Грибоедов и государи
Грибоедов и государи
I. ...И Петр I
...Хотя и сильно не любил Грибоедов Петра за его деспотизм, но чувство одиночества среди толпы дураков было у них общее.... (Лифшиц, Очерки русской культуры: из неизданного, 1995: 124). - Вот только у Петра оно было еще и ложное.
Сохранились отрывочные заметки Грибоедова об истории Петра Великого, вызванные чтением "Деяний" Голикова; их относят к 1822 году. В это время с разных сторон возникало критическое, отрицательное отношение к Петровской реформе. Впервые началось оно еще в восемнадцатом веке; но эти старые нападки на Петра, как, например, в изданных теперь сочинениях кн. Щербатова, едва ли были известны Грибоедову, как, вероятно, не была известна выписка о древней и новой России Карамзина. Критическое отношение к Петру в двадцатых годах у Грибоедова, как позднее у Пушкина, возникало независимо и исходило из других оснований... В заметках его из "Деяний" Голикова собираются в особенности факты сурового уничтожения старых обычаев, самоуправства, ненужной и несправедливой жестокости. В путевых заметках по Кавказу ему, неизвестно почему, вспоминается опять Петр: "чтобы русских к чтению приохотить, Петр велел перевести Пуфендорфа, который русских не на живот, а на смерть бранит". Грибоедова видимо возмущало именно ненужное нарушение народного обычая, допущение этой брани и осмеяний русского народа; дозволение в русской книге слов Пуфендорфа и т. п. казалось оскорблением национального достоинства, как таковым же казался "дух слепого рабского подражания", начинателем которого казался, по-видимому, Петр. Что это осуждение Петровской реформы не было похоже ни на Карамзинское, ни на славянофильское отрицание, в этом нет сомнения. Грибоедов не желал ни того приниженного состояния народа, которое лежало на дне Карамзинских мечтаний, ни сомнительного возвращения "назад домой", когда наше отечество "было более предано восточным обычаям". Далее увидим, как высоко ценил Грибоедов необходимость просвещения, серьезно воспринятого, источник которого был возможен только один -- общение с образованием европейским (Пыпин, А.С. Грибоедов, 1919)
Источники, собственно, такие:
1. Грибоедов, заметки о Петре I (ок. 1820 плюс-минус 1-2 года)
Стр. 19 [Голикова]. Калмык, возвратившийся с господином из чужих краев, был пожалован в офицеры, а господин его в матросы Петром I. Калмык дошел потом до контр-адмиральского чина.
27. Тайная канцелярия.
28. Слуги доносят на господ своих, на тех, напр[имер], которые, запершись в комнате, пишут.
29. Безмерные подати.
33-34. Введение рабства чрез подушную подать, чрез запрещение переходить крестьянам.
36. Квитки.
37. Забрание в казенное ведомство рыбьего клея, икры, соболей, ревеню, поташу, смольгучу и табаку,
Соболи покупались в Сибирском приказе.
38. Введение табаку.
56. Преобращение Думы в Сенат. Отмена формулы: "Государь указал, бояре приговорили".
57. Военный суд, несведующие судьи.
64. Заточение жены в Суздальский монастырь, убиение сына.
87. Из письма Петра: б_о_л_ь_ш_ие б_о_р_о_д_ы н_ы_н_е н_е в а_в_а_н_т_а_ж_е о_б_р_е_т_а_ю_т_с_я.
(...)
90--98. Алексей укрывается под австрийское покровительство. Петр, письмом из Амстердама, через Толстого и Румянцева, обещает ему прощение. Алексей возвращается. Петр будто бы ему прощает, с тем, однако, чтобы: 1) объявил свои умыслы и преступления, без того нет ему прощения; 2) отрешает его от наследования престола (обезнаследил его).
102. Заставляют царевича Алексея признаться, что он на духовенстве опирался в мятежных своих замыслах, И это объявляется всенародно.
Около сего времени регламенты коллегиям, учреждение генерал- и обер-прокуроров. Во время следствия царевичева дела казнь ростовского архиерея Досифея.
111. Обличают обвиненного царевича Алексея в том, что он духовному отцу на исповеди говорил.
