Гости заднего двора (Часть 5)
Часть 4
Я знала, что этот зверёк живёт в нашем районе. Сначала мне рассказали соседи о том, что видели его (или её), а как-то вечером я и сама его учуяла.
Запах скунса мне был знаком давно -- ещё со времён жизни в Миссури, в 1994-95 годах. "Аромат" этот весьма специфический: если он вам знаком, то его сложно с чем-то спутать. На расстоянии скунс (точнее, плоды его оборонительной системы) пахнет совсем не так плохо: неприятно, но ничего невообразимо вонючего в нём не ощущается. Но запах скунса на расстоянии и, так сказать, в непосредственной близости (то есть когда он обрызгал вас или вашего питомца) -- это, как говорят в Одессе, "две большие разницы."
Как-то вечером, когда было довольно жарко и в доме работал кондиционер, я почувствовала слабый знакомый запах -- сначала на втором этаже, а затем и на первом. Сперва я не могла вспомнить, что это за аромат и откуда я его знаю, а потом вышла на улицу -- и меня сразу же осенило: скунс! Судя по слабой концентрации запаха (а разносится он далеко), зверёк, недавно применивший своё подхвостное орудие, явно находился не в наших палестинах. С тех пор запах скунса я чувствовала ещё раз или два, но самого зверька не видела.
И вот наконец-то довелось познакомиться с ним лицом к морде, так сказать.
За день до этого и я, и Патрикей почувствовали характерный запах. "О, скунс!" -- сообщила я, на что Патрикей немедленно возразил: "Это горит что-то! Запах горелой резины какой-то..." (кстати, запах скунса иногда описывают, как комбинацию вони горелой резины, тухлых яиц и чеснока) -- "Нет, Патрик, ничего не горит -- это скунс!" Но супруг всё равно остался при своём мнении: чаще всего он считает, что разбирается в предмете спора лучше меня, чем бы этот предмет ни был -- за исключением, как Патрикей говорит, "культуры" -- его познания в живописи, литературе, теологии и музыке в подавляющем большинстве случаев находятся на уровне "фамилию слышал."
В многочисленных моментах американской жизни Патрикей тоже считает себя экспертом -- несмотря на то, что, хоть он и бывал в командировках в разных регионах США, жил он (до нашего переезда в Новую Англию этом году) только в городе Нью-Йорке. Мне сразу вспоминается, как много лет подряд Патрикей обожал путешествовать по городам, которые я именую "Мухосрансками" -- в которых нет никаких туриститческих достопримечательностей и "вымершая" главная улица (такой одноэтажный эквивалент советских "спальных районов"). Помню, как-то осенью супруг потащил меня на выходные в нью-йоркский городок Пьюкипси. "Патрик, что мы там будем делать? Там же ничего нет! А если что-то и есть, то нужно сначала узнать, какой у них график работы -- они на выходных могут быть закрыты..." -- "Не может быть, чтобы в Пьюкипси ничего не было! Там же население четверть миллиона человек!" -- тоном, не допускающем возражений, провозгласил Патрикей. Это такой очень европейский аргумент: из моего личного опыта, в каждой самой маленькой завалящей немецкой или швейцарской деревушке непременно имеется какая-нибудь потрясающая достопримечательность, вроде внушительного замка, очень старой церкви или, на худой конец, древнеримских руин, на которые, кажется, никто не обращает никакого внимания. Если бы та же самая достопримечательность находилась бы где-нибудь в США, то вокруг плотной стеной стояли бы благоговеющие японские туристы с фотоаппаратами, невдалеке виднелся бы сувенирный магазин с широким ассортиментом всякого китча под названием "У руин" и ужасно дорогое заведение общепита с непропорционально помпезным названием вроде "Колизей" или "У Нерона."
Представить, что в городе с населением в четверть миллиона "ничего интересного нет," для европейца совершенно невозможно.
