лучше останься дома с младшим.
Я пулей вылетела из дома, прыгнула в машину и через сорок минут уже была в больнице. Удивительно, что меня никто не остановил за превышение скорости. В приемной было тихо и пусто. «Странно, - подумала я. - Где же весь персонал?! Ах да, сегодня же суббота! Как же я найду операционную? И спросить не у кого...»
Мимо проходили двое рабочих.
- Где здесь операционные? - кинулась я к ним.
- Вам нужно спуститься вниз, войти в операционный отсек, пойти прямо по коридору, потом направо, потом налево, - он сделал неопределенный жест рукой.
- Спасибо, я поняла, направо, а потом налево, - повторила я и пошла туда, куда он указывал.
Я вошла в операционный отсек и побежала по белому коридору, напоминающему коридоры космической станции «Солярис». Сделав несколько поворотов я поняла, что заблудилась... Вокруг - ни одной живой души. Я попала в лабиринт и не знаю, как из него выбраться... Кажется, он сказал «налево, потом направо», а, может, наоборот?
Я всё бежала и бежала по пустым коридорам и уже хотела было повернуть обратно, как вдруг услышала чьи-то голоса. Слава богу, здесь кто-то есть! Надо бы их спросить...
Я пошла на голос и вскоре увидела нескольких людей в зеленой хирургической форме. Они стояли в коридоре и что-то обсуждали. Перед ними под одеялом лежала крупная женщина в хирургическом чепчике. Я остановилось и уже открыла было рот, чтобы что-то спросить, как вдруг поняла, что под одеялом - никакая не женщина, а мой собственный сын (о боже!), я его в чепчике сразу не узнала, а несколько людей в зеленой форме, окружающие его - это хирург со своими ассистентами и медсестрами.
- Hello! - сказала молодая медсестра и вопросительно посмотрела на меня.
- Ааа... эээ.... ыыы... - только и смогла выдавить из себя я, пытаясь справиться с дыханием.
Вся бригада с интересом повернулась в мою сторону.
- Hi... Well.... I am here to...hmmm ... («Здравствуйте! Ну... Я здесь, чтобы...хммм...») - запнулась я, не зная, что сказать.
Очевино, медсестра решила, что я очень плохо говорю по-английски, поэтому она принялась, старательно выговаривая слова, объяснять мне на упрощенном английском языке, зачем они меня сюда вызвали. Я кивала головой и мычала что-то нечленораздельное, полностью подтверждая её предположения.
Наконец, отдышавшись, я справилась с собой и спросила:
- The doctor said I am supposed to sign some papers. Parental Consent Form for Anesthesia? («Доктор сказал, что я должна подписать какие-то бумаги. Родительское согласие на анестезию?»)
- Oh, yes! - обрадовалась медсестра, наконец услышав от меня внятную речь и дала мне документы.
Я подписала всё, что от меня требовалось. Ко мне подошёл анестезиолог, сообщил, что будет делать моему сыну общий наркоз, и задал несколько вопросов.
- Здравствуйте, я - хирург, доктор Шена, - протянул мне руку невысокий мужчина средних лет в хирургической шапочке. - Я буду делать операцию.
Я пожала ему руку. «Этой рукой он будет оперировать моего сына», - подумала я. Его рука была твёрдая и тёплая, и мне почему-то стало спокойно.
- Мы вставим в его ногу два штыря, вот здесь, в районе лодыжки, - он показал мне несколько черно-белых снимков. - Это необходимо, чтобы нога лучше срослась. Вот, посмотрите, это большеберцовая кость, а это малоберцовая кость, которая сломана, между ними сухожилие... - и он начал подробно объяснять мне, как будет проходить операция.
Я внимательно смотрела в его серые глаза и мысленно просила его сделать так, чтобы всё прошло хорошо и чтобы моему сыну не было больно.
- А сколько времени займёт операция? - спросила я.
- Не больше часа. Вы будете ждать здесь?
- Да, в приёмной.
- Я позвоню вам, когда операция закончится.
- Спасибо.
- Пойдёмте, я провожу вас к выходу, - сказала медсестра, и я поняла, что нужно прощаться.
«Только не плакать! - приказала я себе. - Я должна вселять в сына уверенность!»
- Всё будет хорошо! - бодро сказала я по-русски, наклонившись к сыну. - Здесь отличные врачи!
- А вдруг будет больно? - он настороженно заглянул мне в глаза.
- Ну, что ты! Ты будешь спать и ничего не почувствуешь! - я заставила себя улыбнуться.
- А ты где будешь, мам?
- Я буду ждать здесь и приду, когда всё закончится.
