Дела Индигирские: Пятидесятник Прокопий Иванович Краснояр и великий алдьэ Уянда
Дела Индигирские: Пятидесятник Прокопий Иванович Краснояр и великий алдьэ Уянда
I. Экспозиция.
Прокопий Иванович Краснояр был енисейским казаком и к концу 1630-х гг. - пятидесятником в подчинении Ленского (Якутского) разряда, в 1638 г. выделенного из Томского разряда. Ленский разряд простирался от Илима и водораздела Лены и Енисея до.. - а куда дойдет, вплоть до Охотского моря и Берингова пролива. На этом огромном пространстве обитало около 100 тысяч аборигенов. Якутский воевода, глава разряда, располагал для контроля и покорения всех этих пространств примерно 500-700 служилыми людьми и несколькими сотнями добровольцев, готовых примкнуть к тому или иному предприятию. В отличие от испанских войн со всякими там инками, которых своя же власть обработала так, что горстка испанцев могла отбиться от десятков тысяч противников и даже гонять их, войны на Северо-Востоке напоминали скорее борьбу тех же испанцев с арауканами - и если имели несравненно больший успех (исключая войны с чукчами, которые и кончились тем же, чем борьба испанцев с арауканами), то по причине на порядок меньшей численности и плотности заселения аборигенов Сибири, а также их образа жизни: арауканов было около 800 тысяч, они знали земледелие и животноводство и с конца 16 века имели кавалерию. В Якутском разряде кавалерия была только у русских и якутов, огнестрельное оружие - только у русских, металлические доспехи в достаточном количестве - только у русских, а у юкагиров и само оружие было в основном каменным и костяным и жили оно в основном охотой и собирательством.
Юкагирский вождь Уянда, примерный ровесник Прокопия Краснояра, был - правда, прежде чем это сказать, надо пояснить, что вообще творилось на Индигирке в начале XVII века.
Юкагиры и три большие юкагирские конфедерации ок. 1630 г.
Прямым шрифтом надписаны названия юкагирских племен, курсивом - неюкагирских
Конфедерации: янгинско-шоромбойская, олюбенско-алайская и когимско-омокско-лавренско-ходынская - обозначены контурами. Территория каждого из входящих в них племен выделена цветом.
1 - район кочевья верховного вождя янга по реке Юнгонда (ныне Уяндина)
2 - центр (место съездов) когимско-омокско-лавренско-ходынской конфедерации близ устья р. Чахадэн (ныне Ясачная)
Жили там тогда юкагиры разных племен и двух наречий - североюкагирского и южноюкагирского. Эти наречия разошлись еще в конце II тыс. до н.э., и ко временам Краснояра разница между ними давно была такая, что понимать друг друга без перевода или выучивания другого языка их носители не могли. Но они без всякого труда учили языки друг друга и потому друг друга понимали (в этих краях люди вообще полиглоты, многие юкагиры конца 19 века знали разом по-якутски, по-эвенски и по-русски). Кроме того, они все прекрасно помнили, что все они - люди одной общности, юкагиры. Собственно, выражаться так не совсем верно: слово "юкагиры" - тунгусское обозначение этого народа, усвоенное русскими. Сами себя юкагиры испокон веков именовали "вадулы" (могучие), только на североюкагирском языке это слово так и осталось звучать "вадул", а на южноюкагирском изменилось в "одул". При этом, повторюсь, и вадулы, и одулы считали, что они - один народ. Это стоит отметить, потому что со времен, когда они еще были общностью одного языка, к описываемому моменту прошло ни много ни мало две с лишним тысячи лет.
Основной юкагирской ячейкой была группа совместно кочующих семей, она же род. Несколько таких родов объединялись в территориальную ассоциацию - субплемя, несколько таких ассоциаций - в ассоциацию еще большего размера, племя. Некоторые племена вдобавок организовывали конфедерации. Главу рода называли на североюкагирском, видимо, лэмльэ ("распорядитель"), на южноюкагирском - лигэйэ шоромох ("старшой муж"). Вождей субплемен и племен именовали "анидьэ" ("силу имущий"), что в североюкагирском дало "алдьэ". При этом верховных вождей, над которыми уже никого не было, именовали "великими алдьэ" - чамадалдьэ (на южноюкагирском, возможно - "солнечными анидьэ"). Русские тексты называют вождей субплемен и племен "князцами", при этом верховного вождя всего племени часто выделяют под названием "лутчей князец".
Вождей своих юкагиры очень уважали, и потому с ними особенно надежно срабатывал метод Кортеса - Монтесумы: если юкагирского вождя или его ближайшего родственника захватывали в аманаты, то все его племя или значительная его часть начинало платить ясак, чтобы аманата содержали хорошо. Впрочем, даже если брали в аманаты не столь значительных людей, их роды делали то же самое. А вот с чукчами этот метод не срабатывал: у них не было вождей, "суверенной" единицей у чукчей была то одна семья, то свободная ассоциация нескольких семей, а уж если чукчу захватывали в аманаты, то остальные просто списывали его со счета, не желая, так сказать, "вступать в переговоры с террористами".
Зато все остальные методы, кроме аманатского, с юкагирами работали очень слабо, в силу их крайнего упорства в отстаивании своей независимости. Поэтому аманатов с них брали больше, чем со всех остальных: во второй половине 17 века, когда покорены были все юкагиры, - а всех их было от Лены до Анадыря 4500 - 5000 человек (охотничье-собирательское хозяйство существенно бОльшей нагрузки не позволяло, к скотоводству юкагиры переходили крайне мало и неохотно по ритуальным соображениям, так что им приходилось регулировать численность. Легального инфантицида новорожденных по усмотрению родителей - обычного первобытного, да и греко-римского метода контроля рождаемости, - они не практиковали, а прибегали к мерам предохранения) - одновременно в каждый момент в аманатах держали около 70 юкагиров - примерно 6 процентов всего взрослого мужского населения.