105--115. Судьи произнесли: в_и_н_о_в_е_н, х_о_ч_е_ш_ь г_у_б_и, х_о_ч_е_ш_ь щ_а_д_и, с_е_р_д_ц_е ц_а_р_е_в_о в р_у_ц_е б_о_ж_и_е_й.
Ad memorandum. Co врем[енем] исследовать.
117. Смерть царевича будто бы от у_д_а_р_а, при выслушании приговора.- Может быть, правда.
(...)
212. Бегство Петра в 1689 году в Троицкий монастырь от горсти (600) стрельцов Щегловитого, между тем как он находился посреди потешной своей гвардии, либо несказанная трусость, либо недоверчивость к его окружающим. Он знал от двух, к нему перебежавших, число мятежников.
216. София едет в монастырь оправдаться, имея в руках икону спасителеву.
Спальник Бутурлин с ответом, что будет с нею поступлено нечестно.
Никак незаметно, чтобы Софиино властолюбие много вредило Петру и так было опасно, как нам внушить стараются. У нее была тоже своя партия у Нарышкиных; последняя восторжествовала, - ей в пользу, пишут. Мешала ли София избранию войска в Преображенском и Семеновском? (300 с Соколиного двора, 15 барабанщиков Бутырского полка). Не могла же она почитать это шуткою, как силятся нас уверить писатели, придающие ей свою глупость. -- Явная немилость Петра к любимцу Софии Голицыну, так что она принуждена была за него ходатайствовать. -- Наконец, гнев Софии на Петра, а Петров -- во время крестного хода, что и приблизило разрыв; все это свидетельствует превосходство силы, власти Петровой, а не Софииной.
* * *
Ibid., стр. 238. Говоря о стрельцах: "такое войско, в коем презрительно было быть полковником, заслуживало, чтобы государь Петр В[еликий] оное уничтожил".
Ничуть не заслуживало, если хотел он иметь регулярное войско. Наше отечество в конце XVII столетия было более предано восточным обычаям, а я по опыту знаю -- как в азиатских государствах презирают войско постоянное, содержимое, нераспускное. Сарбазы в Персии -- новоустроенный регулярный корпус и в укору ему нечего заметить. Я, думавши сделать приветствие молодому Ахмет-Хану, сыну табризского беглербега, сказал ему, что он, конечно, носит свою службу сергенгом, полковником, в сарбазах. Он обиделся и отвечал мне: "я хан и сын хана". Так думает всякий писец при дворе персидском. Всегда предпочтет на войну вести с собою беспорядочное скопище людей, ему преданных, и, по окончании кампании или войны, быть с ними отпущенным во-свояси, либо продолжать придворную, службу. Вероятно и Петровы регулярные полки не менее сарбазов были ненавистны дворянам, детям боярским и проч., но кнут...
* * *
Чтобы русских к чтению приохотить, Петр велел перевести Пуффендорфа, который русских не на живот, а на смерть бранит.
* * *
Петр ввел чужие новизны. Царевич Алексей мог любить отечество, и пользу народа, и славу [народа], - и потому пустых немецких нововведений мог не желать.
2. Наиболее резкие заметки Грибоедова о Петре не напечатаны вообще и утрачены. Смирнов, публиковавший дошедшие, пишет (Русск. Слово, 1859/4, с.11-14):
Перехожу къ замѣткамъ Грибоѣдова о Петрѣ Великомъ, изъ которыхъ иныя, какъ не совсѣмъ удобныя для печати, мною выпущены. Впрочемъ, Петръ и его эпоха для насъ, людей настоящаго царствованія, составляютъ такія Дѣла давно-минувшихъ дней, Преданья старины глубокой, - что, вѣроятно, хоть большинство мнѣній о нихъ можетъ быть высказываемо - не обинуясь.