Я хмыкнула и без дальнейших возражений поехала с Патрикеем в Пьюкипси -- очень интересно было посмотреть его реакцию на то, что он увидит. Я не была разочарована: супруга глубоко потрясло отсутствие главной улицы (то есть она была, но полностью вымершая: все заведения на ней давно закрылись) и то, что он с большим трудом нашёл банкомат (для этого пришлось пройти немалое расстояние до ближайшей гостиницы). К счастью, в Пьюкипси как раз в эти выходные проходила кошачья выставка, и мы там провели всю субботу и вернулись в воскресенье в Нью-Йорк, волоча с собой внушительных размеров кошачью кровать для Таможни. Самым примечательным моментом в этой поездке была дорога: мы ехали на электричке прямо над Гудзоном, а долина Гудзона осенью оглушительно хороша.
Много лет с тех пор Патрикей путешествовал по различным американским Мухосранскам -- уже в гордом одиночестве или в сопровождении своей мамы, которая с любимым сыном рада совершить экскурсию даже в пекло -- надеясь отыскать некую неизвестную туристам потрясающую достопримечательность. Пункты назначения им выбирались "методом научного тыка" -- что-то вроде "интересное название" (как с Пьюкипси). Насколько мне известно, никаких доселе неизвестных пирамид Хеопса Патрикей не открыл, и со временем его влечение к Мухосранскам заметно поослабло.
Поскольку в городе Нью-Йорке скунса встретить сложно (за исключением их двуногой разновидности), хотя не поручусь, что невозможно, супруг с их запахом не знаком. Почему при этом он берётся со мной спорить о происхождении того, что в данный момент ощущают наши носы -- мне неизвестно. При этом я могу сообщить Патрикею, что оперу "Риголетто" написал Мане, и он не усомнится в этом ни на секунду: фамилия-то знакомая!
На следующий день засёк нового посетителя именно Патрикей. Я удивляюсь, как он умудрился разглядеть пушистого чёрного гостя в темноте: то ли белые полоски помогли, то ли какой-то инстинкт большого любителя маленьких мохнатых млекопитающих, которым супруг, без сомнения, является.
Зверёк был маленьким, лёгеньким, стеснительным и с очень длинной, но не очень густой на вид шерстью, которая приятно блестела в свете ламп, которые мы включили. Я думаю, что это была скунсиха самка (скорее всего именно она) или скунсёныш детёныш (точнее, что-то вроде подростка). Новая гостья вела себя очень неагрессивно (именно поэтому мне кажется, что это самка -- подозреваю, что и у скунсов вряд ли бывают неагрессивные подростки), и с озабоченным видом прочёсывала газон, изредка останавливаясь и что-то выкапывая (наверное, червей). Скунсы всеядны: они едят насекомых и личинок, червей, небольших грызунов, ящериц, жаб, змей, птиц, кротов, яйца, ягоды, корешки, листя, траву, грибы и орехи.
И кошачью еду они тоже едят.
Правда, наша гостья предпочитает сбалансированный рацион: она не "зацикливается" на кошачьей еде (как некоторые), а, немного её поев, отправляется выискивать червей, личинок и насекомых в траве (за что ей большое персональное от меня спасибо).
Визит скунса никаким запахом не сопровождался. Под хвостом скунса находятся анальные железы, которые позволяют опрыскивать обидчика вонючей жидкостью с большой аккуратностью, даже если цель находится на расстоянии 5 метров, но зверёк не любит пользоваться своим мощным оружием. Учёные объясняют, что у него достаточно химиката для пяти или шести атак, а для "перезарядки" требуется дней десять. Мне кажется, дело ещё и в том, что обоняние у скунса очень хорошее, и вряд ли ему самому нравится собственный "оборонительный" запах. Сомневаюсь, что даже если оно своё... ну, то, что из-под хвоста -- то оно скунсу не пахнет.
Поэтому даже если вам доведётся столкнуться со скунсом, не беспокойтесь: до того, как пустить в ход своё самое мощное оружие, он будет шипеть, топать и высоко поднимать хвост (это угроза такая).
Что интересно, скунсы других скунсов не обрызгивают. Если у них возникают какие-то конфликты -- они их выясняют с помощью зубов и когтей.
