Сбежавший на Запад сталинский секретарь Борис Бажанов мог быть тайным агентом «финансовой закулисы»
Перечитав предельно внимательно книгу воспоминаний «бывшего секретаря Сталина» Бориса Бажанова (ранее, каюсь, обходился лишь отдельными главами и пересказами из неё), не могу не поделиться некоторыми впечатлениями.
Безусловно, Борис Бажанов (1900-1982) - личность яркая и незаурядная. Благодаря своему уму, расторопности и трудолюбию он не просто сполна сумел воспользоваться социальными лифтами, открытыми революцией, но и превзошёл, похоже, многих других: вступив в большевистскую партию в возрасте 19 лет, в 22 года он стал доверенным лицом сперва Кагановича и Молотова, годом позже - знаменитой «тройки» Политбюро ЦК ВКП(б) в составе Зиновьева, Каменева и Сталина, ну а после 25 - конфидентом самого советского вождя! Не являясь публичным политиком, в свои 23 года он входил в чрезвычайно ограниченный (не более 10-15 лиц) круг, внутри которого принимались ключевые решения и вершилась реальная политика страны. К слову, Ленин вошёл в круг «небожителей» после почти тридцатилетних трудов, когда ему исполнилось 47, Сталин - в 43 года, Троцкий - в 38 лет, и т.д.
Многие считают историю стремительного - всего-то за год! - возвышения Бажанова [студент ВТУ (нынешняя «Бауманка») → организационно-инструкторский отдел ЦК → секретарь Оргбюро ЦК → секретариат Молотова → секретариат Политбюро] нереальной и расписанной автором мемуаров «ради красного словца». Думаю, однако, что эта история вполне правдива, ибо в переломные эпохи подобные взлёты - не такая уж и большая редкость. В 1990-м я сам за какие-то полгода вознёсся из аспирантуры МГУ едва ли не до уровня полноценного ельцинского помощника, и прояви я тогда больше политического пиетета и влюблённости в новое поприще - подвизаться бы мне вблизи кремлёвских башен и теперь!
Однако в отличие от неразумного меня, полагавшего,что, оказавшись наверху, нужно и должно по-прежнему оставаться нормальным человеком, Бажанов правила игры принял в полной мере, и потому болезненных падений из «поднебесья» на грешную землю не переживал. В то же время в истории его «хождения во власть» присутствует достаточно много моментов, которые крайне затруднительно объяснить исключительно личными характеристиками или даже везением. Итак:
- Юный секретарь слишком много мог себе позволить - от простых возражений до навязывания своей точки зрения «тройке» Политбюро. Он был вхож в кабинет Сталина в самые интимные моменты - в частности, когда Сталин прослушивал по секретному проводу телефонные разговоры Зиновьева с Каменевым. Был откровенен с оппонентами Сталина, не навлекая на себя в отместку сталинской нелюбви. Не боялся интересоваться у Г.Каннера, отвечавшего в сталинском секретариате за «тёмные дела», о подлинных причинах смерти Фрунзе или Склянского. И при этом, оставаясь носителем подобного рода сверхчувствительной информации, сохранял и поддерживал за пределами кремлёвских стен самый широкий и разноплановый круг общения.
- Перманентный и острый конфликт с Г.Ягодой, вторым лицом в тогдашнем ГПУ, не создавал для Бажанова проблем и последствий. Более того, Бажанов позволял себя в открытую над Ягодой издеваться.
- Будучи носителем высших государственных тайн, несмотря на противодействие ОГПУ, Бажанов свободно выезжает за рубеж (1925).
- Единственным из приближённых Сталина, Бажанов дважды или даже трижды обращался к нему с просьбой о смене работы - и тот всякий раз шёл навстречу! В то время как остальные секретари и помощники Сталина, подобно крепостным рабам, либо трудились пожизненно (Мехлис и Товстуха), либо покидали назначенную должность в момент своего ареста (Каннер, Поскрёбышев, Власик).
- В августе 1926 года Бажанов добивается разрешения Сталина полностью оставить работу в Кремле, чтобы сосредоточится на руководстве научно-исследовательским подразделением Наркомата финансов (Конъюнктурный институт). Параллельно он организует для нужд Наркомфина Заочный финансовый факультет - единственное в ту пору в СССР учебное заведение, в котором на законной основе могли получать высшее образование «лица непролетарского происхождения». И при всём при этом личный доступ к Сталину, возможность переговорить с ним в случае любой проблемы - сохраняются!