Слишкомъ важенъ, слишкомъ знаменателенъ тотъ фактъ, что Грибоѣдовъ не былъ энтузіастомъ нашего великаго преобразователя. ..Тутъ рѣчь идетъ не о какомъ-нибудь Репетиловѣ, а о человѣкѣ вполнѣ серьезномъ, вполнѣ европейски-образованнымъ, о человѣкѣ, у котораго мнѣнія составлялись строго и обдуманно, котораго современники называли «однимъ изъ умнѣйшихъ людей
въ Россіи»... Можно-ли оставлять безъ вниманія убѣжденія такого человѣка? А убѣжденія эти высказаны слишкомъ ясно. Вспомнимъ, что Грибоѣдовъ заставляетъ говорить Чацкаго:
«Пускай меня отъявятъ старовѣромъ,
«Но хуже для меня нашъ сѣверъ во-стократъ
«Съ тѣхъ поръ, какъ отдалъ все въ промѣнъ на новый ладъ" [далее в оригинале: и нравы, и язык, и старину святую, и величавую одежду на другую] -
Если-бы и послѣ этого оставалось какое-нибудь сомнѣніе, что этотъ взглядъ на вещи и эти убѣжденія принадлежат не лично Грибоѣдову, а такъ-сказать навязаны имъ Чацкому, какъ лицу, дѣйствующему въ комедіи (...), то одна изъ замѣтокъ Грибоѣдова о Петрѣ должна совершенно разсѣять это сомнѣніе. Вотъ она: «Петръ ввел чужія новизны. Царевичъ Алексѣй могъ любить отечество, и пользу народа, и славу, - и потому пустыхъ нѣмецких нововведеній могъ не желать». ...Нѣкоторыя замѣтки Грибоѣдова о Петрѣ отличаются и ѣдкостію и мѣткостію. Дѣйствителъно, Петръ, какъ человѣкъ, могъ ошибаться въ иныхъ случаяхъ, но, какъ человѣкъ геніальный, онъ былъ совершенно правъ въ идеѣ. Самое мнѣніе Грибоѣдова о немъ составляетъ теперь не болѣе какъ фактъ любопытный и почти-что новый въ суммѣ матеріаловъ для біографіи Грибоѣдова. Опустить этотъ фактъ, какъ одинъ изъ лучей, освѣщающихъ такую замѣчательную, какъ Грибоѣдовъ, личность, было невозможно: напротивъ, на него нужно было указать, и притомъ очень
ясно. Разгадка этого факта къ настоящему изложенію не относится, да и едва-ли когда можетъ выйдти изъ сферы гипотезъ.
3. Рассказ Н.В. Путяты (опубл. Цявловским в Новом мире, 1938/4: 277) "На допросе в Комиссии [по делу декабристов] один из членов ставил ему в вину, что он хулил и позорил словами Петра Великого. - Грибоедов отвечал: „Правда, я ругаю его через день, всякий раз что бреюсь“».
4. Грибоедов, из наброска трагедии "1812 год"
"Размышление о юном, первообразном сем [русском] народе, об особенностях его одежды, зданий, веры, нравов. Сам себе преданный, - что бы он мог произвести?"
[Комментарий: таким образом, по Грибоедову, русский народ чем-то стреножен и не может потому произвести то великое и доброе, что мог бы, будь он "сам себе предан" = вверен сам себе, а не находился под неким игом, противопоставленным этой "преданности самому себе". Что значит тут это "сам себе преданный"? Грибоедов не анархист и не революционный социалист, он не может иметь в виду, что "сам себе преданный" в смысле высоко-положительном, какой это выражение здесь имеет, - это народ, вообще не имеющий над собой иерархической власти. Вне пределов допустимого также считать, что Грибоедов был сторонником иерархической власти в ее наиболее неподавляющем виде - в виде демократической республики, которой тогда мог для России желать только зломысл или злобезумец: бесцензовая республика немедленно стала бы пугачевщиной, экономическим стратоцидом и государственным самоубийством, ибо крестьяне не замедлили бы голосовать за полную передачу им всей земли и освобождение от всех повинностей - "настоящую волю"; цензовая олигархическая республика дала бы только вящее поедание сильными слабых. Остается считать, что те путы, которые Грибоедов считает вредными и чуждыми для русского народа, почти равносильными игу, навязанному ему извне, не позволяющие ему быть "преданным самому себе", - это всеобщая насильственная, "неорганическая" регламентация и крепостное право Петербургской империи, главным основателем каковых начал он, как видно из вышеприведенных заметок, считал Петра].