Я поцеловала его и быстро пошла по коридору за медсестрой, чтобы не видеть, как его увозят. Слёзы ручьями лились по щекам. Слава богу, что сын этого не видел.
- He’s gonna be OK! («С ним всё будет в порядке!») - положила мне руку на плечо медсестра. - He is a big strong boy! («Он большой сильный мальчик!»).
В холле больницы почти пусто. Несколько человек сидят в креслах: кто с компьютером на коленях, кто с книгой в руках. Я опускаюсь в кресло и вспоминаю, что второпях не взяла с собой ничего почитать. Я беру в руки первый попавшийся журнал и открываю его наугад. Передо мной - статья об офицере Ричарде Донохью, который в апреле 2013 года, через четыре дня после взрывов на Бостонском марафоне, был тяжело ранен во время погони за терористами и перестрелки в Уотертауне, и доставлен в ту же больницу, где я сейчас нахожусь, для проведения срочной операции. На фотографиях - весёлый улыбающийся Ричард Донохью: в окружении лечащих его врачей, с женой и в парке на прогулке. «Ну вот! Он был тяжело ранен! Его же его тут поставили на ноги! А у моего сына обычный перелом ноги. Значит, его тоже вылечат!» - успокаиваю я себя.
Я смотрю на круглые часы на стене, стрелки на циферблате еле-еле двигаются. Время тянется бесконечно. Через сорок минут я не выдерживаю и звоню медсестре, которая готовила сына к операции.
- Операция ещё не закончилась, - отваечает она. - Вы можете пока подняться в столовую и выпить кофе. Я вам позвоню, когда всё закончится.
Я вспоминаю, что не успела позавтракать. Поднимаюсь на лифте в столовую самообслуживания, ставлю на поднос омлет, кофе и тост. Кассирша берет с меня за этот завтрак смехотворно низкую цену: $1.25. Странно... может у меня такое лицо, что им не хочется с меня брать деньги?
Сажусь за столик, но есть не могу. Выпиваю кофе, спускаюсь на лифте на первый этаж и выхожу на улицу подышать свежим воздухом. По дорожке к больнице быстрым шагом идут двое: мужчина и мальчик. Это мой муж и младший сын.
- А чего ж вы мне не позвонили и не сказали, что приедете?
- Я звонил, ты не отвечала. Операция закончилась?
- Ещё нет, - вздыхаю я.
- Ладно, подождем.
Мы садимся втроем в холле. Младший сын тоже садиться в кресло и, с восторгом обнаружив, что оно может крутиться, запрыгивает в него и раскручивает его по часовой стрелке, представляя, что он в космическом корабле.
Минут через пятнадцать у меня в кармане звонит телефон.
- Операция прошла успешно! - говорит в трубке доктор Шена. - Можете зайти в отделение послеоперационной терапии и увидеть сына.
Мы втроем спускаемся вниз на лифте. У дверей отделения нас ждет медсестра.
- Пойдемте, я провожу вас, - говорит она и ведет нас по знакомому коридору.
Мы заходим в отделение. Мой сын лежит на кровати. Он очень бледный. Я никогда не видела его таким бледным. К нему продлючены всякие датчики, которые передают показания на мониторы, над ним висит капельница. Его левая нога ниже колена - в гипсе. Я подхожу к сыну и осторожно его целую. Он открывает глаза.
- Он ещё не отошел полностью от наркоза, - говорит медсестра.
- Как ты себя чувствуешь? - спрашиваю я.
Сын не отвечает.
- Нога болит? - спрашивает муж.
Сын молча качает головой.
- Ой, как жы ты теперь будешь ходить?! - восклицает младший сын, глядя на его забинтованную ногу.
Старший никак не реагирует.
- Ты знаешь, - говорю я негромко, наклонившись к его уху, - твой мобильный телефон всё время звонил. Я посмотрела, на нем 18 такстовых сообщений от твоих друзей!
Неожиданно глаза его широко открываются, он оглядывается вокруг, словно ища что-то, и говорит:
- Он у тебя с собой?
- С собой!
- Дай мне его! - он протягивает руку, свободную от капельницы.
Я даю ему телефон, сын проверят сообщения, лицо его оживает. Он улыбается и начинает быстро нажимать кнопки на телефоне. Я облегченно вздыхаю: значит, он уже начинает идти на поправку!
- Здравствуйте, это доктор Шена, - сказал мужской голос по-английски. - Вы не могли бы приехать в больницу к восьми утра?
- А что случилось? - я посмотрела на часы, они показывали 7.30 утра.
- У вашего сына на 8 утра назначена операция.
- Как на 8 утра?! Мне же вчера сказали, что она будет в 10!