Ещё больше вопросов вызывает история легендарного побега из СССР в новогоднюю ночь с 1927 на 1928 год. Поскольку самой слаобохраняемой из советских границ была граница с Персией, летом 1927 года Бажанов обращается к Сталину с невероятной, невозможной для иного просьбой - добровольно перевести его трудиться со столичных высот на «низовую работу» в Туркестан. Тут и без донесений Ягоды ясно, что замышляется побег: однако Сталин со спокойным сердцем отъезд разрешает. Во всём бескрайнем Туркестане Бажанов выбирает «для охоты» участок отчего-то обязательно возле границы - и чекисты с пограничниками спокойно это проглатывают. Бажанова в Туркестане неотступно сопровождает сотрудник ГПУ Аркадий Максимов (Биргер), двоюродный брат знаменитого Якова Блюмкина,- Бажанов раскрывает перед ним план побега, и тот… соглашается бежать заодно!
Ещё больше странностей в духе настоящей «бондианы» происходит после перехода границы. Несколько дней беглецы проводят в приграничном иранском ауле, появление в котором нарядов советских пограничников, преследующих басмачей или контрабандистов - заурядное дело; однако их никто не ищет! Правда, уже в административном центре провинции, в Мешхеде, куда Бажанов с Максимовым добираются спустя ещё четыре дня на лошадях через высокогорный перевал, их ждут: «агенты ГПУ» в гостинице пытаются напоить чаем с цианистым калием, а после - совершить вооружённый налет на гостиничный номер. Однако буквально за минуту до налёта комнату блокирует персидская полиция и препровождает беглецов в безопасный участок... На площади перед участком тотчас же разбивает шатры какое-то племя «курдских всадников… нанятых большевиками, чтобы при <нашем> выходе из полиции налететь, зарубить и ускакать….». Однако полиция оказывается на высоте - под мощным конвоем беглецов выводят из здания и затем отправляют на грузовике с охраной в Тегеран. Далее Бажанов каким-то образом узнает, что резидент ГПУ в Персии Агабеков успел организовать на пути из Мешхеда в персидскую столицу вооружённую засаду,- после чего ещё менее постижимым образом убеждает сопровождающего их унтер-офицера изменить курс и следовать вместо Тегерана в Дуздад на границе с Британской Индией (ныне это город Захедан в иранском Белуджистане). В Дуздаде путешественники пересаживаются на… верблюдов, на которых после четырехдневного перехода через пустыню достигают, в конце концов, владений британской короны.
И, наконец, жизнь Бориса Бажанова в эмиграции, в Париже. Она выдалась долгой и для того времени достаточно спокойной. Парижская резидентура ГПУ и НКВД странным образом его не разыскивает, он жил не прячась, опубликовав небольшое число статей о политической кухне в СССР, периодически посещая мероприятия белоэмигрантского РОВСа (во время войны СССР с Финляндией, правда, он пытался создать из советских военнопленных прообраз власовской РОА - но война закончилась раньше), поддерживал ровные отношения с нацистами (Розенберг), однако большую часть времени занимался, по собственным словам, «наукой и техникой». Хотя трудно, очень трудно поверить, что «наука и техника» могли прокормить в Париже недоучившегося студента, покинувшего стены Высшего технического училища в далёком 1921-м…
Так кем же всё-таки являлся Борис Бажанов, чем возможно объяснить все вышеперечисленны странности и нестыковки?
Первая мысль, которая приходит в голову,- о том, что Бажанов на самом деле из Советского Союза не убегал, а просто сменил место и род службы, сделавшись безупречно законспирированным сотрудником советской загранрезидентуры. То есть агентом примерно того же уровня, на котором находился муза самого Гитлера Ольга Чехова, «раскрытая» Павлом Судоплатовым лишь после выхода в свет в 1997 году его мемуаров. Версия вполне допустимая, если бы не одно «но»: по прошествии стольких лет фамилия бывшего сталинского секретаря на сайте, близком к ФСБ, фигурирует в перечне «изменников и предателей» / http://www.fssb.su/history-state-security/history-state-security-traitors/74-1928-bazhanov-boris-georgievich.html /.
Тогда, быть может, Бажанов являлся агентом разведки иностранной - скорее всего британской, поскольку в ту пору сопоставимых по мощи противников на «невидимом фронте» у нас попросту не имелось?
Вряд ли. Столь ценного своего агента британцы эвакуировали бы из СССР через слабоохраняемую границу с Финляндией или морем, вместо того, чтобы рисковать его жизнью во время персидской «эпопеи». Да и Франция для жизни настоящего британского шпиона место не лучшее: до 1940 года агентам НКВД в Париже не составило бы труда организовать его устранение, подобное убийству сына Троцкого Льва Седова, или же похитить для тайной переправки в СССР, как случилось с генералами РОВСа Кутеповым и Миллером; ну а после германской оккупации крайне сомнительно, чтобы «британец» мог спокойно жить, сибаритствуя, во французской столице.
Скорее всего, Борис Бажанов являлся разведчиком иного рода, вольно или невольно работая на наднациональные финансовые структуры Запада, заинтересованные в установлении контроля над оказавшимися после революции без прежнего хозяина зарубежными финансовыми активами Российской Империи.