К этому примыкает общеизвестное "Пускай меня отъявят старовером, Но хуже для меня наш Север во сто крат С тех пор, как отдал все в обмен на новый лад - И нравы, и язык, и старину святую, И величавую одежду на другую (...) Как платья, волосы, так и умы коротки!..
Ах! если рождены мы все перенимать, Хоть у китайцев бы нам несколько занять Премудрого у них незнанья иноземцев. Воскреснем ли когда от чужевластья мод? Чтоб умный, бодрый наш народ Хотя по языку нас не считал за немцев".
[Комментарий. Яснее высказать претензии к Петру Грибоедов в пьесе, которую желал видеть в печати и на театре, в реплике, сказанной его героем публично, не мог; и очевидно всякому, что не во фраке и не в брадобритии, кстати, неоднократно распространявшемся на Руси до всякого Петра, было тут дело. Также ни при чем тут, как справедливо указывалось в приведенном выше тексте, славянофильский манер отрицания Петра как нарушителя исконной духовности, противостоящей западному маммону и разврату. Грибоедов был европейски образованный человек, советовал приятелям знать европейскую литературу и читать ее в оригинале, а не в переводе, высказывался в том духе, что досужему обеспеченному человеку стыдно не знать европейских языков и не читать на них, сам знал по-немецки, по-французски, по-английски и по-итальянски, а касательно светских удовольствий и "разврата" сам мог кого хочешь поучить. О XVII веке он говорит, что отечество тогда было "предано восточным обычаям" - уж никак он эти обычаи не одобряет. Претензии его к Петру заключаются не в том, что он от "восточных обычаев" уходил, они явствуют из заметок Грибоедова: жестокости, репрессии, забирание в казну того и этого, рост податей, усиление крепостничества ("Безмерные подати. Введение рабства чрез подушную подать, чрез запрещение переходить крестьянам" и т.д.). Кстати, работа грибоедовистам - гипотетически определить, что именно в жизни Руси XVII века Грибоедов считал "восточными обычаями", от которых надо было уходить, а что - добрыми нравами и добрым в "старине", от которых уходить было не надо. Впрочем, из известий о нем это и так довольно ясно].
I. ...И Петр I
...Хотя и сильно не любил Грибоедов Петра за его деспотизм, но чувство одиночества среди толпы дураков было у них общее.... (Лифшиц, Очерки русской культуры: из неизданного, 1995: 124). - Вот только у Петра оно было еще и ложное.
Сохранились отрывочные заметки Грибоедова об истории Петра Великого, вызванные чтением "Деяний" Голикова; их относят к 1822 году. В это время с разных сторон возникало критическое, отрицательное отношение к Петровской реформе. Впервые началось оно еще в восемнадцатом веке; но эти старые нападки на Петра, как, например, в изданных теперь сочинениях кн. Щербатова, едва ли были известны Грибоедову, как, вероятно, не была известна выписка о древней и новой России Карамзина. Критическое отношение к Петру в двадцатых годах у Грибоедова, как позднее у Пушкина, возникало независимо и исходило из других оснований... В заметках его из "Деяний" Голикова собираются в особенности факты сурового уничтожения старых обычаев, самоуправства, ненужной и несправедливой жестокости. В путевых заметках по Кавказу ему, неизвестно почему, вспоминается опять Петр: "чтобы русских к чтению приохотить, Петр велел перевести Пуфендорфа, который русских не на живот, а на смерть бранит". Грибоедова видимо возмущало именно ненужное нарушение народного обычая, допущение этой брани и осмеяний русского народа; дозволение в русской книге слов Пуфендорфа и т. п. казалось оскорблением национального достоинства, как таковым же казался "дух слепого рабского подражания", начинателем которого казался, по-видимому, Петр. Что это осуждение Петровской реформы не было похоже ни на Карамзинское, ни на славянофильское отрицание, в этом нет сомнения. Грибоедов не желал ни того приниженного состояния народа, которое лежало на дне Карамзинских мечтаний, ни сомнительного возвращения "назад домой", когда наше отечество "было более предано восточным обычаям". Далее увидим, как высоко ценил Грибоедов необходимость просвещения, серьезно воспринятого, источник которого был возможен только один -- общение с образованием европейским (Пыпин, А.С. Грибоедов, 1919)
Источники, собственно, такие:
1. Грибоедов, заметки о Петре I (ок. 1820 плюс-минус 1-2 года)
Стр. 19 [Голикова]. Калмык, возвратившийся с господином из чужих краев, был пожалован в офицеры, а господин его в матросы Петром I. Калмык дошел потом до контр-адмиральского чина.
