P.S. к предыдущему. Гроб хрустальный Кузнецова
P.S. к предыдущему. "Гроб Хрустальный", С. Кузнецов.
P.S. про Гроб Хрустальный. 1. Прежде всего, там все очень точно о моем поколении. Людям, которые младше нас всего-то лет на 7-8, часто бывает очень трудно понять, до какой степени они от нас в целом далеки - так далеки, как если бы они были младше на 30 или на 50 лет, потому что они младше на целую страну и уникальную историческую ситуацию, на поворот, который бывает один раз в двести лет, и идет по системе пан или пропал. На смену геологических эпох. Это как немцы 1925 года рождения и немцы 1933 года рождения. Первые еще могли проигрывать и выигрывать свою войну, могли свергать и быть лояльными, много чего могли. Вторым был в готовом виде дан уже совершенно другой мир, и это от них уже ни в какой степени не зависело. Они были младше на 8 лет и на другой мир. Они ничего не проигрывали, потому что игра закончилась, когда они были подростками. Они ничего не могли выиграть, потому что игра была проиграна и кончена еще до того, как они вступили в игру. Это вообще была не их игра. И счеты у них не те, что у нас - либо наши счеты вообще их не касаются, либо они приняли как свои счеты счеты старших, не зная их толком на вкус и на цвет. "Их здесь не стояло". Им хватило своего, но вот _здесь_ их не стояло.
У Алданова в "Астрологе" есть замечательный пассаж о рейхсканцелярии в апреле 1945 года: "За столом в кантине некоторые служащие с жаром говорили, какое было бы счастье умереть за Фюрера. Сановники одобрительно кивали головой. Думали же об этом всерьез лишь очень немногие: эти понимали, что их все равно найдут и не пощадят. Они наскоро вспоминали то, что знали о Валгалле, о Нибелунгах, о последней картине Gоtterdаmmerung , о прыжке Брунгильды в костер Зигфрида. Больше всего, задыхаясь от отчаянья, ненависти, бешенства - была в руках полная победа! - думал об этом самый умный из находившихся в убежище людей,- человек, который был талантливее Гитлера, говорил лучше, чем он, и не стал самым главным вождем преимущественно из-за неподходящей наружности".
Вот в этом я очень хорошо понимаю покойного. "от ненависти... была в руках полная победа!" И все, дело необратимое. Люди ок. 1976-1980 слл. г.р. уже не имеют об этом, как правило, никакого представления, и иметь его как правило, не могут. Мы - немцы 1941-1945 года, которые могли все выиграть и все проиграли по причине своей же собственной тупости и сволочизма. Они - немцы 1960-го, или хоть 2060-го года, за которых все проиграли до них и без них, большинство из них не в состоянии даже толком представить себе, ЧТО могли выиграть и что проиграли, они послевоенные.
У Кузнецова _в точности об этом_ как раз ничего нет. А вот специфика поколения ок. 1965-1970 г.р. там отражена. Не вышеописанный аспект этой специфики, а специфика в целом.
2. У Кузнецова еще очень хорошо получилась одна штука. Герои его никогда не имели и так и не собрались иметь понятия о товариществе, ответственности и пр. в общестайном масштабе и вообще в масштабе, превышающем уровень частных связей с непосредственными приятелями и знакомыми. Они предполагали - они так думали - что оно и ненадобно, и что отлично хватает товарищества и верности в этом масштабе частном, все эти "возьмемся за руки друзья чтоб не пропасть поодиночке", "зайду к Белле в кабинет загляну к Фазилю", от которого в 1980 году в моем социальном слое деваться было некуда, оно звучало не то что из всех магнитофонов, а только что не из холодильников*.
Что из этого вышло в масштабе государства, дело известное. А у Кузнецова из этого вышло следующее: за 15-20 лет его герои совершенно закономерно утратили всякое товарищество и человекоподобие и в отношениях на близком расстоянии. В том числе главный герой. Последний гвоздь в его гроб в этом смысле заколачивается в самом-самом конце, причем хитрый автор сделал все, чтобы читатель по возможности не заметил, что это последний гвоздь в гроб. Чтобы показалось, что это, наоборот, имеет место возрождение и подъем героя к истинному пониманию вещей**.
*Самое смешное, что для автора всего этого и для его сверстников всё это имело хотя бы поначалу реальный человеческий смысл, потому что он-то родился в начале 20-х, со всеми вытекающими. А вот для аудитории его в нашем поколении и в поколении наших родителей или старших братьев это был муляж, пустое самоумиление. Кстати, это у Кузнецова тоже отражено.
**Не вполне исключено, что автор и сам так думает, но от этого ничего не меняется: изобразил он именно то, что изобразил, а оценки и красоты в глазах смотрящего.