Известно, что далеко не все размещённые за рубежом до 1917 года русские активы юридически принадлежали государству, ибо практикой того времени являлась их передача в управление особо доверенным лицам - дипломатам, военным, предпринимателям. Общеизвестна история русского военного атташе в Париже графа А.Игнатьева, на имя которого в годы Первой мировой были открыты счета для военных закупок: перейдя после революции на сторону большевиков, он перевёл с этих счетов советскому правительству почти 300 млн. золотых франков. Но несравненно более крупный актив в 1912 году был вручён российским императором в доверительное управление промышленнику и банкиру Н.А.Второву. После 1917 года Второв пошёл на сотрудничество с советской властью, однако в мае 1918-го при загадочных обстоятельствах был убит в своём арбатском особняке.
Депонированный в нейтральной Швейцарии царский фонд, которым управлял Второв, имел исключительное значение и предназначался для осуществления задуманной, но так и не состоявшейся «царской индустриализации» с одновременным выкупом у иностранных владельцев контроля за русской промышленностью, страховым и банковским секторами (история этого фонда, собранная из сведений, сообщённых мне в девяностые в стенах Общества купцов и промышленников России его создателями и руководителями О.И.Гарцевым и О.А.Второвым /непрямым потомком «русского Рокфеллера»/, а также во время неформальных бесед с хорошо знающими финансовую историю британскими банкирами в годы службы в ЕБРР и стажировок при небезызвестной консалтинговой компании «Arthur Andersen», отражена в романе “Вексель судьбы”, увидевшем свет в 2014 году).
За ключами к фонду, оказавшемуся после убийства Второва и казни семьи Императора «бесхозным», в 1918-1919 гг развернулась нешуточная борьба. Достаточно сказать, что таинственная и сверхрискованная поездка главы ВЧК Ф.Дзержинского в Швейцарию осенью 1918-го связана именно с этим. Ведь призом в той борьбе были не просто большие деньги, а по сути единственные после Первой мировой войны свободные от долговых обременений финансовые активы мирового масштаба. Тот, кто возьмёт их под свой контроль, получает ключи к глобальной финансовой власти, заключающейся в праве на эмиссию всемирной валюты при концентрации в руках у эмитента всемирных же долгов. А если ключи вдруг оказались бы в руках пролетарского государства - то и «всемирная революция» не потребовалась, «мировой социализм» удалось бы построить посредством перераспределения прибавочной стоимости через финансовую систему…
В итоге всех пертурбаций второвской фонд, который публика, не ведая деталей, часто отождествляет с легендарным «русским вкладом в Федеральную резервную систему США», к концу 1920-х перешёл под контроль американских банков. Но поскольку провернуть подобного рода трансфер при наличии дееспособных европейских конкурентов и на более чем зыбких юридических основаниях являлось делом в высшей степени деликатным и рискованным, у его инициаторов должна была иметься 100% уверенность, что в красной Москве, где по-прежнему могли сохраняться ключи и бесспорные документы, ничего на сей счёт предпринимать не станут.
А поскольку вопросы подобного рода в газетах и на партийных съездах не обсуждаются, требовался умный и незаметный осведомитель, который присутствует на всех закрытых мероприятиях и через руки которого проходят бумаги Политбюро.
Ну а коль скоро так - то вдумчивый и работоспособный молодой секретарь, умеющий прятать амбиции и напрочь лишённый опасной «еврейской революционности», ибо в его жилах незаметно для многих течёт дворянская кровь, идеально подходит на роль агента финансовой закулисы. И самое главное - при этом он нисколько свой страны не предаёт, ибо общеизвестно, что государству диктатуры пролетариата финансовые активы мирового уровня противопоказаны, а оказавшись в руках просвещённых банкиров они, напротив, смогут привести мир к гармонии (на самом деле - ко Второй мировой войне приведут, о чём год назад я разместил в youtub-е небольшой на эту тему видеопродукт:).
Click to viewОбладающего необходимыми свойствами молодого человека вполне могли заприметить в «Бауманке», чтобы затем с помощью Лазаря Кагановича - малограмотного, но увлечённого и абсолютно искреннего сподвижника Сталина, в 1921-м переведённого из провинции на партийную работу в Москву, «подсадить» на нужную ступеньку в Орготдел ЦК. Ну а дальше, уже на секретарских должностях в Оргбюро и в Политбюро, от «агента» требовалось лишь одно - просигнализировать, если вдруг в протоколах встретиться упоминание о тайных царских счетах или прозвучит по их поводу них какая-нибудь осмысленная реплика.
