Припомнился что-то стиш Добролюбова
(того самого, Светильника Разума)
Пируй же, смерть, в моей отчизне,
всё в ней отжившее рази,
и знамя новой, юной жизни
на грудах трупов водрузи!
Надо сказать,
что в полном виде текст говорит вовсе не о терроре и не о том, как "Взойдет и всколосится новь, И по весне - для новой нови Прольем ковши из жирной крови, Чтоб зрела новая любовь. И мы подымем их на вилы, мы в петлях раскачнем тела, чтоб лопнули на шее жилы, чтоб кровь проклятая текла" (Александр Блок; в другом месте мне приходилось упоминать, что этот текст знаменует исключительное невежество в вопросах анатомии и физиологии, а равно и в технике повешения). Это Добролюбов всего-навсего радуется, что помер какой-то чиновник или сановник или аристократ. Сановники, чиновники и аристократы бывают такие, что по случаю их смерти в самый раз выпить, но Добролюбов примечателен а) тем, что ничего об этом сановнике-чиновнике не знает, и радуется просто тому, что одним человеком старого времени (даже не из начальства, а просто старшего поколения) меньше, и тем самым меньше помехи прогрессу, потому как люди старшего поколения, как правило, ретрограды; б) проговорочкой по Фрейду в конце - знамя новой жизни водружается именно на груде трупов, не найдя себе более достойного пьедестала, хотя померший своей смертью одиночный покойник, о котором ровно ничего не известно, кроме того, что он старшего поколения, на этот образ нимало не наводит.
На смерть особы
Печальный вестник смерти новой,
В газетах черный ободок
Не будит горести суровой
В душе исполненной тревог.
В каком-то радостном волненье
Я каждый раз внимаю весть
О том, что в старом поколенья
Еще успела жизнь отцвесть.
Чьей смерти прежде трепетал я.
Тех стариков уж нет давно;
Что в старом мире уважал я,
Давно всё мной схоронено...
Пируй же, смерть, в моей отчизне.
Всё в ней отжившее рази,
И знамя новой, юной жизни
На грудах трупов водрузи!