Действенность аманатского метода, как это ни парадоксально, избавила юкагиров от заметных людских потерь в войнах с пришельцами: если можно, взяв в плен нескольких человек, обеспечить на достаточно долгое время покорность целого племени, то как на такой почве обычно вырасти кровопролитию? Не то было с чукчами, коряками и ительменами: их аманатством было не покорить, они раз за разом восставали, их поселения раз за разом брали с боем и разоряли с истреблением части населения, отчего процент потерь населения при русском завоевании у этих народов был несопоставим с потерями юкагиров. Юкагиры сами понесли к концу XVII в. потери чудовищные - но не от боев, а от эпидемий оспы, занесенной пришельцами (от оспы у пришельцев был хоть какой-то иммунитет, у юкагиров, никогда с ней не сталкивавшихся - никакого).
К 1630-м гг. на Индигирке и Алазее было четыре юкагирских племени в двух конфедерациях. На верхней Индигирке кочевали шоромба (дословно - "люд", от южноюкагирского "шоромо" - человек, мужчина, т.е. одульское племя), на средней - янга ("березовые" люди, от североюкагирского "йанг" - береза, т.е. вадульское племя). Разность языков не мешала им держать устойчивую конфедерацию. Возглавлял ее верховный вождь янгинцев - стало быть, великий алдьэ, - Уянда. Участком кочевания его собственного рода был бассейн реки Юнгонды, притока Индигирки. Сейчас эта река именуется Уяндиной - в 17 веке русские дали ей такое имя по Уяндинскому зимовью (укреплению), а зимовью - по тому самому вождю Уянде. Шоромбоев было около 350 человек, янгинцев - около 450. Их конфедерация могла выставить примерно 200 воинов (при полном напряжении сил, с привлечением подростков и пожилых - раза в полтора больше. Ниже такие числа обычно не приводятся). Верховным вождем шоромба был, возможно, Полева.
К северу, на нижней Индигирке, держалось племя олибен-чии (-чии = люди; по-русски - олюбенцы), а к востоку от него - знаменитое алазейское племя алайи (оба - племена североюкагирского языка). Племя алайи - единственное сохранившееся их всех перечисленных юкагирских племен; его потомки (в состав которых влились пришельцы и из других юкагирских племен) - современные носители североюкагирского языка (вадулы), с главным центром в пос. Андрюшкино. Олюбенцев было около 260, алайцев - около 480 человек. Они тоже образовывали конфедерацию и могли вместе выставить примерно 180 воинов. Главой всей конфедерации был верховный вождь алайи - Невгоча, названный брат верховного вождя олюбенцев - Бурулги.
Шоромбойско-янгинская и алайско-олюбенская конфедерации были друг с другом в самой жестокой вражде. Серьезных войн при такой вражде, кстати, избегали - даже при победе такая война подрывала бы людские ресурсы победителя. Положение было скорее таким, как то, что имело место на англо-шотландском пограничье в XV в., или между враждующими группами исландцев в X-XI вв. Взаимная вражда от этого была только больше.
К востоку от обеих этих юкагирских конфедераций лежала, кстати, еще одна - и это самое большое политическое образование во всей Восточной Сибири и на севере Дальнего Востока. Глухие предания о ней докатились до рубежа XIX-XX вв. В эту конфедерацию входило четыре юкагирских племени - ниженеколымские омоки (дословно "Народ", говорили на одном из вариантов североюкагирского языка), верхнеколымские когимэ (дословно "Вороны", говорили на южноюкагирском), омолонские лаврен-дьи (дьи = люди; лавренцы русских источников) и анюйско-анадырско-пенжинские ходэй-дьи (русск. ходынцы, досл., возможно, "Люди", от североюкагирского "кодэ-" человек. Обилие самоназваний со значением "люди, народ" удивлять не должно - это достаточно обычное дело. Вопреки фантасмагориям ученых 19-20 веков, это совсем не значит, что остальных людей носители таких самоназваний вообще не считали за людей. Самоназвание постримских бриттов - "кимры" - означает "свои, соседи", самоназвания "казахи" и "франки" - "свободные люди", самоназвание норвежцев "нордменн" - "северные люди". Это никак не значит, что бритты думали, что кроме них, на свете нет соседей и своих, франки - что они единственные независимые люди в мире, а норвежцы - что соседние лапландцы не такие северные, как они). Всего в этой колымско-анадырской конфедерации было 1700 человек, и выставить она могла свыше 400 воинов (при максимальном напряжении - до 650). Центр ее лежал в стране верхнеколымских когимэ, на реке Чахадэн (русск. Ясачная). Еще во времена Иохельсона (1890-е гг.) передавали, что в этом месте некогда был ежегодный съезд представителей нижнеколымских, омолонских, анюйских и верхнеколымских юкагиров - а это как раз названные выше четыре группировки.
Эта могущественная конфедерация никого не опасалась и поддерживала мирные и дружественные отношения с обоими взаимными врагами - и с олюбенско-алайской, и с янгинско-шоромбойской конфедерацией. Так, алазейские юкагиры ездили и к омокам, и к когимцам всякий год в гости, а шоромба поддерживали дружбу со смежными верхнеколымскими юкагирами.
Отметим, что часть когимцев сохранилась, утратив, правда, свои старшие роды - носители имени когимэ, а потому и утратив само имя когимэ; с конца 18 в. здесь доминировал род Чолгоро, досл. "Заячий" - достаточно новый род верхнеколымцев, основанный на исходе 17 века. В конце концов он вобрал в себя или соподчинил все остатки когимцев, в него влились и остатки некоторых других групп юкагиров. Сейчас эта общность - современные носители южноюкагирского языка, центром их является поселок Нелемное на верхней Колыме (очень близко от того самого места, где когда-то ежегодно съезжались представители колымско-анадырской конфедерации).