- Мы решили её перенести и сделать немного раньше. Так будет лучше для вашего сына. Вам нужно приехать в больницу перед операцией, поговорить с анестезиологом и подписать кое-какие бумаги.
- Хорошо, я сейчас приеду, - ответила я, хотя не была уверена, что успею доехать за полчаса.
- Мы будем ждать вас у входа в операционную.
Я натянула на себя первое, что подвернулось под руку: старые джинсы и вытянутый свитер.
- Давай я тоже поеду! - предложил муж.
- Нет, лучше останься дома с младшим.
Я пулей вылетела из дома, прыгнула в машину и через сорок минут уже была в больнице. Удивительно, что меня никто не остановил за превышение скорости. В приемной было тихо и пусто. «Странно, - подумала я. - Где же весь персонал?! Ах да, сегодня же суббота! Как же я найду операционную? И спросить не у кого...»
Мимо проходили двое рабочих.
- Где здесь операционные? - кинулась я к ним.
- Вам нужно спуститься вниз, войти в операционный отсек, пойти прямо по коридору, потом направо, потом налево, - он сделал неопределенный жест рукой.
- Спасибо, я поняла, направо, а потом налево, - повторила я и пошла туда, куда он указывал.
Я вошла в операционный отсек и побежала по белому коридору, напоминающему коридоры космической станции «Солярис». Сделав несколько поворотов я поняла, что заблудилась... Вокруг - ни одной живой души. Я попала в лабиринт и не знаю, как из него выбраться... Кажется, он сказал «налево, потом направо», а, может, наоборот?
Я всё бежала и бежала по пустым коридорам и уже хотела было повернуть обратно, как вдруг услышала чьи-то голоса. Слава богу, здесь кто-то есть! Надо бы их спросить...
Я пошла на голос и вскоре увидела нескольких людей в зеленой хирургической форме. Они стояли в коридоре и что-то обсуждали. Перед ними под одеялом лежала крупная женщина в хирургическом чепчике. Я остановилось и уже открыла было рот, чтобы что-то спросить, как вдруг поняла, что под одеялом - никакая не женщина, а мой собственный сын (о боже!), я его в чепчике сразу не узнала, а несколько людей в зеленой форме, окружающие его - это хирург со своими ассистентами и медсестрами.
- Hello! - сказала молодая медсестра и вопросительно посмотрела на меня.
- Ааа... эээ.... ыыы... - только и смогла выдавить из себя я, пытаясь справиться с дыханием.
Вся бригада с интересом повернулась в мою сторону.
- Hi... Well.... I am here to...hmmm ... («Здравствуйте! Ну... Я здесь, чтобы...хммм...») - запнулась я, не зная, что сказать.
Очевино, медсестра решила, что я очень плохо говорю по-английски, поэтому она принялась, старательно выговаривая слова, объяснять мне на упрощенном английском языке, зачем они меня сюда вызвали. Я кивала головой и мычала что-то нечленораздельное, полностью подтверждая её предположения.
Наконец, отдышавшись, я справилась с собой и спросила:
- The doctor said I am supposed to sign some papers. Parental Consent Form for Anesthesia? («Доктор сказал, что я должна подписать какие-то бумаги. Родительское согласие на анестезию?»)
- Oh, yes! - обрадовалась медсестра, наконец услышав от меня внятную речь и дала мне документы.
Я подписала всё, что от меня требовалось. Ко мне подошёл анестезиолог, сообщил, что будет делать моему сыну общий наркоз, и задал несколько вопросов.
- Здравствуйте, я - хирург, доктор Шена, - протянул мне руку невысокий мужчина средних лет в хирургической шапочке. - Я буду делать операцию.
Я пожала ему руку. «Этой рукой он будет оперировать моего сына», - подумала я. Его рука была твёрдая и тёплая, и мне почему-то стало спокойно.
- Мы вставим в его ногу два штыря, вот здесь, в районе лодыжки, - он показал мне несколько черно-белых снимков. - Это необходимо, чтобы нога лучше срослась. Вот, посмотрите, это большеберцовая кость, а это малоберцовая кость, которая сломана, между ними сухожилие... - и он начал подробно объяснять мне, как будет проходить операция.
Я внимательно смотрела в его серые глаза и мысленно просила его сделать так, чтобы всё прошло хорошо и чтобы моему сыну не было больно.
- А сколько времени займёт операция? - спросила я.
- Не больше часа. Вы будете ждать здесь?
- Да, в приёмной.
- Я позвоню вам, когда операция закончится.
- Спасибо.
- Пойдёмте, я провожу вас к выходу, - сказала медсестра, и я поняла, что нужно прощаться.
«Только не плакать! - приказала я себе. - Я должна вселять в сына уверенность!»