27. Тайная канцелярия.
28. Слуги доносят на господ своих, на тех, напр[имер], которые, запершись в комнате, пишут.
29. Безмерные подати.
33-34. Введение рабства чрез подушную подать, чрез запрещение переходить крестьянам.
36. Квитки.
37. Забрание в казенное ведомство рыбьего клея, икры, соболей, ревеню, поташу, смольгучу и табаку,
Соболи покупались в Сибирском приказе.
38. Введение табаку.
56. Преобращение Думы в Сенат. Отмена формулы: "Государь указал, бояре приговорили".
57. Военный суд, несведующие судьи.
64. Заточение жены в Суздальский монастырь, убиение сына.
87. Из письма Петра: б_о_л_ь_ш_ие б_о_р_о_д_ы н_ы_н_е н_е в а_в_а_н_т_а_ж_е о_б_р_е_т_а_ю_т_с_я.
(...)
90--98. Алексей укрывается под австрийское покровительство. Петр, письмом из Амстердама, через Толстого и Румянцева, обещает ему прощение. Алексей возвращается. Петр будто бы ему прощает, с тем, однако, чтобы: 1) объявил свои умыслы и преступления, без того нет ему прощения; 2) отрешает его от наследования престола (обезнаследил его).
102. Заставляют царевича Алексея признаться, что он на духовенстве опирался в мятежных своих замыслах, И это объявляется всенародно.
Около сего времени регламенты коллегиям, учреждение генерал- и обер-прокуроров. Во время следствия царевичева дела казнь ростовского архиерея Досифея.
111. Обличают обвиненного царевича Алексея в том, что он духовному отцу на исповеди говорил.
105--115. Судьи произнесли: в_и_н_о_в_е_н, х_о_ч_е_ш_ь г_у_б_и, х_о_ч_е_ш_ь щ_а_д_и, с_е_р_д_ц_е ц_а_р_е_в_о в р_у_ц_е б_о_ж_и_е_й.
Ad memorandum. Co врем[енем] исследовать.
117. Смерть царевича будто бы от у_д_а_р_а, при выслушании приговора.- Может быть, правда.
(...)
212. Бегство Петра в 1689 году в Троицкий монастырь от горсти (600) стрельцов Щегловитого, между тем как он находился посреди потешной своей гвардии, либо несказанная трусость, либо недоверчивость к его окружающим. Он знал от двух, к нему перебежавших, число мятежников.
216. София едет в монастырь оправдаться, имея в руках икону спасителеву.
Спальник Бутурлин с ответом, что будет с нею поступлено нечестно.
Никак незаметно, чтобы Софиино властолюбие много вредило Петру и так было опасно, как нам внушить стараются. У нее была тоже своя партия у Нарышкиных; последняя восторжествовала, - ей в пользу, пишут. Мешала ли София избранию войска в Преображенском и Семеновском? (300 с Соколиного двора, 15 барабанщиков Бутырского полка). Не могла же она почитать это шуткою, как силятся нас уверить писатели, придающие ей свою глупость. -- Явная немилость Петра к любимцу Софии Голицыну, так что она принуждена была за него ходатайствовать. -- Наконец, гнев Софии на Петра, а Петров -- во время крестного хода, что и приблизило разрыв; все это свидетельствует превосходство силы, власти Петровой, а не Софииной.
* * *
Ibid., стр. 238. Говоря о стрельцах: "такое войско, в коем презрительно было быть полковником, заслуживало, чтобы государь Петр В[еликий] оное уничтожил".