В заключение экспозиции надо сказать, что такое "ясачное зимовье" или просто "зимовье" - опорный пункт русской власти, в котором сидели служилые люди, содержались аманаты и складировалось государственное имущество ("казна государева"), включая свозимый в зимовье ясак впредь до его отправки в далекую Москву.
Самое простое зимовье - это просто деревянная большая изба с плоским верхом. С.Н. Баландин пишет: "В своем простейшем виде зимовье XVII в. представляло собой курную избу с плоской крышей, низкой дверью в срубе, волоковыми окнами. Около избы часто ставили крест. Вход в зимовье мог быть сделан и в кровле, являясь также дымовым отверстием. Такие зимовья использовались как жилища промышленными и служилыми людьми. Казачий атаман Иван Галкин в 1631 г. на р. Лене у устья р. Куты поставил «зимовье по-промышленному, одна изба с сенцы десяти человеком едва можно жити"". Изба-зимовье была разделена на жилую часть служилых и вольных обитателей зимовья и казенку, где держали аманатов. Особое отделение казенки предназначалось для ясака.
Однако нередко зимовья имели хоть какие укрепления - "нагородни" над крышей (нагородня - продолжающий стены вверх парапет в 1-1,2 метра высотой, с бойницами, за которым могли укрываться и через который могли поражать врага расположившиеся на крыше защитники). Тот же С.Н. Баландин: "Зимовье с нагороднями и входным отверстием в крыше представлялось достаточно укрепленным и недоступным при неорганизованном нападении и отсутствии у противника огнестрельного оружия".
Более мощное зимовье вместо открытой нагородни имело крытую надстройку, из которой можно было стрелять. Зимовье еще мощнее, кроме такой избы, имело при ней вдобавок сени (тоже часто с верхней надстройкой для обороны). Могли поставить и две избы с сенями между ними - тоже часто под надстройками.
Наконец, совсем могучее зимовье имело еще и стену. Стена либо образовывала линию, концами упирающуюся в саму избу и выгораживающую при ней двор, либо окружала избу сплошной линией. Главным элементом стены был частокол - "острожек" (с бойницами). Если колья стояли прямо, острожек назывался прямым, если стояли с легким наклоном вовнутрь - косым. В обоих случаях частокол подпирали изнутри насыпью или деревянными подпорками, а поверх насыпи или подпорок шел настил, на котором можно было стоять защитникам стены. Можно было делать и два настила - нижний и верхний, но это уж для серьезных острогов.
Собственно, с того момента, как к избе прибавляли стену, все это сооружение следовало именовать "острожком", а не "зимовьем". Например, "Еравинский острожок состоял из двух изб с сенями между ними. Поверх изб и сеней были сделаны нагородни с бойницами, а перед избами поставлена острожная стена. Тункинская крепостица представляла собой сооружение, составленное из двух изб под башнями и двориком между ними" - частокол между башнями, ограждавший дворик, делал это сооружение крепостицей. Тем не менее часто зимовья, превратившиеся в острожки, по старинке называли зимовьями, а то и зимовьями и острогами вперемешку.
На двух фото ниже видна современная реконструкция большого зимовья-острожка, построенная недавно на территории музея-заповедника "Томская Писаница" при деревне Усть-Писаная, в Притомье. Это жилая двухэтажная башня с печкой внутри и амбар, вписанные в тын с воротами.
А на рисунке ниже изображен уже полноценный острог - жилая трехтажная башня и еще две двухэтажные угловые, - вероятно, в одной из них амбар с казной государевой. Видны подпорки тына и пущенный по ним настил, на котором могут стоять защитники тына.
В идеальной теории аманатов должны были держать в зимовье ради того, чтобы их родичи привозили им еду, а вместе с ней и ясак. А не будут платить ясака, так и аманата служилые в зимовье не станут кормить; так чтоб он с голоду не помер, они и вынуждены будут платить ясак.
В реальности, однако, аманатов кормили сами служилые люди в зимовье, добывая корм и на себя, и на них. Если родственники аманатов не являлись и ясака не платили, служилые люди кормили аманатов все равно - чего ж людям пропадать. Только совсем уж закоснелые во зле приказчики зимовий (начальников зимовий именовали "приказчиками", то есть отдающими приказы по зимовью) морили в таких случаях голодом своих аманатов, и те умирали голодной смертью, - бывало это очень редко и рассматривалось как нечто малопристойное. Более того, обычно родичи аманатов только ясак (ну и, надо думать, то, чего с них требовали в виде беззаконных поборов) и привозили, а корм на аманатов - это уж как душа пожелает; кормили аманатов и без этого. Один чукча, по имени Апа, попал в аманаты - чукчи списали его со счетов и ясака под него не платили, по обыкновению. Не зная, что с ним делать, его просто держали и кормили, пока он не подал челобитную о том, что ясака под него все равно платить не будут, и как аманат он бесполезен, а потому просит взять его на русскую службу. Его и взяли.
Спрашивается, чего же ради при таком подходе к делу родичи аманатов вообще платили ясак, если голодом аманатов не морили все равно?
Во-первых, родичи аманатов не могли быть уверены, уж не имеют ли они дело с таким жестоким приказчиком, который как раз уморит аманатов голодом, если не платить.
Во-вторых, и в-главных: кроме сохранения жизни, есть еще очень много такого, о чем стоит беспокоиться - очень разная может быть сама жизнь. Если умереть голодной смертью аманатам нормальные служилые не давали в любом случае, то вот режим содержания аманатов в очень сильной степени зависел от того, будут ли под них платить ясак. Проведет ли твой вождь и родич год в суровом заключении на вяленой рыбе, или будет содержаться примерно так же, как живут сами служилые, - это был достаточный стимул для того, чтобы сдавать за этот год ясак.
Аборигены приходили к зимовьям не только для уплаты ясака, поднесения подарков и поборов, подкармливания родичей-аманатов и передачи им того, что бы скрасило им жизнь, но и для меновых сделок.
