(no subject)
Удивительный был вечер вчера.
Я провела его среди милиционеров, что со мной редко.
Дальше катастрофически многа букав.
Можно не читать.
Началось всё с того, что в бесплатном автобусе некий гражданин прислонялся к девочке лет тринадцати с похотливой целью. Девочка делала робкий шаг в сторону, но он неумолимо придвигался. В автобусе тесноты не наблюдалось: все косились, но помалкивали. Пришлось сделать голос, как у завуча средней школы, и сказать: "Мущинаэ! Немедленно отойдите от рэбёнкаэ!".
Он замер, и даже глаза закрыл. "Мелкотравчатый задрот", одно слово.
Люди стали стыдливо на него поглядывать и хихикать.
И так было грустно, дорогие друзья, что ни одного осуждателя оргии в Тимирязевском музее не было во всём автобусе. Некому было настучать его по кепке маниака, чтобы забыл, как дверь в автобус открывается и боялся к детям подходить.
У Речного вокзала все вышли и к метро пошли.
Маниак топал впереди меня, торопился.
А в вестибюле милиционеры оказались - весёлые толстые мужики.
И я пустилась на эксперимент: "Извините, - говорю, - господа, могу ли я у вас проконсультироваться?"
"Каэшшна!, - говорят - добропожаловаться, штотакое?"
Я говорю: вот, в автобусе вон тот дядя вот так-то поступал с ребёнком. Что я могу поделать?
Они говорят: "Заявление будете писать?" "Буду", - говорю.
Они маниака пригласили, и пошли мы все в комнату милицейскую.
Маниак очи тупил - не смотрел на меня. Я же наоборот его внимательно изучила.
Он был блёкл, бумажно бледен, одет в серое, чОрная кепка натянута плотно - до ушей. Лицо невротически подёргивается. Неприятный мущщина.
Милиционер, которого коллеги звали Александром, сказал мне конфиденциально, что ни к какой ответственности дядю не привлечь, потому как один свидетель - это мало. Но напугать нужно. Потому как пусть боится хотя бы. Я говорю - ну и внесите его куда-нибудь, чтобы иметь его в виду, когда дети исчезают. Ну да, и это тоже, говорит.
В комнатке милиции, где обезъянник, отстающие на 20 минут часы, поломанные стулья и связка мятых мегафонов на стене, я накатала "объяснительную" - всё в подробностях изложила. Маниак оказался Алексеем Юрьевичем Белоусовым 1962 года рождения, программистом, приехавшим из Перми. Документов у него не было, и вообще ничего не было - даже маломальского пакетика - даром, что ездил, как он утверждает, в Ашан.
В комнату неожиданно зашёл гражданин и сказал: "Ребята, там националисты в парке - штук тридцать. Сейчас поубивают кого-нибудь" - и вышел. Милиционер, которого звали Борисыч тут же стал звонить и насылать в парк "стажёров с Сокола".
Я спросила, много ли нынче националистов. Он зажмурившись, покрутил головой - дикое, говорит, количество. Повяжешь их - одни малолетки. Безмозглые абсолютно, говорит. "Всё потому что пионерии не стало - дикость. Море отморозков, и стабильно прибывает. Такая типа стабильность.
При слове "пионерия" маниак Белоусов оживился и процитировал Ленина. Но Александр так в него всмотрелся, что он обратно потупился и замер.
"Да, все малолетки почти, - подтвердил Александр, - и когда фамилии их выясняешь - кого только нет. Татар половина. А всё туда же - за чистоту нации. Артисты".
В комнатушку зашли ещё два милиционера. Один - добродушно-мешковатый, другой - весь такой отточеный, как артист, исполняющий роль фашиста. Очень оба колоритные. Почитали моё заявление и рапорт Александра. Пошли, говорят, в машину, если свидетельсогласен в отделение ехать. Я поехала - чисто из любопытства уже.
В микроавтобусе метался маленький пацан. Мы с маниаком сели на заднее сиденье. "А вас за что?" - изумился мальчик. Женщина вот говорит, что я к девочкам приставал - грустно сообщил маниак. Да, говорю, говорю. "А, это фигня, - констатировал мальчик. - Меня вон избили - ногами и вообще. Мы их сейчас искать будем. Я запомнил одного, который пинал меня, когда я на земле лежал". "Малой, ты не болтай, а в окно смотри, - сказал водитель. - Эти?" "Нее, не эти", - пацан повис животом на спинке переднего сиденья.