Ничуть не заслуживало, если хотел он иметь регулярное войско. Наше отечество в конце XVII столетия было более предано восточным обычаям, а я по опыту знаю -- как в азиатских государствах презирают войско постоянное, содержимое, нераспускное. Сарбазы в Персии -- новоустроенный регулярный корпус и в укору ему нечего заметить. Я, думавши сделать приветствие молодому Ахмет-Хану, сыну табризского беглербега, сказал ему, что он, конечно, носит свою службу сергенгом, полковником, в сарбазах. Он обиделся и отвечал мне: "я хан и сын хана". Так думает всякий писец при дворе персидском. Всегда предпочтет на войну вести с собою беспорядочное скопище людей, ему преданных, и, по окончании кампании или войны, быть с ними отпущенным во-свояси, либо продолжать придворную, службу. Вероятно и Петровы регулярные полки не менее сарбазов были ненавистны дворянам, детям боярским и проч., но кнут...
* * *
Чтобы русских к чтению приохотить, Петр велел перевести Пуффендорфа, который русских не на живот, а на смерть бранит.
* * *
Петр ввел чужие новизны. Царевич Алексей мог любить отечество, и пользу народа, и славу [народа], - и потому пустых немецких нововведений мог не желать.
2. Наиболее резкие заметки Грибоедова о Петре не напечатаны вообще и утрачены. Смирнов, публиковавший дошедшие, пишет (Русск. Слово, 1859/4, с.11-14):
Перехожу къ замѣткамъ Грибоѣдова о Петрѣ Великомъ, изъ которыхъ иныя, какъ не совсѣмъ удобныя для печати, мною выпущены. Впрочемъ, Петръ и его эпоха для насъ, людей настоящаго царствованія, составляютъ такія Дѣла давно-минувшихъ дней, Преданья старины глубокой, - что, вѣроятно, хоть большинство мнѣній о нихъ можетъ быть высказываемо - не обинуясь.
Слишкомъ важенъ, слишкомъ знаменателенъ тотъ фактъ, что Грибоѣдовъ не былъ энтузіастомъ нашего великаго преобразователя. ..Тутъ рѣчь идетъ не о какомъ-нибудь Репетиловѣ, а о человѣкѣ вполнѣ серьезномъ, вполнѣ европейски-образованнымъ, о человѣкѣ, у котораго мнѣнія составлялись строго и обдуманно, котораго современники называли «однимъ изъ умнѣйшихъ людей
въ Россіи»... Можно-ли оставлять безъ вниманія убѣжденія такого человѣка? А убѣжденія эти высказаны слишкомъ ясно. Вспомнимъ, что Грибоѣдовъ заставляетъ говорить Чацкаго:
«Пускай меня отъявятъ старовѣромъ,
«Но хуже для меня нашъ сѣверъ во-стократъ
«Съ тѣхъ поръ, какъ отдалъ все въ промѣнъ на новый ладъ" [далее в оригинале: и нравы, и язык, и старину святую, и величавую одежду на другую] -
Если-бы и послѣ этого оставалось какое-нибудь сомнѣніе, что этотъ взглядъ на вещи и эти убѣжденія принадлежат не лично Грибоѣдову, а такъ-сказать навязаны имъ Чацкому, какъ лицу, дѣйствующему въ комедіи (...), то одна изъ замѣтокъ Грибоѣдова о Петрѣ должна совершенно разсѣять это сомнѣніе. Вотъ она: «Петръ ввел чужія новизны. Царевичъ Алексѣй могъ любить отечество, и пользу народа, и славу, - и потому пустыхъ нѣмецких нововведеній могъ не желать». ...Нѣкоторыя замѣтки Грибоѣдова о Петрѣ отличаются и ѣдкостію и мѣткостію. Дѣйствителъно, Петръ, какъ человѣкъ, могъ ошибаться въ иныхъ случаяхъ, но, какъ человѣкъ геніальный, онъ былъ совершенно правъ въ идеѣ. Самое мнѣніе Грибоѣдова о немъ составляетъ теперь не болѣе какъ фактъ любопытный и почти-что новый въ суммѣ матеріаловъ для біографіи Грибоѣдова. Опустить этотъ фактъ, какъ одинъ изъ лучей, освѣщающихъ такую замѣчательную, какъ Грибоѣдовъ, личность, было невозможно: напротивъ, на него нужно было указать, и притомъ очень
ясно. Разгадка этого факта къ настоящему изложенію не относится, да и едва-ли когда можетъ выйдти изъ сферы гипотезъ.