- Всё будет хорошо! - бодро сказала я по-русски, наклонившись к сыну. - Здесь отличные врачи!
- А вдруг будет больно? - он настороженно заглянул мне в глаза.
- Ну, что ты! Ты будешь спать и ничего не почувствуешь! - я заставила себя улыбнуться.
- А ты где будешь, мам?
- Я буду ждать здесь и приду, когда всё закончится.
Я поцеловала его и быстро пошла по коридору за медсестрой, чтобы не видеть, как его увозят. Слёзы ручьями лились по щекам. Слава богу, что сын этого не видел.
- He’s gonna be OK! («С ним всё будет в порядке!») - положила мне руку на плечо медсестра. - He is a big strong boy! («Он большой сильный мальчик!»).
В холле больницы почти пусто. Несколько человек сидят в креслах: кто с компьютером на коленях, кто с книгой в руках. Я опускаюсь в кресло и вспоминаю, что второпях не взяла с собой ничего почитать. Я беру в руки первый попавшийся журнал и открываю его наугад. Передо мной - статья об офицере Ричарде Донохью, который в апреле 2013 года, через четыре дня после взрывов на Бостонском марафоне, был тяжело ранен во время погони за терористами и перестрелки в Уотертауне, и доставлен в ту же больницу, где я сейчас нахожусь, для проведения срочной операции. На фотографиях - весёлый улыбающийся Ричард Донохью: в окружении лечащих его врачей, с женой и в парке на прогулке. «Ну вот! Он был тяжело ранен! Его же его тут поставили на ноги! А у моего сына обычный перелом ноги. Значит, его тоже вылечат!» - успокаиваю я себя.
Я смотрю на круглые часы на стене, стрелки на циферблате еле-еле двигаются. Время тянется бесконечно. Через сорок минут я не выдерживаю и звоню медсестре, которая готовила сына к операции.
- Операция ещё не закончилась, - отваечает она. - Вы можете пока подняться в столовую и выпить кофе. Я вам позвоню, когда всё закончится.
Я вспоминаю, что не успела позавтракать. Поднимаюсь на лифте в столовую самообслуживания, ставлю на поднос омлет, кофе и тост. Кассирша берет с меня за этот завтрак смехотворно низкую цену: $1.25. Странно... может у меня такое лицо, что им не хочется с меня брать деньги?
Сажусь за столик, но есть не могу. Выпиваю кофе, спускаюсь на лифте на первый этаж и выхожу на улицу подышать свежим воздухом. По дорожке к больнице быстрым шагом идут двое: мужчина и мальчик. Это мой муж и младший сын.
- А чего ж вы мне не позвонили и не сказали, что приедете?
- Я звонил, ты не отвечала. Операция закончилась?
- Ещё нет, - вздыхаю я.
- Ладно, подождем.
Мы садимся втроем в холле. Младший сын тоже садиться в кресло и, с восторгом обнаружив, что оно может крутиться, запрыгивает в него и раскручивает его по часовой стрелке, представляя, что он в космическом корабле.
Минут через пятнадцать у меня в кармане звонит телефон.
- Операция прошла успешно! - говорит в трубке доктор Шена. - Можете зайти в отделение послеоперационной терапии и увидеть сына.
Мы втроем спускаемся вниз на лифте. У дверей отделения нас ждет медсестра.
- Пойдемте, я провожу вас, - говорит она и ведет нас по знакомому коридору.
Мы заходим в отделение. Мой сын лежит на кровати. Он очень бледный. Я никогда не видела его таким бледным. К нему продлючены всякие датчики, которые передают показания на мониторы, над ним висит капельница. Его левая нога ниже колена - в гипсе. Я подхожу к сыну и осторожно его целую. Он открывает глаза.
- Он ещё не отошел полностью от наркоза, - говорит медсестра.
- Как ты себя чувствуешь? - спрашиваю я.
Сын не отвечает.
- Нога болит? - спрашивает муж.
Сын молча качает головой.
- Ой, как жы ты теперь будешь ходить?! - восклицает младший сын, глядя на его забинтованную ногу.
Старший никак не реагирует.
- Ты знаешь, - говорю я негромко, наклонившись к его уху, - твой мобильный телефон всё время звонил. Я посмотрела, на нем 18 такстовых сообщений от твоих друзей!
Неожиданно глаза его широко открываются, он оглядывается вокруг, словно ища что-то, и говорит:
- Он у тебя с собой?
- С собой!
- Дай мне его! - он протягивает руку, свободную от капельницы.
Я даю ему телефон, сын проверят сообщения, лицо его оживает. Он улыбается и начинает быстро нажимать кнопки на телефоне. Я облегченно вздыхаю: значит, он уже начинает идти на поправку!