Короче, с полчаса мы катались по парку, пока мальчик не опознал чувака. Их было пятеро, вернее, но остальных пацан не помнил. Они набились в микроавтобус, и мы приехали в ментовку.
Там за стеклянной стенкой, как в аквариуме жили своей жизнью люди в форме. Очень разные. Один походил на гопника, второй на менеджера среднего звена. Потом к ним спустился такой совсем профессорского вида интеллигент - тоже в форме, а за ним отвязный тип лет тридцати в свитере и джинсах, но с кобурой на заду. И мы с ним и с маниаком вскарабкались на четвёртый приблизительно этаж.
Маниак остался в коридоре, а мы с типом зашли в кабинет его на две персоны, с продавленным диваном. И он тут же попытался на меня наехать, что характерно. Задействовал весь нехитрый арсенал от "вы, я вижу, частный детектив" до "я вас где-то видел - лицо знакомое". Где, говорит, эти дети, которые пострадали? Я даже обиделась. Отличная, говорю, реакция на гражданскую активность. Я тут три часа угрохала, потому как если дети пропадают, вы их находите с большим трудом и мёртвых. А эти живые пока - домой пошли, я думаю. К ним этот задрот приставал, и что, я должна была повести себя так, как вы бы себя повели? Я не милиционер. И сдавать вам этого хрена не собиралась - просто у коллег ваших выяснить хотела, какие есть способы детей защитить. У меня, например, у самой есть дети, а у вас?
Он немедленно обмяк, и говорит: ну нет же пострадавших - как мне его привлекать-то?
Я говорю - ну не привлекайте - на судимости его проверьте по базе своей, внесите в список тех, на кого жалобы были, поговорите с ним, чтоб понял, что больше не нужно ему в бесплатном автобусе развлекаться с детьми. Не мне же вас учить. Да говорит, не вам меня учить. Пробил программиста Белоусова по базе - глухо.
Тут его коллега пришёл. Он с пацаном побитым разбирался. Заявление, говорит, писать некому за него: отец у него инвалид на костылях, и бабка - лежачая. А мамаша их кинула. Такая, говорит, фигня.
И остался дознаватель маниака плющить, а я домой пошла.
Хочу сказать, что милицьонэры произвели на меня впечатление в целом позитивное.
Я провела его среди милиционеров, что со мной редко.
Дальше катастрофически многа букав.
Можно не читать.
Началось всё с того, что в бесплатном автобусе некий гражданин прислонялся к девочке лет тринадцати с похотливой целью. Девочка делала робкий шаг в сторону, но он неумолимо придвигался. В автобусе тесноты не наблюдалось: все косились, но помалкивали. Пришлось сделать голос, как у завуча средней школы, и сказать: "Мущинаэ! Немедленно отойдите от рэбёнкаэ!".
Он замер, и даже глаза закрыл. "Мелкотравчатый задрот", одно слово.
Люди стали стыдливо на него поглядывать и хихикать.
И так было грустно, дорогие друзья, что ни одного осуждателя оргии в Тимирязевском музее не было во всём автобусе. Некому было настучать его по кепке маниака, чтобы забыл, как дверь в автобус открывается и боялся к детям подходить.
У Речного вокзала все вышли и к метро пошли.
Маниак топал впереди меня, торопился.
А в вестибюле милиционеры оказались - весёлые толстые мужики.
И я пустилась на эксперимент: "Извините, - говорю, - господа, могу ли я у вас проконсультироваться?"
"Каэшшна!, - говорят - добропожаловаться, штотакое?"
Я говорю: вот, в автобусе вон тот дядя вот так-то поступал с ребёнком. Что я могу поделать?
Они говорят: "Заявление будете писать?" "Буду", - говорю.
Они маниака пригласили, и пошли мы все в комнату милицейскую.
Маниак очи тупил - не смотрел на меня. Я же наоборот его внимательно изучила.
Он был блёкл, бумажно бледен, одет в серое, чОрная кепка натянута плотно - до ушей. Лицо невротически подёргивается. Неприятный мущщина.
Милиционер, которого коллеги звали Александром, сказал мне конфиденциально, что ни к какой ответственности дядю не привлечь, потому как один свидетель - это мало. Но напугать нужно. Потому как пусть боится хотя бы. Я говорю - ну и внесите его куда-нибудь, чтобы иметь его в виду, когда дети исчезают. Ну да, и это тоже, говорит.