Таможня с интересом наблюдает за новой пушистой гостьей
Я знала, что этот зверёк живёт в нашем районе. Сначала мне рассказали соседи о том, что видели его (или её), а как-то вечером я и сама его учуяла.
Запах скунса мне был знаком давно -- ещё со времён жизни в Миссури, в 1994-95 годах. "Аромат" этот весьма специфический: если он вам знаком, то его сложно с чем-то спутать. На расстоянии скунс (точнее, плоды его оборонительной системы) пахнет совсем не так плохо: неприятно, но ничего невообразимо вонючего в нём не ощущается. Но запах скунса на расстоянии и, так сказать, в непосредственной близости (то есть когда он обрызгал вас или вашего питомца) -- это, как говорят в Одессе, "две большие разницы."
Как-то вечером, когда было довольно жарко и в доме работал кондиционер, я почувствовала слабый знакомый запах -- сначала на втором этаже, а затем и на первом. Сперва я не могла вспомнить, что это за аромат и откуда я его знаю, а потом вышла на улицу -- и меня сразу же осенило: скунс! Судя по слабой концентрации запаха (а разносится он далеко), зверёк, недавно применивший своё подхвостное орудие, явно находился не в наших палестинах. С тех пор запах скунса я чувствовала ещё раз или два, но самого зверька не видела.
И вот наконец-то довелось познакомиться с ним лицом к морде, так сказать.
За день до этого и я, и Патрикей почувствовали характерный запах. "О, скунс!" -- сообщила я, на что Патрикей немедленно возразил: "Это горит что-то! Запах горелой резины какой-то..." (кстати, запах скунса иногда описывают, как комбинацию вони горелой резины, тухлых яиц и чеснока) -- "Нет, Патрик, ничего не горит -- это скунс!" Но супруг всё равно остался при своём мнении: чаще всего он считает, что разбирается в предмете спора лучше меня, чем бы этот предмет ни был -- за исключением, как Патрикей говорит, "культуры" -- его познания в живописи, литературе, теологии и музыке в подавляющем большинстве случаев находятся на уровне "фамилию слышал."
В многочисленных моментах американской жизни Патрикей тоже считает себя экспертом -- несмотря на то, что, хоть он и бывал в командировках в разных регионах США, жил он (до нашего переезда в Новую Англию этом году) только в городе Нью-Йорке. Мне сразу вспоминается, как много лет подряд Патрикей обожал путешествовать по городам, которые я именую "Мухосрансками" -- в которых нет никаких туриститческих достопримечательностей и "вымершая" главная улица (такой одноэтажный эквивалент советских "спальных районов"). Помню, как-то осенью супруг потащил меня на выходные в нью-йоркский городок Пьюкипси. "Патрик, что мы там будем делать? Там же ничего нет! А если что-то и есть, то нужно сначала узнать, какой у них график работы -- они на выходных могут быть закрыты..." -- "Не может быть, чтобы в Пьюкипси ничего не было! Там же население четверть миллиона человек!" -- тоном, не допускающем возражений, провозгласил Патрикей. Это такой очень европейский аргумент: из моего личного опыта, в каждой самой маленькой завалящей немецкой или швейцарской деревушке непременно имеется какая-нибудь потрясающая достопримечательность, вроде внушительного замка, очень старой церкви или, на худой конец, древнеримских руин, на которые, кажется, никто не обращает никакого внимания. Если бы та же самая достопримечательность находилась бы где-нибудь в США, то вокруг плотной стеной стояли бы благоговеющие японские туристы с фотоаппаратами, невдалеке виднелся бы сувенирный магазин с широким ассортиментом всякого китча под названием "У руин" и ужасно дорогое заведение общепита с непропорционально помпезным названием вроде "Колизей" или "У Нерона."
Представить, что в городе с населением в четверть миллиона "ничего интересного нет," для европейца совершенно невозможно.