Непросто, конечно, представить, что «представители финансовой закулисы» так вот элементарно рыскали по голодной и холодной Москве 1920-го года, вербуя агентов из студенческой среды и заставляя ещё мало кому известного в ту пору будущего «железного наркома» помогать им с карьерным ростом. Поэтому более вероятной представляется версия, что непосредственный вербовочный импульс исходил… от доверенных лиц Председателя ВЧК Ф.Дзержинского или даже от него самого - ибо никто иной как Дзержинский собственноручно пытался осенью 1918-го, находясь в Швейцарии, принять царские активы под контроль, не преуспел в этом, однако вполне мог получить от посвящённых в высшие финансовые тайны банкиров ряд ценных рекомендаций…
В этом случае становится объяснимым поведение Бориса Бажанова после кончины Дзержинского, случившейся 20 июля 1926 года: оставшись без высокого покровителя, сталинский секретарь был вынужден начинать готовится «к отступлению». Отсюда - и заявленный в бажановских мемуарах внезапный переход «в антикоммунизм», и неожиданно пришедшее болезненное неприятие «сталинских методов».
Но с кем и как безопасно оговорить свой «уход на Запад»? Ведь резиденты финансового закулисья не дожидаются «связи» со своими агентами под крышей какого-нибудь посольства или торгпредства, нити в этой сфере куда более тонкие, нежели в разведках политических или военных. Эти тончайшие нити требуется вдумчиво искать, для чего нужно время, которого не может быть при сверхнапряжённой работе в Кремле. Отсюда - и внезапный, труднообъяснимый добровольный переход Бажанова из секретариата Политбюро на значительно более скромную должность в Наркомфин в августе 1926-го, и не менее внезапно вспыхнувший у него роман с Алёной Андреевой (при последующем замужестве - Смородиновой), которым несложно было прикрыть не подлежащие афишированию встречи, поездки или отсутствие по домашнему адресу.
Проницательный Ягода «чутьём чуял», что Бажанов ведёт какую-то постороннюю игру, забрасывал Сталина доносами на «дерзкого выскочку» - однако всей его тайны разгадать так и не смог.
Ещё одна тайна должна быть связана с тем, что думал сам Сталин, соглашаясь на странные карьерные метания своего любимого секретаря и откладывая без рассмотрения поступающие на него из ОГПУ доносы. Не исключено, что Сталин всё отлично знал (ибо до сих пор неизвестно, остановилось ли сердце Дзержинского из-за болезни, или же под действием яда) и не считал необходимым без нужды вмешиваться в работу «закулисных сил». Ведь переиграть их, в отличие от соперников по внутрипартийному ареопагу, он не имел ни малейшей возможности, а вот заручиться их благосклонностью и поддержкой по принципу «с поганой овцы хоть шерсти клок» - можно было вполне. И действительно, начиная с 1926-27 гг в Советскую Россию нарастающим потоком начали поступать товарные кредиты, профинансированные банками США,- бесконечные пароходы станков, машин, целые заводы, возводимые «под ключ» американскими инженерами и рабочими по планам советской индустриализации - и всё задолго до установления с Америкой дипломатических отношений в конце 1933 года! Во многом это были отступные, заплаченные «закулисой» за молчание в процессе присвоения прав на «фонд Второва» и, надо полагать, ещё ряда других аналогичных активов, операции с которыми уже в скором времени принесут банкам США невиданную над миром власть.
Когда в движение приводятся колоссальные мировые силы, человеческие судьбы теряют свою и без того невысокую ценность. Судьба Бориса Бажанова, сталинского секретаря,- яркий этому пример. Возможно, что ему, аккуратно выполнившему задание неведомых покровителей, так и не удалось передать на Запад информацию о своём планируемом побеге, или же она дошла до адресатов неполной и неточной - отсюда столько в Персии было приключений, скитаний и смертельных угроз! И лишь главная угроза - угроза пасть на «пути к свободе» от чекистской пули,- чьей-то заботливой волей, со всей очевидностью явленной из Москвы, была надёжно устранена, а операция по поимке и выдаче беглецов на персидской территории разыгрывалась по законам фарса.
Едва ли мы узнаем, что передумал Бажанов за проведённые на чужбине оставшиеся 54 года своей жизни и кто именно в порядке пожизненной пенсии оплачивал счета за его занятия «наукой и техникой». Но показательно, что подлинным человеческим общением он предпочитал наслаждаться преимущественно в обществе стареющих в изгнании белогвардейских офицеров, утративших власть, деньги, растерявших, пожалуй, всё - кроме эфемерной и едва ли востребованной в новый век неудобной и старомодной чести…
Правда, похоронили раба Божьего Бориса не вместе с нищими офицерами на пригородном русском кладбище в Сент-Женевьев-де-Буа, а на роскошном и пафосном парижском Пер-Лашез, в одной земле с европейскими знаменитостями и сильными этого мира. Что, наверное, достаточно убедительно подтверждает версию, вынесенную в заголовок настоящей статьи.