В комнатке милиции, где обезъянник, отстающие на 20 минут часы, поломанные стулья и связка мятых мегафонов на стене, я накатала "объяснительную" - всё в подробностях изложила. Маниак оказался Алексеем Юрьевичем Белоусовым 1962 года рождения, программистом, приехавшим из Перми. Документов у него не было, и вообще ничего не было - даже маломальского пакетика - даром, что ездил, как он утверждает, в Ашан.
В комнату неожиданно зашёл гражданин и сказал: "Ребята, там националисты в парке - штук тридцать. Сейчас поубивают кого-нибудь" - и вышел. Милиционер, которого звали Борисыч тут же стал звонить и насылать в парк "стажёров с Сокола".
Я спросила, много ли нынче националистов. Он зажмурившись, покрутил головой - дикое, говорит, количество. Повяжешь их - одни малолетки. Безмозглые абсолютно, говорит. "Всё потому что пионерии не стало - дикость. Море отморозков, и стабильно прибывает. Такая типа стабильность.
При слове "пионерия" маниак Белоусов оживился и процитировал Ленина. Но Александр так в него всмотрелся, что он обратно потупился и замер.
"Да, все малолетки почти, - подтвердил Александр, - и когда фамилии их выясняешь - кого только нет. Татар половина. А всё туда же - за чистоту нации. Артисты".
В комнатушку зашли ещё два милиционера. Один - добродушно-мешковатый, другой - весь такой отточеный, как артист, исполняющий роль фашиста. Очень оба колоритные. Почитали моё заявление и рапорт Александра. Пошли, говорят, в машину, если свидетельсогласен в отделение ехать. Я поехала - чисто из любопытства уже.
В микроавтобусе метался маленький пацан. Мы с маниаком сели на заднее сиденье. "А вас за что?" - изумился мальчик. Женщина вот говорит, что я к девочкам приставал - грустно сообщил маниак. Да, говорю, говорю. "А, это фигня, - констатировал мальчик. - Меня вон избили - ногами и вообще. Мы их сейчас искать будем. Я запомнил одного, который пинал меня, когда я на земле лежал". "Малой, ты не болтай, а в окно смотри, - сказал водитель. - Эти?" "Нее, не эти", - пацан повис животом на спинке переднего сиденья.
Короче, с полчаса мы катались по парку, пока мальчик не опознал чувака. Их было пятеро, вернее, но остальных пацан не помнил. Они набились в микроавтобус, и мы приехали в ментовку.
Там за стеклянной стенкой, как в аквариуме жили своей жизнью люди в форме. Очень разные. Один походил на гопника, второй на менеджера среднего звена. Потом к ним спустился такой совсем профессорского вида интеллигент - тоже в форме, а за ним отвязный тип лет тридцати в свитере и джинсах, но с кобурой на заду. И мы с ним и с маниаком вскарабкались на четвёртый приблизительно этаж.
Маниак остался в коридоре, а мы с типом зашли в кабинет его на две персоны, с продавленным диваном. И он тут же попытался на меня наехать, что характерно. Задействовал весь нехитрый арсенал от "вы, я вижу, частный детектив" до "я вас где-то видел - лицо знакомое". Где, говорит, эти дети, которые пострадали? Я даже обиделась. Отличная, говорю, реакция на гражданскую активность. Я тут три часа угрохала, потому как если дети пропадают, вы их находите с большим трудом и мёртвых. А эти живые пока - домой пошли, я думаю. К ним этот задрот приставал, и что, я должна была повести себя так, как вы бы себя повели? Я не милиционер. И сдавать вам этого хрена не собиралась - просто у коллег ваших выяснить хотела, какие есть способы детей защитить. У меня, например, у самой есть дети, а у вас?
Он немедленно обмяк, и говорит: ну нет же пострадавших - как мне его привлекать-то?
Я говорю - ну не привлекайте - на судимости его проверьте по базе своей, внесите в список тех, на кого жалобы были, поговорите с ним, чтоб понял, что больше не нужно ему в бесплатном автобусе развлекаться с детьми. Не мне же вас учить. Да говорит, не вам меня учить. Пробил программиста Белоусова по базе - глухо.
Тут его коллега пришёл. Он с пацаном побитым разбирался. Заявление, говорит, писать некому за него: отец у него инвалид на костылях, и бабка - лежачая. А мамаша их кинула. Такая, говорит, фигня.
И остался дознаватель маниака плющить, а я домой пошла.
Хочу сказать, что милицьонэры произвели на меня впечатление в целом позитивное.