Я хмыкнула и без дальнейших возражений поехала с Патрикеем в Пьюкипси -- очень интересно было посмотреть его реакцию на то, что он увидит. Я не была разочарована: супруга глубоко потрясло отсутствие главной улицы (то есть она была, но полностью вымершая: все заведения на ней давно закрылись) и то, что он с большим трудом нашёл банкомат (для этого пришлось пройти немалое расстояние до ближайшей гостиницы). К счастью, в Пьюкипси как раз в эти выходные проходила кошачья выставка, и мы там провели всю субботу и вернулись в воскресенье в Нью-Йорк, волоча с собой внушительных размеров кошачью кровать для Таможни. Самым примечательным моментом в этой поездке была дорога: мы ехали на электричке прямо над Гудзоном, а долина Гудзона осенью оглушительно хороша.
Много лет с тех пор Патрикей путешествовал по различным американским Мухосранскам -- уже в гордом одиночестве или в сопровождении своей мамы, которая с любимым сыном рада совершить экскурсию даже в пекло -- надеясь отыскать некую неизвестную туристам потрясающую достопримечательность. Пункты назначения им выбирались "методом научного тыка" -- что-то вроде "интересное название" (как с Пьюкипси). Насколько мне известно, никаких доселе неизвестных пирамид Хеопса Патрикей не открыл, и со временем его влечение к Мухосранскам заметно поослабло.
Поскольку в городе Нью-Йорке скунса встретить сложно (за исключением их двуногой разновидности), хотя не поручусь, что невозможно, супруг с их запахом не знаком. Почему при этом он берётся со мной спорить о происхождении того, что в данный момент ощущают наши носы -- мне неизвестно. При этом я могу сообщить Патрикею, что оперу "Риголетто" написал Мане, и он не усомнится в этом ни на секунду: фамилия-то знакомая!
На следующий день засёк нового посетителя именно Патрикей. Я удивляюсь, как он умудрился разглядеть пушистого чёрного гостя в темноте: то ли белые полоски помогли, то ли какой-то инстинкт большого любителя маленьких мохнатых млекопитающих, которым супруг, без сомнения, является.
Зверёк был маленьким, лёгеньким, стеснительным и с очень длинной, но не очень густой на вид шерстью, которая приятно блестела в свете ламп, которые мы включили. Я думаю, что это была скунсиха самка (скорее всего именно она) или скунсёныш детёныш (точнее, что-то вроде подростка). Новая гостья вела себя очень неагрессивно (именно поэтому мне кажется, что это самка -- подозреваю, что и у скунсов вряд ли бывают неагрессивные подростки), и с озабоченным видом прочёсывала газон, изредка останавливаясь и что-то выкапывая (наверное, червей). Скунсы всеядны: они едят насекомых и личинок, червей, небольших грызунов, ящериц, жаб, змей, птиц, кротов, яйца, ягоды, корешки, листя, траву, грибы и орехи.
И кошачью еду они тоже едят.
Правда, наша гостья предпочитает сбалансированный рацион: она не "зацикливается" на кошачьей еде (как некоторые), а, немного её поев, отправляется выискивать червей, личинок и насекомых в траве (за что ей большое персональное от меня спасибо).
Визит скунса никаким запахом не сопровождался. Под хвостом скунса находятся анальные железы, которые позволяют опрыскивать обидчика вонючей жидкостью с большой аккуратностью, даже если цель находится на расстоянии 5 метров, но зверёк не любит пользоваться своим мощным оружием. Учёные объясняют, что у него достаточно химиката для пяти или шести атак, а для "перезарядки" требуется дней десять. Мне кажется, дело ещё и в том, что обоняние у скунса очень хорошее, и вряд ли ему самому нравится собственный "оборонительный" запах. Сомневаюсь, что даже если оно своё... ну, то, что из-под хвоста -- то оно скунсу не пахнет.
Поэтому даже если вам доведётся столкнуться со скунсом, не беспокойтесь: до того, как пустить в ход своё самое мощное оружие, он будет шипеть, топать и высоко поднимать хвост (это угроза такая).
Что интересно, скунсы других скунсов не обрызгивают. Если у них возникают какие-то конфликты -- они их выясняют с помощью зубов и когтей.
Таможня с интересом наблюдает за новой пушистой гостьей