Кроме аборигенов и служилых людей, при зимовье могли появляться вольные промышленные люди - и наездами, и ставя временные или постоянные жилища рядом с зимовьем. Они продавали товары и служилым, и, при случае, аборигенам, причем цены и тем и другим склонны были выставлять безбожные - поскольку выбора у покупателей особо не было. Промышленные люди являлись, конечно, прежде всего добывать пушнину - до 1684 г. Московское правительство разрешало вести такую добычу частным лицам, поскольку казалось, что соболей в Сибири неисчерпаемое количество. Первым и главным юкагирским этнонимом для русских было "нохшоччо" - "соболятник" (от нохшо - соболь), - и, кстати, в середине XVII в. ясак, составлявший 2-4 соболя с охотника в год, нести было не тяжело (в отличие от дополнительных беззаконных поборов, когда они налагались, и, естественно, от беззаконных насилий и грабежей, когда они чинились служилыми и промышленниками. Именно это было в то время основным бременем, а не ясак).
Как проводили время люди в зимовье, - и служилые, и аманаты, - не считая хозяйственных работ?
Играли в шахматы (а также шашки и тавлеи), зернь (кости) и карты, хотя игра в зернь и карты нередко рассматривалась как дисциплинарное нарушение - да не дотянуться до зимовий из Якутска... Кроме того, если начальство было с понятием, то оно не то что не препятствовало игре, а само включало покупку карт и костей для зерни в казенные расходы, потребные для обеспечения личного состава. В расходной книге Туринского острога (1622-1623 гг.) в расходы включена покупка на казенные деньги карт «для государевых дел», в приходной книге того же острога значилась статья доходов «с зернового суда» и «от костей и от карт» (В.В. Шевцов, http://new.hist.asu.ru/biblio/gorsib2_1/195-200.html ) - с выигрышей положено было платить налоги, а часто игру отдавали на откуп, и налог платили за всех откупщики. Правда, никто не мешал объявлять, что данная игра была на интерес. Иной раз высшие инстанции окорачивали воевод, если те хотели локально запретить азартные игры в дисциплинарном порядке (на что в норме должны были испрашивать разрешение в Москве), и указывали, что играть можно, только чтоб без беззаконных безобразий. "Тарские воеводы в 1624 г. писали в Сибирский приказ прошение о запрещении закладных игр, из-за которых «чинится татьба и воровство великое». На что в этом же году получили из приказа ответ: «и вы бы на Таре зерновыя и всякие игры из окладу не выкладывали, для того что та игра отдана [на откуп] и откупныя деньги емлют с нея в нашу казну давно... А которые люди на Таре зернью и всякою игрою учнуть играти, и вы б над теми людьми велели дозирать, чтобы они играли смирно; и от всякого воровства и от душегубства служилых людей унимали» (В.В. Шевцов, там же).
Играли и на интерес, и на материальные ценности. Кстати, нередкое утверждение, что Соборное Уложение 1649 карало за игры в карты и зернь, неверно, - оно карало за воровство посредством карт и зерни или сопряженное с игрой в карты и зернь: "А которые воры на Москве и в городех воруют, карты и зернью играют, и проигрався воруют, ходя по улицам, людей режут, и грабят, и шапки срывают... да будет про воровство их сыщется допряма, что они зернью и карты играют, и ходя по улицам воруют, людей режут, и грабят, и шапки срывают...."
Интересно, что шахматы, шашки, тавлеи не рассматривались как азартные в отличие от карт и зерни. В 1648 г. царем Алексеем был издан общий безумный указ, запрещавший в Сибири (именно в Сибири) все на свете - шахматы, лодыги (=тавлеи), карты, зернь, бытовую магию, сквернословие, игры на гудошных инструментах - для исправление развратившхся в Сибири нравов. Воеводам поручалось довести до населения и осуществить этот запрет, а нарушителей бить батогами. Ни малейшего впечатления этот указ (инциировало который, как считают, духовенство) не произвел, конечно, даже на воевод. Из текста указа можно даже заключить, что относился он только к Сибири в узком смысле слова - Тобольскому разряду, а Томский разряд и Ленский (Якутский) разряд даже формально остались в стороне от этой нравственно-попечительной меры.
Шахматы и игральные кости для зерни до сих пор находят при раскопках в сибирских острогах 17 века. Нет сомнения, что аманаты в зимовьях очень быстро перенимали эти игры.
Песни пели и истории рассказывали. Судя по тому, что русские колонисты и якуты под влиянием юкагирской лирики создали жанр любовной песни, который русские называли "андыльщиной" (от юкагирского "адил", юноша - дословно, то есть, "песни юкагирских юношей"), интерес юкагирские песни и истории у русских пришельцев вызывали, да и трудно было бы аманатам и служилым воздержаться от общения, сидя в одной избе месяцами и годами.
С женщинами общались. Зимовья стояли ведь не на том свете: и аборигены и аборигенки к нему подходили, и промышленные люди могли доставлять гулящих жен и ясырок (женщин-рабынь из военнопленных). Да и сами служилые могли подхватить кого-то с собой по дороге в зимовье, и жен и ясырок с собой туда брать. С разрешения служилых в зимовье все такие контакты были доступны и аманатам. Свиданиям аманатов с родными, женами, соплеменниками и т.д. в норме не препятствовали - аманатов держали не в тюрьме. Следует добавить, что служилые и промышленные люди юкагирок охотно брали во временные или постоянные сожительницы, а при крещении последних - и в жены, не говоря о получении женщин после боевых столкновений со стойбищами или налетов на них в ясырки (или покупки и угона уже имеющихся ясырок у их хозяев - русских или аборигенов). Правда, столкновения со стойбищами в юкагирских землях у служилых были очень редки - обычно все решалось в полевых сражениях вдали от стойбищ или в схватках при зимовьях, тоже вдали от стойбищ. Потери при этом были очень небольшими. А вот промышленные люди (как и служилые, но уже вне боя) иной раз беззаконным образом совершали налеты на юкагирские стойбища, угоняя имущество, а иногда и людей. Жалобы и расследования по таким вопросам сохранились в архиве Якутской приказной избы.