P.S. про Гроб Хрустальный. 1. Прежде всего, там все очень точно о моем поколении. Людям, которые младше нас всего-то лет на 7-8, часто бывает очень трудно понять, до какой степени они от нас в целом далеки - так далеки, как если бы они были младше на 30 или на 50 лет, потому что они младше на целую страну и уникальную историческую ситуацию, на поворот, который бывает один раз в двести лет, и идет по системе пан или пропал. На смену геологических эпох. Это как немцы 1925 года рождения и немцы 1933 года рождения. Первые еще могли проигрывать и выигрывать свою войну, могли свергать и быть лояльными, много чего могли. Вторым был в готовом виде дан уже совершенно другой мир, и это от них уже ни в какой степени не зависело. Они были младше на 8 лет и на другой мир. Они ничего не проигрывали, потому что игра закончилась, когда они были подростками. Они ничего не могли выиграть, потому что игра была проиграна и кончена еще до того, как они вступили в игру. Это вообще была не их игра. И счеты у них не те, что у нас - либо наши счеты вообще их не касаются, либо они приняли как свои счеты счеты старших, не зная их толком на вкус и на цвет. "Их здесь не стояло". Им хватило своего, но вот _здесь_ их не стояло.
У Алданова в "Астрологе" есть замечательный пассаж о рейхсканцелярии в апреле 1945 года: "За столом в кантине некоторые служащие с жаром говорили, какое было бы счастье умереть за Фюрера. Сановники одобрительно кивали головой. Думали же об этом всерьез лишь очень немногие: эти понимали, что их все равно найдут и не пощадят. Они наскоро вспоминали то, что знали о Валгалле, о Нибелунгах, о последней картине Gоtterdаmmerung , о прыжке Брунгильды в костер Зигфрида. Больше всего, задыхаясь от отчаянья, ненависти, бешенства - была в руках полная победа! - думал об этом самый умный из находившихся в убежище людей,- человек, который был талантливее Гитлера, говорил лучше, чем он, и не стал самым главным вождем преимущественно из-за неподходящей наружности".
Вот в этом я очень хорошо понимаю покойного. "от ненависти... была в руках полная победа!" И все, дело необратимое. Люди ок. 1976-1980 слл. г.р. уже не имеют об этом, как правило, никакого представления, и иметь его как правило, не могут. Мы - немцы 1941-1945 года, которые могли все выиграть и все проиграли по причине своей же собственной тупости и сволочизма. Они - немцы 1960-го, или хоть 2060-го года, за которых все проиграли до них и без них, большинство из них не в состоянии даже толком представить себе, ЧТО могли выиграть и что проиграли, они послевоенные.
У Кузнецова _в точности об этом_ как раз ничего нет. А вот специфика поколения ок. 1965-1970 г.р. там отражена. Не вышеописанный аспект этой специфики, а специфика в целом.
2. У Кузнецова еще очень хорошо получилась одна штука. Герои его никогда не имели и так и не собрались иметь понятия о товариществе, ответственности и пр. в общестайном масштабе и вообще в масштабе, превышающем уровень частных связей с непосредственными приятелями и знакомыми. Они предполагали - они так думали - что оно и ненадобно, и что отлично хватает товарищества и верности в этом масштабе частном, все эти "возьмемся за руки друзья чтоб не пропасть поодиночке", "зайду к Белле в кабинет загляну к Фазилю", от которого в 1980 году в моем социальном слое деваться было некуда, оно звучало не то что из всех магнитофонов, а только что не из холодильников*.
Что из этого вышло в масштабе государства, дело известное. А у Кузнецова из этого вышло следующее: за 15-20 лет его герои совершенно закономерно утратили всякое товарищество и человекоподобие и в отношениях на близком расстоянии. В том числе главный герой. Последний гвоздь в его гроб в этом смысле заколачивается в самом-самом конце, причем хитрый автор сделал все, чтобы читатель по возможности не заметил, что это последний гвоздь в гроб. Чтобы показалось, что это, наоборот, имеет место возрождение и подъем героя к истинному пониманию вещей**.
*Самое смешное, что для автора всего этого и для его сверстников всё это имело хотя бы поначалу реальный человеческий смысл, потому что он-то родился в начале 20-х, со всеми вытекающими. А вот для аудитории его в нашем поколении и в поколении наших родителей или старших братьев это был муляж, пустое самоумиление. Кстати, это у Кузнецова тоже отражено.
**Не вполне исключено, что автор и сам так думает, но от этого ничего не меняется: изобразил он именно то, что изобразил, а оценки и красоты в глазах смотрящего.