3. Рассказ Н.В. Путяты (опубл. Цявловским в Новом мире, 1938/4: 277) "На допросе в Комиссии [по делу декабристов] один из членов ставил ему в вину, что он хулил и позорил словами Петра Великого. - Грибоедов отвечал: „Правда, я ругаю его через день, всякий раз что бреюсь“».
4. Грибоедов, из наброска трагедии "1812 год"
"Размышление о юном, первообразном сем [русском] народе, об особенностях его одежды, зданий, веры, нравов. Сам себе преданный, - что бы он мог произвести?"
[Комментарий: таким образом, по Грибоедову, русский народ чем-то стреножен и не может потому произвести то великое и доброе, что мог бы, будь он "сам себе предан" = вверен сам себе, а не находился под неким игом, противопоставленным этой "преданности самому себе". Что значит тут это "сам себе преданный"? Грибоедов не анархист и не революционный социалист, он не может иметь в виду, что "сам себе преданный" в смысле высоко-положительном, какой это выражение здесь имеет, - это народ, вообще не имеющий над собой иерархической власти. Вне пределов допустимого также считать, что Грибоедов был сторонником иерархической власти в ее наиболее неподавляющем виде - в виде демократической республики, которой тогда мог для России желать только зломысл или злобезумец: бесцензовая республика немедленно стала бы пугачевщиной, экономическим стратоцидом и государственным самоубийством, ибо крестьяне не замедлили бы голосовать за полную передачу им всей земли и освобождение от всех повинностей - "настоящую волю"; цензовая олигархическая республика дала бы только вящее поедание сильными слабых. Остается считать, что те путы, которые Грибоедов считает вредными и чуждыми для русского народа, почти равносильными игу, навязанному ему извне, не позволяющие ему быть "преданным самому себе", - это всеобщая насильственная, "неорганическая" регламентация и крепостное право Петербургской империи, главным основателем каковых начал он, как видно из вышеприведенных заметок, считал Петра].
К этому примыкает общеизвестное "Пускай меня отъявят старовером, Но хуже для меня наш Север во сто крат С тех пор, как отдал все в обмен на новый лад - И нравы, и язык, и старину святую, И величавую одежду на другую (...) Как платья, волосы, так и умы коротки!..
Ах! если рождены мы все перенимать, Хоть у китайцев бы нам несколько занять Премудрого у них незнанья иноземцев. Воскреснем ли когда от чужевластья мод? Чтоб умный, бодрый наш народ Хотя по языку нас не считал за немцев".
[Комментарий. Яснее высказать претензии к Петру Грибоедов в пьесе, которую желал видеть в печати и на театре, в реплике, сказанной его героем публично, не мог; и очевидно всякому, что не во фраке и не в брадобритии, кстати, неоднократно распространявшемся на Руси до всякого Петра, было тут дело. Также ни при чем тут, как справедливо указывалось в приведенном выше тексте, славянофильский манер отрицания Петра как нарушителя исконной духовности, противостоящей западному маммону и разврату. Грибоедов был европейски образованный человек, советовал приятелям знать европейскую литературу и читать ее в оригинале, а не в переводе, высказывался в том духе, что досужему обеспеченному человеку стыдно не знать европейских языков и не читать на них, сам знал по-немецки, по-французски, по-английски и по-итальянски, а касательно светских удовольствий и "разврата" сам мог кого хочешь поучить. О XVII веке он говорит, что отечество тогда было "предано восточным обычаям" - уж никак он эти обычаи не одобряет. Претензии его к Петру заключаются не в том, что он от "восточных обычаев" уходил, они явствуют из заметок Грибоедова: жестокости, репрессии, забирание в казну того и этого, рост податей, усиление крепостничества ("Безмерные подати. Введение рабства чрез подушную подать, чрез запрещение переходить крестьянам" и т.д.). Кстати, работа грибоедовистам - гипотетически определить, что именно в жизни Руси XVII века Грибоедов считал "восточными обычаями", от которых надо было уходить, а что - добрыми нравами и добрым в "старине", от которых уходить было не надо. Впрочем, из известий о нем это и так довольно ясно].