В общем, жили.
I. Экспозиция.
Прокопий Иванович Краснояр был енисейским казаком и к концу 1630-х гг. - пятидесятником в подчинении Ленского (Якутского) разряда, в 1638 г. выделенного из Томского разряда. Ленский разряд простирался от Илима и водораздела Лены и Енисея до.. - а куда дойдет, вплоть до Охотского моря и Берингова пролива. На этом огромном пространстве обитало около 100 тысяч аборигенов. Якутский воевода, глава разряда, располагал для контроля и покорения всех этих пространств примерно 500-700 служилыми людьми и несколькими сотнями добровольцев, готовых примкнуть к тому или иному предприятию. В отличие от испанских войн со всякими там инками, которых своя же власть обработала так, что горстка испанцев могла отбиться от десятков тысяч противников и даже гонять их, войны на Северо-Востоке напоминали скорее борьбу тех же испанцев с арауканами - и если имели несравненно больший успех (исключая войны с чукчами, которые и кончились тем же, чем борьба испанцев с арауканами), то по причине на порядок меньшей численности и плотности заселения аборигенов Сибири, а также их образа жизни: арауканов было около 800 тысяч, они знали земледелие и животноводство и с конца 16 века имели кавалерию. В Якутском разряде кавалерия была только у русских и якутов, огнестрельное оружие - только у русских, металлические доспехи в достаточном количестве - только у русских, а у юкагиров и само оружие было в основном каменным и костяным и жили оно в основном охотой и собирательством.
Юкагирский вождь Уянда, примерный ровесник Прокопия Краснояра, был - правда, прежде чем это сказать, надо пояснить, что вообще творилось на Индигирке в начале XVII века.
Юкагиры и три большие юкагирские конфедерации ок. 1630 г.
Прямым шрифтом надписаны названия юкагирских племен, курсивом - неюкагирских
Конфедерации: янгинско-шоромбойская, олюбенско-алайская и когимско-омокско-лавренско-ходынская - обозначены контурами. Территория каждого из входящих в них племен выделена цветом.
1 - район кочевья верховного вождя янга по реке Юнгонда (ныне Уяндина)
2 - центр (место съездов) когимско-омокско-лавренско-ходынской конфедерации близ устья р. Чахадэн (ныне Ясачная)
Жили там тогда юкагиры разных племен и двух наречий - североюкагирского и южноюкагирского. Эти наречия разошлись еще в конце II тыс. до н.э., и ко временам Краснояра разница между ними давно была такая, что понимать друг друга без перевода или выучивания другого языка их носители не могли. Но они без всякого труда учили языки друг друга и потому друг друга понимали (в этих краях люди вообще полиглоты, многие юкагиры конца 19 века знали разом по-якутски, по-эвенски и по-русски). Кроме того, они все прекрасно помнили, что все они - люди одной общности, юкагиры. Собственно, выражаться так не совсем верно: слово "юкагиры" - тунгусское обозначение этого народа, усвоенное русскими. Сами себя юкагиры испокон веков именовали "вадулы" (могучие), только на североюкагирском языке это слово так и осталось звучать "вадул", а на южноюкагирском изменилось в "одул". При этом, повторюсь, и вадулы, и одулы считали, что они - один народ. Это стоит отметить, потому что со времен, когда они еще были общностью одного языка, к описываемому моменту прошло ни много ни мало две с лишним тысячи лет.
Основной юкагирской ячейкой была группа совместно кочующих семей, она же род. Несколько таких родов объединялись в территориальную ассоциацию - субплемя, несколько таких ассоциаций - в ассоциацию еще большего размера, племя. Некоторые племена вдобавок организовывали конфедерации. Главу рода называли на североюкагирском, видимо, лэмльэ ("распорядитель"), на южноюкагирском - лигэйэ шоромох ("старшой муж"). Вождей субплемен и племен именовали "анидьэ" ("силу имущий"), что в североюкагирском дало "алдьэ". При этом верховных вождей, над которыми уже никого не было, именовали "великими алдьэ" - чамадалдьэ (на южноюкагирском, возможно - "солнечными анидьэ"). Русские тексты называют вождей субплемен и племен "князцами", при этом верховного вождя всего племени часто выделяют под названием "лутчей князец".
Вождей своих юкагиры очень уважали, и потому с ними особенно надежно срабатывал метод Кортеса - Монтесумы: если юкагирского вождя или его ближайшего родственника захватывали в аманаты, то все его племя или значительная его часть начинало платить ясак, чтобы аманата содержали хорошо. Впрочем, даже если брали в аманаты не столь значительных людей, их роды делали то же самое. А вот с чукчами этот метод не срабатывал: у них не было вождей, "суверенной" единицей у чукчей была то одна семья, то свободная ассоциация нескольких семей, а уж если чукчу захватывали в аманаты, то остальные просто списывали его со счета, не желая, так сказать, "вступать в переговоры с террористами".
Зато все остальные методы, кроме аманатского, с юкагирами работали очень слабо, в силу их крайнего упорства в отстаивании своей независимости. Поэтому аманатов с них брали больше, чем со всех остальных: во второй половине 17 века, когда покорены были все юкагиры, - а всех их было от Лены до Анадыря 4500 - 5000 человек (охотничье-собирательское хозяйство существенно бОльшей нагрузки не позволяло, к скотоводству юкагиры переходили крайне мало и неохотно по ритуальным соображениям, так что им приходилось регулировать численность. Легального инфантицида новорожденных по усмотрению родителей - обычного первобытного, да и греко-римского метода контроля рождаемости, - они не практиковали, а прибегали к мерам предохранения) - одновременно в каждый момент в аманатах держали около 70 юкагиров - примерно 6 процентов всего взрослого мужского населения.
Действенность аманатского метода, как это ни парадоксально, избавила юкагиров от заметных людских потерь в войнах с пришельцами: если можно, взяв в плен нескольких человек, обеспечить на достаточно долгое время покорность целого племени, то как на такой почве обычно вырасти кровопролитию? Не то было с чукчами, коряками и ительменами: их аманатством было не покорить, они раз за разом восставали, их поселения раз за разом брали с боем и разоряли с истреблением части населения, отчего процент потерь населения при русском завоевании у этих народов был несопоставим с потерями юкагиров. Юкагиры сами понесли к концу XVII в. потери чудовищные - но не от боев, а от эпидемий оспы, занесенной пришельцами (от оспы у пришельцев был хоть какой-то иммунитет, у юкагиров, никогда с ней не сталкивавшихся - никакого).
К 1630-м гг. на Индигирке и Алазее было четыре юкагирских племени в двух конфедерациях. На верхней Индигирке кочевали шоромба (дословно - "люд", от южноюкагирского "шоромо" - человек, мужчина, т.е. одульское племя), на средней - янга ("березовые" люди, от североюкагирского "йанг" - береза, т.е. вадульское племя). Разность языков не мешала им держать устойчивую конфедерацию. Возглавлял ее верховный вождь янгинцев - стало быть, великий алдьэ, - Уянда. Участком кочевания его собственного рода был бассейн реки Юнгонды, притока Индигирки. Сейчас эта река именуется Уяндиной - в 17 веке русские дали ей такое имя по Уяндинскому зимовью (укреплению), а зимовью - по тому самому вождю Уянде. Шоромбоев было около 350 человек, янгинцев - около 450. Их конфедерация могла выставить примерно 200 воинов (при полном напряжении сил, с привлечением подростков и пожилых - раза в полтора больше. Ниже такие числа обычно не приводятся). Верховным вождем шоромба был, возможно, Полева.
К северу, на нижней Индигирке, держалось племя олибен-чии (-чии = люди; по-русски - олюбенцы), а к востоку от него - знаменитое алазейское племя алайи (оба - племена североюкагирского языка). Племя алайи - единственное сохранившееся их всех перечисленных юкагирских племен; его потомки (в состав которых влились пришельцы и из других юкагирских племен) - современные носители североюкагирского языка (вадулы), с главным центром в пос. Андрюшкино. Олюбенцев было около 260, алайцев - около 480 человек. Они тоже образовывали конфедерацию и могли вместе выставить примерно 180 воинов. Главой всей конфедерации был верховный вождь алайи - Невгоча, названный брат верховного вождя олюбенцев - Бурулги.
Шоромбойско-янгинская и алайско-олюбенская конфедерации были друг с другом в самой жестокой вражде. Серьезных войн при такой вражде, кстати, избегали - даже при победе такая война подрывала бы людские ресурсы победителя. Положение было скорее таким, как то, что имело место на англо-шотландском пограничье в XV в., или между враждующими группами исландцев в X-XI вв. Взаимная вражда от этого была только больше.
К востоку от обеих этих юкагирских конфедераций лежала, кстати, еще одна - и это самое большое политическое образование во всей Восточной Сибири и на севере Дальнего Востока. Глухие предания о ней докатились до рубежа XIX-XX вв. В эту конфедерацию входило четыре юкагирских племени - ниженеколымские омоки (дословно "Народ", говорили на одном из вариантов североюкагирского языка), верхнеколымские когимэ (дословно "Вороны", говорили на южноюкагирском), омолонские лаврен-дьи (дьи = люди; лавренцы русских источников) и анюйско-анадырско-пенжинские ходэй-дьи (русск. ходынцы, досл., возможно, "Люди", от североюкагирского "кодэ-" человек. Обилие самоназваний со значением "люди, народ" удивлять не должно - это достаточно обычное дело. Вопреки фантасмагориям ученых 19-20 веков, это совсем не значит, что остальных людей носители таких самоназваний вообще не считали за людей. Самоназвание постримских бриттов - "кимры" - означает "свои, соседи", самоназвания "казахи" и "франки" - "свободные люди", самоназвание норвежцев "нордменн" - "северные люди". Это никак не значит, что бритты думали, что кроме них, на свете нет соседей и своих, франки - что они единственные независимые люди в мире, а норвежцы - что соседние лапландцы не такие северные, как они). Всего в этой колымско-анадырской конфедерации было 1700 человек, и выставить она могла свыше 400 воинов (при максимальном напряжении - до 650). Центр ее лежал в стране верхнеколымских когимэ, на реке Чахадэн (русск. Ясачная). Еще во времена Иохельсона (1890-е гг.) передавали, что в этом месте некогда был ежегодный съезд представителей нижнеколымских, омолонских, анюйских и верхнеколымских юкагиров - а это как раз названные выше четыре группировки.
Эта могущественная конфедерация никого не опасалась и поддерживала мирные и дружественные отношения с обоими взаимными врагами - и с олюбенско-алайской, и с янгинско-шоромбойской конфедерацией. Так, алазейские юкагиры ездили и к омокам, и к когимцам всякий год в гости, а шоромба поддерживали дружбу со смежными верхнеколымскими юкагирами.
Отметим, что часть когимцев сохранилась, утратив, правда, свои старшие роды - носители имени когимэ, а потому и утратив само имя когимэ; с конца 18 в. здесь доминировал род Чолгоро, досл. "Заячий" - достаточно новый род верхнеколымцев, основанный на исходе 17 века. В конце концов он вобрал в себя или соподчинил все остатки когимцев, в него влились и остатки некоторых других групп юкагиров. Сейчас эта общность - современные носители южноюкагирского языка, центром их является поселок Нелемное на верхней Колыме (очень близко от того самого места, где когда-то ежегодно съезжались представители колымско-анадырской конфедерации).
В заключение экспозиции надо сказать, что такое "ясачное зимовье" или просто "зимовье" - опорный пункт русской власти, в котором сидели служилые люди, содержались аманаты и складировалось государственное имущество ("казна государева"), включая свозимый в зимовье ясак впредь до его отправки в далекую Москву.
Самое простое зимовье - это просто деревянная большая изба с плоским верхом. С.Н. Баландин пишет: "В своем простейшем виде зимовье XVII в. представляло собой курную избу с плоской крышей, низкой дверью в срубе, волоковыми окнами. Около избы часто ставили крест. Вход в зимовье мог быть сделан и в кровле, являясь также дымовым отверстием. Такие зимовья использовались как жилища промышленными и служилыми людьми. Казачий атаман Иван Галкин в 1631 г. на р. Лене у устья р. Куты поставил «зимовье по-промышленному, одна изба с сенцы десяти человеком едва можно жити"". Изба-зимовье была разделена на жилую часть служилых и вольных обитателей зимовья и казенку, где держали аманатов. Особое отделение казенки предназначалось для ясака.
Однако нередко зимовья имели хоть какие укрепления - "нагородни" над крышей (нагородня - продолжающий стены вверх парапет в 1-1,2 метра высотой, с бойницами, за которым могли укрываться и через который могли поражать врага расположившиеся на крыше защитники). Тот же С.Н. Баландин: "Зимовье с нагороднями и входным отверстием в крыше представлялось достаточно укрепленным и недоступным при неорганизованном нападении и отсутствии у противника огнестрельного оружия".
Более мощное зимовье вместо открытой нагородни имело крытую надстройку, из которой можно было стрелять. Зимовье еще мощнее, кроме такой избы, имело при ней вдобавок сени (тоже часто с верхней надстройкой для обороны). Могли поставить и две избы с сенями между ними - тоже часто под надстройками.
Наконец, совсем могучее зимовье имело еще и стену. Стена либо образовывала линию, концами упирающуюся в саму избу и выгораживающую при ней двор, либо окружала избу сплошной линией. Главным элементом стены был частокол - "острожек" (с бойницами). Если колья стояли прямо, острожек назывался прямым, если стояли с легким наклоном вовнутрь - косым. В обоих случаях частокол подпирали изнутри насыпью или деревянными подпорками, а поверх насыпи или подпорок шел настил, на котором можно было стоять защитникам стены. Можно было делать и два настила - нижний и верхний, но это уж для серьезных острогов.
Собственно, с того момента, как к избе прибавляли стену, все это сооружение следовало именовать "острожком", а не "зимовьем". Например, "Еравинский острожок состоял из двух изб с сенями между ними. Поверх изб и сеней были сделаны нагородни с бойницами, а перед избами поставлена острожная стена. Тункинская крепостица представляла собой сооружение, составленное из двух изб под башнями и двориком между ними" - частокол между башнями, ограждавший дворик, делал это сооружение крепостицей. Тем не менее часто зимовья, превратившиеся в острожки, по старинке называли зимовьями, а то и зимовьями и острогами вперемешку.
На двух фото ниже видна современная реконструкция большого зимовья-острожка, построенная недавно на территории музея-заповедника "Томская Писаница" при деревне Усть-Писаная, в Притомье. Это жилая двухэтажная башня с печкой внутри и амбар, вписанные в тын с воротами.
А на рисунке ниже изображен уже полноценный острог - жилая трехтажная башня и еще две двухэтажные угловые, - вероятно, в одной из них амбар с казной государевой. Видны подпорки тына и пущенный по ним настил, на котором могут стоять защитники тына.
В идеальной теории аманатов должны были держать в зимовье ради того, чтобы их родичи привозили им еду, а вместе с ней и ясак. А не будут платить ясака, так и аманата служилые в зимовье не станут кормить; так чтоб он с голоду не помер, они и вынуждены будут платить ясак.
В реальности, однако, аманатов кормили сами служилые люди в зимовье, добывая корм и на себя, и на них. Если родственники аманатов не являлись и ясака не платили, служилые люди кормили аманатов все равно - чего ж людям пропадать. Только совсем уж закоснелые во зле приказчики зимовий (начальников зимовий именовали "приказчиками", то есть отдающими приказы по зимовью) морили в таких случаях голодом своих аманатов, и те умирали голодной смертью, - бывало это очень редко и рассматривалось как нечто малопристойное. Более того, обычно родичи аманатов только ясак (ну и, надо думать, то, чего с них требовали в виде беззаконных поборов) и привозили, а корм на аманатов - это уж как душа пожелает; кормили аманатов и без этого. Один чукча, по имени Апа, попал в аманаты - чукчи списали его со счетов и ясака под него не платили, по обыкновению. Не зная, что с ним делать, его просто держали и кормили, пока он не подал челобитную о том, что ясака под него все равно платить не будут, и как аманат он бесполезен, а потому просит взять его на русскую службу. Его и взяли.
Спрашивается, чего же ради при таком подходе к делу родичи аманатов вообще платили ясак, если голодом аманатов не морили все равно?
Во-первых, родичи аманатов не могли быть уверены, уж не имеют ли они дело с таким жестоким приказчиком, который как раз уморит аманатов голодом, если не платить.
Во-вторых, и в-главных: кроме сохранения жизни, есть еще очень много такого, о чем стоит беспокоиться - очень разная может быть сама жизнь. Если умереть голодной смертью аманатам нормальные служилые не давали в любом случае, то вот режим содержания аманатов в очень сильной степени зависел от того, будут ли под них платить ясак. Проведет ли твой вождь и родич год в суровом заключении на вяленой рыбе, или будет содержаться примерно так же, как живут сами служилые, - это был достаточный стимул для того, чтобы сдавать за этот год ясак.
Аборигены приходили к зимовьям не только для уплаты ясака, поднесения подарков и поборов, подкармливания родичей-аманатов и передачи им того, что бы скрасило им жизнь, но и для меновых сделок.
Кроме аборигенов и служилых людей, при зимовье могли появляться вольные промышленные люди - и наездами, и ставя временные или постоянные жилища рядом с зимовьем. Они продавали товары и служилым, и, при случае, аборигенам, причем цены и тем и другим склонны были выставлять безбожные - поскольку выбора у покупателей особо не было. Промышленные люди являлись, конечно, прежде всего добывать пушнину - до 1684 г. Московское правительство разрешало вести такую добычу частным лицам, поскольку казалось, что соболей в Сибири неисчерпаемое количество. Первым и главным юкагирским этнонимом для русских было "нохшоччо" - "соболятник" (от нохшо - соболь), - и, кстати, в середине XVII в. ясак, составлявший 2-4 соболя с охотника в год, нести было не тяжело (в отличие от дополнительных беззаконных поборов, когда они налагались, и, естественно, от беззаконных насилий и грабежей, когда они чинились служилыми и промышленниками. Именно это было в то время основным бременем, а не ясак).
Как проводили время люди в зимовье, - и служилые, и аманаты, - не считая хозяйственных работ?
Играли в шахматы (а также шашки и тавлеи), зернь (кости) и карты, хотя игра в зернь и карты нередко рассматривалась как дисциплинарное нарушение - да не дотянуться до зимовий из Якутска... Кроме того, если начальство было с понятием, то оно не то что не препятствовало игре, а само включало покупку карт и костей для зерни в казенные расходы, потребные для обеспечения личного состава. В расходной книге Туринского острога (1622-1623 гг.) в расходы включена покупка на казенные деньги карт «для государевых дел», в приходной книге того же острога значилась статья доходов «с зернового суда» и «от костей и от карт» (В.В. Шевцов, http://new.hist.asu.ru/biblio/gorsib2_1/195-200.html ) - с выигрышей положено было платить налоги, а часто игру отдавали на откуп, и налог платили за всех откупщики. Правда, никто не мешал объявлять, что данная игра была на интерес. Иной раз высшие инстанции окорачивали воевод, если те хотели локально запретить азартные игры в дисциплинарном порядке (на что в норме должны были испрашивать разрешение в Москве), и указывали, что играть можно, только чтоб без беззаконных безобразий. "Тарские воеводы в 1624 г. писали в Сибирский приказ прошение о запрещении закладных игр, из-за которых «чинится татьба и воровство великое». На что в этом же году получили из приказа ответ: «и вы бы на Таре зерновыя и всякие игры из окладу не выкладывали, для того что та игра отдана [на откуп] и откупныя деньги емлют с нея в нашу казну давно... А которые люди на Таре зернью и всякою игрою учнуть играти, и вы б над теми людьми велели дозирать, чтобы они играли смирно; и от всякого воровства и от душегубства служилых людей унимали» (В.В. Шевцов, там же).
Играли и на интерес, и на материальные ценности. Кстати, нередкое утверждение, что Соборное Уложение 1649 карало за игры в карты и зернь, неверно, - оно карало за воровство посредством карт и зерни или сопряженное с игрой в карты и зернь: "А которые воры на Москве и в городех воруют, карты и зернью играют, и проигрався воруют, ходя по улицам, людей режут, и грабят, и шапки срывают... да будет про воровство их сыщется допряма, что они зернью и карты играют, и ходя по улицам воруют, людей режут, и грабят, и шапки срывают...."
Интересно, что шахматы, шашки, тавлеи не рассматривались как азартные в отличие от карт и зерни. В 1648 г. царем Алексеем был издан общий безумный указ, запрещавший в Сибири (именно в Сибири) все на свете - шахматы, лодыги (=тавлеи), карты, зернь, бытовую магию, сквернословие, игры на гудошных инструментах - для исправление развратившхся в Сибири нравов. Воеводам поручалось довести до населения и осуществить этот запрет, а нарушителей бить батогами. Ни малейшего впечатления этот указ (инциировало который, как считают, духовенство) не произвел, конечно, даже на воевод. Из текста указа можно даже заключить, что относился он только к Сибири в узком смысле слова - Тобольскому разряду, а Томский разряд и Ленский (Якутский) разряд даже формально остались в стороне от этой нравственно-попечительной меры.
Шахматы и игральные кости для зерни до сих пор находят при раскопках в сибирских острогах 17 века. Нет сомнения, что аманаты в зимовьях очень быстро перенимали эти игры.
Песни пели и истории рассказывали. Судя по тому, что русские колонисты и якуты под влиянием юкагирской лирики создали жанр любовной песни, который русские называли "андыльщиной" (от юкагирского "адил", юноша - дословно, то есть, "песни юкагирских юношей"), интерес юкагирские песни и истории у русских пришельцев вызывали, да и трудно было бы аманатам и служилым воздержаться от общения, сидя в одной избе месяцами и годами.
С женщинами общались. Зимовья стояли ведь не на том свете: и аборигены и аборигенки к нему подходили, и промышленные люди могли доставлять гулящих жен и ясырок (женщин-рабынь из военнопленных). Да и сами служилые могли подхватить кого-то с собой по дороге в зимовье, и жен и ясырок с собой туда брать. С разрешения служилых в зимовье все такие контакты были доступны и аманатам. Свиданиям аманатов с родными, женами, соплеменниками и т.д. в норме не препятствовали - аманатов держали не в тюрьме. Следует добавить, что служилые и промышленные люди юкагирок охотно брали во временные или постоянные сожительницы, а при крещении последних - и в жены, не говоря о получении женщин после боевых столкновений со стойбищами или налетов на них в ясырки (или покупки и угона уже имеющихся ясырок у их хозяев - русских или аборигенов). Правда, столкновения со стойбищами в юкагирских землях у служилых были очень редки - обычно все решалось в полевых сражениях вдали от стойбищ или в схватках при зимовьях, тоже вдали от стойбищ. Потери при этом были очень небольшими. А вот промышленные люди (как и служилые, но уже вне боя) иной раз беззаконным образом совершали налеты на юкагирские стойбища, угоняя имущество, а иногда и людей. Жалобы и расследования по таким вопросам сохранились в архиве Якутской приказной избы.
В общем, жили.